Стоматологический факультет, 2 курс 5 страница

В ОПУСКАЮЩЕЙСЯ тьме отряд неровной шеренгой собирается снаружи, громоздкие рюкзаки у их ног.

Выступающие над складом зазубренные силуэты разрушенных зданий начинают сливаться с ночным небом.

Направляюсь обратно в склад и нахожу Полковник беседующим со Спужем и Кейтом.

- Но мне был дан приказ основать контору здесь, в кузне Диаболус, - произносит Эразм.

Из-за внешнего света его кожа красноватого оттенка, но после вялость недавнего истощения уже исчезла, - я не могу нарушить директивы своего начальства.

- У тебя есть копия твоих приказов? - молвит Полковник, протягивая руку.

Спуж копается в своей одежде, вытягивает изодранный свиток и вручает его Шефферу.

Полковник пробегается по нему глазами, и затем возвращает Спужу.

- Там сказано, что ты должен доложить о том, что приступил к своим обязанностям, - говорит Шеффер, - а я же, отдаю тебе новый приказ.

- Хотел бы я согласиться с вами, Полковник, но боюсь, что это невозможно, - возражает Спуж, - адепт Департаменто Муниторум не подчиняется офицерам Имперской Гвардии.

Вытягиваю с пояса лазпистолет и делаю шаг вперед, целясь в Спужа.

- Думаю, ты теперь сможешь спокойно сказать, что сделал все возможное, чтобы исполнить свои приказы, - говорю я, останавливая дуло лазпистолета на расстоянии вытянутой руки от его лица.

- Кажется вы не оставляете мне выбора, так? - с выражением благодарности на лице молвит он.

Я качаю головой и перемещаю прицел на Кейта.

Упавший нам на хвост навигатор ухмыляется.

- Это нелепо, - фыркает он, - у меня нет причин ввязываться в это предприятие. Для чего я могу понадобиться? Я не солдат, я это уже наглядно продемонстрировал.

- Каждый полезен, - говорит Полковник, подходя ко мне и кладя свою руку на мою, чтобы я опустил пистолет, - до сих пор, у тебя не было выбора, кроме как идти за нами.

Я могу заставить тебя идти дальше, но ты прав, это будет бесполезно.

- Ну, тогда отпустите меня, - говорит Кейт, скрещивая руки на груди, - позвольте уйти.

- По соображениям безопасности, я не могу сделать ни того, ни другого, - говорит Шеффер, подходят к Кейту, его руки сжаты за спиной.

Он секунду молчит, затем заглядывает в серые глаза навигатора.

- То, чем мы тут занимаемся - не игра, - наконец произносит он, - и я не приукрашиваю важность своего задания, эта операция одна из самых важных, что я возглавлял.

Армагеддон висит на волоске, и малейшее дуновение может поменять расстановку сил.

От отходит, склонив голову, после чего снова разворачивается и протягивает руку к Кейту.

Навигатор с опаской смотрит на него, периодически одаривая меня взглядом, полным отвращения.

- Фон Страб прячется в подулье Херона, - говорит Полковник, - Силы, стянутые к Херону благодаря его присутствию там, выходят далеко за пределы угрозы, представляемой его так называемой армией освобождения.

Однако моральная угроза, которую он собой являет, сильнее всего отражается на всей планете. Мы не можем позволить, чтобы у Гхазгхкулла в подчинении был такой человек, не важно, заложником или союзником.

- Меня не тренировали к вашим войнам, - говорит Кейт и тяжело пожимает плечами, - я из Навис Нобилите, и у меня есть высшее призвание, вместо того чтобы ползать по грязи, уклоняясь от пуль. Я был рожден, чтобы прокладывать путь в эфире великим кораблям и вести боевые суда в битву. Я бесполезен для вас.

- Повторю еще раз, - говорит Шеффер, - каждый полезен. Никто из нас не знает, к чему это все приведет. Может статься, что в нашей игре Император и тебе уготовил роль. Потому что в данный момент ты тут. А все звездные корабли флота, и все солдаты Имперской Гвардии, брошены на орду орков, загоняя эту войну в безвыходное положение. Но теперь у нас есть шанс, один единственный шанс на победу. И поступая по совести, ты сможешь уйти? Ты когда-либо сможешь простить себя за то, что ты прошел мимо возможности сделать в своей жизни что-то стоящее, что-то подлинное? А Император сможет простить тебя?

Кейт поражен страстностью голоса Полковника.

Но его выражение лица быстро возвращается к старому и привычному - подозрительность и высокомерие.

Не знаю, почему Полковник так остро жаждет взять его с нами, может быть, он действительно верит, что мы с помощью Императора все пройдем. Но это не важно. Если Полковник хочет, чтобы он пошел, я подсоблю.

- Нас называют штрафниками "Последнего Шанса", - говорю я, и Кейт разворачивается ко мне, прищуривщись при этом, - потому что нам всем дан "последний шанс", так как мы опечалили Император своими преступлениями. Может быть, и ты заслужил последний шанс своей жизни - сделать что-то действительно выдающееся. Даже если ты не желаешь воевать за Империум и Императора, подумай о себе и своей семье. Немногие знают, чем мы здесь занимается, но это могущественные люди, чьи слова меняют наши судьбы, и они узнают. Подумай обо всем хорошем, что произойдет, если твоя семья будет ассоциироваться с великой победой. Все Имперские командующие, вся знать будут возносить тебе почести, так что твое будущее может быть великолепным.

Удивлен свой собственной убежденностью, да и построением фраз тоже, я думал, что неспособен на такое.

А когда в глазах Кейта появляется расчетливый огонек, я задумываюсь о том, откуда во мне такая преданность.

Но навигатор прерывает мои мысли.

- Мне нужны какие-нибудь заверения, - говорит он, прочищая глотку, - письмо.

Напишите мне письмо с детальным описанием событий, что происходят на планете.

Запечатайте его и отправьте высшему командованию. Хочу, чтобы его доставили в наше поместье на Терре.

Полковник мгновение размышляет, а затем кивает.

- Спуж, иди со мной, мы набросаем это письмо, - говорит он.

Писчий отправляется вглубь склада.

Полковник смотрит на Кейта тяжелым взглядом, после чего разворачивается и уходит вслед за Эразмом.

Навигатор смотрит на меня, на его лице самодовольная улыбка.

- Полковник сдержит свое слово, - говорит он.

- Да, сдержит, - отвечаю я, подхожу к нему и пристально смотрю в глаза, - а это значит, что ты теперь один из нас. Один из его отряда. Один из моего. Можешь начинать паковать свои вещички.

Игнорирую его смущенный вид и ухожу, смеясь про себя.

В НОВОЙ униформе, ботинках, оружием и полными патронташами и рюкзаками, мы готовы выдвинуться в эту ночь.

Колонной по одному мы держимся теней.

В темных небесах над нами изредка вспыхивают взлетных двигателей, а вечерний воздух наполнен эхом отдаленного грохота тяжелой артиллерии.

Небеса к югу озаряются взрывами.

Пока мы пробираемся по изрытой воронками феррокритовой дороге и маршируем между куч битого кирпича и полуразрушенных стен, чуть впереди от остальных Лори ведет отряд.

Через некоторые улицы пролегают земляные насыпи в качестве грубых и брошенных линий обороны.

Глубокие углубления в земле оказываются отпечатками ног проходящего титана.

Его вес стер кирпичи в порошок и впечатал грязь в твердую как камень поверхность.

Всего лишь через несколько Эразм начал потеть из-за тяжести своего рюкзака.

Кейт отстал и идет рядом с Кин-Драггом.

Ну, по крайней мере, у штурмовика теперь есть оправдание своей раненной ноге, остальных двоих не видно.

Через некоторое время изнурительной ходьбы по глине мы поймем, получится у нас или нет.

Если они продержатся с нами хотя бы пять дней, то подозреваю, что преодолеют и весь маршрут.

Если нет, рыскающие крысы пустошей обглодают их кости добела.

Пока мы идем между раскуроченных остовов кузни Инфернус, я удивляюсь, сколько чудовищных разрушений выпало на долю Армагеддона.

Я и раньше бывал на поле брани - от опустошенных тиранидами полей Ичара-4 до окопов Коританорума - но я никогда не видел там столь тотального опустошения.

Фенн заметил, что я оглядываюсь, чуть приотстал и поравнялся со мной.

- Все это произошло в первые несколько дней вторжения, - говорит он, взмахом руки охватывая разрушенный комплекс, - он ранее кишел Адептус Механикус, но затем пришли гарганты.

Только Адептус Титаникус могут сравниться по огневой силе с орочьими военными машинами.

В конечном итоге это место было полностью уничтожено перекрестным огнем.

Мы проходим мимо рухнувшего монумента: огромной статуи косподесантника больше чем в натуральную величину, его искусная броня некогда была украшена крылатой каплей крови.

- Это мемориал Данте, - говорит Фенн, останавливаясь и печально глядя на упавшую статую.

Он качает головой.

- Кровавые Ангелы были нашими спасителями во второй войне, когда впервые пришел Гхазгхкулл.

Таких монументов полно по всей планете.

В Церебрусе даже есть благодарственная часовня.

- Ты, кажется, злишься, - говорю я, замечая, как лоб охотника морщится.

- Монументы, мемориалы, арки и статуи! - выплевывает он, брюзжа и поворачиваясь ко мне, - вместо того, чтобы восстановить нашу оборону или отстроить фабрики, фон Страб тратил наши ресурсы на эту фигню!

А большая часть посвящена ему!

Мы не видели такие памятники, но на подступах к Херону есть огромная арка, что увековечивает его роль во второй войне, она была возведена его близкими друзьями после его исчезновения.

Мы останавливаемся, когда нам спереди сигналит Полковник. Он стоит у перекрестка между останками огромных плавилен и совещается с Лори и Охебсом.

- Расскажи мне дальше, - говорю я, - история никогда не была моим коньком, особенно если это касается событий на другом конце галактики.

Я присаживаюсь на кусок упавшей каменной кладки.

Фенн садится рядом со мной, он достает нож и точильный камень, как он всегда поступал на отдыхе.

Остальные воспринимают остановку как короткий отдых, хотя мы шли едва ли час, и рассаживаются на покрытой битой щебенкой дорогу.

- Даже в последнюю войну ходили слухи, что фон Страб якшается с орками, - говорит Фенн.

Он подчеркивает свои слова, проводя ножом по точильному камню.

- Армагеддон настолько важен стратегически, что его семью освободили от налогов на десять поколений вперед.

Даже до войны жизнь тут никогда не была медом - за исключением семьи повелителя и его, так называемых советников.

Но с конвейеров сходили танки, а минералы отгружались согласно десятине, так что всем было начхать. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не прибыли орки. Вот тогда фон Страб внезапно стал интересен всем.

Он прекращает заточку ножа и пробует кромку большим пальцем.

С лезвия падает маленькая капелька крови.

Он кивает вперед, и я вижу, что Полковник машет нам.

Убрав нож в ножны, Фенн встает и потягивается.

Остальные тоже поднимаются, помогая при этом друг другу поднять тяжелые рюкзаки.

- Если бы не комиссар Яррик, оборонявший Гадес, Гхазгхкулл разбил бы нас в последний раз, - продолжает Фенн, когда мы бредем дальше, - Фон Страб сказал тогда, что у него есть какой-то грандиозный план, чтобы победить в войне, выяснилось, что у его семьи были вирусные боеголовки, они хранили этот секрет веками.

Я уж не знаю, зачем они их хранили, но я чертовски уверен, что уж точно не на случай появления орков. Ну, в любом случае, к делу это не относится. Ракеты были столь древними, что половина из них вышла из строя и рухнула на наших собственных пехотинцев. После этого Яррик предпринял шаги, чтобы отстранить от власти фон Страба, но тот исчез вместе с Гхазгхкуллом после того как Кровавые Ангелы атаковали главные орочьи штабы.

Никто о нем ничего не слышал, пока не вернулся Гхазгхкулл, теперь он вещает из Херона.

- Что вещает? - спрашивает Брауни, который оказался чуть позади нас.

Фенн машет Кин-Драггу, чтобы тот подошел к нам, и затем роется в рюкзаке штурмовика.

Оттуда он достает компактный коммлинк ресивер и включает его.

Из спикеров начинает шипеть статика и раздается какое-то прерывистое воззвание, Фенн крутит верньер настойки частоты.

Он заканчивает, и меж треска и шипения мы разбираем четкий голос.

- Храбрые жители Армагеддона, я умоляю вас объединиться со мной и сбросить кандалы притеснения Империума. Присоединяйтесь к нам в этом святом начинании. Ваш принц вернулся, чтобы вести вас к свободе.

Раздается шипение и щелчки, после чего голос продолжает.

- Великое...

Фенн резко выключает коммлинк, так как к нам через дорогу широкими шагами марширует Полковник.

Он вырывает из его рук коммуникатор и рыча впихивает его обратно в рюкзак Кин-Драгга.

- Нельзя использовать связь! - рявкает Шеффер, злобно утрамбовывая шнуры в ранец.

Сильные рывки толкают Кин-Драгга вперед так, что он чуть ли не валится с ног.

- Вы что, боитесь, что мы поддадимся такой убедительной риторике? - иронизирует Кейт, подходя из-за его спины.

- Ты-то должен понимать лучше, - почти шепотом отвечает Полковник, - ночь превосходно разносит звук.

Никаких разговоров, пока не уберемся из кузницы.

Он машет нам идти вперед, но мне кладет руку на плечо, останавливая.

Он разворачивает меня лицом к себе.

- А уж ты конкретно должен знать, что стоит на кону, - шепчет он.

Даже во тьме я вижу злобное мерцание его льдистых глаз.
- Мы должны преуспеть!

- Почему? - спрашиваю я, вырываясь из его хватки. - Какого фрага, мы, будь прокляты Императором, столь важны?

Я не верю в вашу чушь, что только мы способны это сделать.

Полковник смотрит вперед, проверяя, чтобы другие не услышали, а затем подталкивает меня прогуляться.

В своих длинных брюках он шагает рядом со мной, смотрит прямо вперед и даже не удостаивает меня взглядом. Затем начинает говорить.

- Есть некоторые члены Инквизиции, которые сейчас работают над намного более прямым решением проблемы с фон Страбом, - говорит он тихо и отчетливо, - мы последняя попытка перед тайным завершением.

- Тайным завершением? - переспрашиваю я, глядя себе под ноги, так как под ботинки попадает щебенка и разлетается по рокриту.

Это шум разносится по тьме, отражаясь от пустых остовов зданий вокруг нас.

Внезапно я ощущаю себя как на ладони и понимаю, почему так разозлился Полковник, когда мы использовали коммлинк.

- Бойцы в Хероне ничего не достигли в своих поисках фон Страба, - говорит Полковник, - есть инквизиторы, которые полагают его такой угрозой стабильности сектора, что любые жертвы меркнут перед ней.

- Типа Коританорума? - могу догадаться, куда ведет Полковник.

- Они хотят уничтожить Херон?

- Да, - отвечает он, на краткий миг наконец-то бросая на меня взгляд.

- Мы уничтожили Коританорум, - говорю я, - и если то, что вы говорите правда, то возможно эти инквизиторы правы.

- Коританорум был безвозвратно заражен, - отвечает Шеффер, - даже те, кто не был испорчен прямым влиянием генокрадов, поддался духовной ереси.

Здесь же, внутри Херона есть сильное сопротивление, не говоря уже о тысячах наших бойцов, которые задействованы в этой операции.

- Да, но их же отведут перед ударом, а?

Полковник качает головой.
- Какого черта нет?

- Если мы так поступим, фон Страб догадается о наших планах, - говорит он, - и это даст ему возможность сбежать от правосудия.

- Это сообщение явно записано, так откуда нам знать, что фон Страб до сих пор в Хероне? - спрашиваю я.

Каким-то образом в моем ботинке оказывается камешек, и я наступаю на него большим пальцем.

Шевелю пальцами, чтобы сдвинуть его, одновременно стараюсь уделить свое внимание Полковнику.

- Никто не знает, так ли он, - тяжко произносит Полковник, - а инквизиторы, сторонники жестких методов, готовы принести в жертву Херон.

Ты говорил Кейту о последнем шансе.

Так вот мы и есть последний шанс Херона.

Один из противников этой операции, старый коллега инквизитора Ориеля.

Когда он услышал об успехе с Пресветлым Мечом, он специально настоял, чтобы вмешался Ориель и попросил меня разобраться в ситуации.

- Но кто же желает отдавать такие приказы? - спрашиваю я. - Наверняка ведь многие против уничтожения улья, полного народу.

- До сих пор эти многие были нашими союзниками, - говорит он.

Он поднимает взгляд к покрытому облаками небу, словно пытается заглянуть выше, в космос.

- Однако боевая баржа Злобных Десантников в данный момент отозвана с задания и готовится к бомбардировке.

- Так вот почему такая спешка, - говорю я, когда до меня внезапно доходит, - кто-то купил нам время?

- Да, и платит жизнями солдат Империума и Космодесанта, - с мрачным выражением лица бормочет Полковник, - несмотря на все наши усилия, время поджимает.

И на самом деле, его отчаянно мало.

У нас двадцать дней, максимум двадцать пять, после чего начнется уничтожение Херона.

Через двадцать дней, если мы не уберем фон Страба, миллионы солдат и жителей Херона погибнут от орудий Империума.

 

Глава двенадцатая.

Долгий поход.

Мы идем всю ночь, делая короткие привалы каждые несколько часов, чтобы отдышаться из кислородных баллонов.

Было бы невозможным взять достаточно воздуха на весь путь, так что все, что мы можем делать - это периодически прочищать легкие от газа и грязи, которые липнут к горам Дьябло как смола к камням.

Наши лица покрыты грязью, наш камуфляж тяжело обвисает, пропитанный пылью и отходами. И это только после первой ночи.

Моя одежда стала маслянистой на коже, и грязь, которую несет ветер, нашла свой путь в каждое отверстие в моей форме.

Песок засыпается за ворот и натирает шею, руки уже натерло до мяса от соприкосновения с лазганом, и тяжелый рюкзак вгрызается лямками в плечи.

Спина нещадно болит, а икроножные мышцы напряжены словно закаленная сталь, глаза слипаются от пота и пыли.

Ветер кусает холодом, а одежда на мне мало помогает защититься.

Рад бы я оказаться где-нибудь в другом месте.

Рассвет нагоняет нас во впадине у огромного валуна.

Я первый в карауле, и пока свет медленно наполняет небеса, хотя он тусклый из-за густой облачности, я наконец-то вижу дорогу в пепельных пустошах ниже.

Жуя свой рацион, я смотрю на долину, которая простирается меж двух низких, закругленных горных пиков.

В желтом свете скалы блестят, словно покрытые маслом.

Несколько бледных искореженных деревьев торчат из расселин и трещин в камне.

Слышу, как за спиной судорожно дрыхнет отряд, слышу их храп, кашель, пыхтение, все это смешивается с шелестящими звуками ветра, который гонит воздух вниз по горному склону.

Почти никого не видно - они все завернулись в свои спальники в разных закутках.

Из-под земли появляются сочащиеся кровью усики, с них капает на спящие тела запекшейся кровью и грязью.

Блаженные в своем неведении, они спят, как ни в чем не бывало.

Серые щупальца обвивают их и туго сжимают.

Они просыпаются, задыхаясь и крича.

Их шеи трескаются, а смертельные объятья выдавливают органы из их тел.

Щупальца сминают их лица.

Поднятые в воздух искореженные очертания взрываются кровью, брызжущей из разорванных артерий.

Их конечности вырывают из суставов и размахивают ими, словно трофеями.

Победный вопль разрывает предрассветный воздух, когда щупальца рисуют из крови и пыли богохульные узоры.

Воздух начинает дрожать и из кровавой дымки, созданной расчлененными телами, вырисовываются полупрозрачные очертания.

Осознаю, что раздающийся крик мой, что это я устроил бойню, и меня переполняет сила жертвоприношения.

Ощущаю, что боль этого восторженного открытия наполняет меня жаром и энергией.

- Твой караул закончен.

От удивления я почти вскрикиваю.

Передо мной стоит Охебс, опираясь на край впадины, которую я охранял.

- Ты откуда, мать твою, появился? - бросаю я. - Сиськи Императора, мужик, я мог нахрен тебя пристрелить.

Он мрачно смотрит на меня, его взгляд задерживается на моем лице.

- Кейдж, ты выглядишь усталым, - в конечном счете произносит он, - твои глаза налились кровью.

- Естественно я устал, тупица, - говорю я, вскакивая на ноги, -я на ногах последние часов двадцать. Есть еще какие-нибудь стоящие наблюдения, или крупицы мудрости, что ты желаешь преподнести мне?

- Было похоже, что ты вроде как в трансе, - говорит он, явно тщательно подбирая слова, - ты пялился на лагерь. Мне показалось, что ты спишь с открытыми глазами.

Пристально смотрю на него, пытаясь угадать его мысли, но его лицо как всегда ничего не выражает.

Чувствую, что желудок сводит и тут же меня охватывает головокружение.

- Давай, не засни тут, - бросаю я, отталкивая его в сторону.

Он не отвечает.

Топаю вниз, в защищенную от ветров низину, где спят остальные.

Появившийся с другой стороны Кин-Драгг ни говорит ни слова, кивает. Он следил за дорогой, которой мы пришли.

Торопливо машу ему и падаю рядом со своим рюкзаком.

Вытащив одеяло, я перекатываюсь и прижимаюсь спиной к другим.

Лихорадочно скачут мысли.

В один момент я смотрю вниз на долину, а в другой прямо передо мной уже стоит Охебс.

Невозможно, чтобы он подкрался ко мне, не издав ни звука, у меня достаточно острое зрение и хороший слух.

Тошнота спала, но я все равно на грани.

Глубоко вдыхая, я закрываю глаза.

Я чертовски устал.

Хочу провалиться в сон, но чем сильнее я его жажду, тем бодрее становлюсь.

Кровь стучит в уши, ощущаю под собой каждый камешек и булыжник.

Сердце молотом бьется в груди.

На грани слышимости чудится далекий шепот, переворачиваюсь и открываю один глаз, дабы рассмотреть говорящего.

Но все спокойно спят.

Когда усталость наконец-то затягивает меня в сон, голоса становятся громче.

ПЕРЕД закатом меня будит Лори.

После легкого ужина и глотка из своей фляжки, я готов идти.

Первым уходит Полковник, он направляется вниз левее главного тракта.

Он пробирается между разбросанных валунов и небольших кустиков.

Примерно через час мы проходим мимо возвышения - последней гряды, за которой начинаются пустоши.

Шеффер сильнее забирает влево, вверх по склону крутой горки.

- А мы себя не выдадим? - нервно спрашивает Брауни. - Еще даже не темно.

- Там есть кое-что, вам нужно на это взглянуть, - отвечает Полковник, указывая на северо-восток. В вечернем сумраке нам видная вся пустошь.

Где-то у горизонта темное пятно, от которого в воздух поднимаются сотни столбов дыма и испарений.

Похожие на небольшую гору очертания, окруженные небольшими пятнами, поднимаются на равниной.

Весь комплекс освещен бесчисленными источниками света, некоторые мерцают, а некоторые бьют прямо в небеса.

- Улей Гадес, - говорит Фенн, склоняя голову и сотворяя аквилу.

- От него ничего не осталось, - говорит Брауни.

- Наоборот, там миллионы беженцев, солдат, космодесантников и орков, - молвит Полковник, - там до сих пор идет сражение за контроль над руинами.

Комиссар Яррик объявил, что Гадес никогда не падет.

И в качестве нерушимости своего заявления он пролил свою кровь.

- Такая судьба ожидает Херон? - спрашиваю я. Полковник буравит меня взглядом.

Я забыл, что он не рассказал остальным о планах Инквизиции сравнять это место с землей.

- Такая судьба может поджидать все ульи на Армагеддоне, - говорит он, уходя от темы.

- Орки опустошат этот мир, а без факторий Армагеддона, без его кузней и ульев, миры на сотни световых лет вокруг ослабнут и падут, и эта длинная цепочка в конечном итоге приведет к самой Святой Терре.

Херон станет переломной точкой, чтобы предотвратить катастрофу.

В противном случае наша неудача станет началом конца Империума.

- Звучит слишком драматично, - говорит Кейт.

Он снял свой рюкзак и прислонил его к скале.

Это было ошибкой, потому что ему теперь снова с трудом придется закидывать его за спину.

- Хотел бы я, чтобы в этом была простая театральность, - отвечает Полковник, - и чтобы это была просто речь, поднимающая ваш дух.

Но это не так.

Мы со всех сторон окружены галактикой, полной врагов.

И нашего противника сдерживает только обширный флот Императора, его армии, и могущество Космодесанта.

Если враги учуют слабину, они обрушится на нас, словно свора падальщиков, и раздерут Империум на части.

Отделение настолько сильно, насколько силен его самый слабый, и Империум силен настолько же, насколько слабейшая его планета.

Мы обдумываем это в молчании, пока Полковник ведет нас обратно к хребту.

Я определенно никогда не забуду вид дымящегося, разрушенного улья, который некогда населяли сотни миллионов душ.

Я видел ужас: в глазах придушенной женщины и на ратных полях, в буквальном смысле заваленных трупами, по которым ползли раненные.

Да даже воронка от Коританорума, где погибло три миллиона человек, едва ли сравнится с уничтожением Гадеса.

Я могу понять, почему Яррик не желает оставлять этот опустошенный улей.

Он выстоял там во время первого вторжения Гхазгхкулла.

Как Полковник говорил, если ты хоть на мгновение дрогнешь, то ты труп.

Если ты покажешь хотя бы намек на слабость, или милосердие, то тебя уничтожат и выпотрошат, раз и навсегда.

Но все-таки это позор, что мы идем в Херон.

Я бы предпочел оборонять Гадес.

Каким-то образом, штрафникам "Последнего Шанса" пристало бы сражаться за что-то разрушенное.

- Эй, двигай своей задницей, - из-за спины кричит Кин-Драгг, прерывая мои меланхоличные мысли.

Я понимаю, что замедлил его.

- Отвали, - не оборачиваясь, отвечаю я ему.

Убыстряю шаг, стремясь оставить руины Гадес позади.

ЕСЛИ я думал что в джунглях тяжело идти, а горы Диабло - испытание, тогда пепельные пустоши должны быть худшей местностью, по которой мне когда либо приходилось идти. И это даже с учетом нашего вынужденного марш-броска по ледяным полям Крагмира.

Куда не посмотри, повсюду лежит обесцвеченный песок и пепел.

Над колыхающимися дюнами стоит марево.

Постоянно дует ветер, окуная лицо в вечную пелену пепла, его прикосновение обжигает кожу, словно алхимические примеси.

С учетом туго стянутых капюшонов, ребризеров и зажатых носов, каждый из нас заключен в свой собственный мирок.

Невозможно разговаривать даже с человеком в паре метров перед тобой.

Почва под ногами постоянно смещается.

С каждым шагом ты по лодыжку проваливаешься в оранжевый и красный песок.

Мы словно ползем.

Полковник ведет нас дольше чем обычно, поэтому мы установим лагерь только когда горизонт окрасится предрассветным сиянием.

Ночью температура стремительно падает.

Наш пот замерзает прямо на коже, а над фильтрами вздымается пар от дыхания, похожий на выхлоп танка.

Но здесь это единственная влага - пепел под ногами остается таким же, в нем нет воды, которая бы замерзала.

Периодически мы видим вспышки взрывов в том месте, от которого уходим, или слышим рев низко проходящих ракетных двигателей.

На вторую ночь над нами прошла огромная волна Имперских бомбардировщиков, атакующих позиции примерно в десяти километров от нас.

Мы останавливались посмотреть на шоу: около часа небо озарялось вспышками кластерных бомб и зажигательных боеприпасов.

Каждый шаг отдает болью. Вытягиваю ногу из засасывающего пепла и ставлю ее перед собой, подтягиваю себя вперед.

В рюкзак за плечами, кажется, положили всю галактику.

Вдыхая неглубоко, дабы сохранить воздушные баллоны, цепляясь руками и на коленях мы карабкаемся вверх по дюнам, а ветер позади нас заметает все следы.

Иногда почва тверже, когда мы пробираемся по скальным откосам, там мы идем быстрее. Кин-Драгг практически постоянно мучается, к концу ночного перехода он в буквальном смысле слова переставляет свою больную ногу вперед.

Но иногда пустоши подобны океану.

Пепел почти невесом, он просто густая пыль, разносимая ветром и создающая постоянно двигающиеся барханы.

Мы бредем словно сквозь воду, ну или плывем через нее лежа на животах, вытягивая шеи назад, чтобы токсичная пыль не забила ребризеры.

Один раз мы чуть не теряем Эразма.

Пересекая озеро пепла, он направлялся вперед, вместе с лентами патронов для тяжелого стаббера вокруг груди и сломанным сервочерепом, зажатым под рукой.

Он оступился и завалился вперед.

Вес боеприпасов начал тянуть его на дно.

Брауни умудрился схватить его за подбородок и продержать голову над поверхностью, пока остальные барахтались в пыли, пытаясь откопать его.

Пока пепел не остановился, мы несколько минут брели по грудь, потом Охебс нашел какую-то более крепкую поверхность и идти стало чуть легче.

Теперь мы своими лазганами проверяем дорогу перед собой - насколько она прочная.

Вообще ему повезло, что мы его нашли. Во тьме видимость не больше нескольких метров.

Только благодаря его крикам и лязгу лент с патронами, мы смогли определить его местонахождение.

Один Император только знает как Полковник и Охебс ведут нас в нужном направлении.

За исключением первое и следующей ночи, солнечное свечение теперь одинаково во всех направлениях.

О том, что мы не ходим кругами, мы можем судить только по постоянно дующему спереди и слева ветру.