Вероника Тушнова 24 страницаМама повозилась на кровати и едва заметно вздрогнула, когда мой голос зазвучал вновь – теперь в нем были новые, необычные ноты, спокойные и певучие. – Сейчас,… – сорвавшись с губ, слова материализовывались в символы, сплетались из искорок и проникали в окружающее пространство, – …я расскажу тебе одну историю. От начала и до конца. Ты поверишь каждому ее слову и воспримешь все новое без удивления, без шока и стресса, ты окунешься в новый загадочный мир и захочешь увидеть его своими глазами. Предметы в полутемной комнате замерцали, очертания смазались, сделались неточными. Возникла невидимая связь со Вселенной, единение, гармония, тишина. Как это приятно, ощущать силу, пользоваться ей. – Ты готова? Она медленно кивнула, завороженная. * * * – Значит, ты все-таки, особенная… А я ведь… верила… Ее глаза беспомощно и растерянно оглядывали незнакомую улицу – снег на тротуарах, стройный ряд изогнутых фонарных столбов, витрины магазинов, идущих навстречу людей. Это был странный день. Радостный и странный. С того самого момента, как я перенесла маму в Нордейл, где, несмотря на мои программирующие сознание слова, ей потребовалось около получаса чтобы подняться с лавочки и сделать первый шаг по незнакомой парковой дорожке, я рассказывала, рассказывала и рассказывала. Все, что знала об Уровнях и их устройстве, об этом городе, о языке, о людях, о местной валюте, о Комиссии, Рассказывала о первом прыжке в парк и собственной панике от обнаружения паранормальных способностей. О том, как за мной прислали в книжный магазин мужчину на машине, потому что захотели поговорить. О новом Начальнике, новой работе, обучении, первых шагах… Об отношениях с Учителем я пока умалчивала. Время этой темы еще придет. Понадобился не один час, чтобы объяснить такие сложные темы, как взаимодействие и остановка времени при прыжках, отсутствии в этом мире рождаемости и старения, измененные механизмы поведения общества. И еще столько же, чтобы, осторожно выбирая слова, поведать о коллегах и собственной специализации, (не стоило маме знать об опасностях, войне, рисках, и уж тем более, о моей недавней гибели), показать собственный дом, позволить полностью осмотреть его, познакомиться с каждой деталью, представить Клэр… Все это время, глядя на ее лицо, я чувствовала себя странно. Трепетно, гордо, радостно, но странно. Она здесь. В Нордейле. Со мной. Чтобы не перегрузить ошалевшее от обилия новой информации мамино сознание, я говорила мягко и по большей части кратко, внимательно наблюдая за ее реакциями. Мама молчала. Иногда что-то спрашивала. Лицо ее было бледным, а глаза блестели. Она за несколько часов узнала то, на что мне понадобилось полгода. Могло быть и хуже.
– Ты подумаешь? Мы гуляли по городу целый день. Мимо чистых скверов, припорошенных снегом машин, высоких светящихся небоскребов, уютных кафе, магазинов. И разговаривали. Когда первичный шок схлынул, вопросов появилось бессчетное множество, и на каждый маме хотелось знать ответ. Как я хожу на работу, сколько зарабатываю, дорого ли здесь жить, действительно ли люди забывают, откуда пришли и правда ли, что никто ничего не помнит о детях? – Правда, мам. Правда. Но они от этого не страдают. Нельзя сожалеть о том, чего не помнишь. Еще дома, перед тем, как прыгать, я коснулась маминого сознания, закладывая новую установку – помнить все, невзирая на изменение обстановки; я не могла допустить того, чтобы она забыла. Меня, дом, свой мир… Сколько на это требовалось времени другим людям, я не знала, но рисковать не собиралась. И теперь, уже под вечер, уставшие от прогулок, мы сидели в маленьком кафе на первом этаже «Сферы». В белых фарфоровых кружках поблескивал чай. Мама рассматривала серебряную ложку; ее брови хмурились. – Дин… тебе легко спрашивать. Дай мне время. Для тебя прошли месяцы, а для меня ты еще два дня назад ходила в офис на работу. – Я понимаю. – А теперь ты говоришь – переезжай. Это ведь даже не другой город, не другая страна. – Она беспомощно посмотрела на меня, и в ее глазах отразились сияющие вывески бутиков, окружающие обеденный зал. – Это все просто невероятно, дочь… как в фильме. К концу дня она уже устала удивляться, но все еще качала головой, будто неспособная до конца осознать, принять, поверить. – У тебя хороший дом, шикарный просто. Мы о таких и мечтать в свое время не могли, только если где на Западе жить. И подруга хорошая, мне понравилась, она отлично готовит.
Топот ног вокруг, голоса покупателей, мелодичная трель чьего-то мобильника. – Надо же… ты здесь работаешь. И не стареешь; никто не стареет. Неужели такое возможно? Если бы наши узнали сюда дорогу, то проложили дорогу из трупов, лишь бы попасть в такое место. Я кивнула, узнавая собственные мысли полугодичной давности. Точно. Многие бы заплатили миллионы, чтобы я их сюда перенесла. – Вот поэтому на мне и лежал запрет на разговоры. – А теперь не лежит? – Нет, мам. Теперь… (я другая) … теперь не лежит. – И ты транспортируешь этих ребят – своих коллег, которые выполняют разные задания, туда, куда они скажут? – Да. – Они как работники ФСБ? – Не совсем. – А это не опасно? Да. – Нет. – Полгода… Динка… Не верится. Полгода ты живешь здесь, и ведь я верю тебе. А для меня прошло всего-ничего… А парень? У тебя здесь есть парень? Я смутилась. – Есть мам. Ее лицо просветлело, но затем на лбу собралась складочка. – Дочь, а дети? Ты говоришь, что у вас здесь не может быть детей? – Я ведь больше не обычная, мам… Я могу вернуться в наш мир и забеременеть. В любое время. Она улыбнулась, глядя на меня, расслабилась. – Ты стала такой взрослой,… А я только вчера об этом думала, что что-то изменилось в твоих глазах. Мудрыми они стали. А знаешь, я ведь всегда хотела вот так… Мама с восторгом оглядела торговый центр. – Как? – Научиться чему-нибудь необычному. Я ведь читала об этом, но никогда не верила. – Никто не верит. В этом и проблема. – А ты теперь раз, и тут! Когда хочешь, где хочешь… безо всяких билетов… Не то, что я со своей Турцией. Наконец-то, в тебе проснулась радость. Это хороший знак. – И не говори. Тебя дома… – Дин, а тут продают напитки покрепче? Опа! – …отчим не потеряет? – Да пусть меня ради такого дня хоть кто потеряет! – И она впервые с тех пор, как шагнула в мир Уровней, рассмеялась. – Закажи нам что-нибудь, и покажи мне уже, что здесь продают!
Все. Теперь она стала прежней – знакомой, родной, лучащейся довольством. Шок прошел, и я впервые за долгий день расслабилась сама. Ничто не могло увлечь маму настолько же сильно, как шопинг, а мы находились в одном из самых роскошных для подобного времяпровождения месте. И спустя десять минут, стояли у одной из витрин, глядя на пластиковый, изысканно одетый, женский манекен. – Динка! – С благоговейным шепотом мама указала пальцем на элегантное женское пальто. Черное, с меховой оторочкой и большими стильными пуговицами. – Да, у нас же такое же с руками оторвут! Я улыбнулась, глядя на хитрое накрашенное пластиковое лицо женщины-куклы, одетой по последней моде. – А дорогое оно? Таблички с ценниками стояли у туфлей на высоком каблуке. – Нет, не особенно. Хочешь, купим его тебе на пробу? Принесем домой, продашь кому-нибудь. – Ты серьезно? Как же редко в своей жизни я видела настолько сияющий восторженный взгляд собственной матери. И от этого становилось одновременно светло и грустно. – Знаешь что? Пойдем и купим все размеры! * * * В старую квартиру мы ввалились с огромным ворохом пакетов, красными от их тяжести руками и запахом кокосовых коктейлей. – Вас где это так долго носило? – Анатолий прошлепал с кухни потрепанными тапками на босу ногу и с деревянной лопаткой для жарки в руке. – Время девять вечера, а вас все нет. – Уже есть, Толенька, уже есть! Довольно улыбаясь, мама водрузила – нет, не пакеты даже – баулы с блузками, кофтами и драгоценными экземплярами пальто на диван. – Во, понабрали! На рынке, что ли, были? – Где мы только ни были! – мама хитро подмигнула мне и принялась стягивать с себя верхнюю одежду. – А что у нас на ужин, Толь? Есть хочется, умираем просто. Отчим что-то недовольно пробубнил про любящих погулять и потратить всю имеющуюся наличность женщин, для которых должны готовить мужики, после чего коротко бросил «рыба» и вернулся на кухню. Когда я переодевалась к ужину, в спальню вошла мама, обняла меня и уткнулась носом в плечо. – Спасибо тебе, Дин… – Да что ты, мам. Мне стало гораздо легче теперь, когда ты знаешь. – Мне кажется, я так давно не была… живой. А сегодня снова стала. Это как подарок. – Все подарки у нас еще впереди. Она посмотрела на меня, сияя: – Как же здорово! Все эти вещи – они уйдут за баснословную цену. Динка, мы ремонт сделаем! – Конечно, сделаем. Мы помолчали, глядя друг на друга. Казалось, счастье, подобно воде в бассейне, плескалось между нами. – Ты ведь знаешь, что после ужина я уйду? Мне нужно будет вернуться туда. Она грустно улыбнулась и кивнула. – Нужно будет как-то объяснить все отчиму и бабушке. Теперь, когда время снова пошло, они заметят мои отсутствия. Беззаботный взмах рукой: – Об этом не переживай. Я что-нибудь придумаю. Скажу, что ты нашла работу за границей или что-нибудь еще. Бабушка порадуется. Главное, чтобы ты иногда приезжала к ней. Нет, Динка, представляешь, мы же теперь заживем! Я отдам тебе деньги за сегодняшние покупки, а потом мы сходим еще… Я наградила ее теплым и укоризненным взглядом. – Не нужно никаких денег. У меня их достаточно. И будет замечательно, если теперь они появятся и у тебя. У вас. Ты ведь подумаешь над тем, что я говорила? – Конечно, подумаю, дочь. Ты когда придешь в следующий раз? – Завтра вечеринка… Давай через пару дней? Как раз определюсь с дальнейшим графиком работы. А то у меня короткий отпуск был. Заодно принесу нам средство связи, чтобы ты могла со мной в любой момент связаться. – Вот это было бы здорово! – Лады… В дверь раздался короткий нетерпеливый стук, а затем и ворчливый голос Анатолия: – Ну, вы сегодня прямо сами не свои. Ужин на столе, остынет скоро. – Идем!!! Прокричали мы хором и захихикали, как две девчонки, хранившие один секрет на двоих. * * * Надежда Александровна всегда считала себя женщиной практичной. Ну, или хотела так считать. Романтика испарилась из жизни давно, много лет назад – дочка, работа, прокормить, одеть и не остаться бы одной, если Бог даст. С ребенком на руках в одиночку трудно. Рядом, повернувшись спиной, храпел Анатолий. Сначала Надю обижало его появившееся в отношениях много лет назад безразличие, затем раздражало, потом и вовсе оставляло равнодушной. А сегодня, впервые в жизни, радовало. Динка, знала бы ты, как ты похожа на Валерку… Твой отец всегда гнался за безумными идеями, желал, мечтал, жил в полную силу. И верил, что чудеса возможны, вот только не успел доказать. А ты переняла все его качества и продолжила его путь… Чудесный он был. С искрой в глазах. Стоящий на тумбочке будильник отсчитывал секунды тихой ночи – каждый второй «тик» звучал громче. Или же так казалось? Храп справа то затихал, то вновь раздавался, ненадолго прерывая мысли. Всю жизнь я держалась за Тольку не потому, что любила, а потому, что боялась одиночества. Ну и что, что поговорить почти не о чем? Зато мужик в доме. Забыла себя… Давно похоронила мечты о любви. Да и какие мечты в пятьдесят один-то год? А сегодня вдруг проснулось что-то забытое. Надя вспомнила сияющие огни торгового центра, радостные лица прохожих, свежий морозный воздух, огни высоких, как на американских фото, небоскребов, незнакомые, ласкающие слух мелодии, странное звучание языка, вроде бы понятного, а вроде бы и нет. Вспомнила взгляд темноволосого незнакомца с посеребренными висками – красивые ореховые глаза, глубокие как омут. Всего один взгляд, короткий, ничего не значащий. А оно проснулось. Она с дочерью стояла у витрины, рассматривая одежду, а тот остановился рядом, всего лишь на секунду, Динка даже не обратила внимание, а вот она, Надя, заметила. И еще как заметила, до глубины души, до самого сердечного дна, каждой женской клеточкой. И впервые за долгие годы почувствовала себя красивой. В последний раз я была красивой для Валерки… Наверное, сегодня просто показалось. Слишком много всего свалилось – невероятного, просто невозможного. Дочь научилась перемещаться в пространстве… Нашла работу в другом мире. Боже, я сплю, и мне все это снится. Тик. ТИК. Тик. ТИК. Противный будильник. Заменить бы его. Мысли хаотично прыгали. Может, она и, правда, все еще ничего? Ведь не толстая, еще по-своему привлекательная, морщин не так много, а волосы всегда можно покрасить. Как было бы здорово вновь обуть каблуки не для себя, а для того, кто их заметит, оценит, полюбуется все еще стройными ногами? Динка сказала – там не стареют. Наверное, ошиблась… Как можно где-то не стареть? Надя стареть не боялась. Но она боялась прожить остаток лет в одиночестве. Жизнь с Анатолием – не жизнь в одиночестве, но и не жизнь вдвоем. Обидно. А теперь даже и не обидно. Почему-то вдруг показалось, что, несмотря на половину прожитой жизни, а, может, и большую ее часть, все еще впереди. Что все хорошее и новое обязательно придет, потому что уже ждет рядом, за поворотом. Лежа на спине и глядя широко распахнутыми глазами в потолок, Надя попыталась, было, одернуть себя за девчачью, непонятно откуда взявшуюся восторженность, вливавшую в сердце ожидание чего-то чудесного, но перед мысленным взором продолжали плыть незнакомые улицы, приветливые лица прохожих, а в ушах звучал мягкий выговор незнакомых, но интуитивно понятных слов. Два дня. Приходи, дочь… Она заснула, улыбаясь. Глава 12 «The night is young and so we are my friend Looking for some action, show me your reaction – don't be shy We're having a holiday in wonderland Burning like a fire, couldn't get it higher – almost touch the sky!» (D.J. Bobo – A Moment to Remember) Дом сотрясали звуки музыки. Стоявший на полке проигрыватель почти подпрыгивал, издавая радостные басы; на ковре, в такт заводной мелодии, подпрыгивали Смешарики, катались по кругу, кружились, баловались, танцевали. Танцевали! Вот, Динка! Не было печали – показала им новую забаву! Хоть Клэр не понимала ни единого слова, голос певца звучал приятно, а мелодия резонировала со счастливыми волнами, пронизывающими тело, и идеально подходила к настроению. Столько всего! Столько всего! Когда же все успеть? Коржи торта выпекались в духовке, по кухне плыл аромат сыра «Рамбальято», сахарной ванили и арака. Взбить крем, замешать соус для прослойки, нарезать фрукты, проложить между коржами и обсыпать миндальной крошкой… Если поторопиться, то можно успеть нарисовать декор из фруктовой глазури поверху… До вечеринки, что назначена на шесть вечера, еще три часа – она все успеет! Клэр взбудоражено оглядела кухню, потрогала себя за непривычно короткие вьющиеся локоны и вновь побежала к зеркалу в гостиной – в сотый раз с того момента, как они с Диной вернулись из СПА. Подлетела, розовощекая, возбужденная, с блестящими глазами, и остановилась напротив, глядя на свое отражение. Это я… Поверить не могу – это я! Недоверчиво провела по густым блестящим локонам, приоткрыла накрашенные персиковой помадой губы, покраснела еще сильнее. В зеркале отражалась высокая стройная красивая брюнетка с модной прической – длинные некогда волосы укорочены до плеч, пряди сверкают всеми оттенками шоколадного, темно-коричневого и вишневого, ресницы густые, красиво удлиненные тушью, брови тонкие изящные, кожа сияет. Сколько бы Клэр не бегала в гостиную, она все никак не могла поверить, что та незнакомка, что смотрит на нее с ровной поверхности зеркала – и есть она сама! Боже мой, как непривычно и как… красиво! Новая стрижка подчеркнула изящную линию шеи, удачно выделила скулы, оттенила цвет глаз. Эта новая очаровательная Леди с хитрыми искорками во взгляде просто не может быть той самой Клэр! Не может быть, и все тут! А новый наряд, что они купили после СПА салона – шелковая белая блуза с бантом, бежевая юбка с рисунком, новые туфли и сумочка в тон. Хоть болезнь ног ушла еще несколько месяцев назад, но все же куда такие каблуки?! На них и десяти шагов не сделать! А такие вычурно элегантные сумочки только на прием к высокопоставленным лицам и носить… Не на каждый же день!? – Да, Клэр… и к стилисту, и к парикмахеру и визажисту. Мы везде успели. А как тебе идет эта блузка! Боже… Ты только посмотри, какой ты стала? Шикарный центр красоты пропитал их дорогими ароматами – запахами масел, кремов, косметики и духов. Брюнетка в зеркале довольно улыбнулась. – Я убью тебя, Дина! А потом расцелую. Или расцелую, а потом убью… Я стала такая… такая… Красивая. Ухоженная, утонченная, вдруг потерявшая угловатость и чопорность. Раскрывшаяся. Клэр еще раз посмотрела на свое отражение и, поддавшись музыке, вдруг принялась кружить по комнате, таская на руках то одного, то другого Смешарика. – Нанаска, я красивая? Как ты думаешь? А ты, Вук? – Рошая! Лэр, рошая! Она засмеялась. А когда почувствовала в воздухе запах подгорающего коржа, взвизгнула и кинулась на кухню.
Почти два часа я потратила на то, чтобы привести себя в порядок. Этаж гремел, в воздухе плыл сладкий аромат, просочившийся снизу, душа танцевала в такт с любимыми мелодиями, принесенными накануне из дома. Как здорово иногда пересекать миры! В сумочке лежала карта памяти с записанной для Чейзера композицией – той, что он однажды услышал играющей в салоне, стоящей у супермаркета машины в моем мире. Ею оказалась песня «Garbage – Blood for Poppies», и, чтобы найти ее, пришлось стряхнуть пыль со старенького компьютера и около получаса порыться в сети. Зато теперь один зеленоглазый субъект точно должен мне прогулку на роскошном черном авто. Фурии хохотали. Как только я освободилась, мы нашли новую забаву. Я подкидывала их к потолку, а они медленно и плавно спускались оттуда на маленьких раскрытых парашютах – этот номер они увидели во вчерашнем фильме и теперь с удовольствием практиковали. – Ось! Ось! Ось! – раздавалось вокруг и означало не то «брось», не то «подбрось». Наверное, они могли и сами достаточно высоко прыгать, но почему-то совершенно балдели, когда к потолку их подбрасывала именно я. Парашюты раскрывались разноцветные, а глазастики смеялись. Казалось, что от их смеха расцветал и звенел колокольчиками весь мир. У-у-ух! Полетел в воздух с реактивной скоростью Смешарик. Та-дам! Раскрылся новый купол – на этот раз зеленый, с оранжевыми узорами. У-у-ух – полетел другой! А теперь купол синий, с нарисованными на лазурном небе белыми облаками. Почему-то вспомнилось, как в детстве, в дождливую погоду, я любила рассматривать зонтики прохожих – кто-то держал красный в клетку, кто-то коричневый с бежевыми узорами, кто-то с цветами, кто-то с орнаментом, кто-то однотонный, кто-то похожий на ковер… Закончив проигрывать одну песню, динамики тут же наполнились звуками другой – на этот раз «Ole Ole!» Запел радостный голос Питера Рене Баумана. «Come on now and join the action, Welcome to the Games and come to the attraction, Come together, come together, Get up on your feet, your time is now or never!» Если бы этот уроженец Швейцарии только знал, насколько правильные слова когда-то написал. Я рассмеялась и продолжила подбрасывать к потолку хохочущих Смешариков; в комнату вбежала раскрасневшаяся Клэр. – Дина… Ой! Какие парашюты! Я ничего не успеваю! Во сколько, ты говоришь, заедет Дрейк? – В половину шестого. – А уже почти четыре! – Твой торт ведь почти готов. Я заходила на кухню пятнадцать минут назад, сама видела. – Еще столько делать! Я прямо не знаю, за что хвататься! Она всплеснула руками, и я в который раз за этот день восхитилась ее преображению – предо мной стояла не прежняя, стянутая тысячью узлами, сухопарая, сдержанная Клэр, а милая взволнованная молодая женщина, не способная привыкнуть к собственной трансформации и оттого беспрестанно нервничающая. – Все хорошо. Ты все успеваешь! – А моя новая прическа не распадется за два часа? – Нет. На ней супермодные фиксирующие средства. – А ты, правда, думаешь, что моя сумочка не слишком вычурная? – Ни в коем разе. Она стильная. – А на туфлях не слишком высокие каблуки? – В самый раз, чтобы выглядеть на все сто. Очень соблазнительные. – Но я не собираюсь никого соблазнять! – А вот этого ты никогда не знаешь! Я расхохоталась, когда Клэр вспыхнула, сверкнула на меня шоколадными глазами, махнула рукой и выбежала из гостиной. * * * – Дражайшая гелла, ну кто же добавляет столько сахарной пудры на лайно-кейк? – Все столько добавляют, не жужжи. Темнокожая женщина, продолжая сыпать сладкую пыль через сито, отмахнулась от шеф-повара в белоснежном фартуке, как от назойливой мухи. Тот нахмурил широкие брови и поднес к ее глазам раскрытую на нужной странице кулинарную книгу. Одутловатая кухарка фыркнула в ответ. – Я – виранец. И точно знаю рецепт, не меняющийся уже столетия! Пухлая рука подергала кончики усов. Табита готовила хорошо – повар Рена Декстера не мог не признать этого, но иногда вела себя слишком «артаго», как сказали бы на его родине – «начальственно». Однако подспорьем эта женщина являлась, бесспорно. Вот уже два дня они не давали прохода друг другу на кухне, постоянно спорили и препирались, но ладили, в целом, неплохо, и то хлеб. Все три холодильника ломились от еды, духовки и плиты не выключались, посуда перемывалась младшими поварами, которые так же следили за соусами и бульонами для главных блюд. Полноватый, крепкий мужчина снял колпак и провел по темным кудрям пятерней. Усталый, но довольный, обвел глазами кухню. Ах, какое это выдающееся событие – гости! Тем более столько сразу. Наконец-то, гайль его послушал и пригласил в дом друзей. Теперь, главное, не подкачать. Конечно, подруга Халка и Шерин, Табита, выручила его за эти дни, но все же и нервы потрепала прилично. Антонио вздохнул, подумал о том, что более мягкая по характеру женщина идеально вписалась бы в командный процесс, но где найти хорошего кулинара, обладающего не только знаниями, но и покладистостью, способную не экспериментировать, а в точности следовать выверенным рецептам? Надев колпак, он вернулся к столу и углубился в процесс замешивания яичных белков с сахаром и секретными специями. * * * – Что б я сдох! Официально вместе! – голосил Эльконто, заглушая остальных. – У нашего старика нашлось колечко, да еще какое! Дрейк, только что с легкой руки обозванный «стариком», покинул прихожую Рена несколько минут назад, заявив о том, что на вечеринке присутствовать не сможет, так как должен вернуться на работу, однако пообещал, что появится попозже, чтобы выпить вместе со всеми бокал вина. Он представил меня остальным, как свою вторую половину, многозначительно обвел взглядом изумленных собравшихся, будто говоря «Теперь иметь дело с ней все равно, что со мной», галантно коснулся моих пальцев губами, глубоко заглянул в глаза, заставив ощутить прилив нежности, и ушел заниматься привычными вещами – наверняка, вершить чьи-то судьбы и устанавливать новые законы. И теперь, как только дверь за ним закрылась, ребята расслабились и тут же принялись поздравлять меня, счастливую и немного смущенную. – Леди Дамиен-Ферно! Как гордо звучит, а, детка? – Думаю, будущая Леди Канн не будет в обиде, Аарон. – Поздравляю, Бернарда! Двойной повод выпить. – А я и забыл, что у Начальника есть фамилия. – А я вообще не знал… – Вот как все повернулось! Ди, поздравляю! – И я! Мою руку пожали пальцы Чейзера: – А я до сих пор помню, как приехал за тобой в ту лавочку, где ты разглядывала карту Уровня. Я тепло улыбнулась, на секунду утонув в воспоминаниях. Тогда я сильно напугалась, глядя на этого высокого парня с зеленовато-коричневыми глазами. И в его машину садиться ну никак не хотела. Не то, что теперь… – Было такое, Мак. – Что вы сгрудились на пороге? – раздался мелодичный женский голос. – Позвольте мне поприветствовать гостью. И ко мне подошла красивая блондинка, до того прятавшаяся за спиной Рена. Я заметила, что когда Дрейк появился в дверях, она моментально сжала пальцы Декстера, а на лице промелькнул испуг. Теперь же, когда Начальник покинул дом, она осторожно вышла из своего укрытия. Наверняка в прошлом этих двоих притаилась какая-то интересная история. – Здравствуйте. Я – Эллион. Элли… – застенчиво сказала она и протянула руку и, получив возможность ее рассмотреть, я залюбовалась. Эта девушка оказалась по-настоящему красивой. Густые светлые платиновые волосы, яркие синие глаза с темными ресницами, пухлые губы, длинные стройные, обтянутые короткой, заканчивающейся оборками юбкой. Не скрывая восхищения, я посмотрела на стоявшего рядом с ней Рена. Тот незаметно подмигнул мне. Мол, ага, мне тоже нравится. – Бернарда, – ответила я, пожимая тонкие теплые пальцы с идеальными ногтями. Элли радостно улыбнулась. Искренняя улыбка осветила ее глаза изнутри; исходящая от ее жестов женственность сделалась почти ощутимой. – Я так рада, что вы пришли! Просто очень! А, Декстер, однако счастливчик! Такой холодный парень и такая теплая чудесная девушка рядом. Клэр к тому времени уже помогли раздеться, подхватили и унесли на кухню торт, и теперь та стояла чуть сбоку, заинтересованно принюхиваясь к витавшим в воздухе ароматам. – Какой шикарный набор специй у местного повара, – прошептала она и тут же смутилась, поймав мой смеющийся взгляд. Кому что, а голому – баня. – Эй, как насчет переместиться в гостиную, где уже ждут холодные напитки? – осведомился хозяин дома, обнимая свою даму за плечи собственническим жестом. Глаза последней лучились удовольствием. От мысли о том, что мои собственные глаза, наверное, сияют не меньше (он приедет попозже… м-м-м… обнимет меня… а потом увезет домой), я зажмурилась от удовольствия. – Халк, а где Шерин? – Хозяйничает на кухне. Там одна наша знакомая выводит из себя повара Рена, – засмеялся он. – Шерин между ними как буфер. Она сейчас придет. А ты здорово выглядишь. Светло-серые глаза сенсора всегда смотрели в самую суть значимых вещей. – Я так же себя и чувствую, Халк. Я счастлива. – Это заметно. Сзади хлопнула входная дверь. Чьи-то сильные и холодные с мороза руки приподняли меня в воздух. Я взвизгнула и расхохоталась. – Эй, Ди, как жизнь! – пророкотал знакомый низкий голос. – Лучше, чем не жизнь! – Балда! – Знаю! – Эй, Баал, раздевайся, – Рен, улыбаясь, пожал коллеге руку. – Ну, все в сборе? Тогда двигаем в гостиную.
Я наслаждалась этим вечером, как редко каким другим. И не только потому, что находилась среди друзей, напитки на любой вкус текли рекой, а стол ломился от изумительно пахнущих блюд, а больше потому, что атмосфера в доме Рена царила непринужденная. Здесь, в отличие от тех вечеринок, на которых мне довелось побывать в своем мире, между людьми не чувствовалось напряжения. Здесь много шутили, всегда вовлекали других в беседу, искренне интересовались мнением, здесь умели не только говорить, но и слышать друг друга. Каждый произнесенный тост встречался с одобрением, каждый бокал выпивался не для того, чтобы напиться и забыться, никто не сплетничал, не критиковал правительство и не жаловался на жизнь. О чем шли беседы никто впоследствии, наверное, не припомнил бы – общение текло словно поток хрустальной горной речки – плескалось, сверкало, переливалось, дарило наслаждение, освежало, то и дело меняя повороты тем и сюжетов – говорили о соревнованиях по стрельбе из арбалетов с оптическими прицелами, о новых марках машин, поступивших с островов Валли, немного о работе, о курортных местах, оружии, спорте, книгах, любви… Блюда, подаваемые на стол, оказались настолько чудесными, что, казалось, сидящая справа от меня Клэр испытывала множественные эмоциональные и вкусовые мультиоргазмы – она откусывала, отщипывала, клала мизерные крошки на язык, перекатывала их во рту, смаковала и закатывала от наслаждения глаза. Сидящий напротив нее Эльконто давился от смеха: – Эй, мадам, а знаете ли вы, что на свете существуют вещи приятнее еды? Клэр смутилась и перестала жевать: – Какие, например? – Ну, например, когда мужчина вводит женщине свой язык в рот… Или когда касается ее пальчиками под тонкими кружевами трусиков… Моя подруга вспыхнула так, что ее лицо едва не слилось по цвету с новым оттенком волос. – Вы об этом за столом! – И за столом, и на столе и под ним…
|
