Глава двенадцатая. Показания горничной
Мсье Бук с любопытством взглянул на своего друга. – Я не совсем вас понимаю, старина. Чего вы добиваетесь? – Я искал трещину, мой друг. – Трещину? – Ну да, трещину в броне самообладания, в которую закована эта молодая дама. Мне захотелось поколебать ее хладнокровие. Удалось ли это? Не знаю. Но одно я знаю точно: она не ожидала, что я применю такой метод. – Вы ее подозреваете, – сказал мсье Бук задумчиво. – Но почему? По-моему, эта прелестная молодая особа никак не может быть замешана в подобном преступлении. – Вполне с вами согласен, – сказал доктор Константин. – Она очень хладнокровна. По-моему, она не стала бы кидаться на обидчика с ножом, а просто подала бы на него в суд. Пуаро вздохнул: – У вас обоих навязчивая идея, будто это непредумышленное, непреднамеренное убийство, и вам надо поскорее от нее избавиться. Что же касается моих подозрений относительно мисс Дебенхэм, на то есть две причины. Первая – случайно подслушанный мной разговор – о нем я пока еще вам не рассказывал, – и он передал любопытный разговор, подслушанный им по пути из Алеппо. – Очень любопытно, – сказал мсье Бук, когда Пуаро замолчал. – Но его еще требуется истолковать. Если он означает именно то, что вы подозреваете, тогда и она, и этот чопорный англичанин замешаны в убийстве. – Но это, – сказал Пуаро, – никак не подтверждается фактами. Понимаете, если бы они оба участвовали в убийстве, что бы из этого следовало? Что они постараются обеспечить друг другу алиби. Не правда ли? Однако этого не происходит. Алиби мисс Дебенхэм подтверждает шведка, которую та до сих пор и в глаза не видела, а алиби полковника – Маккуин, секретарь убитого. Нет, ваше решение слишком простое для такой загадки. – Вы сказали, что у вас есть еще одна причина ее подозревать, – напомнил ему мсье Бук. Пуаро улыбнулся: – Но это опять чистейшая психология. Я спрашиваю себя: могла ли мисс Дебенхэм задумать такое преступление? Я убежден, что в этом деле участвовал человек с холодным и изобретательным умом. А мисс Дебенхэм производит именно такое впечатление. Мсье Бук покачал головой. – Думаю, вы все-таки ошибаетесь, мой друг. Не могу себе представить, чтобы эта молодая англичанка пошла на преступление. – Ну что ж, – сказал Пуаро, взяв оставшийся паспорт. – Теперь перейдем к последнему имени в нашем списке: Хильдегарда Шмидт, горничная. Призванная официантом, она вскоре вошла в ресторан и почтительно остановилась у двери. Пуаро знаком пригласил ее сесть. Она села, сложила руки на коленях и спокойно приготовилась отвечать на вопросы. Она производила впечатление женщины до крайности флегматичной и в высшей степени почтенной, хотя, может быть, и не слишком умной. С Хильдегардой Шмидт Пуаро вел себя совершенно иначе, чем с Мэри Дебенхэм. Он был сама мягкость и доброта. Ему, видно, очень хотелось, чтобы горничная поскорее освоилась. Попросив ее записать имя, фамилию и адрес, Пуаро незаметно перешел к допросу. Разговор велся по-немецки. – Мы хотим как можно больше узнать о событиях прошлой ночи, – сказал он. – Нам известно, что вы не можете сообщить ничего о самом преступлении, но вы могли услышать или увидеть что-нибудь такое, чему вы вовсе не придали значения, но что может представлять для нас большую ценность. Вы меня поняли? Нет, она, видно, ничего не поняла. – Я ничего не знаю, господин, – ответила она все с тем же выражением туповатого спокойствия на широком добродушном лице. – Что ж, возьмем, к примеру, хотя бы такой факта вы помните, что ваша хозяйка послала за вами прошлой ночью? – Конечно, помню. – Вы помните, когда это было? – Нет, господин. Когда проводник пришел за мной, я спала. – Понимаю. Ничего необычного в том, что за вами послали ночью, не было? – Нет, господин. Госпоже по ночам часто требуются мои услуги. Она плохо спит. – Отлично, значит, вам передали, что вас вызывает княгиня, и вы встали. Скажите, вы надели халат? – Нет, господин. Я оделась как полагается. Я бы ни за что не посмела явиться к госпоже княгине в халате. – А ведь у вас очень красивый красный халат, правда? Она удивленно уставилась на Пуаро: – У меня синий фланелевый халат, господин. – Вот как, продолжайте. Я просто пошутил. Значит, вы пошли к княгине. Что вы делали у нее? – Я сделала госпоже массаж, потом читала ей вслух. Я не очень хорошо читаю вслух, носе сиятельство говорит, что это даже лучше: так она быстрей засыпает. Когда госпожа начала дремать, она отослала меня, я закрыла книгу и вернулась в свое купе. – А во сколько это было, вы домните? – Нет, господин. – А скажите, как долго вы пробыли у княгини? – Около получаса, господин. – Хорошо, продолжайте. – Сначала я принесла госпоже еще один плед из моего купе – было очень холодно, хотя вагон топили. Я укрыла ее пледом, и она пожелала мне спокойной ночи. Налила ей минеральной воды. Потом выключила свет и ушла. – А потом? – Больше мне нечего рассказать, господин. Я вернулась к себе в купе и легла спать. – Вы никого не встретили в коридоре? – Нет, господин. – А вы не встретили, скажем, даму в красном кимоно, расшитом драконами? Немка выпучила на него кроткие голубые глаза. – Что вы, господин! В коридоре был один проводник. Все давно спали. – Ни проводника вы все-таки видели? – Да, господин. – Что он делал? – Он выходил из купе, господин. – Что? Что? – накинулся на горничную мсье Бук. – Из какого купе? Хильдегарда Шмидт снова переполошилась, и Пуаро бросил укоризненный взгляд на своего друга. – Ничего необычного тут нет, – сказал он. – Проводнику часто приходится ходить ночью на вызовы. Вы не помните, из какого купе он вышел? – Где-то посреди вагона, господин. За две-три двери от купе княгини. – Так, так. Расскажите, пожалуйста, точно, где это произошло и как. – Он чуть не налетел на меня, господин. Это случилось, когда я возвращалась из своего купе с пледом для княгини. – Значит, он вышел из купе и чуть не налетел на вас? В каком направлении он шел? – Мне навстречу, господин. Он извинился и прошел по коридору к вагону-ресторану. В это время зазвонил звонок, но, мне кажется, он не пошел на этот вызов. Помедлив минуту, она продолжала: – Но я не понимаю. Как же… Пуаро поспешил се успокоить. – Мы просто выверяем время, мадам, – сказал он. – Это чистейшая формальность. Наверное, бедняге проводнику нелегко пришлось в ту ночь: сначала он будил вас, потом эти вызовы… – Но это был вовсе не тот проводник, господин. Меня будил совсем другой. – Ах, вот как – другой? Вы его видели прежде? – Нет, господин. – Так! Вы его узнали, если б увидели? – Думаю, да, господин. Пуаро что-то прошептал на ухо мсье Буку. Тот встал и пошел к двери отдать приказание. Пуаро продолжал допрос все в той же приветливой и непринужденной манере: – Вы когда-нибудь бывали в Америке, фрау Шмидт? – Нет, господин. Мне говорили, это замечательная страна. – Вы, вероятно, слышали, кем был убитый на самом деле, – слышали, что он виновен в смерти ребенка? – Да, господин, слышала. Это чудовищное преступление – ужасный грех! И как Господь только допускает такое! У нас в Германии ничего подобного не бывает. На глаза ее навернулись слезы. – Да, это чудовищное преступление, – повторил Пуаро. Он вытащил из кармана клочок батиста и показал его горничной: – Это ваш платок, фрау Шмидт? Все замолчали, женщина рассматривала платок. Через минуту она подняла глаза. Щеки ее вспыхнули: – Что вы, господин! Это не мой платок. – Видите, на нем стоит Н – вот почему я подумал, что это ваш: ведь вас зовут Hildegarde. – Ах, господин, такие платки бывают только у богатых дам. Они стоят бешеных денег. Это ручная вышивка. И скорее всего, из парижской мастерской. – Значит, это не ваш платок и вы не знаете, чей он? – Я? О нет, господин. Из всех присутствующих один Пуаро уловил легкое колебание в ее голосе. Мсье Бук что-то горячо зашептал ему на ухо. Пуаро кивнул. – Сейчас сюда придут три проводника спальных вагонов, – обратился он к женщине, – не будете ли вы столь любезны сказать нам, кого из них вы встретили вчера ночью, когда несли плед княгине? Вошли трое мужчин: Пьер Мишель, крупный блондин – проводник спального вагона «Афины – Париж», и грузный кряжистый проводник бухарестского вагона. Хильдегарда Шмидт пригляделась к проводникам и решительно затрясла головой. – Тут нет того человека, которого я видела вчера ночью, господин, – сказала она. – Но в поезде нет других проводников. Вы, должно быть, ошиблись. – Я не могла ошибиться, господин. Все эти проводники – высокие, рослые мужчины, а тот, кого я видела, – невысокого роста, темноволосый, с маленькими усиками. Проходя мимо, он извинился, и голос у него был писклявый, как у женщины. Я его хорошо разглядела, господин, уверяю вас.
|