Глава 19. Джеми проснулся с первыми лучами солнца

 

Джеми проснулся с первыми лучами солнца. Он посмотрел на свои руки — это были человече­ские руки. Он вздохнул с глубоким облегчением. Глянул на тело — человеческое. Он — снова чело­век. Какое счастье! Значит, старуха все-таки сол­гала. Ведь Шепот Ветра видела его, а он все-таки остался человеком.

Джеми радостно вскочил. И тут же запах кро­ви ударил в ноздри. Он резко обернулся. Шепот Ветра!

Она смотрела на него ничего не видящими гла­зами. Вместо горла зияла огромная рваная рана.

Джеми зажал обеими руками рот, чтобы не за­кричать, и со стоном упал на колени рядом с без­жизненным телом. Он схватил ее в свои объятия.

— Шепот Ветра, о, Шепот Ветра... Я любил те­бя. Я не хотел этого. Но ты не оставила мне выбо­ра, ты хотела все рассказать Бегущему Лосю. Он убил бы меня...

Джеми молча поднялся.

Когда он вошел в деревню с мертвой на руках, женщины, бросив свои обычные занятия, испу­ганно окружили его. Он мягко положил тело у порога своей хижины.

— Она вышла из дому поздно вечером и не вер­нулась. Похоже, на нее напал волк.

Одна из женщин подошла ближе и положила руку ему на плечо.

— Мы все сделаем. Иди, отдохни.

Джеми послушно кивнул и вдруг увидел Древ­нюю Женщину. Та стояла у порога своей хижины и понимающе смотрела на него с жестокой усмеш­кой. Он торопливо отвернулся и вошел в дом. Затем упал на одеяло, сотканное Шепотом Ветра, и провалился в сон.

Джеми проснулся на закате. Протирая глаза, вышел на улицу. В деревне стояла тишина. Тело Шепота Ветра исчезло. Зато у входа в свою хижи­ну сидела Древняя Женщина. При виде Джеми она поднялась и поманила его за собой. Он сжался, испытывая страстное желание скрыться. Но сила ее была велика.

Он покорно направился к ней и вошел в ее дом.

— Почему ты не пришел ко мне прошлой но­чью? — спросила она, зло сверкнув черными гла­зами.

— Я был слишком занят, — огрызнулся он. — Убивал собственную жену. Ты солгала, — он вы­тянул руку. — Шепот Ветра видела меня, но я не остался волком.

— Шепот Ветра никогда не любила тебя.

— Она любила, я знаю, — настаивал Джеми.

— Она любила только потому, что я околдовала ее. А это не настоящая любовь. От настоящей любви не скроешься, — продолжила старуха. — Она видит тебя насквозь. Ни боль, ни горе, ни время не разрушат ее. Настоящая любовь оставляет свой след в душе навсегда. А любовь Шепота Ветра не была настоящей, я просто околдовала ее.

— Околдовала! — произнес он с горечью. — Ты превратила меня в зверя!

— Я дала тебе власть.

«Да, она дала мне власть...»

Не говоря больше ни слова, Джеми выбрался из хижины и побежал. Он бежал очень тихо, не оста­вляя следов. Быстро. Далеко.

Добежав до края обрыва, он, наконец, остано­вился, чтобы перевести дух. Тяжело дыша, он под­нял голову и увидел луну. Прекрасный серебря­ный диск, который стал его врагом.

 

За решёткой

 

Врагом! Луна стала его самым ненавистным врагом.

Он ходил по клетке. Шесть шагов в одну сторо­ну, шесть шагов — в другую.

Воспоминания шли за ним след в след.

Он ушел от шауни. Он больше не мог жить с ни­ми. Все напоминало ему о Шепоте Ветра и о том, что с нею стало. Он жил в лесу. И каждое полнолу­ние превращался в волка. Рвал зубами сырое мя­со, пил горячую кровь.

Скрывался и выслеживал. Убивал без жалости — слабых и маленьких, сильных и больших.

Ему хотелось обвинить во всем Древнюю Жен­щину. Но он понимал, что она искала товарища, кого-то, с кем можно было разделить свою ужас­ную тайну. На самом деле во всем был виноват Люсьен Гуд, который пытался отнять у Файров за­пасы еды и воду. Он был виновен в смерти матери. Из-за него отец сошел с ума и погиб. Из-за него тогда переселенцы покинули их с отцом — ведь он убедил всех, что Файры прокляты. Если бы не Люсьен, Джеми никогда не был бы похищен ин­дейцами шауни. Не встретил бы Древнюю Жен­щину. Не стал бы волком. Он отомстит Люсьену Гуду и всей его семье. Он ненавидел их всеми сила­ми своей пропащей души. Он жил только для того, чтобы отомстить.

Три года он искал Гудов. За это время волосы его поседели — стали похожи на волчью шерсть. Глаза сузились.

Казалось, что с каждым превращением в нем появлялось все больше волчьих черт. Появлялось и не исчезало, а оставалось навсегда.

И вот, однажды ночью, в полнолуние, когда он обследовал очередную долину, в ноздри его ударил знакомый, долгожданный запах. Запах Люсьена Гуда.