Глава 2. Том провожал тяжелым взглядом удаляющуюся тонкую фигурку, гнев не утихал в нем и начал просто невыносимо душить

Боль

Том провожал тяжелым взглядом удаляющуюся тонкую фигурку, гнев не утихал в нем и начал просто невыносимо душить, когда Господин заметил полный сожаления взгляд Аш Тахира, тоже направленный в спину Тхе.

Остаток ночи Том подогревал свое раздражение и ненависть: он вспомнил Андре, вспомнил, как тот любезничал с другими мужчинами при любом удобном случае, как улыбался и кокетничал со всеми, кто был поблизости. Как сбежал с другим. И каким сам он был дураком, доверяя ему и любя его так беззаветно.

Тому хотелось раздавить и уничтожить, стереть с лица земли маленького лицемерного изменника, заглядывающего ему в душу своими щенячьими глазами. Наглый притворщик! Немного же ему потребовалось времени, чтобы забыть, кому он принадлежит.

Весь белый от злости, сквозь зубы попрощавшись с отцом и гостями, Том, полный желания уничтожить лживую тварь, направился в покои Тхе.

Билл, в отличие от Господина, пребывал в состоянии волнующего ожидания ночи. Он давно ни с кем, кроме Касыма и Тома, не говорил, и ему показалось, что его обдало свежей волной, в его голове кружилось столько мыслей и впечатлений, подаренных этим чудесным вечером, что хотелось петь, танцевать и веселиться.

Он вспоминал, как Том угощал его любимым шоколадом, белым, он еще не ел ничего вкуснее, даже тошнота отступила перед лакомствами, предложенными ему Господином. И пускай Том должным образом не показывал этого, но Биллу казалось, что Господин доволен, даже горд им. Сознание этого грело душу и давало желание жить, Биллу хотелось сделать для Тома что-нибудь приятное, порадовать, отблагодарить за подаренное внимание. Он и не надеялся, что сегодня Господин придет к нему и был доволен, что в сегодняшнюю ночь выбор пал именно на него.

Ему наконец удалось донести до Касыма, какие свечи любит Том, и тот даже купил их на базаре. И сейчас, вымывшись и надев свой любимый шелковый халат цвета весеннего неба, Билл украшал спальню этими самыми розовыми свечами с ароматом лаванды. Они уже мерцали на всех поверхностях, выступающих из стен и игриво перемигивались на столиках и тумбочках, источая легкий волнующий запах. Билл заставил Касыма убрать всю спальню розовыми подушками и покрывалами, поэтому казалось, что все вокруг светится нежным розовым и даже дрожащие тени отдают темно-лиловым.

Билл был так рад стремительно вошедшему в покои Господину, что не заметил его настроения, и, сияя улыбкой, обернулся к нему, легко прикасаясь к руке Тома и пытаясь заглянуть ему в глаза.

Удар пришелся прямо по лицу. Он был настолько неожиданным и такой силы, что Билл как подкошенный упал на стоящий поблизости пуфик, накрытый розовым. Оглушенный, он даже не понимал, что с ним происходит, когда Господин, наматывая длинные блестящие волосы на кулак, задыхаясь от злобы, шипел:

- Никогда, никогда не смей прикасаться ко мне без разрешения, тварь!

Больно дергая за волосы, Том заставил Билла лечь на спину, впрочем, тот и не сопротивлялся. Он часто моргал и пытался прогнать искорки, летящие со страшной скоростью перед глазами, не понимая даже, чего от него хотят. С еще большим ужасом он почувствовал, как Том, рывком согнув его ногу в колене, резко вторгся в его тело, принося разрывающую, огненную боль. Каждым толчком Господин разрывал его тело, выбивал воздух из легких и выдирал волосы, от чего подбородок задирался все выше, до невыносимой ломоты в шее.

Биллу казалось, что это длилось вечность: боль, ужас и страх темным удушливым облаком заполонили все внутри. Он никак не мог прийти в себя и поэтому инстинктивно сжимался, причиняя тем самым себе еще больше страданий. Когда все кончилось, и с громким стоном Том излился в него, Билл, ожидая очередного удара, крепко зажмурился и не разжимал рук, которыми вцепился в ткань покрывала. Но удара не последовало, и, нерешительно открыв глаза, Тхе обнаружил, что Тома нет рядом и вообще в комнате.

Билла трясло. С трудом сведя ноги и дрожащими руками стягивая полы халата, он пытался вдохнуть в себя воздух, который не желал проходить сквозь сжавшееся горло. Комок боли, горечи, страха и еще каких-то непонятных эмоций не давал дышать. Тело била крупная дрожь, из глаз сами по себе горячим потоком полились слезы. Щеку, по которой пришелся удар, зажгло, и Билл схватился за начинающую распухать скулу.

Отгоняя мысли о том, что с ним произошло, Билл кое-как встал, тут же охнув от боли и судорожно продолжая комкать на себе халат, направился в купальню. Он хотел смыть с себя весь ужас пережитого, и только окунувшись в теплую душистую воду, приготовленную для него Касымом, понял, что зашел в купальню прямо в халате. Мокрый шелк лип к телу, ласково обхватывая и гладя кожу, пока юноша снимал халат с себя. И лишь увидев на голубой ткани кровавые разводы, Билл наконец заплакал: по-настоящему, навзрыд, выплакивая все свое разочарование и осознавая глупость и несбыточность собственных надежд.

Он помнил, как клялся никогда не следовать своим чувствам, никогда никого не любить и в жизни руководствоваться лишь долгом служения Господину. Сейчас, когда его маленький мирок под давлением безжалостной и безразличной реальности разрушился, Тхе понял, как мудр был его наставник, постоянно ругающий его за излишнюю спонтанность и подверженность настроению. Как он мог так ошибиться? Почему не спросил у Господина разрешения? Но если Тому были так неприятны его прикосновения, зачем он ходил к нему, зачем целовал?

Билл подумал, что Том, возможно, просто старался быть добрым к нему, но после сегодняшней его выходки не смог сдержаться. Неужели он столько учился, столько старался, чтобы вот так испортить все и своим дурацким порывом вывести из себя Господина?

Билл ненавидел себя, свой характер и свою глупость.

С трудом помывшись, всхлипывая и шипя от боли, Билл выбрался из купальни. Его опять затошнило, но сейчас он был склонен считать, что это часть наказания за его необдуманное и самонадеянное поведение. Ему даже стыдно было звать Касыма – как он покажется ему на глаза с красной отметиной в половину лица? Билл аккуратно нанес заживляющую мазь на ссадину на скуле, с горечью думая, что его красота теперь никому уже не понадобится.

Тхе крался к себе, боясь потревожить Касыма. Он лучше завтра объяснится с ним, завтра признается в своем позоре – сегодня он просто не выдержит его осуждения и презрения. Но юноша не успел дойти до своей комнаты: сильный рвотный позыв согнул его пополам, заставляя избавиться от пирожных и шоколада, съеденных за праздничным столом. Билл упал на колени, не в силах сопротивляться взбунтовавшемуся желудку. Касым, по счастливой случайности поднявшийся наверх, чтобы проверить, все ли свечи потушены в центральной спальне, и несколько удивленный отсутствием Тома, как раз покидал хозяйские покои, когда увидел, как Билл упал.

Бросившись к Тхе, слуга аккуратно убрал мешающиеся пряди волос и поддерживал юношу, пока тот не избавился он всего, съеденного за ужином. Билл мокрый от испарины слабо дрожал в его руках, пока Касым помогал ему добраться до кровати. Было довольно темно, и поэтому лишь уложив юношу на кровать и засветив свечи, Касым увидел уродливую отметину на лице Тхе. Слуга в ужасе смотрел на начинающую опухать щеку и с трудом открывающийся глаз. Билл стыдливо отводил от него взгляд, ожидая вопросов, на которые не хотел отвечать.

Но Касым, охваченный гневом, лишь поджал губы, он совершенно не понимал, за что можно было ударить чуткого, нежного, ласкового Билла. Он же такой старательный и сделает все, достаточно лишь попросить. Касым аккуратно приобнял ослабшее тело, усаживая Билла чуть повыше и поднося к его губам стакан воды.

Тхе был горячим как печка. Он все время просил еще воды, которую возвращал через раз. И, к ужасу Касыма, ему становилось все хуже и хуже.

И когда рассвет коснулся голубым небосвода за окном, слуга все же заставил Билла написать записку Тому с просьбой послать за лекарем.

Однако шло время, а лекарь так и не приходил. Тхе, укутанный Касымом в платок и домашнюю галабею на голое тело, продолжал метаться на кровати, время от времени слабо постанывая.

Касым с болью в сердце понимал, что Тому все равно, выживет Билл или нет, а кроме Тома, никто не сможет послать за врачом, для этого требуется только его желание и позволение.

Вообще лекари были довольно уважаемыми и богатыми мужами. Они долго учились, чтобы постичь таинства человеческого тела, и их часто приглашали в господские дома, чтобы они могли показать свое искусство и излечить тело, охваченное болезнью. Но многие не допускали их до гарема, считая, что они своим взглядами и прикосновениями осквернят жен и наложников. Поэтому надежды Касыма на то, что Том разрешит кому-то смотреть на обнаженное тело Тхе, а уж тем более дотрагиваться до него, были довольно призрачными и питались, скорее, его отчаяньем и бесконечной любовью к этому доброму существу.

За то время, что он был приставлен к Биллу, слуга забыл, что такое побои. Тхе никогда не приказывал – он всегда просил, иногда настойчиво, иногда плаксиво, иногда навязчиво гундя что-то на ухо. И уж, конечно, всегда благодарил, широко улыбаясь или хлопая в ладоши, если удавалось хоть немного его порадовать. Он никогда не забывал отметить чужие заслуги и всегда хвалил, было бы только за что.

По мере того, как Билл все глубже проваливался в жаркое забытье, паника все сильнее охватывала Касыма. Ему казалось, что он задыхается от безнадежности. В конце концов, не в силах больше слышать хриплое дыхание Билла, слуга побежал в покои Асама. Он сам не знал, на что надеялся, когда, упав в ноги старому Господину, умолял его не дать Биллу умереть и уговорить своего сына все же послать за врачом, через слово повторяя, что Тхе так молод и что ничем не заслуживает смерти.

Асам, ничего не понявший из сбивчивых стенаний слуги, сам направился в покои Тхе посмотреть, что же случилось. Увиденное сильно поразило его: кроме бледности и горячей испарины, он, конечно, не мог не заметить опухшего лица и заплывшего глаза. Асам не мог поверить, что его сын так жестоко обошелся с Тхе. Возможно, Билл провинился в чем-то, и Тому пришлось его наказать. Значит, теперь Тхе хочет, чтобы послали за врачом, и боится просить своего Господина?

- А что сказал мой сын? – тихо спросил Асам.

- Он не послал за врачом, Господин, – почти шепотом произнес Касым, с сильно бьющимся сердцем вглядываясь в лицо Асама и ожидая приговора.

- Ты знаешь, что я не могу принимать за него решения, - медленно проговорил Асам.

- Но Вы можете попросить его, Господин, - набрав побольше воздуха и зажмурившись от собственной смелости, выпалил слуга.

Асам вздохнул и, еще раз кинув взгляд на распростертое на кровати тело Тхе, лишь покачал головой и с тяжелым сердцем удалился из его покоев.

И Касым, осознав, наконец, что им никто не поможет, принес из ручья ледяной воды и, вымочив в ней полотенца, обложил ими пылающее тело юноши, а потом, взяв в свои руки тоненькие, белые пальчики, целовал их, умоляя Билла не сдаваться, ведь у него еще все впереди, он так молод, так хорош собой. Касым повторял, что все проходит, и гнев Господина, конечно, пройдет, надо лишь выздороветь, а все остальное поправимо.