Такую дичь, что у бога просишь опять столбняка.
Правдин. По крайней мере, сударыня, вы не можете жаловаться на злой Его нрав. Он смирен... Г-жа Простакова. Как теленок, мой батюшка, оттого-то у нас в доме все и избаловано. Ведь у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, Чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра До вечера, как за язык повешена, рук не покладываю: то бранюсь, то Дерусь; тем и дом держится, мой батюшка! Правдин (в сторону). Скоро будет он держаться иным образом. Митрофан. И сегодня матушка все утро изволила провозиться с холопями. Г-жа Простакова (к Софье). Убирала покои для твоего любезного дядюшки. Умираю, хочу видеть этого почтенного старичка. Я об нем много Наслышалась. И злодеи его говорят только, что он немножечко угрюм, а Такой-де преразумный, да коли-де уж кого и полюбит, так прямо полюбит. Правдин. А кого он не возлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам Имею честь знать вашего дядюшку. А сверх того от многих слышал об нем То, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в Нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. От Роду язык его не говорил "да", когда душа его чувствовала "нет". Софья. Зато и счастье свое должен он был доставать трудами. Г-жа Простакова. Милость божия к нам, что удалось. Ничего так не Желаю, как отеческой его милости к Митрофанушке. Софьюшка, душа моя! Не изволишь ли посмотреть дядюшкиной комнаты? Софья отходит. Г-жа Простакова. Опять зазевался, мой батюшка; да изволь, сударь, Проводить ее. Ноги-то не отнялись. Простаков (отходя). Не отнялись, да подкосились. Г-жа Простакова (к гостям). Одна моя забота, одна моя отрада - Митрофанушка. Мой век проходит. Его готовлю в люди. Здесь появляются Кутейкин с часословом, а Цыфиркин с аспидной доскою и Грифелем. Оба они знаками, спрашивают Еремеевну: входить ли? Она их манит, а Митрофан отмахивает. Г-жа Простакова (не видя их, продолжает). Авось-либо господь милостив, И счастье на роду ему написано. Правдин. Оглянитесь, сударыня, что за вами делается! Г-жа Простакова. А! Это, батюшка, Митрофанушкины учители, Сидорыч Кутейкин... Еремеевна. И Пафнутьич Цыфиркин. Митрофан (в сторону). Пострел их побери и с Еремеевной. Кутейкин. Дому владыке мир и многая лета с чады и домочадцы. Цыфиркин. Желаем вашему благородию здравствовать сто лет, да двадцать, Да еще пятнадцать, несчетны годы. Милон. Ба! Это наш брат служивый! Откуда взялся, друг мой? Цыфиркин. Был гарнизонный, ваше благородие! А ныне пошел в чистую.* Милон. Чем же ты питаешься? Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, Так питаюсь в городе около приказных служителей** у счетных дел. Не Всякому открыл господь науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает то Счетец поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно жить не Люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий год над ломаными*** бьемся, да что-то плохо клеятся; ну и то правда, Человек на человека не приходит. В отставку от службы. Чиновников. Над дробями. Г-жа Простакова. Что? Что ты это, Пафнутьич, врешь? Я не вслушалась. Цыфиркин. Так. Я его благородию докладывал, что в иного пня в десять Лет не вдолбишь того, что другой ловит на полете. Правдин (к Кутейкину). А ты, господин Кутейкин, не из ученых ли? Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии.* Ходил до риторики,** да богу изволившу, назад воротился. Подавал в Консисторию*** челобитье****, в котором прописал: "Такой-то-де Семинарист, из церковничьих детей, убояся бездны премудрости, просит От нее об увольнении". На что и милостивая резолюция вскоре Воспоследовала, с отметкою: "Такого-то-де семинариста от всякого Учения уволить: писано бо есть, не мечите бисера пред свиниями, да не Попрут его ногами". Епархия - церковно-административный округ. ** Классы в семинариях назывались по имени основных предметов, Изучавшихся на данной ступени курса: риторика, философия, богословие. Консистория - церковная канцелярия, аппарат управления епархией. Прошение, заявление Г-жа Простакова. Да где наш Адам Адамыч? Еремеевна. Я и к нему было толкнулась, да насилу унесла ноги. Дым
|