Глава 2. . Для бычков, полученных от вводного скрещивания
* Для бычков, полученных от вводного скрещивания. Телки, происходящие от коров, не удовлетворяющих по комплексу признаков требованиям II класса, не могут быть отнесены к классам элита и I, а происходящие от матерей I класса не могут быть отнесены к классу элита-рекорд. К классу элита-рекорд могут быть отнесены телки, имеющие кровность не ниже III поколения, а к классу элита - не ниже II поколения.
Легенда о Тхе Пролог Я расскажу вам историю тайную, загадочную, живущую только на устах и исчезающую вечерней тенью на бумаге, нашептанную шумом листьев, лениво трепещущих на ветру в знойный день. Сказку о Тхе – волшебно-прекрасных, утонченных мужчинах, созданных для услады чувств и удовлетворения плотских желаний. Легенду об отступнике, скрывающем свое предательство за благочестием и видимостью следования долгу, пронесшим свой позор в душе и умолчавшем, мучительно переживающем чувство вины, но не находящего в себе сил отказаться от своего тайного знания.
Часть 1 Страхи Не увидишь - не поймёшь, Не поверишь - не найдёшь Пути к своей душе, попавшей в плен. («Пока Боги спят» С. Маврин)
Глава 1 Билл
На высоте гор, в дали Полуночного леса, есть обитель, скрывающая за высокими каменными стенами, поросшими мхом, тайны Тхе. Вход туда закрыт для непосвященного. Древние камни величественного замка и тихие тропки густого сада могли бы рассказать множество историй о воспитанниках и наставниках, бессчетное число раз сменившихся за долгие годы, но они молчат, не выдавая тайн этого зачарованного места. Тхе – самые дорогие наложники востока, ценимые на вес золота и избираемые из немногих. Стать Тхе – большая честь и большой труд. Мальчики покупались школой в возрасте трех-четырех лет, воспитывались в полной изоляции в своей уединенной и удаленной обители и не встречали женщин до передачи Господину. Мальчики обучались грамоте, этикету, танцам и многому другому, позволяющему удовлетворить самого взыскательного Господина под покровом ночи. Завладеть Тхе не так просто, помимо значительного вознаграждения, которое требовала обитель, желающий должен был убедить наставников, что Тхе ждет действительно безбедная и беспечная жизнь. Ему не придется заботиться о хлебе насущном или волноваться о своем благосостоянии. Если кому-то доставалась подобная ценность, то они спешили связать себя обрядом крови, который не мог нарушить ни Тхе, ни Господин. После обряда жизнь Тхе полностью вручалась Господину. Тхе мог остаться без Господина только в случае его смерти, или публичного отречения, если тот был более не в состоянии более содержать его. В обоих случаях Тхе немедленно возвращался в обитель, где и проводил отмерянные ему годы жизни, ибо у одного Тхе может быть только один Господин. Тхе одиноки, вся их жизнь – это удовлетворение желаний Господина, сами они не могут ни выбирать, ни любить, ни сожалеть. Тхе – ночная тень Господина. Ворота обители для иных открываются только в дни торга. Однако и в эти дни гости не могут пройти дальше старинной резной беседки, стоящей в гуще сада прямо под окнами старого замка. Беседка эта слышала не одно предложение, а на простом столе с резными ножками не раз заключался договор, решающий судьбу юного Тхе. Прямо на беседку выходило широкое окно одной из келий. Помимо легкого, многослойного, всегда колышущегося на легком ветру тюля, оно имело удобное углубление, выложенное мягкими подушками разного цвета и формы. Сейчас там сидело изящное, стройное создание, сердце которого билось так часто, что даже глубокие вдохи не могли успокоить волнения. Он мял непослушными, тонкими пальцами мохнатые кисточки подушек – его судьба решалась там, внизу, в резной беседке, плотно увитой ядовито-зеленым плющом и благоухающими красными розами. Тхе был очень юн и очень взволнован. Надо сказать, что Билл, а именно так звали нашего визави, был необычным выпускником этого места. Попал он сюда только в шесть лет и помнил многое о мире за его стенами. Он помнил свежий запах воды пустынного оазиса, тепло рук матери, сумасшедшую свободу горного ветра, сладостное чувство объятий любимых людей и даже острую боль расставания. Его воспоминания были призрачными и зыбкими, но прочно поселились в сердце. Наставники порой не знали, как заставить озорного, искрящегося весельем ребенка принять чинный вид и усваивать необходимые науки. Острый и подвижный ум Билла изобретал сотни способов, как напакостить воспитателям и повеселить воспитанников. В конце концов, его отделили от остальных учащихся, чтобы он не смел заражать их своей непосредственностью и пренебрежением долгу. Билл охотно учился, но часто ставил в тупик преподавателей – он умудрялся все поставить под сомнение, все обдумать, потребовать объяснения всем предложенным воспитателями догмам. Но самым страшным оказалось не это, а то, что выяснилось намного позже: он получал удовольствие от ласк разного рода, ласк, которые должны оставлять хорошего Тхе спокойным, с чистым и незамутненным разумом, чтобы лишние эмоции не мешали заботиться об удовольствии Господина. Билл и сам стыдился реакций своей плоти, поэтому каждый раз непроизвольно сжимался, замечая на себе укоризненный взгляд наставника. Всех воспитанников учили готовить свое тело, доставлять удовольствие ртом, руками, обучали различным способам преподнесения себя Господину. Ото всех этих рассказов или даже незамысловатых действий по подготовке своего тела для Господина, Биллу становилось жарко, внизу живота все тяжелело, а его орган наливался и источал влагу. И часто юноше приходилось прятаться от преподавателей, чтобы тайно излить свои соки. Билл остро переживал свою ущербность и молился о том, чтобы это его позорное свойство сильно не разочаровало будущего Господина. И, надеясь на то, что со временем научится справляться со своим непослушным телом, не оставлял попыток остаться равнодушным хотя бы к простейшим ласкам. Но все эти недостатки с лихвой окупались необычной, неземной красотой Билла, которая в совокупности с внутренним светом очарования и привлекательности, делала его самым желанным подарком для любого, у кого хватит смелости выкупить это сокровище. Сердце Билла, казалось, забилось еще сильней, когда из беседки в направлении ворот потек тонкий ручеек людей, покидающих обитель. Там, среди них находится и будущий Господин юного Тхе. Билл подскочил и, немного пометавшись, нервными руками схватил косынку, чтобы убрать свои длинные, цвета вороного крыла волосы. И когда Касым, его личный слуга, появился у двери, Тхе был полностью одет: волосы убраны, тело до самых пяток закрывала длинная сауб шилаха*, окаймленная серебряной нитью и опоясанная плетеным, украшенным камнями ремнем. Скудные вещи, которые разрешалось иметь воспитанникам этого места, помещались в небольшой сумке, висящей на плече у Касыма – теперь обязанность по содержанию и обеспечению всем необходимым ложилась на Господина, поэтому в сумке было только два наряда: для первого танца и собственно обряда крови. Надо отметить, что не со всеми воспитанниками выкупались и их личные слуги. На это должно было быть особое желание будущего Господина порадовать своего Тхе, ибо евнухи, являясь довольно ценным товаром, стоили немногим дешевле самих Тхе. Но в нашем случае подобный вопрос даже не поднимался, ибо обязательная покупка Касыма была единственным условием, которое поставил Билл для своего выкупа из обители. Следуя за Касымом по коридорам замка, Билл молился, чтобы его Господином оказался молодой, здоровый мужчина. Им, конечно, рассказывали способы ублажения старых и слабых чреслами господ, которым в основном и требовались Тхе для услады последних дней жизни. Но Билл не мог сдержать дрожи омерзения, проходящей по его тонкому телу, стоило только представить, как он руками, губами ласкает дряблого, морщинистого старика. Он боялся, что не в силах будет скрыть свое отвращение и опозорится в первую же ночь. Но то ли молиться Билл стал поздно, то ли Бог решил не слушать его просьб, но за воротами в вычурной, богато украшенной коляске Тхе ждал мужчина весьма преклонных лет, с длинной и уже совсем белой бородой. Билл коротко и молча поклонился, после чего услышал имя своего Господина: - Асам, Том аб-Али, - зазвучало вместо приветствия. – Располагайся поудобней – нас ждет долгая дорога. Стараясь сдержать эмоции, молодой Тхе долго возился, усаживаясь напротив будущего Господина. Биллу казалось, что у него внутри сердце разорвалось в клочья, было даже трудно дышать - Бог отвернулся от него. Он понимал, что вскоре, возможно, даже уже этой ночью, узы обряда свяжут его до конца дней с этим ужасным бородатым стариком, который сможет беспрепятственно и всецело владеть его телом. Билл исподтишка разглядывал старикашку, все больше страдая и убеждаясь, что судьба в очередной раз жестоко посмеялась над ним. К сожалению, всем нам в наши шестнадцать кажется, что пятьдесят – это беззубая и немощная старость. И Билл не был исключением. Хотя приглядись он получше, увидел бы, что пожилой мужчина весьма статен и подтянут, и, несмотря на возраст, обладает правильными, немного резкими чертами лица, а его голос, обращенный к юноше, пропитан ласковыми, теплыми нотками. Но, как мы уже отметили, Биллу было не до того, он пытался справиться с отчаянием, охватившим все его существо... Еще только поднимающееся солнце едва успело позолотить снежный хребет окружающих обитель гор, как коляска, запряженная восьмеркой лошадей, довольно быстро пересекла перевал Тхур, единственный, через который можно было попасть в обитель, и повернула на юг. Путники направлялись в Бхут, белокаменную столицу Хатков, самый большой и богатый город побережья Хат. Дорога, и правда, была неблизкая, а, учитывая, какие мрачные мысли поселились в голове у нашего Тхе, еще и изматывающая. Каждый раз при взгляде на старика напротив, у Билла внутри все замирало. Он старался не давать волю своему разбушевавшемуся воображению, но перед глазами так и стояла картина, где он растерянно мнет в руках опавший орган, не способный налиться мужской силой. Его кошмар уступил место иным мыслям лишь тогда, когда коляска въехала в сверкающий под палящими лучами вечернего солнца Бхут. Город поразил Тхе. Билл увлеченно разглядывал белокаменные дома, тут и там выглядывающие маковки храмов – и людей, особенно женщин. Судя по тому, как почтительно люди расступались перед их коляской и кланялись вслед, будущий Господин Билла был далеко не последним человеком в этом городе. Путешествие окончилось остановкой у большого, утопающего в зелени обнесенного глухой стеной сада, белоснежного дома, расположенного почти в центре города. Будущий Господин позволил Касыму подать руку Тхе, ибо никто из мужчин не мог касаться его до обряда, впрочем, и после это право появлялось только у Господина. Асам, Том аб-Али лично проводил Тхе в его отдельные покои, которые располагались не на территории гарема - это было не принято, они обычно находились на мужской половине в непосредственной близости от комнат Господина. Покои же, отведенные для Билла, стояли совсем отдельно, соединяясь с большим домом лишь каменной террасой, и имели даже свой внутренний садик с бассейном и теплой купальней. Билл был поражен как размерами самого дома, так и богатством внутреннего убранства. Потолки, колонны и перила лестниц первого этажа были вырезаны так искусно, что казались сотканными из белого, нежного кружева, а полы, выложенные блестящими плитками, были начищены так тщательно, что в них можно было смотреться как в зеркало. Везде слышалось журчание воды – это маленькие фонтаны, переливаясь из чаши в чашу, из залы в залу несли своими журчащими водами прохладу и свежесть всем помещениями нижнего яруса. Комнаты же второго, спального этажа, были сплошь устланы дорогими мягкими коврами и отделаны заморскими тканями. Окна центральной спальни, видимо предусмотренной для приема Господина, выходили на живописную, увитую зеленью террасу, отходящие от нее витые лестницы, подобно рукам, охватывали огромную, мраморную купальню, на дне которой, смеясь, резвились купидоны. У одной из стен спальни на причудливом столике стояли легкие закуски, фрукты и сладкий лимонад в запотевшем графине, предназначенные явно для утомленного долгой дорогой Тхе. Асам, видя измученное лицо своего Тхе, предложив Биллу освежиться и высказав пожелание увидеть танец Тхе уже этим вечером, удалился, оставив Билла в некоторой растерянности и замешательстве. Юноша чувствовал себя таким одиноким и потерянным как никогда раньше. Поэтому, как только Асам покинул покои, Билл, усевшись на огромный мягкий топчан и давая волю сумасшедшим чувствам, бурлящим внутри, горько заплакал. Он оплакивал потерю дома, друзей, что оказалось для него ожидаемым, но сильным ударом, оплакивал ускользнувшую мечту о счастливом будущем с молодым Господином, оплакивал крах всех своих надежд и чаяний. Всхлипывая и жалея себя, утомленный волнением и долгой дорогой, Билл сам не заметил, как уснул, едва его голова коснулась мягкой подушки. * сауб шилаха - длинная черная рубаха с манжетами, широкими рукавами и воротником стойкой Глава 2. Том
Дом, где сейчас мирно спал Билл, продолжал гудеть как улей, готовясь к знаменательному событию. Сегодня отец, глава семейства, перед уходом на покой, передавал свои права старшему сыну. И подготовка к пышному празднику шла полным ходом. Бесчисленное количество слуг сновали туда-сюда: украшая деревья и кустарники вокруг площади с большим фонтаном несчетным количеством огромных масляных ламп с изысканными коваными рамами, в которых переливались разноцветные стекла, расставляя в саду и на террасе столы и скамейки, готовя покои для гостей. На кухне творилось что-то совсем невообразимое. Если десерты с ароматной пахлавой, нугой, заморским шоколадом и сахарными фруктами были готовы еще вчера, то все возможные закуски и основные блюда здесь готовились всю ночь и весь день. Хотя и тут и там скалили пасти зажаренные кабанчики, распускала перья нашпигованная вкусностями дичь, лоснилась блестящими боками начиненная паштетами рыба, а столы уже ломились от обжаренных, нафаршированных и сложенных в причудливые узоры овощей, распорядителю все казалось, что кушанья не будут готовы и поданы к столу вовремя. Весь дом был охвачен волнением. Скорые перемены со страхом ожидались всеми домашними, ведь молодой хозяин, вернувшийся год назад из западных стран, где обучался премудростям и наукам, уже сейчас славился как любитель нововведений и прочих заморских странностей. Жена молодого хозяина горько жаловалась на него всем в гареме, оплакивая свою впустую потраченную молодость и кляня злую судьбу. Видимо, назло ей и всем домашним, Том тут же по приезду выбрал себе вторую жену из весьма богатого и знатного рода, но такую стерву, что даже ее папаша обрадовался быстрому избавлению от этой бестии. Обе женки умудрялись устраивать жуткие скандалы с наложницами и даже пытались потравить друг друга ядом, что очень веселило Тома и приводило в отчаяние обслуживающих весь этот бедлам слуг. Асам лишь вздыхал, глядя на сына. Прожив долгую и нелегкую жизнь, с высоты своей мудростион видел, что сметливому и деятельному Тому, легко справляющемуся с любыми задачами, необходимо хоть ненадолго задержаться в одной точке, чтобы если и не найти смысл в жизни, то хотя бы почувствовать ее дуновение. Именно поэтому, едва сын женился и одарил его внуком, он отправил его учиться и узнавать мир. Но сейчас старый хозяин видел, что допустил серьезную ошибку. Вместо огромных знаний и внутренней мудрости Том привез с собой ужасную привычку бриться, неоспоримую любовь к мальчикам, которые сменялись в его гареме чаще наложниц и склонность к нездоровому, подчас граничащему с жестокостью веселью. Том совершенно перестал ценить их традиции, насмехаясь над пышными церемониями и строгими правилами поведения, повторяя, что лицемерие еще не делало никому чести, а следование долгу большая глупость хотя бы по тому, что заведет в тупик даже мудреца. Однако, не смотря ни на что, старый хозяин гордился своим старшим, любимым сыном, который еще ни разу по-настоящему не разочаровывал его, и, уходя на заслуженный покой, оставлял свой дом и все хозяйство Тому с легкой душой. Он был уверен, что со временем его сын станет не только хватким и сметливым в делах, но и научится видеть саму суть вещей и ценить настоящие чувства. Асам был крайне доволен подарком, выбранным для сына - юный Тхе оказался не только сказочно красивым. В нем уже сейчас, в его шестнадцать, чувствовался внутренний стержень и несгибаемая воля. Билл обладал естественным светом, который привлекал намного сильнее смазливого лица и стройной фигуры. Его невинность и свежесть, граничащие с наивностью и слепой верой в лучшее, составляли как раз то, чего так не хватало пресыщенному и неудовлетворенному жизнью Тому. Невольная улыбка касалась губ мужчины, когда он вспоминал, как Тхе старался ничем не выдать своих эмоций, но Асам видел разочарование и смятение проскальзывающие в каждом взгляде, мимолетно брошенном на него спутником - Тхе явно не находил его привлекательным в качестве Господина. И правда, было бы глупо такую красоту и цветущую молодость принести в жертву прихотям и нездоровым развлечениям старости. Асам, конечно, не надеялся, что его сын, не желающий смотреть дальше собственного носа, сможет сразу разглядеть внутреннюю красоту Тхе, но был уверен, что Том не устоит перед внешней и сам не заметит, как подарит свое сердце этому неземному созданию. В то время как Асам дал слугам указание не беспокоить его до вечера и направился в свои покои, желая отдохнуть после долгой дороги, его старший сын – Том Асам аб-Али – сводил с ума распорядителя, пытаясь не упустить ни одной мелочи. Презрение Тома к любым торжествам как таковым в принципе разбивалось о его безграничное уважение к отцу. И этот праздник был важен для Тома хотя бы по одной причине – он был важен для его отца. Том отчетливо понимал, что своим счастливым, безоблачным детством и нынешним безбедным существованием он полностью обязан именно Асаму. Том обожал отца и благоговел перед ним. Не было ни одного случая, когда бы тот отвернулся, не помог или чего-то не объяснил, при этом Асам умудрялся напрямую не вмешиваться в жизнь сына. Но Том и не нуждался в указаниях – ему достаточно было услышать лишь легкое неодобрение в голосе отца, чтобы понять, где он допустил ошибку и искать все возможные средства для ее исправления. И сейчас, желая как никогда порадовать отца, Том цеплялся к каждой мелочи, начиная от цвета устанавливаемых скамеек и заканчивая количеством приборов на столах. Когда на террасе были установлены дополнительные столы, а неугодные скамейки накрыты тканью, Том, к вящему облегчению распорядителя, направился в свои покои, чтобы одеться соответствующим образом. И как только теплая, бархатная ночь опустила тьму на беспокойный сад, загоревшийся сотнями огоньков разноцветных ламп, гости потекли чинными потоками по направлению к главному фонтану. Виновники торжества, как и положено, немного задержались, позволяя гостям удобно расположиться за столами, оценить богатство и изысканность предложенных блюд, мастерство музыкантов, лениво перебирающих струны, и красоту общего убранства сада. Так что к появлению отца и сына гости были уже достаточно сыты и готовы к дальнейшим увеселениям. Том, стремящийся все проконтролировать, не доверяя никому, кроме себя, сам ухаживал за отцом, подливая ему самого сладкого вина, накладывая самого сочного мяса и самой вкусной дичи. Асам улыбался, позволяя сыну проявлять заботу и почтение. Ему было приятно такое внимание с его стороны, ведь передавая все бразды правления домом и состоянием в руки сына, он фактически лишался какой-либо власти – теперь принимать окончательные решения по любым вопросам становилось привилегией Тома. И Асам не мог не оценить его преданности и чести. Сколько раз на подобных праздниках он видел, как сыновья, спеша избавиться от родительского ока, не могли дождаться окончания празднества, чтобы отправить отцов восвояси. Не таков был Том, чем только не спешил он порадовать своего отца! Представление, начавшееся медленными танцами и звонкими песнями, продолжилось выступлениями величественных метателей огня, изрыгающими пламя прямо изо рта и ходящими по углям; факира, в руках которого исчезали и появлялись всевозможные предметы, укротителя тигров, бесстрашно кладущим голову прямо в их распахнутые пасти, и завершилось арабским танцем живота, исполнительницу которого Том и подарил отцу, ибо в новом доме нужна и новая женщина. Асам, рассмеявшись, сказал, что если бы он и сомневался, что Том его сын, то сейчас уверился бы в этом точно и бесповоротно, поскольку у него тоже есть подарок, и этот подарок исполнит для нового хозяина дома и всех его гостей танец с мечами. Тут мы отметим, что если умелое исполнение танца живота встречалось крайне редко, и танцовщиц, обученных этому хитрому искусству, порой крали у самого персидского шейха, то танцу с мечами обучались лишь Тхе в своей закрытой школе, и им запрещалось учить кого-то извне. Конечно, были и те, кто пытался скопировать движения танца, но у не знающих секрета исполнения выходило лишь его жалкое подобие. Поэтому когда барабаны стали отбивать ритм, гости замерли, боясь пропустить хоть мгновение волшебного действа. Восхищенный выдох пронесся над столами, когда на площадке перед журчащим фонтаном появился изящный, тонкий Тхе, закутанный в блестящие, светящиеся изнутри шелка. На его голове, скрывая волосы и опуская на плечи сложный узор вязи, была на арабский манер повязана косынка, что придавало его лицу с густо подведенными сурьмой глазами восковую бледность. В руках Тхе, играя огоньками на кривых лезвиях, холодным блеском переливались длинные витые сабли. Барабаны, замедлившиеся на мгновение, зазвучали настойчивей, отбивая только им понятный тягучий ритм, который был немедленно подхвачен Тхе, начавшим движение. От плавных, полностью подчиненных острому оружию движений, невозможно было оторвать глаз. Тхе, подобно пламени огня, притягивал, не отпуская, не давая возможности отвлечься даже для того, чтобы сделать вдох. Но вдруг все изменилось: оружие, завертевшись звездами, взбунтовалось в его руках, направляя свое острие на Тхе, и в жажде вырваться на свободу покинуло руку хозяина. Однако тонкая шелковая ткань, в ту же секунду взвившаяся вслед за клинком, перехватила его, не давая упасть. Второй клинок, не желающий подчиняться, легко перерезал струящуюся материю. И в то же мгновение возмущенный шелк, переливаясь в теплых огнях масляных фонарей, взвился вокруг Тхе сверкающим ураганом, вспыхивая и погибая под холодным лезвием сабель, буйствующих в руках Тхе. Том не мог отвести глаз: множество образов грациозных и пленительных,темных и сияющих, далеких и близких, страстных и нежных, призрачных и почти осязаемых встали перед ним мириадами, нескончаемыми множествами. Он не мог ни дышать, ни шевелиться, захваченный и растворенный энергией танца. Музыка замерла. Лезвия сабель, как и лоскутки истерзанного ими шелка медленно опускались, и если клинки замерли в руках Тхе, подрагивая и неровно отражая свет множества фонарей, то ткань, переливаясь, ложилась на гранитные плиты площадки перед фонтаном. Том, казалось, не дышал, пристально вглядываясь в спокойное лицо Тхе, опускающего руки. Билл несмело поднял глаза, желая увидеть, какое впечатление произвел его танец, и тут же столкнулся с черными, требовательными глазами Тома – жаркая волна непонятного чувства прошла по всему телу Тхе от одного этого взгляда. Где-то на задворках сознания билась мысль о том, что Тхе не должен смотреть в глаза никому, кроме Господина, но Билл не в силах был отвести взгляд от этих завораживающих, жгучихглаз. - Я вижу, тебе нравится мой подарок, сын, - голос Асама встряхнул их, вернув в реальность. Том резко поднялся и направился к Биллу, который, услышав слова Асама, скрывая глаза за густыми ресницами, стал разглядывать молодого хозяина, с облегчением отмечая его красоту и молодость. Билл не шевелился и не поднимал головы, пока будущий Господин обходил его по кругу. Но едва Том сделал движение к Тхе, желая проверить, существует ли это волшебное создание в действительности или его воображение смеется над ним, заменяя реальность иллюзией, как Билл мгновенно отступил, избегая незаконного прикосновения мужчины. - Вряд ли ты сможешь прикоснуться к Тхе, не дав ему для начала испить своей крови, - рассмеялся Асам, увидев недоумение на лице сына. Гости разошлись по своим комнатам, лишь когда робкие краски зари несмело коснулись светлеющего небосвода. Вслед за гостями в свои покои поднялся и новый хозяин большого дома, но не о делах насущных думал он – стоило только Тому закрыть глаза, как перед его взором вставал Тхе. С полуоткрытыми неспокойным дыханием губами, слегка опущенными подрагивающими пушистыми ресницами, волшебно прекрасный и безумно желанный. Том долго не мог уснуть, не в силах отпустить сказочное видение.
|
