Физиологические свойства речевого голоса. 30 страница

Джейн попыталась пробиться сквозь чащу значков, цифр, формул и терминов, но если генетику и цитологию она уже знала неплохо, то в ее познаниях в общей биохимии оставалось еще слишком много белых пятен. Ванадий… Нашли в крови у какого-то пацана… как его зовут… Марти Моран… нашли у него значит порфирины с ванадием. Ну и что? Ну ванадий… и ванадий и кобальт тоже встречаются в составе порфириновых комплексов. Или она что-то путает? А что Марти… Джейн пробежала глазами малозначащую информацию – чуть ли не с рождения обожает фридайвинг, то есть без акваланга ныряет… метров наверное до ста доныривает, а что – вопросы декомпрессии фридайверов не касаются, они же не дышат во время ныряния… интересно, сколько минут он может не дышать под водой?

Открыв энциклопедию, Джейн набрала в поиске «порфириновые комплексы». Нет, ошибки нет – бывает там и ванадий и кобальт. Ну значит это уж какое-то очень специфическое открытие, и пока сами генетики нам его не разъяснят… Взгляд Джейн приклеился к монитору, и мысль остановилась на полпути. Ванадий… да, ванадий встречается, но где? Точнее – у кого?? У асцидий!

Теперь если и не все стало ясным, и может даже и не многое, но уж во всяком случае – основное. У людей ванадий в составе хелатных комплексов с порфириновыми лигандами не встречается, а встречается он в крови асцидий, а кто такие «асцидии» Джейн не знала в точности, но знала, что это морские животные. И вот у пацана, который любит океан и ныряет как морской котик, который наверняка испытывает и проникновение к океану, и симпатию к нему и к морским мордам – вот у него нашли порфирин с ванадием. И не только… еще и с золотом… ну это вообще дичь!

Растворенного золота в океанской воде тысячи и тысячи тонн, и получается, что организм ежа научился добывать это золото, как какая-нибудь устрица, и использовать его в порфириновых комплексах вместе с ванадием, и если про ванадий мы кое что знаем, то уж про золото в порфирине природа и сама не знает ничего, не было такого никогда, и какие свойства есть или будут у этого Марти…

Джейн выключила комп – больше всё равно понять было невозможно, да и нет необходимости. Теперь можно было позавтракать и отправляться в погоню за ветром.

 

Сидя спиной к Джомсому и лицом в сторону Верхнего Мустанга, Джейн уже третий час подряд созерцала ветер. Сначала всё было просто и привычно: породить симпатию к ветру. Это просто. Еще в детстве она любила и теплый ветер, под которым можно было понежиться, и прохладный ветер в жаркий день, и даже морозный и сухой зимний ветер не был ей неприятен, и если температура на улице не падала ниже пяти градусов ниже нуля, она выходила гулять в шортах и футболке, вызывая яростное недоумение соседей и родителей. Морозный ветерок обдувал полуобнаженное тело, не причиняя ему ни малейшего вреда, и Джейн со смехом смотрела на закутанных в пуховки людей, которые, казалось, не столько мерзли от холода, сколько от своей психопатии. Когда мороз усиливался до десяти градусов, влияние ветра становилось критическим, и гулять дольше десяти минут уже было некомфортно. В какой-то момент Джейн обратила внимание на то, что когда она была в плохом настроении, или плохо выспавшаяся, или после оргазма, то при усилении ветра во время холодных прогулок ее мышцы начинали непроизвольно напрягаться, все тело словно скручивалось в спазме и хотелось сжаться в комок, и согревания при этом не происходило, а когда она была бодрой, энергичной, ебучей, то сжиматься и не хотелось, мышцы были расслаблены, и она почти не замерзала. Как-то она решила прогуляться в кроссовках, шортах и футболке в двадцатиградусный мороз – это был просто эксперимент, она ни на что особенно не рассчитывала – просто выйти на улицу, обжечься морозом, вернуться и лечь в горячую ванну. Выйдя из дома, она пошла по тропинке между сугробов, как обычно хихикая над реакцией обалдевших прохожих, но вскоре обалдела она сама – несмотря на порывы леденящего ветра, несмотря на то, что холод быстро сковал ее пальцы рук, обжигал кожу на обнаженных предплечьях и ляжках, именно неприятных ощущений не было. Испытывая воодушевление первооткрывателя, она пошла дальше, и прошла еще пять минут вперед. Иногда приходилось растирать обнаженные части тела, чтобы охлаждение кожи не перешло в обморожение, но в целом состояние не было опасным или неприятным. Попадая в завихрения воздуха, тело начинало съеживаться, и ей пришло в голову, что такая телесная реакция вряд ли является естественной и здоровой, и она попыталась расслабиться, совершенно, максимально расслабиться, представляя себе, что ветер свободно проходит сквозь ее тело, даже не затрагивая его, не охлаждая.

Тогда она гуляла двадцать минут в двадцатиградусный мороз, и несмотря на то, что в горячей ванне она потом отлеживалась целый час, не было ни последующей простуды, ни неприятных воспоминаний. И с тех пор ее приятие ветра усилилось, и сейчас породить симпатию к упругим потокам было очень просто. Закрыв глаза, она вдруг поняла, что совершенно необязательно именно видеть ветер! Откуда вообще взялась эта глупость? От ассоциаций со словом «созерцать», но ведь ясно же, что сама процедура созерцания если и включала в себя визуальное наблюдение за объектом, то лишь для того, чтобы, во-первых, удобнее было настраиваться на объект, привязать к нему внимание, а во-вторых для того, чтобы привязать возникающее физическое переживание к этому образу, установить между ними ассоциативную связь, чтобы в будущем образ объекта стал озаренным фактором, своего рода «включателем» этого состояния. И если уже осуществлен контакт с ветром посредством того, что она чувствует его давление, его порывы, то какая разница – видит она его или нет? В конце концов, зрение – это всего лишь эволюционировавшее телесное ощущение, по своей природе ничем не отличающееся от других тактильных восприятий.

Закрыв глаза, Джейн начала процедуру созерцания, и тут ее снова отвлекли размышления. А зачем, в таком случае, вообще нужен контакт? Ей стало смешно. Получается, что она могла вообще сидеть в пещере на своем месте в конце длинного лаза, где вообще никогда нет никаких порывов ветра, и заниматься созерцанием ветра? Она откинулась и легла на спину. Нет, в этих рассуждениях есть изъян. Во-первых, даже если и в самом деле возможно созерцать ветер в абсолютной темноте и абсолютном безветрии, то это не означает, что эта возможность именно сейчас существует именно для нее. Может быть в будущем, когда она будет впрыгивать в соответствующие физические переживания легко, она сможет сделать это вообще при любых обстоятельствах… да, это почти наверняка так, ведь переживание твердости сейчас возникает у нее даже тогда, когда она не только не видит гор, но даже и не думает о них! Еще вчера, когда она придумала идею «гнезда аиста» для парка и села за комп, чтобы нарисовать схему, подписывая размеры она ошиблась с размером шрифта, и во весь экран перед ней появилась огромная, жирная, мощная единица. Смотря на эту единицу, она неожиданно была прямо таки вброшена в твердость. Странным образом получилось так, что когда она увидела очень большим то, что всегда видела очень маленьким – цифру на мониторе, возникла твердость такой интенсивности, какой раньше она не испытывала, и в тот же момент вслед за этим возникло еще более поразительное ощущение, которое она тут же идентифицировала, поскольку много читала о нем раньше – средняя сфера пустоты. Значит – сначала необходимо просто «проснуться» к этому ощущению, испытать его несколько раз и запомнить, после чего тело само начнет в тех или иных ситуациях воспроизводить его, особенно если при этом ты ведешь жизнь, в которой омрачения получают решительный отпор, а ОзВ и разные интересы всячески поддерживаются.

Это во-первых… а есть еще во-вторых. Во-вторых вся предыдущая логика о ненужности непосредственного контакта с ветром основана на том допущении, что наши глаза – это именно развитая кожа, и не более того, что зрение – всего лишь восприятие световых волн извне. А это явно не так. Зрение – совсем не только то, что мы можем узнать о нем из курса анатомии. Так же как и гора – не просто куча камней, и как человек – не просто мясная туша. Если бы глаза были просто приемником света, почему тогда при взгляде в глаза одному человеку, возникает мгновенная ясность, что он бревно и труп, а при взгляде в глаза Томасу или Флоринде сразу возникает мгновенная ясность, что перед ней – поразительные существа, являющиеся тайной, силой, ясностью. Большое искушение все свалить не на сами глаза, а на мимику… неубедительно. Поэтому пока что целесообразно остановиться на том, что для созерцания, то есть для создания условий, при которых происходит перенятие, интеграция в себя восприятий, визуальный контакт если и не критически важен в теории, то на практике уж точно очень важен, особенно для таких легковесных девочек, какой является Джейн…

Она открыла глаза и продолжила. Порождение симпатии к ветру – это легко. Она смотрела на него, окрашенного пылью, и она чувствовала его всем своим телом и испытывала к нему открытость и симпатию. Упругое, клёвое существо. Устранять хаотический внутренний диалог не требовалось – фактически, его не было вовсе… и вот тут-то и возникло новое отвлечение:) Джейн опять рассмеялась – снова интересная мысль, снова маленькое открытие, которое отодвигает начало эксперимента, но доставляет столько радости от возникшей ясности. Среди условий для перенятия восприятий значится «устранение хаотического внутреннего диалога». Если мысли прыгают туда-сюда, обсасывают какие-то беспокойства или надежды или планы или продолжается какой-то разговор с кем-то – в этих обстоятельствах никакого перенятия восприятий быть не может, и Джейн раньше казалось, что это может стать непреодолимым препятствием. Несколько лет назад, наткнувшись в какой-то книге… да, это было у Кастанеды – она прочла, что прекращение внутреннего диалога является ключевым условием мистического опыта, но все ее тогдашние попытки окончились полным провалом. Внутренний диалог оказался как бешеная лошадь, не было ни единого шанса хотя бы на пару секунд остаться без него. Это было ужасно, и еще возникала зависть к тем ее знакомым, тоже увлеченным Кастанедой, у кого таких проблем не было, кому удавалось легко испытывать внутреннее безмолвие и «сдвигать точку сборки». И лишь спустя год, встретившись еще раз с этими знакомыми, она вдруг словно протрезвела и поняла – какие к чертям могут быть «сдвиги точки сборки» у этих напыщенных агрессивных насекомых? Какое к черту там может быть «безмолвие» - в этих бурдюках, переполненных страхом уязвить свое чувство важности, идеями-фикс разного рода, и прочим и прочим мусором? Какая там может быть жизнь – за этими пустыми картонными глазами? И сейчас вдруг она обнаружила, что не потратив ни минуты (!!) для тренировок в достижении «внутреннего безмолвия», она им фактически уже обладала. И было совершенно ясно – почему. Да потому, что она уже больше года сутки напролет никому ничего не должна, ни перед кем ни в чем не отвечает, никого не боится, не испытывает страха будущего, не делает то, что ей неинтересно и делает только то, что ей интересно, и интересы эти очень сильны, и озаренные восприятия роятся в ней как пчелки, так что у человека, который с утра до вечера, да кстати и не только, так как во сне ее жизнь тоже категорически изменилась по сравнению с тем ужасом, что был раньше, так вот если круглосуточно ты испытываешь энтузиазм, кучу интересов, симпатию, предвосхищение, трахаешься с кем хочется, не кончаешь, тренируешь свое тело, испытывая наслаждение, и прочее и прочее, то откуда в таком человеке возьмется хаотический, навязчивый внутренний диалог? Да не может его там быть!

Джейн словно плавала в ясности, которой так и светилась эта мысль: у человека с интересной жизнью не может быть хаотичного навязчивого внутреннего диалога. Это так ясно, даже без аргументов, даже без рассуждений – ясно и все. Вспомнилась одна ситуация полугодовой давности, когда Энди и Лобсанг при ней обсуждали вопрос, связанный с какими-то билетами. Джейн прислушалась – речь шла о каком-то человеке, недавно приехавшим на базу, и который на некоторое время залип в серости, а сейчас вернулся в живое состояние, и дни напролет занимается своими увлечениями. Лобсанг спрашивал – не хочет ли Энди тайком от того человека купить ему билет куда-то туда, куда тот человек сильно стремился – кажется, в поселение на юге Чили, а потом – перед самым отлетом, сказать ему, что он может туда лететь, что его туда пускают, так как если сказать сразу, то он может расслабиться и снова залипнуть в серости. Энди тогда сказал странную фразу, которая показалась Джейн даже нелепой, а не просто странной, особенно из уст такого человека, который интеллектуально развит необычайно. Энди тогда сказал – нет, так не хочу, это бессмысленно, сейчас не могу объяснить почему именно это бессмысленно – но просто есть такая ясность, и они заговорили о чем-то другом. Спустя несколько минут Лобсанг переспросил – может ли сейчас Энди объяснить, и тот ответит, что так, как предлагает Лобсанг, он бы поступил в случае, если бы этот человек совершал бы реальные или выдуманные им усилия, чтобы выбраться из серости, но безрезультатно, и тем не менее все равно хотелось бы сделать ему подарок в расчете на то, что тот опыт, который этот человек получит, сможет дать ему пинок, как-то его изменить. В этом случае и в самом деле было бы целесообразно не говорить ему о том, что он так и так получит желаемое, иначе он именно расслабится и перестанет рыть копытом землю. А эта ситуация иная – здесь человек уже выбрался из серости, он уже наполнен интересами и энтузиазмом, и в такой ситуации расслабиться он не может лишь от того, что узнает, что получит то, чего сильно хочет – наоборот, это может лишь укрепить его упорство и удовольствие от жизни. И сейчас Джейн в полной мере испытала то, о чем тогда говорил Энди – она испытывала ясность, которая совсем не требовала своего выражения в словах и аргументах, хотя желание добиться еще и рассудочной ясности было, просто оно было мягким и неназойливым, и Джейн испытала еще одну ясность в том, что рассудочная ясность сама проявится почти без усилий, если есть ОзВ-ясность. Это было еще одним открытием – рассудочная ясность легко и естественно раскрывается перед тем, у кого есть ОзВ-ясность. Открытия возникали одно за другим как цепочка рибосом на матричной РНК. И тут же возникло еще одно! Стало ясно, что если рассудочная ясность не идет легко и почти самопроизвольно вслед за ОзВ-ясностью, то это означает только то, что за ОзВ-ясность принято что-то другое, например догматичное утверждение, сопровождаемое механической уверенность. Еще одна жемчужина нанизалась на сегодняшнюю нитку, и Джейн снова рассмеялась – эксперимент еще не начат, а сколько уже открытий! И снова, и еще возникла одна ясность – и от этого возникло блаженство, мягкое, прочное, и зажглось наслаждение в горле, и тут же в сердце, и тут же побежали золотые нити от сердца в левую руку, в грудь, в левое плечо, в шею – новая ясность была в том, что таково общее свойство исследований своих восприятий – целые цепочки открытий, которые, конечно, не стопроцентно будет возникать в процессе исследований, но почти наверняка, и снова – еще одна ясность – в том, что если во время исследования не возникают мелкие открытия целыми выводками, значит ты принимаешь за исследование что-то другое, например – механическую деятельность, мотивированную чувством собственной важности, или желанием получить статус крутого исследователя и тому подобный мусор.

Посидев в мысленной тишине еще минуту, и убедившись, что выводок открытий закончился, Джейн снова вернулась к опыту. Порождение уверенности в том, что ветер испытывает симпатию к ней. Это простая задача. Порождение уверенности-140, например, сложнее. А теперь – поддерживать эти восприятия, пялиться на ветер, ощущать его и ждать.

 

И вот, сидя спиной к Джомсому и лицом в сторону Верхнего Мустанга, Джейн уже третий час подряд созерцала ветер. Это были длинные три часа. Но Джейн уже знала, как отличить время, прожитое интенсивно и глубоко от времени потерянного, прожитого поверхностно. Усталость – вот критерий – самый простой, самый наглядный. Удивительно это, и никто наверное из обычных людей не поверит, но если твоя жизнь наполнена интересами и ОзВ, усталости не возникает. Вот сейчас Джейн сидит на неудобном камне в неудобной позе, под сильным ветром, под очень жарким солнцем, уже три часа, и нет никаких результатов (!), а усталости – нет, ну то есть вообще нет. И в то же время - она знает это совершенно точно, есть опыт… – даже полчаса сидения на этом же месте в состоянии скуки вымотало бы ее до предела, а час был бы совершенно невыносим – она взвыла бы и сбежала.

Нет усталости, потому что жизнь наполнена. Предвкушение, упорство, решимость, энтузиазм, возникают интересные мысли, гипотезы. Возникает наслаждение от того, что в таком интенсивном объеме порождается симпатия. Возникает торжество, зверячесть, перемежающиеся твердость и даже один раз проявилась средняя сфера пустоты – от того, что она тренируется в порождении уверенности – сами усилия по порождению уверенности очень приятны, ну совершенно так же, как когда ты тренируешь какую-то мышцу, которую раньше по каким-то причинам не тренировала.

Сейчас – несмотря на полное отсутствие даже каких-то намеков на результат, Джейн чувствовала себя удивительно уверенно, хочется сказать «по-взрослому», но этот штамп себя изжил после того, как она поняла – насколько мертвы эти самые взрослые… она чувствует себя очень серьезной. Серьезность. Та самая, что резонирует и с игривостью, и с радостью, и со зверячестью. Та самая, которой она так восхищается во Флоринде, Фоссе и других. Та самая, которая странным образом живет в мелких ежах. И теперь эта серьезность проявляется и в ней, и это охуительно. Если она так и не добьется ничего от ветра в этот раз, то само по себе многочасовое переживание серьезности – важнейшее, да блин, это просто эпохальное событие в ее жизни! И это произошло совершенно тихо, между делом, и до сих пор нет у нее никакого привычного в таких ситуациях эмоционального подъема. Не хочется закатывать глаза и говорить «о боже», просто приятная констатация факта – в ее жизни произошло прямо сейчас очень, очень значимое событие – она наконец-то прорвалась к серьезности, и судя по той теоретической информации, что она почерпнула из книг про ОзВ, это все равно что сменить паровой двигатель на двигатель внутреннего сгорания.

Джейн снова и снова удивлялась этому сочетанию – полная ясность в кардинальном изменении, в огромной значимости прорыве, и полное спокойствие, даже умиротворенность, конструктивная решимость и упорство – продолжать делать то, что она делает, жить так, как она живет.

К исходу пятого часа стало совсем темно, и Джейн вдруг отдала себе отчет в том, что то, что она делает сейчас – это ведь настоящий штурм. Так что теперь она способна на штурмы. И это желание добиться результата – не просто рядовое желание, и даже не просто сильное желание - это настоящий циклон.

Поскольку стало ясно, что сегодня уже ничего не будет, Джейн решила на этом закончить и вернуться в Джомсом. Хотя… почему в Джомсом? Можно ведь пойти в Муктинатх, в микро-логово, в котором она уже была. Туда больше хотелось, потому что скорее всего там можно было бы застать кого-то из своих, но с другой стороны от Джомсома до этого места идти лишь час, а от Муктинатха – три. Да и при желании вообще никуда из Джомсома можно было не ходить – поднялась по склону вверх, и лови себе ветер – там его полно, правда без пыли.

Взвешивая свои желания, она продолжала уже скорее по инерции созерцать ветер. Из-за рассуждений созерцание не было плотным, и кроме того в полной темноте окрашенный пылью ветер почти перестал быть различим – лишь сильно размытые пятна, но… вообще это интересно – а что, если именно сейчас, ночью, смотреть на такой «размытый» ветер? Ведь в случае с лесом помогла расфокусировка глаз. Кстати… если расфокусировка глаз помогает, значит… значит хорошо сфокусированное зрение скорее мешает… а это значит… что в смотрении на скалу или лес или ветер само по себе смотрение как зрительная функция не имеет значения, а только отвлекает, и если расфокусированные глаза способствуют перенятию восприятий, то это аргумент в пользу гипотезы о том, что функция глаз, состоящая в различении объектов, в данном случае вторична, так что вполне возможно, что «смотрение» - не единственная функция глаз, и есть еще другая – та, благодаря которой удается «зацепить» восприятия горы или леса, и благодаря которой так легко, посмотрев человеку в глаза, сказать о нем так многое… И в этот момент оно и случилось. Что-то матово-бледное, влажное. Мелькнуло на мгновенье и исчезло, но было, точно было. Еще раз. Джейн была совершенно сосредоточена, как будто это был не третий ее опыт в перенятии восприятий, а сто третий – никакого возбуждения, никаких отвлекающих мыслей – она просто собралась в комок сосредоточенной уверенности и симпатии, решимости довести опыт до конца. Снова оно. Как будто зрительный образ, но не образ. Нет, образ конечно есть – матовый, светло-бежевый, чуть влажный, и даже как будто есть образ структуры – похоже на натеки в пещере в форме мозга, но эти образы – это почти автоматическое сопровождение нового восприятия – такое же, как и слова, которые возникают – естественным образом начинают возникать резонирующие с новым восприятием описания – и в виде слов, и в виде образов. Вспышка за вспышкой. Снова оно. Светло-бежевый цвет, который как будто бы виден, хотя конечно совершенно ясно, что ничего такого в реальности ее глаза не видят. Просто отчетливый образ, так что – можно ли это восприятие назвать «светло-бежевость»? Произнесла несколько раз. Нет. Светло-бежевый цвет – лишь вспомогательный образ, но он не резонирует с новым восприятием настолько сильно, чтобы это было заметно. Когда найдется именно то слово, именно тот образ, резонанс станет отчетливым. Что есть влажного светло-бежевого? А почему именно влажное, и почему форма каких-то мозговатых структур? Где она видела что-то такое? Там была вода – поэтому влажное, там было что-то похожее на мозг… насчет мозга – только пещера может быть, да, похоже очень на те сталактитовые натеки, но влажное… вода там есть только внизу, в колодце, и никакого светло-бежевого там нет, но образ может складываться из разных воспоминаний, так что… бассейн. Бассейн на Холме – там в искусственном гроте есть и вода и цвет свода – светлый, но не то.

Попутно тому, как Джейн перебирала эти слова и образы, она очень внимательно была к тому, чтобы не прерывать созерцания и вспоминать себя в состоянии тех вспышек. Еще вспышка. Образа все нет и слова нет. Где-то близко… Мелкий пруд внутри главного здания – есть вспышка посильнее! Мелкий прудик – влажный, да, светло-бежевый бордюр – есть, еще вспышка, и с каждой вспышкой – такое чувство, как будто и оттуда что-то живое пробивается, ищет дорогу, нащупывает и бодает головой стену, навстречу ей, и это чувство усилило уверенность в том, что ветер – живое существо, пробивающееся к ней навстречу, еще вспышка! Бордюр, влага, светло-бежевое – близко… бордюр… из мрамора… мрамор, мрамор, мрамор. Влажный светло-бежевый мрамор. Мрамор. Вот оно. Вот оно, блять! Теперь можно не опасаться вспышек позитивных эмоций. Мрамор!

Джейн произносила это слово, звучащее сейчас как музыка, как само воплощение наслаждения, мрамор, мрамор, я нашла «мраморность», я знаю теперь, что ветер – мраморный, и открыта еще одна дверь, и я в нее войду, а ветер войдет в меня, и теперь все только начинается.

 

 

20.

 

- Интересно, а как это все… получается?

- Что именно?

- Ну, «ежи».

- А, это очень просто. Мы просто трахаемся, и спустя девять месяцев получаются «ежи»:)

- Нет, я имела в виду другое:) – какова технология процесса. Почему у тебя родится «еж», а у обычной девушки – обычный человек? Ведь ты сама не родилась ежом, ты родилась обычным человеком, и только наверное лет в двадцать узнала о практике, попала к мордам, и мордой стала годам к двадцати пяти, значит твои гены – это обычные гены обычного человека, значит…?

Сидя в общем зале VIP-мордодомика в Муктинатхе, Джейн заарканила черненькую и очень симпатичную глазастую непальскую девушку по имени Нанду. Сначала она лишь приглядывалась к ней, по привычке стесняясь беспокоить вопросами беременную самочку, но потом до нее дошло, что если эта девушка здесь – среди морд, то ей можно задавать любые вопросы, будь она беременна или при смерти или хоть в каком угодно другом состоянии.

Нанду охотно отвечала, выставив свой обнаженный животик, торчащий из коротких шортиков.

- Не совсем так. К мордам я попала в два года, когда меня фактически продала моя мать.

- Продала??

- Да, продала. Я была пятой девочкой в семье, и радости от моего появления, мягко скажем, не испытал никто:) Вот если бы появился мальчик, это было бы счастьем для семьи, а девочка – обуза. Родители жили в ужасной нищете, и были рады отделаться от меня – сначала они отвели меня в интернат, в котором дети жили и учились. Интернат оказался мордо-интернатом. Морды посмотрели на меня и решили попробовать. Ну я и осталась – попробовать. Спустя полгода мать приехала – посмотреть, как у меня дела, но я к ней даже не вышла – некогда было. Помахала ей издали рукой, крикнула что у меня все отлично и убежала играть с ребятами. Больше они ко мне никогда и не приходили, рассудив, что если интернатовцы меня приняли и не возвращают меня обратно, то и слава богу. Ну и я была рада. Спустя еще два года кто-то из морд поехал к родителям, заплатил им двести долларов, и официально оформили документы на мое удочерение кем-то из морд. И всё! А мордой я стала в двенадцать-тринадцать лет.

- Ну то есть генотип…

- Ты давно изучаешь генетику? – поинтересовался высокий и мускулистый парень.

- Больше года!

- Твои представления о том – как формируется генотип, довольно поверхностны:)

- Как формируется??

Джейн не совсем понимала, о чем идет речь.

- Представляю так, что хромосомы берутся от отца и матери…

- Берутся-то они оттуда, да, но генотип ребенка формируется после его зачатия, а не до.

- После?? Это невозможно!

Джейн рассмеялась, решив, что ее пытаются провести.

- Нет, это именно так, - настаивал спокойно на своем парень.

Нанду кивнула.

- Конечно, именно так.

- Но каким образом?? Если хромосомы…

- Если тебе начинает казаться, что ты неплохо знаешь генетику, то отдай себе отчет, что ты впала в глубокое заблуждение:) Как это ни удивительно, но он прав – генотип человека формируется только после зачатия. У эмбриона все гены находятся в активном состоянии – все до единого. И на одной из самых ранних стадий развития этого эмбриона, начинается работа над его генотипом – специальные белки проходят с инспекцией по всем его хромосомам, и присоединяют метиловую группу CH₃ ко всем тем генам, работу которых необходимо заблокировать. Ты наверняка знаешь, что только три процента всего генома человека ответственны за производство белков?

Джейн кивнула.

- Предназначение остальных 97% неизвестно, и многие считают его просто балластом – остатками долгой борьбы эволюционирующего живого существа за выживание. Каждый вирус оставляет в геноме свой след, плюс есть еще самокопирующиеся последовательности – ретротранспозоны Alu и LINE, которые на двоих занимают 25% всего генома, и прочее и прочее. И, кстати, первое, что происходит в раковых клетках – это снятие метиловых групп, то есть деметилирование, то есть разблокировка заблокированных генов, после чего начинается неуправляемое копирование всего подряд.

- И человек рождается с «открытым» генотипом?

- Не рождается, а зачинается. Да. Белки метилируют и гены вирусов, и гены транспозонов и ретротранспозонов, и еще те гены, которые не нужны в данной ткани, чтобы на том месте, где должна быть печень, появилась именно печень, а не что-то другое:), и остаются только те три процента, которые и нужны человеку.

- И получается, что на генотип ребенка можно влиять после его зачатия!

- Да, можно влиять.

- И появляются «ежи»!

- Появляются:) Скоро вот еще один появится.

Джейн откинулась на подушки. Беременность и рождение ребенка всегда ассоциировались у нее с чем-то совершенно неестественным и обременительным – ведь никогда не известно – какой именно человек родится, и скорее всего родится как раз самый обычный человек, которого никогда не заинтересует ничто из того, что близко ей – вон их сколько ходит по Земле. А теперь получается, что всё обстоит совсем не так!

- А как именно вы делаете это, как именно вы оказываете влияние на эмбрион? Испытываете ОзВ?

- Тут есть несколько аспектов, всё не так просто.

Нанду повернулась на бок и взяла стакан сока.

- Во-первых, мы принимаем к сведению то, что мы почти ничего не знаем о том – как именно та или иная личность появляется в том или ином эмбрионе. Это – загадка, но совершенно ясно одно – когда человек рождается, он является уже во многом сформировавшейся личностью. Последующее воспитание может подавить или растормошить те или иные его качества, но глубинных изменений добиться сложно или даже невозможно. Можно научить человека быть вежливым, следовать разным догмам и иметь определенные навыки, но нельзя, например, изначально вялого человека сделать активным, заинтересованным. Тот, кто склонен испытывать НЭ, никогда не заинтересуется практикой культивирования и исследования ОзВ, и так далее. Мы еще только начинаем изучать эти вопросы, мы в самом начале пути.

- Где-то я уже это слышала:), - рассмеялась Джейн.

- Мы, поэтому, не исключаем, что процесс соединения эмбриона физиологического с эмбрионом психическим сильно зависит от того – кто именно зачал этот эмбрион, что он в этот момент испытывал, что он испытывал задолго до зачатия и что он испытывает после зачатия.