Царица саамов 20 страница

своего бывшего раба:

— Как поживает моя приемная дочь Ерес Эпит? Все так же прекрасна?

— Да, царица, так же прекрасна.

Мари-Луйс попросила подать ей сброшенный плащ и, протягивая его Арбок

Перчу, сказала:

— Отвези ей от меня в подарок. Пусть носит и радуется пока... Думаю,

что скоро твоей жене понадобится другая одежда. Доброго тебе пути.

— С добром оставайся, царица.

Арбок Перч ушел.

Мари-Луйс приказала готовиться в путь.

 

 

* * *

 

Предосеннее солнце горело нежарко.

Мари-Луйс и ее свита подъехали к морю Наири с юго-восточной стороны.

Вода в море от отраженного в нем заходящего солнца казалась кровавой.

Невдалеке виднелся остров Ктуц с небольшим круглокупольным храмом в

центре.

С приветствием к царице явился властитель провинции. Расстилаясь

перед ней в низком поклоне, он не без страха в голосе затянул:

— От всей провинции, от всех наших сел и обиталищ приветствую тебя,

божественная царица, и благодарю судьбу, что привела тебя к нам!

Приказывай, царица, я жду и рад исполнить любое твое желание!

Мари-Луйс прошлась по берегу. У пристани к ней вышли навстречу люди.

— Да принесет тебе отдохновение поклонение нашим святыням!..

«Оказывается, считают, что я приехала в Ктуц на поклонение?» —

подумала царица.

Она первая ступила в лодку, за ней последовали все остальные.

Плыли до цели не больше четверти часа. Толпящиеся на острове жрецы

оживленно приветствовали царицу.

У входа в храм полыхали костры в честь высокой гостьи. В небо

вздымались пахучие ладанные дымки. Один из жрецов, выйдя из общей толпы,

воздел руки и громко возгласил:

— Приветствуем тебя, божественная царица наша! Да будет

благословенным твоей приезд! Велико наше счастье и ликование, и тому

свидетель наш бог, бог Арег!

Царица насторожилась: здесь признают и почитают бога Арега, а она-то

ведь отринула его.

В молельне храма высилось изваяние бога Арега. Было тут и еще

какое-то идолище, изображенное в схватке с быком.

Мари-Луйс остановилась под куполом храма.

— Где ваш главный жрец? — спросила она.

— Он молится, божественная! — ответил приветствовавший ее храмовник.

— Приведите его сюда!

Приказание ее исполнили немедленно.

— Это ты принес в жертву человека?

— Я, — бабьим голосом отозвался главный жрец.

— Пренебрег запретом своего царя?

— У нас давний обычай ежегодно приносить в жертву нашему богу Арегу

человека. Цари не вправе вмешиваться в наши дела, особенно когда это

касается почитания богов...

Царица взъярилась:

— Наш царь, правя страной, правит и жрецами, тебе бы следовало знать

это, осел! Сейчас ты ощутишь его право своей собственной шкурой!

Толпу жрецов обуял страх.

Царица подала знак своим воинам. Они выдворили всех из храма.

На острове собралось большое количество народа из прибрежных сел и

особенно из города Биайнили-Ван.

На глазах у толпы воины умертвили всех жрецов, посадили их на кол.

Мари-Луйс наблюдала за расправой над ослушниками. В душе копилась

страшная боль. Обращаясь к народу, она сказала:

— Вот какова участь, каков конец тех, кто пренебрегает царскими

указами! Берегитесь гнева царей, люди!

По приказу царицы храм был подожжен.

Уже отплывая от острова, Мари-Луйс объявила властителю провинции, что

освобождает их на этот год от подати царскому дому.

— За счет этих средств постройте на острове храм бога Мажан-Арамазда.

А жрецов для него я пришлю из Куммахи-Ани.

Отсветы полыхающего пожара стелились по морю вслед отплывающим.

 

 

* * *

 

Арбок Перч ушел от царицы злой и раздраженный.

Ерес Эпит встретила его с радостью.

— Тебе подарок, жена, от твоей покровительницы, — сказал Арбок Перч,

подавая ей плащ. — Но ты не должна его носить. Подарок властителей — это

оковы для рабов.

Он высек кресалом огонь и подпалил царский подарок. Шелк загорелся с

треском.

Арбок Перч вынул из-за пояса рожок и пронзительно загудел.

Мятежники вмиг сбежались на зов своего вожака. Арбок Перч построил их

и двинул на крепость Шаггом, расположенную неподалеку. Она принадлежала

царю.

Окружив крепость со всех сторон, попробовали взять ее штурмом. Но не

удалось. Срубили в ближнем лесу несколько высоких деревьев, стали бить

бревнами в крепостные ворота. Однако защитники крепости оказали серьезное

сопротивление. Кидали со стен камни и горящие смоляные факелы. Отряд

копьеметателей попробовал совершить против нападающих вылазку с тыла, но

был уничтожен.

Крепостные ворота не поддались силе ударов бревен. Но Арбок Перчу все

же удалось ночью ворваться в крепость с группой своих сподвижников и

разбить там оковы у рабов, а потом уж объединенными усилиями уничтожить

всех царевых слуг и открыть ворота.

И тут началось.

Ерес Эпит своими руками сорвала с башни царский флаг.

Целую ночь и день захватчики грабили крепость. Арбок Перч изрубил

властителя крепости со всеми его домочадцами. Особенно свирепствовали

освобожденные от оков рабы. Они перебили почти все царское войско в

крепости.

Арбок Перч пощадил только несколько человек и взял их к себе в отряд.

Жрецам он велел снять с образа богини Эпит-Анаит золоченое покрывало и

преподнес его своей супруге:

— Я вознесу тебя на пьедестал богов, жена моя, о Ерес Эпит с ликом

Нуар!..

На другой день, собравшись все вместе, делили добычу. Разделили

поровну.

Царских воинов хоронить не стали. Арбок Перч посчитал, что это было

бы честью, которой они не стоили.

Ерес Эпит уговаривала мужа похоронить павших, отпустить их души на

покаяние, но он был неумолим.

Долго еще вокруг все гремело от разбоя мятежников. Крушили и грабили

царские и храмовые закрома. Тащили, сколько могли захватить, вино, хлеб,

всякое продовольствие.

Награбили много, но много и попортили — потоптали, разлили.

Наутро после разгула откуда ни возьмись в крепости объявился

Таги-Усак, жрец царского двора. Пьяные мародеры схватили его и начали

измываться.

Один уже было, выхватив меч, занес его над ним, но тут вдруг

появилась Ерес Эпит и криком своим пресекла расправу:

— Убери свой меч, безумец, перед тобой друг!

Она подошла к Таги-Усаку, тепло поздоровалась с ним. Но он не пожелал

признать ее:

— Кто ты?

— О Таги-Усак, неужто забыл меня?

— Все мы достойны забвения.

Заслышав шум еще издали, Арбок Перч примчался на площадь.

Не дожидаясь, пока он опомнится, Таги-Усак гневно закричал:

— Ты братоубийца, Арбок Перч! А люди твои — разбойники, и они

обречены!

Арбок Перч примирительно протянул ему руку:

— Приветствую тебя, брат мой! Не распаляйся раньше времени. Ты-то

ведь еще жив?!

— Кто сказал, что я жив, а не мертв?!

Сквозь похмельный туман Арбок Перч мрачно глянул на него. Может, это

и верно не Таги-Усак, и он разговаривает с его призраком?..

— Но я же тебя вижу, грех во плоти, жалкая душа? Был звездочетом, а

теперь напялил на себя хламиду, жрецом обернулся.

Они стояли перед полуразрушенным храмом, неподалеку от рощи священных

белых кленов. Люди Арбок Перча жарили на костре тушу дикого кабана.

— Идем к огню! — пригласил гостя Арбок Перч. — С чем прислал тебя ко

мне царь? Чего он хочет?

— Не причиняй вреда людям царя. Прекрати беззаконие. И прими очищение

постом и молитвами.

— Я чист от рождения, жрец.

— Ты само зло, и луноликая Эпит-Анаит, что взирает на тебя с вершины

горы Нпарт, тому свидетельница!

— Призови еще и Мажан-Арамазда, — усмехнулся Арбок Перч. — Он тоже

наблюдает за нами. Только с вершины Мандзура, куда отправился омыть ноги в

студеной воде тамошних озер.

Таги-Усак пытливо смотрел в глаза Арбок Перча. В них не было ни зла,

ни укора ему. Скорее астролог видел в старом друге себя, свои раздумья,

свою душевную встревоженность. Но теперь он жрец царского двора. Это бремя

обязывает к подавлению движений души. У него нет той свободы, который

располагает Арбок Перч, и потому выражать он может не то, что на сердце, а

только то, что ему приказано.

— Слушай, друг, если скользящие по льду сани вдруг срываются с пути,

управляющий ими возница обращается за помощью к богу. А ты не желаешь ни к

кому обращаться, ни на кого опереться, хотя, того и гляди, угодишь в

пропасть. В твоей борьбе ты, Арбок Перч, — враг человека. Люди делают из

кремня точило и носят его с собой не столько для того, чтобы наточить нож,

когда понадобится, сколько для того, чтобы заострить ум. И мы, жрецы,

существуем для того, чтобы помогать таким заблудшим, как ты, вновь обрести

своих богов. Я прибыл сюда потребовать именем царя, чтобы ты одумался и

вернулся на прежнюю стезю. С этим следует поторопиться, чтобы пресечь все

дальнейшие беды. И не кичись своей силой. Богам и царям ничего Не стоит и

гору свернуть...

Принесли зажаренного кабана, разрубили его на куски и подали один

окорок Арбок Перчу, а другой гостю-жрецу.

— Угощайся, жрец, — предложил Арбок Перч, — и продолжай точить свои

лясы. От тебя я не жду опасности. Если только не выведешь меня из себя.

Ведь одно время ты восхищался мною и благословлял?..

Разговор разговором, а дух жареного мяса делал свое дело. Они

принялись с аппетитом есть, запивая сочное мясо отменным вином.

Арбок Перч расслабил пояс. Таги-Усаку на миг подумалось: «Не

собирается ли он накинуть его мне на шею?..»

Досыта наевшись, напившись, Арбок Перч сказал:

— Укороти свою речь, у меня много дел.

Таги-Усак извлек из сумы глиняные таблички и начал читать:

— «Я, Каранни, единовластный владыка двенадцати провинций Страны

Хайасы, состоящий в союзе со многими царствами мира, я, победивший царя

хеттов спесивого Мурсилиса, пишу тебе, сын Арбока, отступник Перч, о том,

что ты утратил бога. Положи конец своим разбоям и явись с повинной. Я,

царь...»

Тут Арбок Перч выхватил из рук жреца таблички и кинул их в огонь.

— Говори то, что сам хочешь сказать, Таги-Усак. Нечего мутить ясный

день царевой бранью.

Таги-Усак и взгляда не кинул вслед угодившим в костер табличкам.

— Я хочу сказать, что тебе лучше искать мира, Арбок Перч. Устремляясь

в небеса, ты близок к падению в ад. Сейчас самое время трижды задуматься и

просить о прощении и милосердии.

Арбок Перч снисходительно усмехнулся и сказал:

— Ты хочешь быть мне полезным, друг?

— Очень хочу.

— Так вот, в следующий раз приезжай ко мне не для того, чтобы читать

мораль или извещать об угрозах твоего царя. Привези лучше с собою веселых

женщин, любящих и умеющих спеть и сплясать, чтоб мои парни хоть

сколько-нибудь приобщились к радостям жизни. Тебя здесь встретили на этот

раз жестковато. Но ты уж смирись. А еще советую тебе самому трижды

задуматься и молить небеса о прощении, верный слуга царя.

Разбойники зашумели. Кто-то вдруг поднял над толпой шест с рисованной

головой Каранни. Кто-то громко закричал:

— Э-эй, люди, а голова-то у царя пустая! Гляди-ка, братцы, пустая!..

И пошла, разгулялась удалая братия. Кто пел, кто плясал.

Таги-Усак испытывал странное чувство. На душе почему-то вдруг стало

светлее. Он попрощался с Арбок Перчем и Ерес Эпит и поспешно покинул

Шаггом.

 

 

* * *

 

Опять пришла весна.

Царь Каранни выслал войско против мятежников с наказом всех

уничтожить.

А Арбок Перч тем временем носился из конца в конец, наполняя грохотом

выси и ущелья горы Пархар. Сила играла в нем — здесь его власть.

— Я отвергаю всех богов! И Мажан-Арамазда с его шлюхой женой

Эпит-Анаит тоже! Их вообще нет! А если и есть, то существуют они только во

вред человеку, как его злые враги! Их надо отринуть, уничтожить!..

Он торжествовал, что и сила-то в нем великая, и воля твердая. Раньше,

когда был рабом, все эти чувства спали в груди мертвым сном.

Мятежники, не унимаясь, налетали на окрестные поселения, крушили там

храмы, идолища богов, разрушали дома властителей и старост, загодя

бежавших подальше от опасности.

Царевы люди сетовали, что Каранни забрал у них войско, держит его при

себе, а их оставил беззащитными. Теперь вот и разбойникам не могут

противостоять.

А между тем простой люд, и особенно рабы, встречали мятежников с

радостью, помогали им.

Как-то люди Арбок Перча ворвались во владения одного из храмов и

потребовали, чтобы жрецы передали им всех своих рабов-служек. Что тут

поднялось: шум, гвалт невообразимый.

— Это храм Мажан-Арамазда! — вопили жрецы. — Его святая обитель. И

никто не смеет здесь ничего тронуть, ни единого камня!..

И тут все было осквернено и разрушено, разграблено.

Арбок Перч с вершины горы наблюдал, как пылает храм, и на миг вдруг

почувствовал страх. В ушах зазвенел крик сожженных заживо. Он в ужасе

схватился за Ерес Эпит:

— Неужто я совершаю грех, жена моя?

Она нежно прижалась к нему:

— Нет, любимый, никакого греха ты не совершаешь. Ты освящаешь и

землю, и небо огнями пожарищ и кровью.

— А кто же тогда греховен, кто?

— Греховны те, кто породил разного рода бредни, предержащие в страхе

все человечество. Греховны все, кто властвуют, — цари, жрецы. Они лживы.

Все безбожники и творят беззаконие. Ты ведешь правый бой, а потому никого

и ничего не бойся.

Арбок Перч рывком выхватил меч из ножен.

— Мужайтесь, братья! Наша дорога лежит на Куммаху! Мы разрушим гнездо

скверны и зла, гнездо царя!

Мятежники возгорелись восторгом. Все ликовали, кричали.

В таком настроении вскоре и выступили. Куммаха-Ани — вот цель, что

вела их вперед.

Каждый день на пути к ним примыкали все новые и новые люди.

— Э-эй, кто вы?..

Этот отряд был очень большим. Щиты у них были плетенные из прутьев и

обшитые войлоком. Вооружены только луками да копьями, к шлемам из кожи

приторочены бычьи хвосты.

— Э-эй, кто вы и откуда?

— Из Санасуна, что входит в Ангех.

Арбок Перч подошел к ним поближе.

— Из такой дали? — удивился он.

Предводитель новоприбывших надсек ножом свой указательный палец и

мазнул кровью руку Арбок Перча:

— Да будем кровными братьями?!

— Да будет так!

Санасунцы зарезали жертвенную козу над щитом Арбок Перча, все смочили

пальцы в горячей крови и приложили их ко лбам своим...

Подъехали к Дерджану. Там размещалось царское поместье.

Смотритель с грозным видом предстал перед Арбок Иерчем.

— Ты не имеешь права вступать в это владение! Оно принадлежит царю. Я

запрещаю!

— А ты, поганец, отважный! — с издевкой сказал Арбок Перч. — Но лучше

бы тебе помнить, что право находится на острие меча.

Смотрителя тут же раздели и бросили в колодец. Поместье разграбили, а

царевых людей взяли в плен. Это были все полураздетые, насмерть

перепуганные рабы.

Глядя на них, Ерес Элит горестно воскликнула:

— Какие несчастные люди! Что теперь делать с этими полутрупами?!

Арбок Перч приказал своим воинам раздобыть в ближних селах одежды для

пленников.

— О боги, — снова запричитала Ерес Эпит, — если надо обездолить

одних, чтобы дать жизнь другим, то кому же мы служим, кому помогаем?!

Арбок Перч словно и не слышал жены. Она часто роптала, корила его.

«Из ничего ничто не создашь, супруг мой, — говорила она. — Задуманное

тобою несбыточно. Давай лучше уйдем из этой жестокой страны, от ее богов,

в которых нет ни жалости, ни милосердия. Уйдем и сгинем. Я слыхала, что за

этими горами расстилаются зеленые долины и воды много. И нет там ни рабов,

ни властелинов, нет каменных богов-идолищ. Молю тебя, уйдем от этих войн и

смертей!..»

Арбок Перч обычно слушал ее и посмеивался...

В Дерджане мятежники награбили особенно много серебра. Всю добычу

навьючили на рабов. В дорогу пустились на рассвете. Двигались на запад.

Вслед им шли толпы местных жителей, понося их на чем свет стоит.

— Что надо этому сброду безумцев? — негодовал Арбок Перч.

Ерес Эпит, недовольная всем, что творилось, мрачно сказала:

— Это те люди, которых мы вчера ограбили, супруг мой. Их раздели,

чтобы одеть пленников. Слава тебе! Одно латаем, другое рвем в клочья.

Арбок Перч, ничего не сказав, поспешил вперед своею дорогой. А в ушах

вдруг отчетливо зазвучали слова жены: «Уйдем из этой жестокой страны!..

Уйдем!..»

Но куда? Есть ли на земле такое место, где человек может чувствовать

себя свободным?..

Весна была в полном разгаре. В долинах и на склонах гор снег уже

полностью стаял. Дорога совсем просохла.

 

 

* * *

 

Каранни отбыл из столицы во главе своей конницы с приданным ей

фуражным обозом. Он направлялся в сторону Дерджана, навстречу Арбок Перчу

и его разбойному воинству.

Мари-Луис уже и в Дерджане сделала свое дело — уничтожила там всех

идолищ и велела впредь почитать лишь Мажан-Арамазда и Эпит-Анаит.

Каранни об этом знал и потому не удивился, когда на пути перед ним

вдруг предстал верховный жрец Арванд Бихуни. Весь растерзанный, он истошно

завопил:

— О Каранни, великий и славный царь наш, спаси богов всею своей

воинской мощью и жалостливостью сердца! Все наши боги, коими живо и

оберегаемо твое царство, подвергаются немилосердному поруганию!..

Каранни, недовольно глядя на него, резко оборвал:

— Хватит бесноваться! Остуди свой воспаленный и затуманенный ум. Твое

стойло по-прежнему принадлежит тебе. Поклоняйся Мажан-Арамазду и его

богине-супруге. Предайся единому богу и приведи к нему все наши племена. В

этом твой святой долг!

Арванд Бихуни несколько попритих, видя, что царь его не поддерживает.

А он ведь надеялся, что сумеет уговорить его остановить рвение

супруги-царицы в войне с богами, словно и забыл, что только недавно лживо

заверял Мари-Луйс, мол, все творимое ею угодно небесам...

Каранни старался не вмешиваться в дела царицы, тем более что он

вполне разделял ее стремления. Сейчас его занимало лишь одно — мятежник

Арбок Перч, который в лихой гордыне своей осмелился идти в открытое

наступление на столицу.

В селах, где разбойников принимали охотно, снабжали их хлебом и

мясом, царь учинял жестокую расправу, предавал сожжению на костре каждого

десятого из жителей.

Страна и народ жили между двух огней.

Действовала и Мари-Луйс. Едва супруг ее выехал из столицы, она

поспешила со своими воинами в Шаггом и спустя два дня была уже там.

И крепость, и город были разрушены. Храм Мажан-Арамазда разграблен.

Словом, Арбок Перч оставил зримый след своего здесь пребывания...

Царица распорядилась вернуть всех жителей Шаггома и привести в

порядок храм. Затем она велела приехавшим с нею жрецам воздать почести

единому и великому богу.

Жизнь возвращалась в Шаггом. Восстанавливались дома горожан.

— Хоть город ваш и понес очень тяжелые разрушения, — сказала царица

собравшимся на площади шаггомцам, — но в результате низвержено и все

множество ненужных нам богов. И в этом Арбок Перч, сам того не ведая, стал

моим сподвижником. Отныне и все вы примите и почитайте Мажан-Арамазда. Нет

и не будет иного бога, кроме него!..

Мари-Луйс действовала решительно и четко. Все ей теперь было ясно и

понятно. Она получала удовлетворение от сознания, что ее идея единобожия

уже воочию претворяется в жизнь. Правда, душевная боль нет-нет да давала

себя знать. Мучила и сложность всего творимого. Иногда задумывалась, права

ли она в своих деяниях, снова и снова пытала себя и снова и снова

утверждалась в мысли о том, что множество бесполезных богов и божков —

только во вред народу...

День ото дня весна в Хайасе расцветала пышным цветом. Но Мари-Луйс

под гнетом своих забот и нескончаемых дел не замечала ни весны, ни ее

цветения. Захваченная желанием воздать хвалу и вознести бога

Мажан-Арамазда и необходимостью наказывать то одного, то другого из

преступивших запрет приносить в жертву человека, она успевала отметить в

себе лишь то, что очень тоскует по Таги-Усаку. И это злило ее ужасно.

Стоит ли он такого? Стоит ли ее тоски?..

Она злилась на себя и становилась еще более яростной в своем

богоборческом рвении. Поспевала всюду. Вот уже и к вершинам Спера

добралась. Там в лесистом ущелье скрывались жрецы, которые отказывались

подчиниться велению царицы и отречься от своих богов. Мари-Луйс повелела

всех их до единого обезглавить, затем сжечь на костре.

Три дня кряду курился ладан перед образом богини, и Мари-Луйс

коленопреклоненно молилась:

— О великая богиня, о владычица моего израненного сердца, всем своим

существом я вверяюсь тебе и молю быть моею защитницей от всего

неправедного! О великая и единственная, слава тебе в веках!..

И все молящиеся, и воины царицы, и тысячи пришельцев из окрестных

поселений, вторили ей вослед:

— О великая и единственная, слава!..

— Слава!..

В толпе находились и Арбок Перч с Ерес Эпит. Оба одеты горскими

пастухами. Преображенные так, что впору и самим не узнать друг друга. Ерес

Эпит тоже во всем мужском, с наклеенной бородой и усами. Они, как и все

вокруг, истово молились перед идолищем богини Эпит-Анаит, принесли дары —

Арбок Перч насыпал в жертвенник горсть золота, на что жена прошептала ему

на ухо:

— Не будь столь щедрым, привлечешь к себе внимание, чего доброго, еще

узнают!..

— Но рано или поздно я ведь должен объявить, кто я есть? Особенно

царице?!

— Это же равносильно самоубийству, супруг мой! Уйдем отсюда?!

Арбок Перч сжал ей локоть, чтоб замолчала.

А между тем многие уже заинтересовались: кто эти странные люди?..

От храма донеслись звуки ритуального песнопения, и толпа опять

принялась отбивать земные поклоны.

Мари-Луйс подарила храму Эпит-Анаит семерых совсем еще юных жрецов.

Все бледные, с глазами, подернутыми влагой, они стали раздавать молящимся

маленькие глиняные изображения почитаемой богини.

Арбок Перч с женой вошли в кумирню и окропили там святой водой

полученный подарок.

Началась круговерть. Молящиеся стали уже просто обливать друг друга.

Какая-то девица, явно из высшего сословия, громко и радостно хохотала. Она

вся до нитки была мокрая, хитон облепил ее стан, подчеркнув довольно

выразительные формы. Проходя мимо Арбок Перча, девица вдруг обвилась

вокруг его шеи и зазывно сказала:

— Сегодня ты будешь моим!..

— И твоим, и Эпит-Анаит, коли она этого пожелает, — с готовностью

отозвался Арбок Перч. — Однако будь осторожна, сластолюбивая тигрица,

царица под страхом смерти запретила прелюбодеяние под сенью храмов.

Девица вплотную приблизилась к нему.

— Я знаю, но за тебя можно и умереть, Арбок Перч!.. — сказала она и,

чмокнув его в обросшую колючую щеку, ускользнула и скрылась.

Арбок Перч и Ерес Эпит настороженно переглянулись. Кто эта дьяволица,

узнавшая их? Жена снова взмолилась:

— Уйдем отсюда, прошу тебя! Похоже, мы угодили в чертово логово...

Арбок Перч, словно не слыша ее, снова пал на колени. В ушах еще

звучал голос исчезнувшей девицы, чем-то такой знакомый, даже родной... Он

вздрогнул: неужели Нуар?! Неужели?.. Забыв о молитве, он вскочил и стал

искать взглядом... Нету ее, и след простыл...

Молящиеся все продолжали одаривать храм кто чем мог. Ничего не

жалели, Иные снимали с себя серьги, серебряные пояса.

Толпа не расходилась всю ночь. Храм сиял, освещенный множеством

факелов. Семеро юных жрецов без устали повторяли:

— О Эпит-Анаит, тобою живет и жить будет Страна Хайаса! Слава тебе!..

Мари-Луйс подарила храму три сотни рабов — мужчин и женщин. Она

собственноручно клеймила их лбы и затем объявила жрецам — властителям

храма:

— Примите их и поступайте с ними как пожелаете. Пусть пашут землю,

растят зерно и бобы и пусть рожают детей!..

К Арбок Перчу подошла какая-то кривобокая жрица вся в черном.

— Так как же, Арбок Перч, посчастливится мне сегодня заполучить тебя?

Идем в святилище, исповедуйся там в своих грехах.

— В каких именно? — с иронией спросил Арбок Перч. — Грехов за мной

бесконечное множество.

— Покайся, отринутая всеми, мятежная душа. Один бог, одна вера и одна

любовь. Таков, кажется, твой девиз?

И опять Арбок Перч и его жена были поражены: куда деваться, кем

обернуться, чтоб никто тебя не признал?

А жрица не отставала.

— Однако знай, разбойник, — сказала она, — те, в чьей власти

создавать богов, не потерпят твоего существования. И те, кто слагают для

потомков повесть о житии царей, могут ославить тебя как врага и умертвить.

— А ты-то, ты ославишь меня как врага, смердящий полутруп?

— Сейчас я тебе враг, несчастный, — заявила жрица. — Бейся в покаянии

перед образом богини Эпит-Анаит и благословляй судьбу, что пока не отдаю

тебя в руки царицы. Уходи лучше отсюда. И знай: я та самая вчерашняя

вымокшая девица. Да, да, дочь Миная Нуар, ты не ошибся. Уходи немедленно.

Арбок Перч, схватив за руку Ерес Эпит, поспешил вод из храма. Он шел

и слышал за собой смех Нуар.

— Следуй прямиком за своим божеством и обретешь все желаемое!

Нуар смешалась с толпой...

Молящиеся вслед за царицей спустились к речке и стали бросать в воду

венки, ветки священных деревьев. Многие поливали друг друга водой, кропили

ею пламя прибрежных костров и в праздничном ликовании все славили свою

богиню. В экстазе молили кто о чем и каждый о своем.

С заходом солнца с новой силой заголосили девушки, и громче всех

Нуар, теперь уже одетая простолюдинкой. Она, упав на землю, молила о

благоденствии и долголетии царя Каранни.

Мари-Луйс была удовлетворена. Люди принимали ее установления о

единобожии и единовластии.

 

 

* * *

 

— Один властелин, один бог!

Призыв Мари-Луйс разнесся повсюду, звоном отдавался во всех храмах.

Арванд Бихуни рвал и метал.

— О, где ты, крушитель-дракон Иллуя? Явись и уничтожь тех, кто

восстал против богов. Изведи и род их, и пристанище!

Он истово призывал себе в помощь все злые силы земли и небес.

— Придите, — взывал он, — и сожгите в огне своего гнева

царицу-отступницу, а пепел ее да унесет буйный ветер в ледяные просторы!..

Как-то ночью в обители Арванда Бихуни вдруг появилась царица. Не

ответив на его лживо-подобострастное приветствие, она приказала созвать

всех жрецов, что служили ему, и девятерых из каждой десятки уничтожить.

Арванд Бихуни бессильно метался. Крылатый Иллуя так и не объявился,

зато страх и ужас не заставили себя ждать.

Расправа была скорой. Из множества жрецов осталось только несколько.

И тех жестоко избили и всех оскопили.

— Убей и меня, великая царица! — бросившись ей в ноги, стенал Арванд

Бихуни. — Я не в состояний вынести этот ужас!

Мари-Луйс подняла его и без тени сочувствия сказала:

— А разве на тебе есть вина? За что тебя убивать? Ведь ты не

насылаешь на меня злых сил. И Нерик ты не разрушал, меня в плен не бросал.

Ты же невиновен, Арванд Бихуни, и мне остается уважать твое величие!..

Царица напоила его настоем чебреца, успокоила и заверила, что нет в

ней и капли вражды против него. Даже помолилась с ним вместе, опустясь на

залитые кровью плиты каменного пола. Затем одарила его из своих припасов и

с тем ушла в сопровождении ни на шаг не отступавших от нее верных

воинов-телохранителей.

И едва она удалилась, все смирение Арванда Бихуни как рукой смахнуло,

а на лице проступило выражение обиды и оскорбленности. И снова он, окунув

пальцы в кровь убитых, воздел их к небу и стал призывать злых духов, чтоб

покарали враждебную ему царицу.

Оскопленные жрецы в голос вторили всему, что изрекал Арванд Бихуни.