По уши в непрятностях

 

Мюнхен

 

Мюнхен в рабочие часы ничем не лучше любого другого мегаполиса: улицы его намертво забиты машинами. Несмотря на наличие метро и развитой системы железнодорожного транспорта, население предпочитает уединённость и комфорт личных автомобилей, в результате в самый час пик Артемис и Дворецки попали в пробку, которая протянулась от Международного банка до отеля «Кронски» – по этой дороге машины выезжали в сторону аэропорта.

Артемис ненавидел задержки. Но сегодня все его внимание было сконцентрировано на последнем приобретении, все ещё запечатанном в тубусе из плексигласа. Ему не терпелось открыть его, но прежние владельцы, компания «Крейн и Спарроу», могли снабдить контейнер сюрпризами для воров. Отсутствие видимых ловушек вовсе не означает, что нет ловушек невидимых. Самый простой вариант – вакуумная упаковка полотна и введение в контейнер агрессивного газа, который при реакции с кислородом сожжёт бесценный шедевр.

До отеля они смогли добраться только через два часа, хотя обычно на такую поездку уходило не больше двадцати минут. Артемис переоделся в чёрный хлопчатобумажный костюм и первым делом нажал на мобильном телефоне кнопку быстрого вызова особняка Фаулов. Но перед соединением он подключил телефон шиной сверхбыстрой передачи данных к ноутбуку, чтобы записать разговор. Ангелина Фаул ответила после третьего гудка.

– Арти, – сказала мать, слегка запыхавшись, как если бы звонок оторвал её от какого‑то важного дела.

Ангелина Фаул не была сторонницей праздной жизни и, вероятно, в данный момент заканчивала тренировку по методике тай‑бо.

– Как дела, матушка? Ангелина вздохнула в трубку.

– Со мной все в порядке, Арти, но ты, как всегда, говоришь как на собеседовании о приёме на работу. Так формально. Неужели ты не можешь назвать меня «мамочкой» или даже «Ангелиной»? Это для тебя так ужасно?

– Не знаю, матушка. «Мамочка» звучит как‑то совсем по‑детски, а мне уже четырнадцать, помнишь?

Ангелина рассмеялась.

– Разве я могла забыть? Немногие мальчики в твоём возрасте просят билет на симпозиум по генетике в качестве подарка ко дню рождения.

Артемис смотрел одним глазом на плексигласовый тубус.

– Как отец?

– Чудесно, – радостно откликнулась Ангелина. – Меня поражает, как хорошо он себя чувствует. Протез блестяще подошёл, отец прекрасно выглядит. Ни на что не жалуется. Мне действительно кажется, что он стал относиться к жизни по‑другому, иначе, чем до потери ноги. О нем заботится превосходный терапевт. Врач говорит, что психическое состояние важнее, чем физическое. Кстати, сегодня вечером мы уезжаем на частный курорт в Уэстмите. Там лечат морскими водорослями. Нам обещают, что они сотворят чудеса с мышцами твоего отца.

Артемис Фаул‑старший потерял ногу, когда его похитила русская мафия. К счастью, Артемису удалось спасти его – конечно, с помощью Дворецки. Тот год был богат событиями. После возвращения Артемис‑старший сдержал слово начать все с нового листа и вёл праведный образ жизни. Артемис‑младший должен был последовать его примеру, но никак не мог отказаться от некоторых своих преступных предприятий. Впрочем, иногда, когда он смотрел на своих отца и мать вместе, идея стать нормальным сыном любящих родителей не казалась ему нелепой.

– Он проходит физиотерапию дважды в день?

Ангелина снова рассмеялась, и Артемису вдруг страшно захотелось оказаться дома.

– Да, дедушка. Я слежу за этим. Твой отец говорит, что через двенадцать месяцев сможет участвовать в марафоне.

– Хорошо, рад это слышать. Иногда мне кажется, что вы готовы дни напролёт гулять, взявшись за руки, если я не буду за вами присматривать.

Мать вздохнула, и Артемис услышал в динамике телефона шорох помех.

– Ты беспокоишь меня, Арти. Юноша в твоём возрасте не должен быть таким… ответственным. Не волнуйся о нас, волнуйся о школе и своих друзьях. Думай о том, чем тебе действительно хочется заниматься. Используй свой гениальный ум, чтобы сделать счастливым себя и других людей. Забудь о семейном бизнесе, сейчас главное дело нашей семьи – просто жить и наслаждаться.

Артемис не знал, как ответить на это. Часть его хотела сказать, что никакого семейного бизнеса давно не было бы, если бы он тайно не заботился о нем. Другая часть мечтала побыстрее сесть на самолёт, вернуться домой и гулять со своей семьёй.

Мать снова вздохнула. Артемису совсем не нравилось, что мать так тревожится, когда он ей звонит, чтобы просто поговорить.

– Арти, когда ты вернёшься домой?

– Поездка заканчивается через три дня.

– Я имела в виду, когда ты вернёшься домой навсегда? Я знаю, что обучение в школе Святого Бартлби является семейной традицией, но мы так хотим тебя видеть рядом. Директор Гвини все поймёт. Здесь так много хороших дневных школ без пансиона…

– Понимаю, – сказал Артемис. Способен ли он на это? Стать обычным ребёнком в нормальной семье… Покончить с преступной деятельностью… Сможет ли он жить честно?

– Через пару недель начинаются каникулы. Поговорим об этом потом, – сказал он, применив тактику проволочек. – Честно говоря, сейчас я не могу сосредоточиться. Неважно себя чувствую. Сначала я подумал, что у меня пищевое отравление, потом оказалось, что это всего лишь лёгкая вирусная инфекция на один день. Местные врачи говорят, что завтра я буду в полном порядке.

– Бедный Арти, – пожалела его Ангелина. – Может быть, я должна посадить тебя на самолёт и отправить домой.

– Нет, матушка. Мне уже лучше. Честно.

– Как хочешь. Я знаю, что простуда доставляет массу неудобств, но отравление – это гораздо хуже. Ты мог на несколько недель оказаться прикованным к постели. Пей больше воды и постарайся уснуть.

– Так и сделаю, матушка.

– Скоро ты будешь дома.

– Да. Скажи отцу, что я звонил.

– Скажу, если смогу найти его. Кажется, он сейчас в спортивном зале, занимается на беговом тренажёре.

– До свидания.

– До свидания, Арти. Поговорим, когда ты вернёшься домой. – Голос Ангелины стал низким и печальным. Она словно отдалилась от сына.

Артемис отключился от сети и немедленно воспроизвёл разговор на компьютере. Он чувствовал вину при каждом разговоре с матерью. Ангелина Фаул обладала уникальной способностью взывать к его совести. Это чувство возникло совсем недавно. Ещё год назад, солгав матери, он ощущал лишь лёгкий укол вины, а теперь даже этот вполне невинный трюк не даст ему покоя несколько недель.

Артемис смотрел на измеритель звуковых волн на экране компьютера. Он сильно изменился, в этом не было сомнений. Эта неуверенность в себе возникла несколько месяцев назад и постоянно усиливалась, начиная с того дня, когда он однажды утром обнаружил у себя в глазах загадочные зеркальные линзы.

Такие же линзы оказались в глазах Джульетты и Дворецки. Они вместе попытались выяснить, откуда взялись эти линзы, но Дворецки, задействовав всех своих агентов, смог узнать лишь то, что Артемис лично заплатил за них. Все запуталось ещё больше.

Линзы остались загадкой. Как и ощущения Артемиса. Перед ним на столе лежал шедевр Эрве «Фея‑воровка», добыча, благодаря которой он становился самым выдающимся вором столетия, а об этом статусе он мечтал с шести лет, и сейчас, получив его, он почему‑то мог думать только о семье.

«Может быть, пора уходить на покой, – подумал он. – Лучший вор в мире, в возрасте четырнадцати лет и трех месяцев. В конце концов, чего ещё я надеюсь добиться?» Он проиграл часть разговора по телефону: «Не волнуйся о нас, волнуйся о школе и своих друзьях. Думай о том, чем тебе действительно хочется заниматься. Используй свой гениальный ум, чтобы сделать счастливым себя и других людей».

Может быть, мать права. Он должен использовать свои таланты, чтобы сделать счастливыми других. Но в сердце был и тёмный, колючий уголок, который не удовлетворится спокойной жизнью. Может быть, только ему одному были доступны способы сделать счастливыми других людей. Способы по другую сторону закона. За тонкой синей линией.

Артемис потёр глаза. Он не мог принять решение. Возможно, постоянная жизнь дома поможет принять такое решение. А пока следует заняться текущей работой. Выиграть время и доказать подлинность картины. Он чувствовал некоторую вину, украв полотно, но недостаточно сильную, чтобы вернуть его. Особенно господам Крейну и Спарроу.

В первую очередь следовало позаботиться о том, чтобы из школы не было никаких запросов, касающихся его деятельности. Ему потребуется по крайней мере два дня, чтобы доказать подлинность картины, так как необходимо было произвести некоторые испытания.

Артемис открыл программу обработки звука на своём ноутбуке и занялся вырезкой и вставкой произнесённых матерью в разговоре по телефону слов. Отобрав нужные слова и расположив их в нужном порядке, он выровнял уровень громкости, чтобы разговор звучал естественно.

Когда директор Гвини включит свой мобильный телефон после посещения мюнхенского олимпийского стадиона, его будет ждать сообщение. Сообщение поступит от Ангелины Фаул, причём пребывающей явно не в лучшем расположении духа.

Артемис направил вызов через особняк Фаулов, затем переслал отредактированный звуковой файл по инфракрасной связи на свой мобильный телефон.

– Директор Гвини, – произнёс легко узнаваемый голос Ангелины Фаул, причём личность звонившей подтверждалась идентификатором. – Меня очень беспокоит Арти. Он страдает от пищевого отравления. Выглядит он прекрасно, ни на что не жалуется, но мы хотим видеть его дома. Вы понимаете. Я посадила Арти на самолёт домой. Меня крайне удивляет, что он получил пищевое отравление, находясь под вашей опекой. Мы поговорим об этом после вашего возвращения.

Это избавило Артемиса от забот о школе на несколько дней. Тёмная его сторона чувствовала возбуждение от такой хитрости, а пробуждающаяся совесть – вину из‑за того, что он использовал голос матери, чтобы сплести паутину лжи.

Он подавил в себе чувство вины. Это безобидная ложь. Дворецки проводит его домой, а образование не пострадает от нескольких дней отсутствия в школе. Что касается кражи «Феи‑воровки», он не считал её настоящим преступлением, так как картина была украдена у воров. Такое преступление вполне оправданно.

«Да, – согласился с ним внутренний голос, – если ты вернёшь картину обществу».

«Нет, – возразила непримиримая половина. – Картина принадлежит мне, пока её кто‑нибудь не украдёт. В этом все дело».

Артемис подавил в себе нерешительность и выключил мобильный телефон. Он должен был сосредоточиться на картине, и от вибрации телефона в неподходящий момент могли задрожать руки. Ему не терпелось сорвать крышку с плексигласового тубуса. Но это было бы не просто глупо, а смертельно глупо. Компания «Крейн и Спарроу» могла оставить для него множество маленьких сюрпризов.

Артемис достал из жёсткого чемодана, в котором хранилось лабораторное оборудование, хроматограф. Прибор должен был взять пробу газа внутри тубуса и провести анализ. Артемис выбрал из набора игольчатое сопло и навернул его на торчавший из хроматографа резиновый шланг. Иглу он осторожно держал в левой руке. Артемис одинаково свободно владел обеими руками, но левая была более твёрдой. Крайне аккуратно он проткнул иглой силиконовое уплотнение тубуса так, чтобы игла оказалась как можно ближе к полотну. Игла не должна была шевелиться, чтобы содержащийся в контейнере газ не вытек и не смешался с воздухом. Хроматограф отобрал пробу газа и всосал её в оборудованное нагревателем отверстие для ввода. Любые органические примеси удалялись нагревом, а газ‑носитель перенёс пробу через разделительную колонку в пламенно‑ионизационный детектор – именно в нем определяются отдельные компоненты. Буквально через несколько секунд на цифровом дисплее прибора появилась диаграмма. Процентное содержание кислорода, водорода, метана и углекислого газа соответствовало пробе, взятой заранее в центральной части Мюнхена. Неопознанной оставалась пятипроцентная доля газа, но тут не было ничего подозрительного. Возможно, это объяснялось наличием комплексных загрязняющих газов или чувствительностью оборудования. Теперь Артемис знал, что может открыть тубус, если не обращать внимания на загадочные пять процентов. Он так и сделал, осторожно вскрыв уплотнение ножом для резьбы по дереву.

Артемис надел хирургические перчатки и извлёк картину из тубуса. Она упала на стол тугим свитком и практически мгновенно развернулась – видимо, находилась в тубусе недостаточно долго, чтобы принять его форму.

Артемис расправил холст и прижал углы гладкими мешочками с гелем. Он мгновенно понял, что перед ним – не подделка. Достаточно было одного взгляда, чтобы узнать основные цвета и живописную манеру. Все образы Эрве словно состоят из света. Они были так восхитительно написаны, что картина, казалось, искрилась. Картина была совершенной. На ней был изображён запелёнатый младенец, спящий в залитой солнцем колыбели рядом с открытым окном. Фея с зеленой кожей и прозрачными крылышками парила над подоконником и собиралась украсть ребёнка из колыбели. Обе ноги сказочного создания находились на улице.

– Она не может войти в дом, – рассеянно пробормотал Артемис – и поразился своим словам.

Откуда он это знал? Обычно он выражал своё мнение только в том случае, если мог его каким‑то образом подтвердить.

«Успокойся, – приказал он себе. – Обычная догадка. Возможно, основанная на обрывке информации, найденной во время бесконечных скитаний по Интернету».

Артемис сконцентрировал внимание на самой картине. Он получил её. «Фея‑воровка» принадлежит ему, по крайней мере в данный момент. Он достал скальпель из набора хирургических инструментов, срезал мельчайшую частичку краски с края картины, положил её в пробирку и приклеил этикетку. Артемис собирался послать частичку краски в Мюнхенский технический университет, где установлен гигантский спектрометр. Радиоуглеродный анализ, который произведёт работающая в университете знакомая Артемиса, подтвердит, что картина или, по крайней мере, краски соответствуют времени написания.

Он позвал Дворецки из соседней комнаты апартаментов.

– Дворецки, не мог бы ты отвезти этот образец в университет немедленно? Передай его Кристине лично в руки. Кстати, напомни ей, что мне крайне необходимо быстро получить результаты анализа.

Он не услышал ответа, но в следующее мгновение в комнату ворвался Дворецки. Глаза у него были дико вытаращены, и вообще он не был похож на человека, который собирался взять образец краски.

– Проблемы? – спросил Артемис.

 

За две минуты до этого Дворецки стоял у окна, приложив ладонь к стеклу, и наслаждался редкой возможностью немного побыть наедине со своими мыслями. Он смотрел на ладонь так, словно комбинация солнечного света и пристального взгляда могла сделать её прозрачной. Он знал, что каким‑то образом изменился. Под его кожей что‑то было спрятано. Он чувствовал себя странно весь прошедший год. Чувствовал себя постаревшим. Возможно, давали о себе знать десятилетия трудных испытаний. Ему не было и сорока, но по ночам ныли кости, а грудь сдавливало, словно он постоянно носил пуленепробиваемый жилет из кевлара. Он определённо был уже не таким проворным, как в тридцать пять, и иногда ему приходилось прилагать усилия, чтобы сосредоточиться. Куда приятнее было предаваться размышлениям… «Как сейчас», – отругал себя телохранитель. Дворецки пошевелил пальцами, поправил галстук и вернулся к работе. Его не устраивал уровень безопасности в номере отеля. Гостиницы всегда были кошмаром для любого телохранителя. Служебные лифты, изолированные верхние этажи, отсутствие нормальных маршрутов эвакуации не позволяли гарантировать полную безопасность охраняемого лица. «Кронски», несомненно, был фешенебельным отелем, его сотрудники работали эффективно, но не это интересовало Дворецки. Он предпочёл бы поселиться в номере на первом этаже без окон и со стальной дверью пятнадцать сантиметров толщиной. Нет необходимости говорить, что такой номер найти невозможно, а если бы ему это каким‑то чудом удалось, господин Артемис, несомненно, задрал бы нос и отказался поселиться в таких условиях. Дворецки пришлось согласиться на номер на третьем этаже.

Не только у Артемиса были специальные инструменты. Дворецки открыл хромированный чемоданчик на кофейном столике. Это был один из нескольких чемоданчиков, которые он хранил в банковских ячейках во многих крупных городах по всему миру. Каждый чемоданчик был буквально набит аппаратурой наблюдения, аппаратурой противодействия наблюдению и оружием. Благодаря наличию таких чемоданчиков почти в любой стране телохранителю не приходилось нарушать таможенные законы, отправляясь в очередную поездку из Ирландии.

Он достал из чемоданчика нужный прибор и быстро обследовал номер на наличие подслушивающих устройств. Основное внимание он уделял электрическим приборам: телефону, телевизору, факсу. Электронные помехи, излучаемые такими приборами, очень часто могли заглушать сигнал подслушивающего устройства, но только не для находящегося в руках Дворецки устройства. «Глаз шпиона» был самым совершенным прибором на рынке и мог обнаружить точечный микрофон за милю.

Через несколько минут, ничего не обнаружив, телохранитель уже собирался убрать прибор в чемоданчик, как вдруг заметил, что тот определил наличие слабого электрического поля. Ничего особенного, едва заметное мерцание синей шкалы на индикаторе. Затем мерцание сменилось постоянным ярко‑голубым свечением. Начала мерцать вторая шкала. К номеру приближалось какое‑то электронное устройство. Большинство людей не обратило бы внимания на показание прибора, в конце концов, в радиусе мили от отеля «Кронски» находилось несколько тысяч электронных приборов. Но нормальные электрические поля не обнаруживались «глазом шпиона», а Дворецки не принадлежал к большинству людей. Он выдвинул антенну и провёл прибором по дуге. Пик сигнала возникал, когда антенна была направлена в сторону окна. Дворецки ощутил первые признаки беспокойства. Что‑то приближалось к ним по воздуху, причём очень быстро.

Он бросился к окну, сорвал тюлевые занавески с крючков и широко распахнул раму. Зимнее бледно‑голубое небо было почти безоблачным. Следы реактивных самолётов пересекали небо вдоль и поперёк, делая его похожим на гигантское игровое поле в крестики‑нолики. А потом, подняв взгляд на двадцать градусов, Дворецки увидел приближавшуюся по широкой спирали грушевидную ракету из синеватого металла. Красный огонёк мигал на её носу, из задней части вырывались белые языки пламени. Ракета летела в сторону «Кронски», в этом не приходилось сомневаться.

«Управляемая бомба, – догадался Дворецки. – И наведена она на господина Артемиса».

Мозг Дворецки мгновенно стал перебирать возможные варианты. Список оказался коротким. На самом деле вариантов было два – попытаться сбежать или умереть. Проблема заключалась в том, как сбежать. Они находились на третьем этаже, и выход был не с той стороны. Он потратил ещё мгновение, чтобы рассмотреть приближавшуюся ракету. Ничего подобного он не видел. Даже выхлопная струя отличалась от выхлопов обычного оружия – она практически не оставляла инверсионного следа. Несомненно, оружие было самым современным. Кто‑то очень сильно желал Артемису смерти.

Дворецки отвернулся от окна и ворвался в спальню Артемиса. Молодой хозяин был занят исследованием «Феи‑воровки».

– Проблемы? – спросил Артемис. Дворецки ничего не ответил, потому что на это не было времени. Он просто схватил юношу за воротник и забросил себе на спину.

– Картина! – успел крикнуть Артемис. Его губы были прижаты к пиджаку телохранителя, поэтому крик прозвучал глухо.

Дворецки схватил картину и бесцеремонно запихнул бесценный шедевр в карман пиджака. Артемис разрыдался бы, если бы увидел, как потрескался вековой слой краски. Но Дворецки платили за охрану Артемиса, а не «Феи‑воровки».

– Прижмись как можно крепче, – посоветовал огромный телохранитель, срывая двуспальный матрас с кровати.

Артемис прижался к спине телохранителя, как ему было приказано, и постарался ни о чем не думать. К сожалению, его гениальный разум автоматически стал анализировать доступную информацию: Дворецки ворвался в комнату, не постучав – следовательно, возникла опасность. Он отказался отвечать на вопросы – следовательно, опасность является непосредственной. А тот факт, что он, Артемис Фаул, висит на спине Дворецки, крепко к нему прижавшись, свидетельствует о том, что они попытаются избежать нависшей опасности не совсем обычным способом. Наличие матраса означает, что им необходимо смягчить какой‑то удар.

– Дворецки, – прохрипел Артемис, – ты не забыл, что мы – на третьем этаже.

Дворецки, возможно, ответил, но его хозяин не расслышал ответ, потому что гигант в данный момент, вылетев из номера в открытое окно, перепрыгивал через перила балкона.

Буквально за мгновение до неминуемого падения потоки воздуха развернули матрас, и Артемис увидел собственную спальню. В этот момент он увидел, как в дверь спальни штопором влетела странная ракета и зависла прямо над пустым плексигласовым тубусом.

«В тубусе установлено какое‑то устройство наведения, – подсказала крошечная часть его мозга, не поддавшаяся панике. – Кто‑то желает мне смерти».

А потом они начали падать. С десяти метров. Прямо вниз.

Дворецки машинально расставил руки и ноги буквой «X», как при затяжном прыжке с парашютом, и прижал четыре угла матраса, чтобы они не трепетали. Задержанный под матрасом воздух замедлил их падение, но недостаточно. Они летели вниз, и сила тяготения с каждым сантиметром увеличивала их скорость. Небо и земля растянулись и потекли, как масляная краска на холсте, все вокруг, казалось, стало жидким. Это впечатление исчезло, когда их падение резко остановила исключительно твёрдая черепичная крыша служебного навеса в задней части отеля. Черепица словно взорвалась от удара, но стропила выдержали. Правда, с трудом. Дворецки казалось, что его кости словно превратились в желе, но понимал, что будет в полном порядке после нескольких моментов беспамятства. Ему доводилось переживать и более серьёзные падения.

За мгновение до потери сознания он спиной ощутил биение сердца Артемиса. Жив. Они остались в живых. Но надолго ли? Если наёмный убийца увидит, что попытка не удалась, то вряд ли откажется от своих планов.

Тело Дворецки и матрас смягчили падение Артемиса. В противном случае он неминуемо погиб бы, а так только сломал пару рёбер о мускулистое туловище телохранителя. Артемис подлетел на метр, прежде чем упасть лицом вверх на спину потерявшего сознание охранника.

Каждый вздох был болезненным, два обломка рёбер торчали из груди, как костяшки пальцев. Кажется, он сломал шестое и седьмое ребро.

Над его головой из окна номера вырвался сноп ослепительного голубого пламени. На долю секунды он озарил небо, а в самом его ядре извивались, как черви на крючках, более яркие вспышки. Никто не обратил на свет внимания – он был похож на вспышку гигантского фотоаппарата. Но Артемис знал, что это вовсе не вспышка.

«Биобомба, – подумал он. – Откуда я это знаю?»

Дворецки, вероятно, потерял сознание, иначе он уже начал бы двигаться. Но он не шевелился, а значит, Артемису придётся самостоятельно отразить следующую попытку убийцы. Он попытался сесть, но боль в груди была настолько сильной, что он на секунду потерял сознание. Когда он очнулся, все его тело было покрыто липким потом. Артемис увидел, что бежать поздно – убийца был уже здесь: замер, присев, как кошка перед прыжком, на краю навеса.

Убийца выглядел странно – ростом не больше ребёнка, но с пропорциями взрослого. Это была женщина с приятными, немного заострёнными чертами лица, коротко остриженными рыжеватыми волосами и огромными карими глазами. Но это, конечно, не означало, что от неё можно было ожидать жалости. Дворецки как‑то говорил ему, что восемь из десяти самых высокооплачиваемых наёмных убийц в мире – женщины. Эта женщина была одета в странный комбинезон, который изменял свет в зависимости от окружающей обстановки, а её глаза были красными, словно она совсем недавно плакала.

«У неё остроконечные уши, – подумал Артемис – Либо у меня галлюцинации, либо она – не человек».

Потом он совершил очередную ошибку – попытался пошевелиться, и сломанное ребро пробило кожу. На белой рубашке расплылось кровавое пятно, Артемис перестал сопротивляться и потерял сознание.

 

Элфи потребовалось почти девяносто минут, чтобы добраться до Германии. В нормальной ситуации ушло бы в два раза больше времени, но Элфи решила нарушить несколько пунктов устава полиции Нижних Уровней. Почему бы и нет? Это вряд ли могло ухудшить её положение. В управлении полиции уже считали, что она убила своего командира, связь с ней была заблокирована, и она не могла объяснить, что произошло на самом деле. Её, несомненно, объявили преступницей, и по её следу идёт отряд быстрого реагирования. Не говоря уже о том, что Опал Кобой, скорее всего, установила за ней электронное наблюдение. Дорога была каждая секунда.

После того как были разоблачены банды гоблинов‑контрабандистов, ввозившие человеческие товары через неиспользуемые шахты, на каждом наземном терминале шаттлов были выставлены часовые. В Париже такой терминал охранял сонный гном, которому оставалось всего пять лет до пенсии. Его полуденный сон прервало срочное сообщение с Полис‑Плаза: «Совершивший преступление офицер корпуса особого назначения находится на пути к поверхности. Задержать для допроса. Соблюдать крайнюю осторожность».

Никто и не ожидал, что от гнома будет какой‑то прок. Элфи Малой находилась в прекрасной физической форме, однажды она даже осталась в живых после схватки с троллем. Стоявший на посту гном не смог бы вспомнить, когда в последний раз был в хорошей физической форме, и переходил на постельный режим, когда у него появлялся заусенец. Тем не менее гном бдительно охранял терминал, когда Элфи пролетела мимо его поста.

Оказавшись на поверхности, она расстегнула «липучку» клапана на предплечье и включила функцию поиска на компьютере. Компьютер нашёл отель «Кронски» и предложил три возможных маршрута. Элфи выбрала самый короткий, хотя он подразумевал полет над самыми густонаселёнными центрами. Очередное грубейшее нарушение устава. Но в данный момент ей было наплевать. Её карьеру уже не спасти, но это не имеет значения. Элфи никогда не была карьеристкой. Только благодаря погибшему командиру её не вышибли из полиции раньше. Крут верил, что она способна на многое… А теперь его не стало.

Земля проносилась внизу. Запахи Европы проникали сквозь воздушные фильтры шлема. Пахло морем, нагретой солнцем землёй, виноградниками и иногда чистым снегом.

Обычно эти запахи были для Элфи тем, ради чего стоит жить, но не сегодня. Сегодня она не испытывала и тени обычной эйфории от полёта над поверхностью. Её душу переполняло одиночество. Командир Крут был единственным, кто заменял ей семью. А теперь он погиб. Возможно, потому, что она не попала в нужное место на приборе. Неужели это она убила Джулиуса? Мысль эта вселяла ужас в сердце Элфи, выкинуть её из головы было невозможно.

Элфи открыла щиток, чтобы смахнуть слезы. Она должна спасти Артемиса Фаула. Ради командира, ради него самого. Элфи закрыла щиток, поджала ноги и включила максимальную скорость. Пора было узнать, на что были способны эти новые крылья Жеребкинса.

Менее чем через час Элфи оказалась в воздушном пространстве Мюнхена. Она опустилась на высоту тридцать метров и включила радар шлема. Будет стыдно преодолеть такое расстояние только для того, чтобы оказаться размазанной подлетающим самолётом. Отель «Кронски» был обозначен красной точкой на экране щитка. Жеребкинс мог бы послать ей сигнал со спутника или, по крайней мере, передать последние видеоматериалы, но она не могла связаться с кентавром, а если бы связалась, то Совет приказал бы ей немедленно вернуться на Полис‑Плаза.

Элфи сконцентрировала внимание на красной точке на щитке. Туда будет направлена биобомба, поэтому и ей следовало лететь туда. Она спустилась так, чтобы крыша отеля оказалась под ногами, потом плавно опустилась на неё. Помощи ждать не приходилось. Бортовое следящее устройство больше не могло ей помочь. Ей предстояло самостоятельно найти номер Артемиса.

Элфи задумчиво покусала губу и ввела команду через клавиатуру на запястье. Она могла ввести команду голосом, но программное обеспечение было ненадёжным, а времени на компьютерную ошибку у неё не было. Через несколько секунд её компьютер подключился к компьютеру отеля, и на экране появились список постояльцев и схема. Артемис находился в триста четвёртом номере на третьем этаже южного крыла отеля.

Элфи побежала по крыше, на бегу разворачивая крылья. Всего несколько секунд отделяли её от спасения Артемиса. Возможно, он испытает шок, когда его вытащит из номера мифологическое существо, но лучше такое потрясение, чем уничтожение биобомбой.

Она резко остановилась. От горизонта по дуге к отелю приближалась самонаводящаяся ракета. Она была изготовлена подземными жителями, в этом не было сомнений, но конструкция была незнакомой. Ракета была более обтекаемой и быстрой, и хвостовые движители у неё были мощнее, чем у других ракет. Опал Кобой явно усовершенствовала конструкцию.

Элфи развернулась на месте и побежала в противоположную сторону. Сердцем она понимала, что опаздывает, понимала, что Опал вновь удалось обмануть её. Ни малейшей надежды на спасение Артемиса не было с самого начала, как не было ни единого шанса спасти командира.

Крылья ещё не успели включиться, когда под кромкой крыши сверкнула голубая вспышка и здание едва заметно вздрогнуло от взрыва. Биобомба – идеальное оружие. Оно не наносит вреда конструкциям здания, оболочка бомбы саморазрушается, не оставляя ни малейшего следа.

Элфи в отчаянии опустилась на колени, сдёрнула шлем с головы и стала жадно ловить ртом воздух. В мюнхенском воздухе было много токсинов, и все равно он был гораздо вкуснее фильтрованного, химически очищенного воздуха подземелий. Но сейчас Элфи не замечала его сладости. Джулиус погиб. Артемис погиб. Дворецки погиб. Что она могла предпринять? Разве в этом был смысл? Слезы падали с её длинных ресниц и исчезали в крошечных трещинах бетонной крыши.

«Вставай! – приказала ей самая мужественная часть сознания, которая и позволила ей стать превосходным офицером. – Ты – офицер полиции. Слишком многое поставлено на карту, и твоё личное горе не имеет значения. У тебя ещё будет время поплакать».

«Через минуту. Я встану через минуту. Мне нужно не больше шестидесяти секунд».

Горе опустошило Элфи. Она словно оцепенела. Лишилась способности мыслить.

– Как трогательно, – услышала она голос. Механический и такой знакомый.

Элфи даже не стала поднимать глаза.

– Кобой. Ты пришла позлорадствовать? Убийства доставляют тебе радость?

– Гм?.. – произнёс голос, словно Кобой серьёзно обдумывала вопросы. – Ты знаешь, доставляют. Они действительно доставляют мне радость.

Элфи хлюпнула носом и смахнула последние слезы. Она твёрдо пообещала себе, что не заплачет больше, пока Кобой не окажется за решёткой.

– Что тебе нужно? – спросила она, поднимаясь с бетонной крыши.

На уровне головы она увидела небольшую биобомбу. Эта модель была сферической, размером с дыню, и оборудованной маленьким плазменным экраном. На нем красовалось довольное лицо Опал.

– Я проследила за тобой от самой шахты, чтобы полюбоваться твоим отчаянием. Не слишком приятное зрелище, верно?

На несколько секунд на экране появилось смущённое лицо Элфи, потом экран переключился на изображение Опал.

– Взрывай бомбу и будь проклята, – прорычала Элфи.

Биобомба взлетела немного выше и стала кружить над её головой.

– Нет, ещё рано. Я думаю, в тебе ещё осталась искра надежды, и я хочу её погасить. Через несколько секунд я приведу в действие биобомбу. Красивая, правда? Тебе нравится дизайн? Восемь отдельных ускорителей. Важно то, что случится после взрыва. Даже в нынешнем своём незавидном положении Элфи, будучи офицером полиции до мозга костей, не могла не поинтересоваться:

– А что случится, Кобой? Только не говори, что для тебя настанет мировое господство.

Кобой рассмеялась так громко, что в крошечных динамиках бомбы возникли помехи.

– Мировое господство? Судя по твоему тону, ты считаешь его недостижимым. Первый шаг – сама простота. Мне нужно только обеспечить контакт людей с волшебным народцем.

Все личные беды Элфи вдруг отошли на второй план.

– Обеспечить контакт людей с народцем? Зачем тебе это понадобилось?

Лицо Кобой перестало сиять от радости.

– Потому что полиция Нижних Уровней посадила меня в тюрьму! Меня изучали, как зверя в клетке! А теперь мы посмотрим, как им это понравится. Начнётся война, и я снабжу людей оружием, которое обеспечит их победу. После победы людей выбранная мною страна станет самой могущественной на земле. А я неизбежно стану самым могущественным человеком этой страны.

– И все это ради мелкой мести пикси? – едва не закричала Элфи.

Её отчаяние мгновенно воодушевило Опал.

– О, я уже не пикси. – Опал медленно сняла бинты с головы и продемонстрировала закруглённые человеческие уши. – Теперь я одна из вершков. Я хочу быть на стороне тех, кто обречён на победу. Мой новый папочка – владелец машиностроительной компании. И эта компания посылает в недра Земли зонд.

– Какой зонд? – закричала Элфи. – Какая компания?

Опал пригрозила ей пальцем.

– Довольно объяснений. Я хочу, чтобы ты умерла в отчаянии и неведении. – На мгновение её лицо лишилось фальшивой весёлости, и Элфи увидела ненависть во взгляде огромных глаз пикси. – Ты лишила меня года жизни, Малой. Целого года моей блестящей жизни. Моё время слишком драгоценно, чтобы тратить его, особенно по вине такой жалкой организации, как полиция Нижних Уровней. Скоро я не буду ни перед кем отвечать, никогда!

Опал подняла руку, чтобы она попала в объектив камеры. В руке у пикси был маленький пульт дистанционного управления. Она нажала красную кнопку. Красная кнопка, как известно, может означать только одно. У Элфи оставалось несколько миллисекунд, чтобы придумать план. Экран погас, зелёный индикатор на пульте управления ракеты сменился красным. Сигнал получен. Взрыв неминуем.

Элфи высоко подпрыгнула и надела свой шлем на сферическую бомбу. Она налегла на шлем всем своим весом и почувствовала сопротивление, словно пыталась утопить футбольный мяч. Полицейские шлемы делаются из прочного полимера, способного отразить испускаемые солинием лучи. Костюм Элфи, конечно, не отличался такой прочностью и не мог защитить её от биобомбы, но, может быть, шлем выдержит?

Бомба взорвалась, высоко подбросив шлем. Из нижней его части вырвался сноп чистейшего голубого света, озарившего бетонную крышу. Муравьи и пауки подпрыгнули, потом их крошечные организмы замерли. Элфи почувствовала, как бешено заколотилось её сердце, пытаясь справиться с губительным воздействием солиния. Она держалась, пока взрывная волна не отбросила её. Шлем откатился в сторону, выпустив на свободу убийственный свет.

Элфи включила крылья на подъем и подняла руки. Голубой свет гнался за ней как волна смерти. Она должна была обогнать его. Хватит ли ей времени и расстояния, чтобы убежать от биобомбы?

Элфи почувствовала, как губы прижались к зубам. От перегрузки стала пульсировать кожа на щеках. Она рассчитывала на то, что действующим компонентом биобомбы был свет, а значит, зона поражения не могла быть слишком большой. Кобой вряд ли хотела привлечь к себе внимание, уничтожив все живое в целом квартале. Её целью была только Элфи.

Она почувствовала, как свет лизнул пальцы ног. Кошмарное чувство пустоты поползло вверх по её ногам, пока магия не остановила его распространение. Элфи вытянулась, откинула голову назад, сложила руки на груди и стала молить о том, чтобы механические крылья спасли её от смертельной опасности.

Свет, вспыхнув в последний раз, вдруг исчез, оставив после себя только бешено скачущие блики. Элфи удалось избежать его губительного воздействия, отделавшись лишь лёгкими травмами. Она чувствовала слабость в ногах, но это ощущение скоро пройдёт. У неё ещё будет время позаботиться об этом. Сейчас ей предстояло вернуться на Нижние Уровни и предупредить своих товарищей о коварных планах Опал.

Элфи бросила взгляд на крышу. На ней не оставалось никаких следов её пребывания, за исключением похожего на помятый волчок шлема. В обычной ситуации биобомбы не оказывают никакого воздействия на неодушевлённые предметы, но отражающие слои шлема заперли свет внутри и, естественно, подверглись перегрузке. Как только схемы шлема замкнулись накоротко, отключились биологические сигналы Элфи. Шлем капитана Малой больше не передавал сигналы сердцебиения и дыхания. С точки зрения управления полиции Нижних Уровней или Опал Кобой, она была мертва. А это открывало дополнительные возможности.

Что‑то привлекло внимание Элфи. Далеко внизу, в самом центре группы служебных построек, у одного из навесов собиралась небольшая толпа. С высоты птичьего полёта Элфи увидела разрушенную крышу и лежавшие на стропилах две фигуры. Одна была просто огромной, принадлежала истинному великану. Вторая была небольше её самой. Мальчик. Артемис и Дворецки. Неужели они остались в живых?

Элфи поджала ноги и круто спикировала к месту катастрофы. Она не стала включать защитный экран, чтобы сберечь магию. Судя по всему, ей понадобятся все, до последней искорки, целительные силы, поэтому приходилось рассчитывать на то, что она останется незамеченной благодаря скорости и новейшему костюму.

Люди были всего в нескольких метрах от неё, они пробирались сквозь обломки к месту катастрофы. Они выглядели скорее любопытными, чем рассерженными, и все же Элфи было необходимо забрать Артемиса, если, конечно, он ещё жив. У Опал повсюду могут быть шпионы, и запасной коварный план лишь ждал приведения в исполнение. Вряд ли им удастся обмануть смерть ещё раз.

Она приземлилась на конёк крыши навеса и осторожно посмотрела вниз. Она увидела Артемиса и Дворецки. Оба были живы. Артемис оставался в сознании, но явно страдал от боли. На его белой рубашке вдруг расплылось кровавое пятно, глаза закатились, по телу пробежала судорога. Мальчишка явно был в шоке, и, судя по всему, сломанное ребро пробило кожу. Второй конец мог пронзить лёгкое. Он нуждался в исцелении. Немедленном.

Элфи опустилась Артемису на грудь и положила ладонь на торчавшие из груди, прямо под сердцем, ребра.

– Исцеляй, – сказала она, и последние искры магии пробежали по её телу вниз по рукам, концентрируясь на ранах Артемиса. Ребра задрожали, изогнулись и соединились с шипением расплавившейся кости. Пар повалил из дрожащего тела Артемиса, когда магия стала очищать его от грязи.

Артемиса по‑прежнему била дрожь, а Элфи уже попыталась накрыть его тело своим. Она должна была забрать его отсюда. В идеальной ситуации она забрала бы и Дворецки, но он был слишком огромен, чтобы она могла заслонить его своей хрупкой фигурой. Телохранителю придётся позаботиться о себе самому, а Артемиса она должна была защитить. Во‑первых, потому что он – главная цель покушения, во‑вторых, потому что ей нужен был его гениальный ум, чтобы нанести поражение Опал Кобой. Если Опал собирается присоединиться к миру людей, только Артемис сможет достойно противостоять ей.

Элфи сплела пальцы на спине Артемиса и попыталась придать его безжизненному телу вертикальное положение. Он положил голову ей на плечо, и она почувствовала его дыхание. Дыхание было ровным. Отлично.

Элфи напрягла ноги так, что затрещали коленные суставы. Ей потребуется напрячь все свои силы, чтобы их бегство осталось незамеченным. Голоса становились все ближе, она почувствовала, как задрожали стены, когда кто‑то попытался вставить ключ в замочную скважину.

– До свидания, Дворецки, мой верный друг, – прошептала она. – Я вернусь за тобой.

Телохранитель застонал, словно услышал её слова. Элфи совсем не хотелось оставлять его здесь, но у неё не было выбора. Она могла спасти либо Артемиса, либо никого, и сам Дворецки поблагодарил бы её за принятое решение.

Элфи сжала зубы, напрягла каждую мышцу и включила крылья на максимальную мощность. Она вылетела из‑под навеса, как стрела из лука. Если кто‑нибудь бросил на неё взгляд, он увидел бы лишь облако пыли и какой‑то неясный силуэт цвета неба, возможно, ногу в мягкой кожаной туфле. Но этот случайный наблюдатель не поверил бы собственным глазам. Ведь туфли не могут летать, верно?