ГЛАВА 6. Арсеньев чрезвычайно высоко ценил свои беседы с Эккартом

 

 

Наш Мир – не завершенье –

Там – дальше – новый Круг –

Невидимый – как Музыка –

Вещественный – как Звук.

Эмили Дикинсон

 

 

Арсеньев чрезвычайно высоко ценил свои беседы с Эккартом. Общество Туле было организовано по типу тайных орденов с тщательно разработанными ритуалами и степенями посвещения. Как и во всех древних мистических братствах, в Обществе существовало три рода учения. Одно, экзотерическое («обращённое вовне») было предназначено для посторонних: официальная цель Общества – изучение древнегерманской культуры.

Другое – для своих: концепции нордической Родины, идейной юдофобии и т.д.

Третье – эзотерическое («обращённое внутрь») – для посвещённых, могущих вместить, то есть достигших определённой степени духовного развития, несокрушимости воли и чистоты помыслов (ведь и волхвы древности передавали лишь то, что могли воспринять слушатели, не более того). Полнота сокровенного знания, скрытого под покровом аллегорий, могла быть открыта лишь целомудренным душам и бесстрашным сердцам, чьим идеалом и сверхзадачей было достижение власти над собой, а не над другими.

Неофит должен был доказать, что он может жить так, чтобы быть готовым во всякое время скорее умереть, чем отречься от Истины и Справедливости. И потому обряды, предшествующие посвещению, имели целью отсеять слабых и порочных, и состояли из многочисленных суровых психологических и даже физических испытаний.

* * *

Учение не проповедывалось догматически, но проводилось в сознание путём обрядовых действ, насыщенных глубокой духовностью.

Восстанавливались древние Языческие традиции: ежегодные встре­чи Весны, празднества летнего и зимнего Солнцестояния, праздник Майского Предвестия и первая майская ночь (т.н. «Вальпургиева ночь» [17], некогда посвещённая Фрейе – Богине Любви [18].

Восстанавливалось и чествование Дня Берхты – Великой Матриар­хальной Богини древнегерманского пантеона, самой таинственной, древней и могущественной. Её имя носит баварский городок Берхтесгаден, на вершине горы близ которого Гитлер соорудил своё знаменитое «Орлиное гнездо».

Общество Туле возрождало красочные свадебные обряды, многолюд­ные народные гулянья с участием творческих фольклорных коллективов. Девочки в старинных национальных одеждах исполняли народные танцы вокруг так называемых майских деревьев.

Торжества эти справлялись на лоне Природы, под открытым небом [19], на живописных лесных полянах или близ руин средневековых замков. Праздники устраивались как для членов Общества, так и для жителей окрестных деревень, и проходили при большом стечении народа.

Устраивались также посещения памятников древнего ирминистского культа, ритуальных камней и холмов, имевших в прошлом религиозное значение (таких, как холм Мург в Чёрном Лесу недалеко от Баден-Бадена), где люди подпитывались излучениями силовых полей Родной Земли. Посещались и иные старинные достопримечательности: Арсеньев вместе с другими побывал в Вевельсберге за 10 лет до того, как Гиммлер в 1934 г. превратил замок в свою вотчину.

Особое значение придавалось экскурсиям к мегалитам Померании (так называемым «ложам гигантов»), воздвигнутым в геодезических Местах Силы задолго до появления здесь германских племён. Ни история, ни даже легенды не сохранили никаких сведений о творцах этих сооружений, и им приписывалась доисторическая давность. Подобные паломничества восстанавливали органическую, бытийную связь человека с первозданными природными стихиями, которая была основой традиционного ритуала.

Празднества являются одним из сильнейших средств сплочения со­племенников и пробуждения архетипической матрицы национального самосознания. Это способ сохранения народом своих обычаев, своей истории, своей культуры, своей самобытности. В оккультном смысле – это способ накопления энергии эгрегором [20] своей родной религии, религии Крови и Почвы. Смысл многих праздничных Обрядов был забыт или неверно понят, но он заключался в них несомненно. В культовой практике Общества бывали случаи, когда какой-либо Обряд совершался по наитию, а потом становилось ясно, что всё произошло самым правильным образом. Наследственную информацию, заложенную в крови, изменить так же невозможно, как невозможно изменить группу крови.

* * *

«Прогресс», космополитическая цивилизация и урбанизация отрывали человека не только от Природы, но и от народных корней. Если это и был прогресс, то лишь в сторону деградации и дегенерации.

Немцы с их натурфилософскими традициями и романтической поэ­зией Природы, реагировали на это особенно чутко. В Германии возрождение Язычества было подготовлено операми Вагнера, воскресавшими имена забытых Богов и Героев, а также творчеством поэтов и писателей, воспевавших славное Языческое прошлое Родины, ещё не­давно считавшееся варварским, «готическим». Погружаясь в мир Языческих первообразов, люди невольно на них равнялись, проникались чувством глубинного единства со своим народом, осознавали свои корни.

Пробуждение интереса к германской Языческой старине в первой половине XIX в. было связано с подъёмом национального самосознания в немецком обществе. Ещё в 1779 г. вдохновитель движения «Бури и Натиска», историк, философ-просветитель и зачинатель европейской фольклористики Иоганн Готфрид фон Гердер выпустил поэ­тическую антологию «Народные песни», где были представлены и старинные немецкие баллады. Затем (1805 г.) вышел в свет знаменитый сборник баллад и народной поэзии Л. Арнима и К. Брентано «Волшебный рог юноши», затем – подобный же сборник Л. Уланда и другие сборники.

Возрождение баллады имело решающее влияние на всё дальнейшее развитие немецкой поэзии. Стародавние легенды находили лирическое выражение в поэмах XIX в., начавшегося с готического романтизма Байрона, Шелли, Китса и других.

Создатели мифологической школы братья Гримм, находившиеся под воздействием пантеистической философии Шеллинга, а также В. Шварц, А. Кун, В. Маннгардт и другие исследовали фольклор и народные поверья как непосредственные пережитки древней религии.

Размышления и споры о народной душе не прекращались в Германии на протяжении всего XIX в. Если изначально немецкие романтики отождествляли народную душу с христианством, то во второй половине века некоторые их последователи ощутили потребность обратиться к более архаичным пластам народного сознания. Впрочем, ещё в 1814 г. Э.-М. Арндт предложил в качестве одного из средств объединения немецкой нации отмечать древнегерманский Языческий праздник летнего Солнцестояния. А в начале XX в. в лесах под Мюнхеном уже совершались многолюдные ритуалы поклонения Солнцу, чьим символом была общеиндоевропейская Свастика.

Язычество возрождалось не столько как вера в персонифицированных Богов, сколько как стихийное жизнеутверждающее мировидение и мироощущение. Разве древние волхвы учили «вере»? Нет, они учили почитанию Природы и Предков. Они не отрицали Богов, но знали, что в обычных представлениях о Богах не открываются великие загадки бытия. Их Учение было скорее этическим, нежели религиозным, скорее теософическим, чем теологическим. Так называемые боги – есть не то, во что надо верить, а то, что надо понимать. Языческое мировоззрение можно определить, как примирительное согласие ума и сердца, раздумий и интуиции; как возможное соответствие мысли и чувства. Язычество – это естественное религиозное мировоспрятие, основанное на природоведении (в исконном смысле этого слова) и в вере, как таковой, не нуждающееся. Искусственные, книжные монотеистические религии, основанные на вере, это даже и не религии, а вероисповедания.

Среди участников Общества Туле древние Божества виделись подчас воплощением наиболее возвышенных душевных запросов, а понимались нередко как Великие Духи-Силы, созданные целеустремлённой духовной деятельностью длинной вереницы сородичей. Исходным ядром-зародышем такой Сущности обычно являлся Дух прославленного Вождя, вещей Пророчицы либо полулегендарного Героя. Герои – это избранные среди Предков, ставшие во главу угла не только семейно-родового или общеплеменного, но и межплеменного культа. Таким образом, Языческие Боги – РОДНЫЕ, и только ОНИ могут противостоять чужеродной иудохристианской пагубе.

* * *

В празднествах Общества Туле, как и в древних празднествах, культ Солнца, Жизни, Природы органически совмещался с культом Предков – с поминальными обрядами в честь усопших. Обряды эти устраняли искусственный барьер, возведённый церковниками и напрочь отделявший живущих во плоти от развоплощённых.

Поминки являлись обрядом жизненного цикла, поскольку цикл этот не завершается смертью. Смерть – просто переход в другое состояние, а не конец. Коловращение жизни и смерти воспринималось, как одно из свойств вечно пульсирующей Вселенной.

Самая действенная форма общения с Предками – это воспоминание, или поминовение Предков, души которых «там», и в то же время они незримо рядом с нами, вокруг нас и внутри нас. Ведь Предки не покидали этот многомерный природный мир, продолжая присутствовать в нём уже в иных, не полностью или вовсе нечеловеческих обличьях.

И влияние Навьев на живых огромно; ощущение их ясновидящего присутствия – основа древнего Языческого благочестия. И воин, и жрец, и мирянин были убеждены, что их поступки оценивают Предки. Однако, потенциальная возможность проявления Предков в нашем трёхмерном мире не означает обязательного постоянного проявления.

Связь с Предками упрочается посредством поминальных свещеннодейств, магическая суть которых нерукотворна и неизменна: мы можем или соответствовать ей, или не соответствовать, или приближаться, или удаляться. Обряды эти не измышлены, а завещаны самими боготворимыми Первопредками. Потому-то в таких Обрядах и проявляется восприятие Предков не только как непосредственных участников, но и как главных действующих лиц этих поминальных Мистерий.

Ведьмы говорили, что живут души только тех Предков, о которых ПОМНЯТ потомки. Поминовениями и славлениями семейных, родовых и племенных Предков поддерживается их бессмер­тие, а Предки, «подзаряжаясь» сопереживаниями потомков, всё более вдохновляют и оберегают их; шлют им «оттуда» свой свет и помощь.

Благотворная духовная энергия Чуров-Пращуров объединяет все поколения: живых, «умерших» и ещё не родившихся (не воплотившихся). Это – тот стержень, что скрепляет народ и хранит его от распада.

Поминальные Обряды – это родимая пуповина, связующая нас с нашими далёкими Предками, создавшими единый великий народ, со всей древней народной культурой. Такие Обряды быстро находят отклик в сердцах людей: ведь им не преподносят ничего нового, «сверхъестественного» и непонятного, а помогают вспомнить РОДНОЕ, но забытое. И этого бывает достаточно, чтобы КРОВЬ ЗАГОВОРИЛА.

Чтобы быть Язычником, вовсе не обязательно знать наизусть родословную всех Языческих Божеств, да и вообще иметь о ней представление. Язычество – это не богословие, а мировоззрение и образ жизни. Это – чуткое ощущение Родины, Родной Природы и неразрывной связи со своим Народом. Недаром все истинные духовные наставники прошлого преподавали Учение в простых, понятных даже детям, словах. И Учение это живёт, несмотря на многовековые гонения и казни: ведь невозможно убить ТО, что неподвластно смерти; ТО, что вдохновляло и вдохновляет подвижников на проповедь Учения. Величайшая иллюзия, будто Правда может быть разрушена умерщвлением тех, кто несёт её миру.

Корни Язычества – в нашем родовом подсознании. Те реальности высшего порядка, что мы называем Духами, влияют на нас через подсознание; через то, что люди ощущают как одухотворение, воодушевление, озарение.

Язычество всегда присутствует на бессознательных уровнях психики, ещё с тех времён, когда обычаи и традиции имели силу установленного Природой этического закона. Задача в том, чтобы научиться обобщать сведения, хранящиеся в коллективном бессознательном народа, и выводить их на уровень сознания.

* * *

Арсеньев присутствовал на многих Празднествах, предназначенных Обществом для широкого круга. Не раз участвовал он и в Обрядах, проводимых только для своих. Но Учение имело эзотерическую сердцевину, бывшую достоянием лишь узкого круга адептов, укреплённых особыми Посвещениями. Были и особые тайнодейства Внутреннего Круга, куда непосвещённым доступа не было. И Арсеньев честно признавался, что об этих Мистериях ему ничего не известно. Тайна была соблюдена хорошо [21].

Однако, благодаря некоторым косвенным источникам, тонким на­мёкам и догадкам, кое-что о сокровенных Обрядах всё же было известно не «своим».

Ходили слухи, что участники, образовав магическую цепь, в близком к трансу состоянии, произносили древнегерманские мантры для пробуждения наследственной памяти, позволяющей вспомнить события из жизни родных племён 2-3-х тысячелетней давности. Опираясь на медитации и видения родовой памяти, восстанавливали религиозную практику, традиции и обычаи той эпохи, изучали и осваивали культурное наследство Предков, дававшее пищу для раздумий и руководство для действий.

Вживаясь в это наследство, человек обретал чрезвычайно обострённое восприятие Тонкого Мира. Духи повсюду: войдя в изменённое, необычное, экстатическое состояние сознания, можно на бессознательно-психическом уровне общаться с этими Силами. Иные из посвещённых достигали даже прямой одержимости Духами, когда в медиумическом полузабытьи устанавливали непосредственную связь со своим Духом-Покровителем, а также с общеплеменными Духами-Покровителями. Тогда бывало, что устами самозабвенной ведуньи Предки отвечали на вопросы присутствующих. И такой посредницей могла быть только женщина [22].

«Своим» было известно, что на закрытых спиритических сеансах Общества призывались героини эддических песен – валькирии Брунхильда и Сигурдрифа, прославленные древнегерманские полководцы Арминий и Ариовист, вещие девы-прорицательницы Альбруна, Ханна, Велледа [23].

Подобное ведовство (или, выражаясь наукообразно, исключительные, паранормальные, экстрасенсорные способности) призвано было вызвать из глубины веков могучий Германский Дух, столь необходимый для пробуждения Нации и спасения её от кровосмешения, вырождения и исчезновения.

* * *

Посвещённые Внутреннего Круга неукоснительно следовали девяти сакральным Языческим заповедям: девятка – число магическое, дивное, силовое. Нордические Мистерии Одина совершались в девяти пещерах-гротах, символизирующих Девять Миров (т.е. девять сфер, или планов, или плоскостей Вселенной), которые надо было проходить последовательно, соответственно пограничным состояниям психики.

Сказать конкретно, какие это были заповеди, Арсеньев не мог. Определённо он говорил только одно: они не учили человека «верить»; они учили праведно жить, чтобы с достоинством встретить смерть.

Обряд Посвещения включал в себя прохождение испытуемым сомнамбулического состояния «малой», или временной смерти (вхождения в мир Предков) и последующее пробуждение в новом, просветлённом сознании. Обновление понималось как приобщение к сакральному прошлому, как восстановление ауры, утраченной в конце мифических времён [24].

«Умирая» в каталептическом трансе и находясь в качестве «духа» вне себя, а затем «приходя в себя», посвещаемый непосредственным опытом приходил к осознанию того, что его плоть есть лишь одежда человеческого Я: одежда, которую можно надевать и снимать. Он убеждался в самостоятельном существовании собственной души, независимой от бренной телесной оболочки, и невидимый ранее Навий мир делался доступным его восприятию.

Посвещённый, преодолевший в экстатическом опыте сверхчеловеческих переживаний обычное профаническое состояние, уже больше, чем человек. Теперь для него физическая смерть – не уничтожение, а торжественное Событие, переход к духовному способу бытия. Он понимает теперь этот переход, прежде всего, как встречу и единение со своим Родом, Праздник в кругу Предков.

И нам становится понятным то поистине удивительное отношение к смерти, то олимпийское спокойствие, с каким члены Общества Туле принимали смерть на эшафоте или совершали самоубийство. Все они предпочли умереть, нежели отречься, все отказались от исповеди и сохранили присутствие духа в свой смертный час.

Пытки и расправы над пленными, названные «судом в Нюрнберге» и другие подобные судилища, виселицы для полководцев побеждённых армий – всё это выглядело совсем в духе кровожадных библейских казней – жертвоприношений Иегове. Но палачей поражало то хладнокровие, с каким приговорённые совали голову в петлю...

Их судьба стала их Славой. Адольф Гитлер однажды сказал: «В нашей борьбе имеются только две возможности: либо враг пройдёт по на­шим трупам, либо мы пройдём по его трупам. И я желаю, чтобы моим саваном стало Знамя Свастики, если мне придётся погибнуть в борьбе».

В VI в. до н.э., Пифагор – основатель религиозно-философского Ордена Посвещённых, был растерзан остервеневшей толпою, натравленной на него демагогами господствующей демократичес­кой партии. А затем города Тарентского залива оспаривали друг у друга право на останки Пифагора с таким же ожесточением, с каким ионические города оспаривали друг у друга честь быть родиной Гомера.

БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ!