Глава 52.

Привязав лошадь, Дженнсен дрожащей рукой погладила Расти по щеке, постояла, прижавшись лицом к морде лошади.

— Веди себя хорошо, пока я не вернусь, — прошептала она.

В ответ на эти тихие слова Расти заржала. Дженнсен нравилось думать, что лошадь понимает её слова. Она была твёрдо уверена, что мохнатый четвероногий друг понимает каждое её слово.

Как и Бетти, которая всегда поднимала голову и болтала торчащим кверху хвостиком, когда Дженнсен поверяла ей свои переживания и страхи.

Девушка вглядывалась в тёмные ветви деревьев, раскачивающиеся в смутном свете полной луны, окутанной дымчатой вуалью лёгких облаков, молчаливых свидетелей ночи.

— Ты идёшь?

— Да, сестра Мердинта.

— Тогда поспеши. Тебя ждут.

Дженнсен последовала за Мердинтой. Поросшая мхом земля была покрыта слоем сухих дубовых листьев и веток. Тут и там из суглинистой почвы выступали корни деревьев, создавая удобные ступеньки для подъёма.

На вершине холма располагалась удобная площадка. Сестра в своём тёмно-сером платье, пробиравшаяся сквозь заросли густого кустарника, была практически невидимой. Глядя на ширококостную женщину, Дженнсен поражалась грации её движений.

Голос продолжал молчать. В беспокойное время, такое, как сейчас, голос имел обыкновение нашёптывать ей. А теперь молчал.

Дженнсен всегда мечтала, чтобы он оставил её в покое. Но теперь она осознала, какой пугающей может быть тишина.

Свет от полной луны, которую слегка загораживали облака, освещал лес достаточно ярко. Дженнсен видела пар от своего дыхания, повисающий в холодном воздухе.

Она шла вслед за сестрой меж широких еловых лап и веток бальзамина. В лесу девушка всегда чувствовала себя, как дома. Однако, сейчас ей было не совсем уютно. Дженнсен предпочла бы остаться в одиночестве, чем шагать за этой суровой женщиной.

Даже после того, как Дженнсен дала ей обещание, которое могло спасти жизнь Себастьяна, сестра продолжала придерживаться в своём поведении чувства тупого превосходства, лишённого всякой терпимости. Пока девушке было ясно одно: Мердинта руководит и этим всё сказано.

Однако, слово она держала. Стоило Дженнсен дать клятву и Мердинта немедленно послала сестёр спасать жизнь Себастьяна. Пока те проводили соответствующую подготовку, Дженнсен позволили взглянуть на друга, чтобы она воочию убедилась, что делается всё возможное.

Прежде чем уйти, девушка наклонилась и нежно поцеловала его, провела рукой по светлым прядям волос и прикоснулась губами к закрытым небесно-голубым глазам. Она шептала молитвы, обращённые к матери и добрым духам, чтобы те помогли ему.

Сестра Мердинта не торопила, однако, в конце концов, её терпение лопнуло и она оттащила Дженнсен от больного, прошептав, что сёстрам давно пора начать работу.

На обратном пути девушке разрешили заглянуть в личные покои императора. Она увидела четырёх сестёр, склонившихся над его раненой ногой. Император был без сознания. Целительницы лихорадочно работали.

Похоже, они и сами ощущали страдание иногда хватаясь за голову, словно в приступе мучительной боли. Дженнсен и не подозревала, пока не увидела эту четвёрку и не услышала объяснений сестры Мердинты, насколько тяжёлым может быть целительство...

Дженнсен отодвинула с дороги ветку бальзамина. Они с сестрой всё дальше углублялись в чащу леса.

— Зачем мы уходим так далеко от лагеря? — прошептала Дженнсен. Казалось, они находились в пути уже несколько часов.

Сестра Мердинта обернулась, будто удивляясь бессмысленности вопроса и хвост, в который были собраны её волосы, хлестнул по плечу.

— Мы должны быть без посторонних, чтобы совершить задуманное.

Дженнсен хотелось спросить, что они будут делать, но она знала, что сестра ничего не скажет. Женщина не отвечала на конкретные вопросы, она считала: раз Дженнсен дала слово, то должна выполнять все пункты соглашения, пока дело не придёт к завершению.

Поэтому девушка думала о том, как они с выздоровевшим Себастьяном отправятся на рассвете в путь. И опять будет жизнь вдали от дорог, населённых пунктов, людей. Вдали от ухмыляющихся солдат Имперского Ордена...

Она знала, что солдаты делают невозможное, сражаясь с войсками лорда Рала, но, тем не менее, с трудом выносила их общество. Порой у неё просто мурашки по спине ползали. Среди солдат Дженнсен ощущала себя ланью, которую загнала стая волков.

Но, как бы ни пыталась она облечь свои чувства в слова, Себастьян понять её так и не смог. Мужчина не способен понять, что ощущает женщина, когда её разглядывают. Как ему объяснить, насколько это страшно, когда тебя рассматривают солдаты — с похотливыми ухмылками и дикими глазами?..

Если она всё сделает так, как сказала сестра Мердинта, то утром они с Себастьяном отправятся в путь. Какую бы помощь ни собирались оказать сёстры, они убедили её: надо убить Ричарда Рала.

И теперь Дженнсен беспокоилась лишь об этом. Её жизнь будет принадлежать только ей. И даже если ей не придётся распоряжаться собственной судьбой, по крайней мере, она освободит мир от палача.

Они оставили лошадей в дубовой роще. Деревья ещё: не обрели листву и лес выглядел прозрачным. Однако, направились они в самую гущу — в заросли бальзаминов, елей и сосен. У многих деревьев ветви склонялись до самой земли.

Большую часть жизни девушка провела среди лесов. Она могла идти даже по следу бурундука. Сестра Мердинта шагала впереди с уверенностью человека, точно знающего дорогу, однако, здесь явно не было тропы. На земле лежал обычный лесной ковёр и не было заметно, чтобы кто-то оставил на нём след.

Ни одна веточка не была потревожена, сухие листья лежали нетронутыми, на мягкий лишайник не ступала нога человека. Судя по этому, сестра вела её в нехоженый лес, не имея определённой цели или направления. Однако, действия её были обдуманными и она определённо шла по известному ей маршруту.

А потом ветер донёс до Дженнсен слабые звуки. Впереди сквозь ветви деревьев показался огонёк. В студёном воздухе разнёсся тошнотворный запах чего-то гниющего.

Вскоре Дженнсен начала разбирать отдельные голоса, объединённые низким, ритмичным, гортанным пением. Она не понимала слов, но они отдавались глубоко в её груди. Этот необычный ритм казался ей мучительно знакомым.

Даже не разбирая отдельных слов, девушка начала понимать, что этот напев очень соответствует омерзительному запаху, разносящемуся по воздуху. От этих слов, таких навязчиво интимных, у Дженнсен свело судорогой желудок.

Сестра Мердинта остановилась и обернулась, чтобы удостовериться, в порядке ли её подопечная.

Дженнсен обратила внимание, как неяркий лунный свет отражается от кольца, продетого сквозь нижнюю губу её спутницы, — такое носили все сёстры. Девушка чувствовала отвращение к этому обычаю, хотя этим они подчеркивали свою преданность императору.

Мердинта придержала ветку бальзамина, загораживающую дорогу, освобождая путь. От напевных звуков сердце Дженнсен бешено колотилось. Сквозь просвет между ветвями деревьев виднелась поляна, а над ней — открытое небо, с которого лился лунный свет.

Дженнсен взглянула в строгое и неумолимое лицо сестры и двинулась по направлению к поляне. Перед ней широким кругом были расставлены свечи. Они стояли так близко, что создавалось впечатление огненного круга, созданного для защиты от демонов.

Внутри него был нарисован чем-то вроде белого песка ещё один круг, мерцающий в свете луны. А в нём всё тем же белым песком были изображены непонятные геометрические фигуры.

В круге из сверкающего песка сидело семь женщин. Одно место пустовало и не было сомнений, что оно предназначалось для сестры Мердинты. Женщины, закрыв глаза, забормотали что-то на непонятном языке и лунный свет играл на кольцах в их губах.

— Ты должна сесть в середину круга, — тихо произнесла сестра Мердинта. — И оставь здесь свою одежду.

Дженнсен удивлённо взглянула в её безжалостные глаза:

— Зачем?

— Снимай одежду и садись в центре круга лицом к пустому месту.

Этот приказ прозвучал так холодно и значимо, что Дженнсен поняла: у нее нет выбора, остается подчиниться. Сестра взяла у неё плащ, спокойно наблюдая за происходящим.

После того, как скользнуло на землю платье, Дженнсен обхватила руками плечи, пытаясь унять родившуюся дрожь. По всему телу побежали мурашки. Зубы стучали, но не от холода. Однако, сёстры смотрели на Дженнсен спокойно и она подавила отвращение и быстро сбросила нижнюю одежду.

Сестра Мердинта ткнула её пальцем в обнажённую спину:

— Ступай!

— Что я здесь делаю? — Голос Дженнсен прозвучал неожиданно властно.

Сестра Мердинта некоторое время обдумывала ответ:

— Ты собираешься убить Ричарда Рала. Чтобы помочь тебе, придётся нарушить завесу преисподней.

Дженнсен замотала головой:

— Нет! Я не стану делать ничего подобного.

— Каждый это делает. Когда умираешь, пересекаешь эту завесу. Смерть — это часть жизни. Тебе требуется помощь, чтобы ты смогла убить лорда Рала. И мы собираемся оказать тебе её.

— Но преисподняя — это мир смерти. Я не могу...

— Можешь! И хочешь! Ты дала нам слово. Если ты этого не сделаешь, то лорд Рал ещё много лет будет продолжать свои преступления. Или ты это сделаешь или кровь его жертв ляжет на твои руки. Твой отказ приведёт к смерти множества людей.

Ты, Дженнсен Рал, окажешь помощь своему брату. Ты, Дженнсен Рал, откроешь двери смерти и позволишь этим людям умереть. Ты, Дженнсен Рал, окажешься сторонником Владетеля. Мы просим тебя найти в себе мужество, отбросив всё, повернуться к смерти, взамен получив Ричарда Рала.

Дженнсен дрожала, слёзы текли по её лицу. Она опять боялась делать страшный выбор, предложенный сестрой Мердинтой. Дженнсен молилась матери, прося совета, но в ответ не последовало ни единого знака. Даже голос затих.

И Дженнсен перешагнула через свечи. Она должна это сделать. Она должна покончить с Ричардом Ралом.

К счастью, там, где ей следовало стоять, было достаточно темно. Дженнсен чувствовала унижение, находясь нагой среди незнакомых — пусть здесь и были одни женщины, — но это был наименьший из её страхов.

Вступив в круг из мерцающего белого песка, она почувствовала ужасающий холод и двинулась к центру, дрожа и трясясь.

В центре круга было Милосердие, нарисованное всё тем же белым песком, мерцающим в лунном свете. Девушка остановилась, глядя на символ, который тысячи раз рисовала сама, хотя её рукой никогда и не управлял дар.

— Садись, — прозвучал голос сестры Мердинты.

Дженнсен начала задыхаться. Мердинта возникла прямо за её спиной. Нажала девушке на плечи и та опустилась, скрестив ноги в центре Милосердия. Теперь ей стало понятно: сёстры сидели на семи лучах восьмиконечной звезды. Восьмой луч, как раз напротив Дженнсен, оставался свободным.

Сёстры Света снова начали своё негромкое песнопение.

В лесу было темно и мрачно. Деревья, покачиваясь от ветра, стучали ветвями, будто костями мёртвых, к которым, похоже и взывали сёстры.

Сестра Мердинта, вместо того чтобы сесть на свободное место, оставленное в круге, продолжала стоять у Дженнсен за спиной.

Неожиданно пение оборвалось и Мердинта начала произносить странные короткие слова на непонятном языке.

В длинной, певучей речи сестра Мердинта выделяла слово «грушдева» и, вытянув руку, посыпала порошком голову Дженнсен. Каждый раз порошок сгорал с ревущим свистом, заставляя девушку подпрыгивать. Вспышки света на мгновение выхватывали сестёр из чёрного мрака.

И при каждой вспышке все семь сестер говорили в один голос:

— Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht.

He только они произносили эти слова. Дженнсен чувствовала, что и голос в её голове произносит их вместе с сёстрами. Голос вернулся и это одновременно пугало и успокаивало девушку. Её всегда снедало беспокойство, когда голос затихал и наступала невыносимая тишина.

— Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht...

Слова убаюкивали и успокаивали Дженнсен. Она вспоминала о том, что привело её в это странное место, об ужасах своей прежней жизни, когда в шесть лет ей пришлось вместе с матерью покинуть Народный Дворец. О тех годах, когда лорд Рал шёл по пятам и они постоянно убегали, спасая свои жизни.

О той ужасной ночи, когда люди лорда Рала появились у них в доме. Слёзы хлынули из глаз при этом воспоминании. Она вновь переживала ту ночь. Геройское поведение Себастьяна, спасшего её... Последние слова матери... И как пришлось оставить маму на полу в луже крови и бежать, бежать, бежать... Дженнсен рыдала испытывая смертельную тоску по всему этому.

— Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht...

Дженнсен всхлипнула. Она скучала по маме. Было страшно за Себастьяна. Она была такой одинокой в этом мире. Видела столько смертей. Ей так хотелось, чтобы это, наконец, закончилось. Так хотелось всё это остановить.

— Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht...

Подняв глаза, сквозь слёзы, она увидела, что перед нею сидит кто-то темный — на том самом месте, которое прежде пустовало. Его глаза горели, как свечи. Дженнсен смотрела в них, будто глядя в тот голос.

— Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht, — сказал сидящий перед нею в унисон с находящимся у неё в голове голосом. — Открой себя, Дженнсен. Откройся мне, Дженнсен.

Дженнсен не могла ни двинуться, ни отвести глаза. Это был голос, но не только у неё в голове. Теперь он сидел перед ней.

Сестра Мердинта, стоя за спиной, бросила ещё щепотку порошка. И когда он загорелся, девушка узнала человека с горящими глазами. Это была её мать.

— Дженнсен, — нежно сказала она. — Surangie.

— Что? — всхлипнула ошеломлённая девушка.

— Сдавайся.

Слёзы полились неудержимым потоком.

— Мама... мама!..

Дженнсен начала вставать, чтобы подойти к матери, но сестра Мердинта нажала ей на плечи, приказывая оставаться на месте.

Языки пламени вспыхнули и исчезли и когда свет померк, мать растворилась в темноте, а перед девушкой снова было нечто со светящимися во мраке глазами.

— Grushdeva du kalt misht, — гремел голос.

— Что? — рыдала Дженнсен.

— Месть съедает меня, — перевел рокочущий голос. — Сдавайся, Дженнсен и месть будет твоя.

— Да! — безутешно прорыдала Дженнсен. — Да! Я сдаюсь мести.

Нечто улыбнулось, будто открывая дверь в преисподнюю.

Нечто поднялось колыхающейся тенью и склонилось над Дженнсен. Лунный свет играл на его мускулах. Очень похожее на кота, улыбающееся, нечто показывало клыки, от вида которых останавливалось сердце.

Дженнсен не знала, что делать. Она страстно желала, чтобы всё закончилось. Казалось, она больше не вынесет... Но Дженнсен хотелось убить Ричарда Рала. Девушка жаждала мести.

Нечто стояло прямо перед нею играя мышцами, находясь одновременно и в этом мире и в другом.

Наконец, Дженнсен увидела, что позади этого нечто, за кольцами из сестёр, мерцающего песка и свечей появляются из лесной чащи огромные тени — существа на четырёх ногах.

Их были сотни, их глаза жёлтым огнём горели в темноте, из ноздрей вырывались клубы дыма. Они выглядели пришельцами из другого мира, но полностью находились в этом.

— Дженнсен! — Нечто всё ниже наклонялось к девушке. — Дженнсен! — Его улыбка была как у императора Джеганя.

— Что?.. — шептала она сквозь слёзы. — Что там такое?

— Это псы мести, — сказал голос. — Обними меня и я освобожу их.

— Что? — воскликнула она, широко раскрыв глаза.

— Отдайся мне, Дженнсен. Обними меня и я освобожу псов во имя тебя.

Дженнсен отпрянула от привидения. Она едва дышала. Из горла привидения исходил тихий звук, похожий на мурлыкающий рокот, оно снова приближалось к ней, заглядывало в глаза.

Девушка пыталась вспомнить одно слово, маленькое словечко. Оно точно было где-то у неё в памяти, но при взгляде в эти горящие глаза нить воспоминаний ускользала. Казалось, её разум замерз. Ей недоставало одного лишь слова, но в памяти его было не отыскать.

— Grushdeva du kalt misht, — гортанно ворковал голос и слова отдавались эхом. — Месть съедает меня.

— Месть, — только и прошептала в ответ Дженнсен.

— Открой себя, откройся мне. Сдавайся. Отомсти за мать.

Призрак поднёс длинный палец к её лицу и она почувствовала, где находится Ричард Рал — будто возникла связь, при помощи которой она могла знать, где он. На юге. Далеко на юге. Теперь она сможет найти его.

— Обними меня, — дышал голос в дюйме от её лица.

Дженнсен лежала на спине. Осознание этого удивило и взволновало её. Девушка не помнила, чтобы она ложилась на спину. Она словно наблюдала за кем-то другим, кто сделал это. И тут она обнаружила, что нечто, олицетворявшее голос, уже встает на колени между её широко раздвинутых ног.

— Откажись от своей воли, Дженнсен, — ворковал голос. — Откажись от своей плоти и я освобожу псов и помогу убить Ричарда Рала.

Всё было обещано. И она... тоже обещана?

— Я... Я... — заикалась она, а слёзы ручьем лились из глаз.

— Обними меня и месть твоя. Ты сможешь убить Ричарда Рала. Обними меня. Откажись от своей плоти. И от своей воли.

Но она была Дженнсен Рал. И плоть и воля — её. И жизнь — тоже её.

— Нет.

Сёстры в кругу взвизгнули от внезапной боли И, зажав уши, завыли подобно собакам.

Мерцающие глаза уставились на Дженнсен. На лице призрака вновь заиграла улыбка и он присвистнул, обнажив влажные клыки.

— Сдавайся, Дженнсен! — громко и властно рокотал голос и девушке показалось, что он может стереть её с лица земли. — Откажись от своей плоти, откажись от своей волю. И ты получишь месть. Ты получишь Ричарда Рала.

— Нет, — ответила она, отшатываясь назад. — Нет! Я откажусь от своей плоти и воли, если такова цена за избавление мира жизни от преступного ублюдка Ричарда Рала. Но я не сделаю этого, пока ты не отдашь мне его.

— Сделка? — присвистнул голос. Огонь в глазах стал красным. — Ты смеешь торговаться со мной?

— Такова моя цена. Освободи своих псов. Помоги мне убить Ричарда Рала. Когда я отомщу, я отдамся тебе.

Нечто улыбнулось улыбкой, напоминающей ночные кошмары.

Длинный тонкий язык змеёй прошёлся по телу, от промежности до грудей — жутким интимным посулом, — заставив девушку содрогнуться всем существом.

— Сделка заключена, Дженнсен Рал.