К ЧИТАТЕЛЯМ

В моей профессиональной жизни было два важных периода: учеба на театроведческом факультете Ленин­градского института театра, музыки и кино и годы дружбы с Валерием Аркадьевичем Вольховским.

Наверное, у каждого критика есть тайная мечта встретить такого режиссера, который отвечал бы представлениям о профессионализме, чтобы его спек­такли становились событиями в театральной и обще­ственной жизни. Какая радость писать о подобном, анализировать режиссерские находки, сценографию, актерские удачи людей, близких тебе по духу, разделя­ющих твои взгляды на искусство!

Именно такого режиссера посчастливилось мне встретить в лице Валерия Аркадьевича Вольховского, возглавившего в 1987 году Воронежский театр кукол, быть свидетелем многих его успехов, поддерживать его в тяжелые минуты жизни, постигать удивительное, ни на что не похожее искусство театра кукол, о котором я до встречи с Вольховским знала очень мало.

Он обладал замечательным качеством привлекать к себе самых разных людей. Многие помнят замечатель­ные «посиделки» в его кабинете с вкуснейшим чаем, ко­торый он заваривал сам, разговоры обо всем на свете, но более всею, конечно, о его любимом театре кукол — раз­говоры, в которых рождались интересные идеи, планы и замыслы. Там дышалось легко и свободно. Казалось, что тебя ждут здесь всегда, с вниманием и участием.

Может быть, мечтой каждого режиссера является присутствие рядом критика, который понимал бы его творчество и мог адекватно выразить его мысли и иска­ния в своих статьях. Ведь что остается от театральных спектаклей? Они исчезают, продолжая жить только в воспоминаниях и в описаниях историков театра.

Эта книга — дань памяти замечательному художни­ку и его творчеству. Книга о последнем воронежском периоде жизни Валерия Аркадьевича Вольховского, о тех событиях, которые я переживала вместе с ним.

Вспомним, как это было...

 

От появления допоклонения

 

 

Как мы все были увлечены пере­менами в стране после памятного апреля 1985 года! Сначала не вери­лось в саму возможность «судьбо­носных» решений, потом «процесс пошел», и мы были подхвачены его течением. Когда в театрах отменили прием спектаклей с обязательным участием представителей обкома и управления культуры, когда влас­ти перестали утверждать театраль­ные планы — то-то началось ликова­ние в театральной среде! На волне этой эйфории произошли важные для воронежской театральной жиз­ни события: смена всех трех глав­ных режиссеров — в драме, ТЮЗе и театре кукол. И началось именно с театра кукол. После ухода Игоря Николаевича Лукина (неплохого режиссера и славного человека) с поста главного режиссера, новый директор Виктор Иванович Скуря- тин стал подыскивать кандидатуру художественною руководителя. Те­атр кукол недавно вселился в новое роскошное здание, о котором труп­па мечтала много лет, условия для работы были прекрасные и имелись все основания для приглашения че­ловека, уже завоевавшего себе репу­тацию в мире кукольников.

Имя Валерия Вольховского было уже известно по театральной прессе. Он работал в Челябинске, был участником зональной ла­боратории театров кукол Урала и Сибири. Что-то интересное про­исходило там, в уральской зоне, какие-то новации, спектакли для взрослых... Стало известно, что пробной постановкой Вольховс­кого в Воронеже будет спектакль о Жанне д'Арк. Недоумение по­догревало: как это — Жанна д'Арк в театре кукол?

 

 

У многихв те годы было пред­ставление, что кукольный театр — это для малышей. Пожалуй, вер­шиной театра кукол для взрослых считался «Необыкновенный кон­церт», с которым театр Сергея Об­разцова объездил весь мир. Но это был пародийный спектакль.

А тут... Необычен был уже сам выбор материала, составленного из трех произведений о героине фран­цузского народа: пьес Бернарда Шоу и Жана Ануя и киносценария режиссера Глеба Панфилова. Осно­вополагающим компонентом здесь был «Жаворонок» Ануя: и компо­зиционно — спектакль начинался с конца, и трактовкой образа главной героини — чистого, цельного челове­ка, повинующегося порыву сердца и ничего не понимающего в хитрос­плетениях дворцовых интриганов, пользующихся плодами ее победы.

Прием, примененный Вольховским для заострения конфликта произве­дения, был до гениальности прост и остроумен: все дворцовые персона­жи в безликих масках (ни у кого нет своего, подлинного лица — только применительно к обстоятельствам) и одна Жанна с открытым лицом, как с открытым забралом. До этого мне не приходилось видеть спектак­лей, где сочетались бы актеры в «жи­вом плане», маски и куклы. Какие богатые возможности таило в себе подобное сочетание! Запомнились отдельные выразительные эпизо­ды: отец кнутом бьет куклу в одном конце сцены, а живая Жанна вздра­гивает от удара в другом; в сцене допроса главный инквизитор вдруг вырастает до невероятных разме­ров и Жанна кажется совсем кро­хотной Это было так выразитель­но театрально, так мощно! И сразу

 

 

 

пришло понимание, что подобное возможно именно в театре кукол.

Но первый спектакль Вольхов­ского был еще неровным, так как представлял для наших актеров огромную трудность: ведь они при­выкли скрываться за ширмой и им не приходилось играть столь слож­ные роли, передавая психологию образа. Исполнительница Жанны Любовь Марчук, например, в пер­вых спектаклях была порывистой и искренней — не больше. К ней весь­ма подходили слова из монолога ее героини: «Я боюсь, порядком боюсь! Так, ладно! А теперь, когда я отбоялась как следует, вперед!» Ей не хватало убедительности, силы, под­линного трагизма Многое пришло потом, в процессе десятилетнего пребывания на сцене в этом образе.

И все-таки многие, в том числе и сами артисты, недоумевали: зачем

они должны играть, как в драма­тическом театре, их ли это дело?

Все сомнения разрешил следу­ющий, программный спектакль нового, теперь уже штатного глав­ного режиссера, — «Озерный маль­чик» по повести болгарского писа­теля Павла Вежинова. Он просто ошеломлял, настолько виртуозно в нем использовались возможности театра кукол.

Тема спектакля — одиночество ребенка, одаренного поэтическим видением мира, непонимание его в семье и школе — была близка многим зрителям, хотя не все бы в этом признались. Когда я только увидела на наклонном планшете сцены портрет этого ребенка с вы­разительными, в пол-лица глази­щами, а потом появился и он сам — планшетная кукла в половину человеческого роста, но благодаря

искусству актрисы Татьяны Малаховой совершен­но живой мальчик, я ощутила холодок волнения от встречи с чем-то необыкновенным.

Инсценировка включала фигуру Писателя — са­мую уязвимую, так как она была чисто резонерс­кой: он расследовал и комментировал события уже после смерти мальчика, стараясь понять причину нежелания ребенка жить. Сюжет, персонажи (отец

— типичный обыватель, озабоченный только соблю­дением приличий и обеспечением достатка в семье; мать — актриса, смысл жизни которой театр, а все остальное скучно и раздражает; унылая учительница, воспринимающая только сочинения под копирку)

— все достаточно обычно. Но фантазии ребенка! Они воплощались прямо на наших глазах: в полу сцены вдруг открывался люк, оттуда выпрыгивали персона­жи: то капризная принцесса, то летающие драконы, то космические пришельцы, то серебряная фигурка человека-амфибии. Множество маленьких куколок, окружающих одинокого ребенка и исчезающих, едва раздадутся голоса из внешнего мира.

Рано научившийся читать, Валентин (так звали мальчика) выбрал своим любимым героем человека­амфибию Ихтиандра и сам захотел уйти в водную сти­хию. Маняще светилось стекло маленького бассейна, изображающего озеро, ласковым голосом звала маль­чика за собой рыбка, и он медленно погружался... Он погибал, конечно, от недостатка любви, здесь и не надо было никакого расследования. При пересказе сюжет выглядит банальным, но спектакль обладал какой-то магической силой воздействия. Идея тоже проста и расхожа: мы в ответе за тех, кому дали жизнь, любовь необходима ребенку, как кислород, иначе ему стано­вится трудно дышать.

Всего одно счастливое лето прожил Валентин за свои семь лет: когда дядя увез его на море и он с дво­юродной сестрой играл, плескался в воде, и никто не находил его странным. Ведь так просто: немного люб­ви—и несчастья не произошло бы...

Свободно и органично сочетались в спектакле «жи­вой план» и куклы разных систем. Мы впервые увидели искусных кукловодов Владислава Чернявского (Отец, Дядя), Татьяну Сезоненко (Мать, Учительница), спо­собных к быстрому перевоплощению из одного образа в другой. Очень трогательна была Татьяна Малахова в роли Валентина. Ну, и наконец, мы впервые позна­комились с работой замечательного художника Еле­ны Луценко, чью роль в славе этого спектакля трудно переоценить. Все эти куклы, куколки, их мгновенные трансформации — дело ее творческого ума, богатейшей фантазии и искусных рук. Художник в театре кукол значит много, практически он — соавтор спектакля, и работа Луценко неотделима от работы Вольховского.

«Озерный мальчик» завоевал множество наград на различных фестивалях в нашей стране и за рубежом. На многие годы он стал визитной карточкой Воро­нежского театра кукол. Взрослый зритель признал «искусство играющих кукол» (выражение Натальи Смирновой) достойным своего внимания, театр при­обрел новых поклонников, что открывало перспекти­вы нового репертуара.

К этому времени и относится наше сближение с Вольховским, когда мы проводили за чаем в его ка­бинете долгие часы, разговаривая об особенностях и специфике театра кукол. В декабре 1988 года ему исполнилось 50 лет, «Молодой коммунар» напечатал мое интервью с ним, в котором мне хотелось устами мастера осветить многие основополагающие для те­атра кукол вопросы.