Учащийся группы №_____ 25 страницаВынудительные занятия обыкновенно бывают бесплодными, а добровольные — в высокой степени полезными. Усердие к учению основывается на желании, которое нельзя вынудить. Желудок, вынужденный на пищеварение, отвечает на вынуждение тошнотой и рвотой; ум, принуждаемый к работе, работает вяло и скоро забывает. Разумная метода преподавания должна возбуждать охоту к занятиям, делать работу приятной и интересной, а для этого она, прежде всего, должна быть вполне естественной, потому что все, что естественно, развивается само собой и делается охотно и с удовольствием. Не следует учить тому, что не соответствует природным способностям учащегося. Желать толкать туда, куда не влечет природное расположение, значит желать бороться с природой — напрасное стремление! Или совсем ничего не достигнешь, или достигнешь того, что не вознаградит за труд. При этом легко возможно возбуждение отвращения к предмету занятий и умственному труду вообще и притупление умственной силы. Учащий только сотрудник природы в деле образования, только слуга природы, а не господин ее. Omnia sponte fluant, absit violent ia rebus! Коменский ставил дидактике в отношении сообщения знаний 292 чрезвычайно широкие задачи, шире которых и поставить нельзя,— учить всех всему. Это, конечно, не значит, чтобы он требовал от всех знания всех наук, искусств и языков, но он желал, чтобы все понимали основания, причины и цели всего главнейшего в существующем и совершающемся, чтобы не встречалось ничего настолько незнакомого, чтобы о нем нельзя было скромно рассуждать. Особенно необходимы каждому образование, нравственность и благочестие. Школы должны быть построены на этом начале, т. е. что в них всех будут учить всему; основы всего знания будут сообщены детям еще в семье, которая составляет первую школу человека, а позднейшие школы всяких видов и степеней будут только расширять и углублять эти основные и элементарные знания. Таких позднейших школ должно быть три: родного языка, латинская и высшая. Во всех четырех школах будут учить одному и тому же, только все шире и глубже, поэтому все образование будет иметь вид четырех кругов, из которых каждый последующий включает в себя все предыдущие. Все четыре школы, как учащие всему, могут быть названы «мастерскими человечности», потому что они действительно будут содействовать тому, чтобы человек на самом деле сделался человеком (Великая дидактика, гл. X). Изложив общие дидактические начала, Коменский признал необходимым, сверх того, указать сущность метода наук, в частности метода искусств, метода языков, метода нравственного воспитания и метода внушения (Великая дидактика, гл. XX— XXIV). Хотя он и посвящает каждому из указанных методов по особой главе, но взгляды его по этим предметам могут быть изложены коротко, потому что в них отчасти повторяется прежде сказанное о преподавании вообще, а отчасти потому, что здесь дидактика уже переходит в методику. 1. Юноша, желающий проникнуть в тайны наук, в конце концов должен будет исполнить следующие четыре требования: а) он должен иметь чистый духовный глаз, т. е. чуждаться бесполезных и праздных занятий духа; б) приблизить к себе предметы наблюдения, для чего необходимо наглядное преподавание; в) иметь внимание, без которого познание невозможно; г) воспринимать предметы наблюдения один за другим по надлежащему методу, который очерчен уже ранее, в общих дидактических положениях. 2. Для искусства требуются три предварительных условия: 1) образец или идеал, который есть вне находящаяся форма, глядя на которую художник пытается воспроизвести подобную ей; 2) вещество, которому нужно придать новую форму; 3) орудия, с помощью которых создается вещь. Обучение же искусству требует надлежащего применения вышеуказанных условий, разумного руководства и частого упражнения. 293 3. Языки изучаются не как часть образования или мудрости, но как средство для приобретения знаний и обмена ими с другими. Необходимые для изучения языки: родной — для домашней жизни, соседние —для сношений с соседями, древние — для чтения ученых книг — латинский, греческий, еврейский, арабский. Языки следует изучать не в целом их объеме и не до полного совершенства,, а по мере надобности, параллельно с изучением предметов и постоянно один за другим, а не сразу несколько, что внесет путаницу в изучение. Самые нужные языки — родной и латинский, которые и должны быть изучены в совершенстве. 4. Искусство нравственного воспитания заключает в себе 16 главных правил. Первое из них следующее: юношеству необходимо внушать все добродетели без исключения, потому что ничего нельзя исключить из правды и добра, не образуя пробела и не нарушая гармонии. Но в особенности необходимо внушать основные добродетели: благоразумие, умеренность, мужество и справедливость, с той целью, чтобы не возводить здания без фундамента и чтобы части здания, не имея прочной опоры в своем фундаменте, не были в слабой связи. Воспитание в добродетели должно начинаться с самого нежного детства, прежде чем дети ознакомятся с пороками. Добродетелям учатся путем постоянной нравственной деятельности. 5. Благочестие есть искание бога, следование богу и наслаждение богом. Есть три источника благочестия и три способа его приобретения: источники — святое писание, мир и мы сами; способы приобретения: размышление, молитва, испытание. Заботы о внушении благочестия должны начинаться с раннего детства. Дидактике Коменского свойственны весьма существенные недочеты: это дидактика метода, представляемого в виде какого-то внешнего механического орудия; в этой дидактике еще нет речи о развитии обучением способностей учащихся; вопрос о составе учебного курса разрешается простым утверждением, что всех нужно учить всему, сначала в малом, сжатом виде, а потом в пространном, учебный курс и энциклопедия — одно и то же; дидактике Коменского недостает психологии. Дальнейшее развитие дидактики есть постепенное устранение указанных недостатков Коменского. Глава III Генрих Песталоцци (1746—1827) Коренной переворот в дидактике совершен Генрихом Песталоцци. Коменский говорил о подражании дидакта внешней природе, птице и солнцу, говорил об отпечатлении в уме учащихся 294 науки, подобно отпечатлению набора на листе бумаги в типографской машине; Песталоцци понимал все обучение как дело творчества самого учащегося, все знание как развитие деятельности изнутри, как акты самодеятельности, саморазвития. Совершенно новая, другая точка зрения, по сравнению с точкой зрения Коменского; в дидактике совершается поворот от внешней природы к природе человека *. Главная, характерная черта человеческой природы заключается в самодеятельности, в свободном раскрытии всех сил по собственным внутренним законам, а не под давлением внешних причин. От собственной воли человека, от живущего в нем стремления исходит пробуждение сердца к чувствованию, ума к мышлению, глаз к видению, ушей к слышанию, ног к хождению, рук к схватыванию. В каждой способности человека заключается стремление выйти из состояния безжизненности и неловкости и стать развитой силой, которая в неразвитом виде находится в нас лишь как зародыш силы, а не как сама сила. Это стремление к развертыванию нравственных, умственных и физических основных сил человеческой природы по своей сущности самостоятельно, самодеятельно, подчинено своеобразным внутренним законам. «Как главный мотив к развитию наших нравственных и умственных сил заключается в их естественном стремлении к саморазвитию, так главные мотивы к естественному развитию художественных способностей и в физическом отношении заключаются в собственном стремлении этих способностей к саморазвитию; данное стремление и в этом отношении заключается в сущности наших чувств, органов и членов и, развитое духовно и физически, делает для нас необходимой склонность к применению этих способностей» **. Форма всякого обучения покоится на общей основе нашего духа, посредством которой наш рассудок приводит в своем представлении к единству, т. е. к понятию, впечатления, воспринимаемые чувственностью от природы, так что каждое слово, каждое число, каждая мера есть результат деятельности рассудка, возникшей от полноты созерцаний. Все педагогические законы приводятся к центральному пункту человеческой природы, а этот центральный * Хотя, нужно заметить, что в письме IV сочинения «Wie Gertrud ihre Kinder lehrU («Как Гертруда учит своих детей») Песталоцци говорит о тождестве законов развития человеческого ума с законами физической природы, о том, что сила образовательного искусства покоится на сходстве его влияния и его действия с главнейшими действиями физической природы и человек призывается подражать этому действию великой природы, т. е. внешней, для чего в пояснение приводится пример вырастания из зерна крупного дерева. Все это сильно напоминает Коменского (§ 10, 11, 12, 13, 14 Ausgabe von Mann). ** Schwanengesang, § 7, 8 и 30. Подобные взгляды высказаны Песталоцци кроме «Лебединой песни» и в нескольких других сочинениях. 295 пункт — наше «я». «Все, что ты есть, все, чего ты хочешь, все, что ты должен, исходит от тебя самого». Поэтому Песталоцци ставит вопрос: «Не должно ли и мое познание исходить от меня самого?»* — и анализом основ обучения в сочинении «Как Гертруда учит своих детей» отвечает утвердительно. Человек обладает силой собственному рассуждению и мысли давать власть над инстинктом: «Подчиненный закону, который он дает себе сам, он отличается от всех известных нам существ». Даже бога человек знает лишь постольку, поскольку он знает человека, т. е. самого себя, и чтит бога лишь постольку, поскольку он чтит самого себя, т. е. поскольку он действует по отношению к самому себе и к своему ближнему, повинуясь чистейшим и лучшим побуждениям, которые таятся в нем самом. Религия должна быть делом нравственности. Божественна религия для каждого человека, лишь поскольку она в нем самом есть дело его самого; поскольку же она является в нем делом его животной и общественной испорченности, она только богослужебна и теснейшим образом переплетена с его чувственными склонностями и животными вожделениями. Отсюда неизбежно следует, что помощь учителя ученику при обучении есть только «помощь самопомощи», что все образовательные средства, как более или менее искусственные, не должны уклоняться от естественного хода развития человеческих способностей или противоречить ему, но быть в полном согласии с образом действия, которого придерживается сама природа. Важность же искусства образования заключается в умении увеличивать для ребенка количество предметов наблюдения, усиливать их впечатление, делать их более влиятельными, располагать их так, чтобы они становились более поучительными. Естественный процесс развития мыслительной способности, равно наблюдения и речи, лишенный помощи искусства, созревает медленно и в тесных пределах, без помощи искусства дитя думает, наблюдает и говорит о немногих предметах. «Идея элементарного образования есть результат стремлений человеческого рода оказать делу природы в развитии наших способностей и сил помощь, которую могут ему дать просвещенная любовь, развитой ум и просвещенное эстетическое чувство человеческого рода. Как ни свят и божествен в своих основах естественный ход развития человеческого рода, все же последний, предоставленный самому себе, сначала живет лишь животною жизнью. Заботою нашего рода, целью идеи элементарного образования, целью благочестия и мудрости должно быть призвание его к человеческой и божественной жизни»**. * Wie Gertrud ihre Kinder lehrt, Brief IV, § 14; Brief VI, § 4. ** Schwanengesang (Лебединая песня), 10, 86, 87; Wie Gertrud ihre Kinder lehrt, Brief IV, § 19. 296 По сущности своих взглядов на дидактические начала Песталоцци может быть назван Кантом дидактики1. Воззрения Песталоцци на самобытность развития человека, на автономность разума и воли, на то, что человек сам себе дает законы развития и подчиняется им, напоминают учение Канта об априорных формах знания и автономности нравственного закона. Путем самостоятельного мышления Песталоцци пришел к утверждению таких же начал в педагогике и дидактике, которые Кант открыл в философии — в учении о познании и этике. В познании и деятельности человек исходит, по Канту, от себя, собственное «я» с априорными формами и автономным нравственным законом есть начальный коренной пункт человеческого познавания и деятельности, внешний мир поставляет уму лишь сырой, грубый, разрозненный материал. То же значение имеют в педагогике и дидактике, по Песталоцци, самобытные стремления человеческих сил к развитию,— развиваются они сами по себе и захватываемому ими внешнему опыту как содержанию дают все существенное, приводят его к единству, целостности и пониманию. У Канта учение об априорных формах мышления выработано весьма подробно. В какие одежды облек свое общее принципиальное учение о самобытности раскрытия душевных сил Песталоцци? Подобно Коменскому, Песталоцци имел высокое понятие о силе метода. Метод своим влиянием на человеческий ум вообще пробуждает в детях способность самостоятельно помогать себе в каждой специальности, укрепляет эту способность и «сам по себе является в сущности маховым колесом, которое стоит только пустить, чтобы потом оно двигалось уже самостоятельно». Такое маховое колесо могут вертеть даже необразованные люди, крестьяне и крестьянки, которые по методу могут дома проделывать с детьми школьные упражнения. Для школьного обучения в особенности следует добиваться, чтобы учитель, при самом малом количестве способностей, не только не приносил вреда, но даже мог с успехом идти к своей цели. Можно утверждать даже еще большее: нечего и думать, что народное просвещение будет в состоянии сделать хотя один шаг вперед до тех пор, пока не будут найдены такие формы преподавания, которые сделают из учителя, по крайней мере до полного усвоения им элементарных познаний, простое механическое орудие метода, результаты которого должны проявляться благодаря природе форм преподавания, а не искусству человека, руководящего ими. Хороший учебник тот, которым может пользоваться неопытный учитель почти с такою же пользою, как опытный и талантливый. Он должен быть собственно так составлен, чтобы неопытный человек и даже мать нашли в нем достаточную помощь, чтобы всегда идти хотя на один шаг впереди самого дитяти в том последовательном развитии, по которому они должны 297 его вести *. В «Лингарде и Гертруде» утверждается, что учитель арифметики, пользуясь хорошими арифметическими таблицами, может успешно обучать считать, сам не умея считать. «Я видел собственными глазами одного такого человека» **. В чем же состоит этот почти всемогущий метод? Его сущность заключается в психологически правильной последовательности распределения материала, способов и приемов обучения; последовательности настолько логичной и твердой, что все обучение получает вид механизма (vous vouler mecaniser Teducation, сказал некто Глаир, выслушавший объяснения самого Песталоцци о характере его школьных занятий). Все обучение есть не что иное, как искусство помогать естественному стремлению человека к развитию, основывающееся на гармонии впечатлений, усвояемых дитятей, со степенью развития его сил. Неизбежно существует известная последовательность в тех впечатлениях, которые дитя должно получить при помощи обучения; начало же и развитие этих впечатлений должно идти нога в ногу с начатком и развитием сил дитяти. В характере метода сводить все вообще способы приобретения познаний на первоначальные пункты каждой отрасли знания и на постепенное присоединение небольших сведений к этим первоначальным пунктам каждой отрасли, что имеет последствием накопление все новых и дальнейших добавлений. На первоначальных пунктах каждого предмета следует останавливаться долее и усвоять и основательнее, не смущаясь значительной затратой времени: обстоятельная проработка элементарных сведений дает возможность самопомощи при дальнейших занятиях. Вообще, что один раз усвоено — письмо, буквы, какое-либо правило,—- то ни под каким видом не должно быть забыто, усвояемое для этого нужно много и часто повторять. Итак, можно указать три главных момента методического обучения: 1) отыскание элементов, простейших первых положений в каждом учебном предмете, из которых вытекают в стройном логическом порядке все последующие; 2) непрерывность изложения при постоянном движении вперед; 3) относительная законченность каждого упражнения и целостность всех их, взятых вместе. Поэтому «нет и не может быть двух хороших методов обучения, а только один, именно тот, который всецело основывается на вечных законах природы», но дурных бесконечно много, и дурное качество каждого из них возрастает по мере того, как он отступает от законов природы, и уменьшается по мере того, как он все точнее следует этим законам. «Естественный процесс развития человеческого рода неизменен» ***. * Как Гертруда учит своих детей. Письма III, 24, 25; I, 60; II, 34. ** Lienhard und Gertrud, Theil III, кар. 84. *** Как Гертруда учит своих детей. Письмо X, 22. 298 Дальнейшие характерные черты метода заключаются в широком применении при преподавании наглядности и в стремлении к всестороннему гармоническому образованию. Песталоцци решительно заявлял, что признает «наглядность абсолютной основой познания», что главнейшее зло нашей современной культуры —- «всепоглощающее буквоедство и книгоедство», что «наглядность есть неизбежная основа всякого знания,— другими словами, что всякое знание должно исходить из наблюдения и к нему возвращаться». Главная причина безмерного сужения области применения внешних чувств, и в особенности направления глаз, этого орудия наблюдения над всеми предметами, на одно только обожаемое святилище нового познания — на буквы и книги, заключается в изобретении книгопечатания, поразившем людей. Но пора освободиться от этого впечатления и вернуться к осознанию важности всестороннего наблюдения *. В последнем следует различать наблюдение как исходный пункт обучения (собственно ощущение) от искусства наблюдения как учения об отношениях всех форм. Если рассматривать наблюдение в противоположность искусству наблюдения, отдельно и само по себе, то оно окажется, с одной стороны, простым появлением внешних предметов перед нашими чувствами, а с другой — простым возбуждением сознания того впечатления, которое они произвели. Простым наблюдением (ощущением) природа начинает всякое обучение; им пользуется младенец, оно дается матерью. Но искусство наблюдения ничего не сделало, чтобы в этом отношении идти наравне с природой. Напрасно перед его глазами было прекраснейшее зрелище — мать, берущая на руки и показывающая мир своему ребенку, облегчающая доступ его чувствам всего того, что природа предлагает ему без связи, на далеком расстоянии, без всякого порядка, делающая для него легким, приятным самый процесс наблюдения; искусство ничего, ровно ничего не связало с этим зрелищем. А между тем бессильная, необразованная, следующая за природой без руководства и помощи мать в своем неведении даже не сознает, что делает; она не хочет учить, она хочет занять дитя. Но, несмотря на это, она следует в своей чистой простоте высокому примеру природы, не зная, что эта последняя делает посредством нее, а природа делает посредством нее очень много: она этим путем открывает мир ребенку, она подготовляет его к пользованию своими чувствами и к раннему развитию его внимательности и его способности наблюдения. Искусство не так далеко ушло, как та аппенцеллернская женщина2, которая повесила над колыбелью своего ребенка в первую же неделю его жизни большую бумажную птицу, пестро раскрашенную, и таким образом определенно обоз299 начила пункт, с которого искусству следует начинать давать ребенку твердое и ясное понятие о предметах природы. Первый курс в развитии детской наблюдательности должен представить попытку возвысить простое наблюдение до степени искусства и довести детей во всех элементарных отделах их знаний, в форме, числе и слове, до полного знакомства со всякого рода наблюдением, более точное понятие о котором составит основу последующих знаний. Лучшее средство оградить человеческое развитие от беспорядочности, несовершенства и поверхностности основывается главным образом на старании сделать для дитяти насколько можно более определенными, правильными и обширными первоначальные впечатления от главных предметов нашего познания, полученные при первом же наблюдении над ними. Уже начиная с колыбели младенца, следует вырывать из рук слепой природы руководство человеческим родом и передавать его в руки лучшей силы, накопленной тысячелетним опытом, касающимся вечных законов природы. Утверждение в дитяти простого наблюдения как необходимой основы всякого опытного знания и возвышение затем наблюдения на степень искусства, т. е. на степень средства представлять себе предметы наблюдения как объекты нашей критической способности и искусственно выработанной сноровки, и составляет задачи и сущность наглядности. Высшая цель развития человека — довести его до ясных понятий и способа их приобретения, т. е. определений. Для достижения этой высшей цели необходим постепенный переход от наблюдения над отдельными предметами к их наименованию, от наименований к определению их качеств, т. е. к способности описать их, и от этой способности к умению уяснить или определить их. Разумное руководство при наблюдениях есть, следовательно, тот исходный пункт, на котором должен основываться этот ряд способов достигнуть определенных понятий *. Дитяти нужно давать для наблюдения предметы не какие придется, а по тщательному выбору, такие, которые лучше выражают природу рода, класса, отдела, имеют наиболее характерные признаки и таким образом кратчайшим путем ведут к цели образования — к ясным понятиям. Нужно постоянно заботиться о том, чтобы изменчивые, случайные качества не были приняты дитятей за главные и чтобы оно шло к пониманию природы предметов прямым путем, не блуждая по сторонам. В искусстве наблюдения и образования Песталоцци хотел теснейшим образом слить элементарные формальные начала каждого учебного предмета с наблюдением действительных вещей в данной области. Формы и содержание форм для него были нераздельны. Один из помощников, Бусс3, приглашенный Песталоцци для за300 нятий с детьми рисованием, долгое время не мог понять, чего от него требует Песталоцци. «Линии, углы, дуги — основа рисования,— твердил Буссу Песталоцци и для разъяснения прибавлял: и в этом отношении следует возвысить человеческий дух от смутных наблюдений до ясных понятий». Но Бусс все же не понимал, как это должно произойти на уроках рисования. Песталоцци разъяснял ему дальше: это должно быть достигнуто путем разделения четырехугольника и дуги и обособления их частей в наглядные и сравнимые единицы. Бусс пытался найти эти части, но все же не понимал основных начал песталоцциевской простоты и вскоре очутился в целом море отдельных фигур, которые сами по себе были просты, но вовсе не уясняли правил простоты, искомой Песталоцци. Наконец, он почувствовал, что ему нужно меньше знать или выбросить свое знание, чтобы снизойти до простых положений, составлявших силу Песталоцци. Он так и сделал, в несколько дней понял метод Песталоцци, хотя сначала опять же не совсем правильно. Сначала он в своем представлении не отделял контуров от самого предмета, теперь же они оторвались от него в его воображении и обратились в формы измерения. Как прежде он видел только предметы, так теперь видел одни линии и думал,, что эти последние должны быть безусловно и в полном объеме усвоены детьми, прежде чем им будут предложены действительные предметы для копирования или осмотра. Но Песталоцци представлял эти правила рисования в связи с природой, он хотел соединить правила искусства с наглядностью в искусстве и подкрепить понимание и чистой формы, и самих предметов, являющихся в этой форме, посредством сопоставлений их в умах детей. Песталоцци говорил: «Природа не дает ребенку линий, она дает ему одни предметы, и линии нужно давать ему только затем, чтобы он правильно смотрел на предметы, а не наоборот, не надо отнимать у него предметы, чтобы он видел одни только линии». И однажды, разгорячившись, Песталоцци прибавил: «Сохрани меня бог из-за этих линий и из-за всего искусства стеснять человеческий ум и отвращать его от наблюдения природы» *. Существенная черта человеческого образования — гармоническое развитие сил и способностей. Все ведущее человека к развитию и гармоническому совершенствованию вытекает из одного общего центра, этот последний упорядочивает, оживляет, руководит всем развитием на основании высшего смысла нашей природы. Всякое одностороннее развитие одной из наших сил не истинно, не естественно, это только кажущееся развитие, это есть медь звучащая и кимвал бряцающий человеческого развития, а не само развитие. Каждый односторонний перевес в развитии какой-либо 301 одной силы ведет к увеличению ее притязаний, к закрыванию глаз на свои недостатки и к строгому осуждению всех тех, кто не согласен с нашими односторонними взглядами. Истинное, естественное развитие по самой своей сущности рождает стремление к совершенствованию человеческих сил; одностороннее же развитие, также по самому своему существу, приводит к разрушению, к разложению, к гибели сил человеческой природы, оно противоестественно. Элементарное образование безусловно требует равновесия сил, хотя оно, конечно, требует в то же время и естественного развития каждой из отдельных основных способностей нашей природы (...) Главнейших сил человеческой природы три: нравственная, умственная и физическая (по другой терминологии — голова, сердце и рука)*. Относительная ценность этих способностей в различных сочинениях указывается различная. «Я долго искал,— говорит Песталоцци,— общий психологический первоисточник всех искусственных приемов обучения, так как я был убежден, что только через это можно найти ту форму, которая назначена самой природой для развития человечества». Ему было ясно, что эта форма имеет свои корни в нашей умственной организации, при помощи которой наш разум приводит в своем представлении к единству те впечатления, которые чувства получают от природы, т. е. формирует в понятия, а эти понятия затем развивает до значительной степени ясности. После долгих размышлений Песталоцци пришел к заключению, что все наши познания, почерпнутые из наблюдений, исходят из числа, формы и языка. Познавая предметы, человек задается следующими вопросами: сколько различных предметов у него перед глазами? Как они выглядят, что за форма их, контур? Как они называются? Основные способности человека суть способности счета, измерения и речи. Поэтому число, форма и язык суть элементарные средства обучения, и искусство обучения детей предполагает следующие основные три правила: 1) учить детей смотреть на каждый предмет, который предлагается их сознанию, как на целое, т. е. отдельно от других предметов, с которыми он, по-видимому, связан; 2) знакомить их с формой каждого предмета, т. е. с его мерой и пропорциями; 3) как можно раньше знакомить их с полным запасом слов и названий всех узнанных предметов. Конечно, предметы имеют и другие свойства, кроме числа, формы и имени, но все без исключения имеют означенные три свойства, остальные же качества, познаваемые нами посредством чувств* ни у одного предмета не бывают общими со всеми другими. Другие качества не существенны при познании предметов и могут быть сведены на основные три. Знание числа, формы и имени предметов * Лебединая песня, 3, 4, 5, 107—112; Взгляды и опыты. Письма 3, 4, 5. 302 дает точное о них понятие; знание всех остальных свойств делает его полным; знание связи всех признаков сообщает понятию ясность. «Этим разрешается задача — найти общее начало всех искусственных способов обучения, а вместе с тем и форму, какая самой сущностью нашей природы может быть указана для развития человеческого рода» *. Что касается частностей обучения форме, числу и имени предметов, то это область не дидактики, а методик соответствующих областей школьного знания, почему мы можем сказать кратко лишь об основных взглядах Песталоцци на преподавание указанных предметов. Обучение речи распадается на три ступени: обучение звукам (точнее, складам), именам и предложениям (связной речи). Песталоцци признавал полезным составить первоначальное руководство по обучению звукам, долженствовавшее заключать все звуки, из которых состоит речь. В каждой семье должно совершаться ознакомление детей с звуками очень рано, даже с колыбели. Нужно запечатлевать звуки в памяти младенцев, часто повторяя их и тем развивая детский слух. Прежде чем дети будут в состоянии произнести хотя один звук, все звуки должны быть запечатлены в детской памяти. При обучении чтению дети сначала учатся складам, которые учитель также повторяет им до тех пор, пока они не запомнят все склады. Учение об именах состоит из ряда названий важнейших предметов из всех отделов царства природы, истории и географии, человеческих занятий и отношений. Эти ряды слов предлагаются дитяти непосредственно вслед за окончанием азбуки как простое упражнение в чтении. Связная речь заключается сначала в сочетании существительного с несколькими прилагательными или обратно, а потом в чтении постепенно удлиняющихся распространяемых предложений. Учению о формах предшествует умение наблюдать вещи определенной формы, а равно измерять их. Азбука наблюдения заключается в однообразном разделении равностороннего четырехугольника на геометрические формы и в особенности требует точного знакомства с источником их — с прямой линией в ее горизонтальном и отвесном положениях. Разделение четырехугольника при посредстве этой последней дает точные формы для определения и измерения всех углов, круга и всех дуг, совокупность чего и составляет азбуку наблюдения. За измерением предметов следует рисование, за рисованием — письмо. Рисовать и писать сперва надо пробовать грифелем на аспидной доске, а потом уже пером на бумаге. Изучение равностороннего прямоугольника Песталоцци признавал настолько важным, что написал Гесснеру4: «Если моя 303 жизнь имеет цену, то только потому, что я сделал равносторонний четырехугольник основанием учения о наблюдении, чего у народа совсем не было» *.
|
