Пассаж об Ожидании

 

Жуткая призрачная зона. Похожая на адскую. Подобная ей. Жуткая темнота воздуха. Боли в позвоночнике. Затылок словно упирается в каменную подушку. Нет ни судьбы, ни небосвода, ни тоски в этом колодце молочно-белого болота хаоса. И все-таки ложе из диких трав, запах диких трав, трепет диких трав и благодатная близость моих неразлучных спутников поддерживали во мне надежду вернуться в свету.

 

И тогда я слышал, как без всякого дуновения ветра ворочаются и шуршат камешки на узких темных тропинках среди зарослей травы и кустарника; эти тропинки были так незаметны, что, казалось, их вовсе нет, но они были. Они были, мои волки находили эти невидимые борозды; нужно было вырвать следы из песка, по которому Хуан Диего проложил свои пути.

 

Укажи мне направление, чтобы следовать за ним, - умолял я дона Хуана. Что тебе нужно – пунктир? Волшебная палочка? Компас на кладбище? Теодолит, который уловит его магнетизм и приведет тебя к той стороне света, где, может быть, находится его мир?.. Я дам тебе ключевое слово, которым пользуется он: Пейзаж. Смотри, наблюдай, ищи в каждом Пейзаже другой, погруженный в него. А найдя, вспомни, что его пейзажи растворяются, расплываются, и тогда ты придешь к его Пейзажу - к тому, где бывает и бродит этот чужак, человек дождя, добрый и ужасный Хуан Диего. Всякое место, к которому он прикасается, становится философским камнем, помогающим обнаружить его там, среди отполированных камней его галлюцинаций, оплодотворивших его встречи великолепием своих озаренных изгнаний. Может, тебе удастся собрать лунные образцы каждого из его затмений. И так, постепенно, время и его воспоминания повисают на шее ожерельями. Четками, которые запечатлят у тебя на шее свои северные сияния. Эта система данных – нечто вроде компьютеров, которые в некий предвидимый срок дадут тебе представление, точное настолько, насколько это возможно, о Карте его сердца.

 

Не забывай, что он бороздил русла древних рек, наполненных Эйфорией его восторженного сердца, все время глядя вдаль, вперед, на Распятого. Как будто сам Христос-Искупитель вел его за руку или пальцем указывал ему его маршруты. Встреча с Матерью-Прародительницей, Владычицей Небесной, не была случайной. То была его судьба. Мы будем постепенно входить в этого человека, чтобы ощутить его вспышки, открыть костры его солнц и таким образом вместе с шаманом – не столько с человеком, сколько с шаманом – вернуть себе Святого.

 

Я не знаю, выдержишь ли ты странствия по Пейзажам, это язык, который мы будем мало-помалу истолковывать и понимать. Сейчас, в этот момент, в твоем мире двенадцать часов ночи – полночь, и сваленные на землю непогребенные трупы испускают отвратительную вонь, но вместе с ней из них постепенно изойдут их беды и страдания, и они начнут подниматься по мере того, как Святой-шаман искупает их безумства. Время от времени Хуан Диего навещает доиспанские руины Мексики и их хрупкие луны. Он будет рисовать на камнях, словно возвращая себе память, кое-кто, наверное, скажет, что это наскальные рисунки древнего человека, но нет, краска на этих шероховатых стенах – это кровь Хуана Диего. Иногда тайные убежица будут оставаться открытыми, и кто-нибудь будет задавать себе вопрос: чей это костер, еще горячий, на навесах над внутренними дворами заброшенных монастырей? Или на радужных пространствах тропинок. Это он, это его костер. Но успокойся, он также навещает свои нынешние убежища, похоже, он собирает свои воспоминания. Или сражается. То же самое он проделал и с тобой. Куда он повел тебя? Далеко? – Очень, очень далеко. Я уже едва волочу свои босые ноги, они как будто вытянулись, все кости вывихнуты, ступни невыносимо болят. Ужасная усталость доказывает, что мы без отдыха движемся вдоль позвоночника… чьего…

 

Почему ты остановился?

 

Ты мне не поверишь. И все же это ты вел меня. Дон Хуан, я спрашиваю тебя: как такое возможно7

 

Да, возможно и необходимо, для того, чтобы понять Святого-шамана, пришлось рассечь Труп его Древних Богов, как бы проложить в нем туннель, мы войдем и углубимся в них, несмотря на испускаемое ими зловоние, оно не заразно, уверяю тебя, напротив, они дают, я бы сказал, дьявольское здоровье. Ха-ха-ха-ха… некая аура орошает их тела. Нам придется шаг за шагом обойти дворец неподвижных бабочек их Храмов, окропленных отвратительной бурдой из ископаемого Жизненного Сока, некогда струившегося в их жилах. Вступим же на их тропы и пойдем туда, куда они поведут нас, пойдем по их следам. Он поведет нас, освещая путь факелом, он не позволит нам превратиться в ошалевших стервятников.

 

----------000----------

 

- Дон Хуан, меня тошнит.

- Ну, так сделай это. Облегчись настолько, чтобы перестать испытывать отвращение, потому что тебе предстоит пройти по всему трупу, вдоль позвонков Тонанцин, Богини-Жимолости, прародительницы погребенных солнц.

- Мир Хуана Диего очень далеко, я не смогу проникнуть в его пейзажи, Пейзажи, являющие такое запустение.

- Мир, который движется и вращается вслед за солнцем, - это все разрушающий гигант, он стискивает сердце шамана и выжимает его сок.

- Это мир, полный червей, еще трепещущих рассеченных сердец, всех до последнего червей, которые грызли головы на их околдованных Смертью пирамидах, в арках, на дорогах, на лестницах, в их покрывалах, в их кострах; я это знаю. Они обожали забирать головы.

- Они были опытнее вас; не важно, что вы поддерживаете безжалостные сети абсолютной трусости и кичитесь своим многознанием… сети проволочных заграждений, предназначенные удерживать пленников, невероятные виртуальные сети, ваши улицы – сети, ваши живые изгороди, ваши страхи, ваши приливы и отливы – все это сети, вы даже не умеете любить так, как надо, вы похожи на зомби и довольствуетесь своими мирами неоконченных литаний – только для трусов. Вы забыли Богов. Вы даже не знаете Пресвятую Деву. Ту, что пленила Хуана Диего.

- У меня болит спина.

- Это страх. Это положение пугала. Есть способ – ты можешь унять эту боль и стряхнуть с себя прекрасный ужас, который вызвал у тебя наш Святой-шаман. Просклоняй Слово «Камень». И ляг, ты больше не нуждаешься в разъяснениях на эту тему, считай, что ты изучил равноудаленные точки параллакса, стратагему и перипетии. Ты – не тот, не ученик.

- Я знаю. Я буду бродить, как Камень. А его скакуны?..

- Это дикие кошки. Это прыжки пумы и резвого ягуара. Его кошки. Его одежды, его постели, его ложа, его логова. Зачем ему спальный мешок, или палатка, или простыня, или пушистое шерстяное одеяло, зачем ему останавливаться на постоялом дворе или обрывать колокол, если у него есть – были всегда – логова его волков и его кошек? Где можно «провести» зиму удобнее всего? Где можно созерцать звездный дождь? Где можно спастись от такого количества хищников человеческой породы?.. скажи мне: ведь даже под навесом асотеи они не оставляют тебя в покое. И не оставят, покуда ты жив. А между тем наш Святой-шаман продержался пятьсот лет в несказанном покое и наслаждался совершенством Видения; плодов его Блаженства и его непознанной тайны – целые гроздья. Это все оттого, что он умеет жить в невидимом мире своих убежищ! Он может странствовать где-то среди сфер, и в то же самое время его благословенное тело может находиться в каждом птичьем гнезде. Что он ответил тебе, когда ты спросил его, где убийцы бросили его тело?

- Он сказал, чтобы я не беспокоился, что его останки в зарослях кустарника, в шипах кактусов, в скелетах розовых лепестков и в аромате Грома.

- Ну, так дополни свой список: Хуан Диего скрывается за любым камнем в поле, назависимо от его размера.

- Потребуется перевернуть миллионы миллионов и триллионы триллионов камней, чтобы обнаружить его за одним из них.

- Вот что называется тонкий Ум; но Хуана Диего легче найти, чем Бога! Этого невидимку…

- Еще он сказал, что нередко может скрываться за Святым Крестом вершин его Мексики.

- Так оно и есть. Видишь, как у него много убежищ.

- Я чувствую себя лучше.

- Ты же рухнул, как камень. Представь, как чувствует себя Хуан Диего в неизвестности своего безымянного мира! Он может заняться раскрашиванием горизонтов, никто не требует его присутствия, а знаешь, почему?

- Не имею ни малейшего понятия.

- Просто Святой (как и многие другие, кого призывают мириады нуждающихся в них) защищен хитростью и искусством шамана. Никогда не забывай этого. Не все Святые, прежде чем обрести Блаженство, овладели мудростью шамана. Это двойной туз в рукаве. Это как его двойное имя – Хуан Диего; потому он так легко раздваивается, если ему захочется – вещь совершенно невероятная, - он может появиться, рыгающий или сонный, в Сикстинской капелле. Или внезапно захватить Теотиуакан*.

________________________________

* Теотиуакан – важный религиозный и культурный центр дохристианской Мексики, насчитывавший большое число храмов и пирамид, из которых до наших дней дошло лишь несколько.

 

Однако я не думаю, что он это делает. Он обожает постоянно переходить от одного к другому… не старайся оценить его как человека, ибо Хуан Диего Безжалостен, как гроза с громом и молниями, и потому неуловим, как зачарованный легкий ветерок, покачивающий полевые цветы. А вот это совершенно точные данные, я припас их для тебя.

 

… Я сообщу тебе совсем немного точных данных, дело в в том, что Хуан Диего вполне может находиться за свечками - теми, что любой человек бессознательно возжигает перед Пресвятой Девой на любом из алтарей мира. Он воздерживается от перехода границ, для него обе Америки – это колыбель, а Мексика – его гнездо, его чары освобождают его от уплаты пошлин и совершения формальностей, однако ему приходится принимать во внимание, что существуют и другие границы, и в особенности – поверь мне, что это так – иностранная Курия.

- Мы немного отклонились от его тропы или по-прежнему идем по его следу?

- Мы двигаемся на приличествующем случаю расстоянии от его долгой воскресной прогулки, не торопись, зачем торопиться? Он остановится.

- Тропинка почти теряется, я ее плохо различаю.

- Он хищен, как орел, и непознан, как волк.

- Физически Хуан Диего, пожалуй, выглядит моложе, чем можно предположить.

- Он молод. Как Святой - чересчур молод. Но как шаман он владеет той кривой, по которой движутся все далекие луны… Он рывком распахивает дверь в изгороди, и Святой-шаман подходит к Хуану Диего. Они идут рядом - вдвоем, вчетвером (Святой, шаман, Хуан и Диего). Ты можешь сказать, какая линия разделяет их? Нет ни черты в воде, ни натюрмортов.

- Что он делал все эти годы?

- Я задавал себе этот вопрос; похоже, он глубоко вдыхал собственное Блаженство и взорвался, но он не желает говорить об этом. Вспомни, ты ведь тоже взорвался пять лет назад. Ты чуть не умер.

- А ты, дон Хуан, ты взрывался?

- Как сверхновая… тысячу раз… тысячелетия.

- А Христос?

- Один раз и навсегда. Он – сын Бога. А мы рядом с ним – просто карикатуры.

- Я очень одинок.

- Не настолько. Вот Отшельник – он действительно одинок.

- Он остановился.

- Я вижу. Давай и мы остановимся. Может, он остановился, чтобы помочиться. Или проливает слезы.

- Если он примется лить слезы, я этого не выдержу. Я захлебнусь в его морях.

- Кажется, нет. Он не мочится и не льет слезы.

- А что он делает?

- Он разглядывает облако светлячков, которые кружат вон над той равниной.

- Какое чудо…

- И Святой, и шаман боготворят мир.

- Как ты думаешь, он и дальше будет стоять там? Стройность ночи достигла своего полного величия.

- Он способен остановиться, чтобы созерцать и другие небесные лампады, посмотри.

 

Шквал звезд. Мерцание оглушает. Мы резко остановились и застыли, как камни, целиком превратившись в Глаза. Мы отдалились от пройденной тропы и, подобно запущенным снарядам, пересекли Орион – словно просто дошли до ближайшего угла, - чтобы погрузиться в огромность Фантастического радужного глаза его ягуара, взметнувшегося в прыжке.

 

Держи под контролем любовь к конкретным реальностям – не растворяйся, - не взрывайся. Если он взорвется, мы вернемся, подождем, пока он не вернется туда.

- А если он не вернется?

Этого не может быть. Книга резко прерывается, и скажи спасибо за то, что это возможно. Ибо ты преобразишься, Святой-шаман подобен цианистому калию, жидкому огню, глотку плазмы из Грааля…

…он просто возмутитель – это говорю тебе я, дон Хуан.

 

Он содрогается и умолкает. Внезапно я оказался один. Брошенный, как камень на землю. Вот так просто. (Это врата солнца, состояние духа Хуана Диего, где он подпитывается жизнью и смертью.) Разве об этом нужно говорить? Когда он свалил ограду, я понял, что его смерть бессмертна, а его жизнь вечна. Как порыв ветра, как вспышка света, как молния. (Его двойное имя означает именно это.)

 

----------000----------

 

Снаружи нет никого. Дверь, что никогда не закрывается, абсолютно спокойна – недвижная разорванная завеса. Иллюзия цепляется за ее глубину, похоже, мои неразлучные спутники решили прибегнуть к испытанному средству – вырыть собственную нору, чтобы мы смогли восстановить свои силы, и там, в этом логове, я собираюсь устроиться поудобнее и расколоть озаренную ночь, где взорвался дон Хуан. Вселенная не отдыхает, она расширяется. Свечи кружатся. Некоторые свечи, зажженные в полночь на некоторых алтарях, сонно мерцают – это их колышет легкое дыхание дующего на них Хуана Диего.

----------000----------

 

Мы спускаемся, расслабляемся, просим передышки. Звенья памяти могут заставить замолчать призрак, поэтому необходимо отдохнуть: немного поразвлечься склонением, растянуться на ежедневном перекрестке, где спорят и бьются в боли и надежде люди и непознанные существа, им неведома – вернее сказать, от них скрыта – субстанция боли, а еще более того – упорство надежды в их жизнях, братских, то есть параллельных теням. Дон Хуан прислоняется к тени стены асотеи и отхлебывает воды, сочащейся лазурью.

- Красивый водопад, - шепчет он.

 

Я был ошеломлен, обнаружив водопад именно там, где мои неразлучные спутники обычно устраивались, чтобы подремать. Это же надо – я никогда не замечал, что он там есть! Сколь же многого не знает человек, это одна из форм замкнутого измерения, в котором мы привыкли жить, отделенные от чудесного! Вот это сюрприз! Разумеется, я подождал, пока дон Хуан отвлечется, потом он сделал мне свой такой милый знак – поднял указательный палец… и скоро мы увидимся. Он исчезает. Он становится на Клюв Ахускского Орла – без рубашки, только в своих красных трусах, - и бросается вниз… Потом, насколько я понял, он «входит» и превращается в один из камней неподалеку от Креста, где непринужденно растянулся, тоже в красных трусах, Хуан Диего: О Боже!

 

----------000----------

 

На уровне асотеи дрожат листья клена. Дрожат виски мира. (Дай Пикассо понять, что ему известно о существовании Вершин, он стал бы предтечей их изображения, написал бы их на холстах вместе со всем тем, что есть на них и вокруг них, вместе с ведущими к ним таинственными тропинками, вместе с их ручьями, их тайными проходами, которые так легко забываются, их пещерами и парой-тройкой обнаженных нимф. Вместе с рогами. Волков с рогами, бабочек с рогами, воду с рогами, нимф с рогами. Бога Пана с рогами и флейтами. Всех с флейтами.)

 

----------000----------

 

Одна-единственная линия очерчивает Вершины с их мягкими изгибами – так можно сказать. Лук. Стрела, цель. Все так просто. Изгибы, расположенные на разных уровнях, и фигура Чак-Мооля*,

__________________________________

* Чак-Мооль – бог Дождя у древних майя (тольтеков). Его изображали в виде лежащей мужской фигуры с приподнятыми головой и плечами и подобранными коленями.

 

лежащего как на угольях. Крик… Похоже, начинается церемония: древний владыка, Солнце; нет, еще более древний – огонь. Это ты? И он приближается, переступая еще немного затекшими ногами, среди этого рассвета в семнадцать часов (время Ахуско). В старом лесу полным-полно голубых птиц.

 

Твоя одежда, твои тряпки. Они некрасивы, они не сверкают, они лишь прикрывают. Это тряпки из обрывков облаков. Они пахнут исступлением вершин и нор, они пахнут плодоносным молоком, залитыми солнцем трясинами, пастбищами, напитанными спорами лаванды. Твои тряпки. Можно сказать, что ты сражаешься в Твоих тряпках. Что они – благословенный шатер, внутри которого, в этом пустом пространстве, возрождается слово Бога. Твои тряпки. Дай мне хоть одну ниточку, хоть один клочок от его тряпок, и я смогу вместить и укрыть в них полмира. Это шелковые нити – высказывает свое мнение шмель – это таверны тайных пьяных чужестранцев – полагает дятел – это водяные тряпки – считают гуси – это металлические нити, сделанные из ртути и вольфрама – говорит волшебник. Нет, заставляет умолкнуть всех агонизирующая Владычица, Тонанцин: это пестики воплей светлячков и фаллосов. Слышатся, я не могу избежать этого, звонкие рога. Морские раковины, издающие звуки, и рога с отполированных голов. Головы отполированных птиц, образующие нечто вроде свистков из все еще поющих костей. Цветы, воющие от спермы, сковавшие флейты из того, что осталось от скелетов койотов и кецаля.

 

Все это – утонченная бойня диких красок, криков и воплей, пересохших мук, лавы, засохшей на пальцах, как чернила, полированной ляпис-лазури, пущенной на булавки, серьги и брачные ложа. Лазурные ложа защищают глаза – маски – носы – затычки – и уши – от глухоты. Их делают из ляпис-лазури, чтобы уничтожить призраки и рассечь – раз и навсегда – столбы дыма. На плоскогорьях, на берегах морей, в их пределах, никто не боится ничего. Это земля, континент, остров, свободный от горестей и бед, где царит улыбающаяся Тонанцин – что означает – код солнца и тени.

 

Шаман предчувствует опасность… Задумавшись, он отходит в угол. Кто угрожает Тонанцин?.. Шаман взывает; он просит помощи; а прекрасная дама, несмотря на то, что она слышит проникновенные призывы своего друга, почитателя и наперсника, не отвечает. Как всякая женщина, она презирает его. Тогда шаман уходит в один из своих тайных уголков, расположенный под Куйей – хлебным деревом. Там он берет плод, высушивает его, измельчает в порошок, похожий на тальк, а потом посыпает себя этим тальком, омывается в нем, чтобы очиститься. Так, весь белый, он снова изучает чары, и стигмат указывает на то же самое, он подтверждает и поглощает его. Проглатывает его. Совершенно определенно: Тонанцин остается совсем немного дней славы.

 

Мрачные и строгие астролябии стервятников, сидящих на сторожевых башнях, беспокойны. Отчетливый аромат благовоний раздражает глаза и щиплет горло. Это тайна, о которой кричат. Шаман доволен, когда Тонанцин признается ему в любви и приглашает на свое ложе. Однако вместо той, какой была она в молодости, ему является старуха, ее голос едва слышен, она закатывает глаза, ярко-красные и голубые, как вода.

 

- Да, - молит она, - обними меня, в последнее время мою грудь пронзает молния.

 

И шаман обнимет ее, охваченную огнем. Агонизирующую. Скальпель звуков диких рогов и раковин входит в Перигей стенаний, и лишь немногие робко подозревают, в чем тут дело, и предоставляют шаману делать то, что ему угодно, а сами бросаются наутек, или вешаются на ветвях деревьев, или топятся в речках, или бросаются с утесов. Симптом, о котором дотоле никто не подозревал, - скрытая боль, пронзающая – даже – годы.

 

(В этих горизонтах мира, именуемого Америками, одна-единственная раса была свидетелем Гибели своих Богов и засвидетельствовала ее своей судьбой; эта раса – матка Девы и воскрешение ее встречи; эта раса похоронила Тонанцин и стерла последние предсмертные хрипы Божественного и чудесного Ангела-Бога: Кецалькоатля. Эта раса есть аспид, орел и змея.)

 

(По эту сторону морей мы были единственными, кто испытал на своей Живой Плоти Муки, Славу и закат могилы Богов. Святой-шаман спас нас от катастрофы и повел нас в будущее прекрасной жизни на протяжение последующих десяти тысяч лет, навстречу Видению и возрождению Нового Мира в биении небес Пресвятой Девы Гуадалупской с Тепейякского холма.

 

(Все мы несем в себе эту братскую и близкую Гибель наших Богов, заклинаемых, уничтоженных, испепеленных и изгнанных… и Хуан Диего подталкивает нас, запускает нас, как снаряд, в жизнь вечного настоящего Богини-Матери Распятого Христа.)

 

Мы – возрождение Вселенской любви и братства, ни больше ни меньше.

 

----------000----------

 

И все это благодаря Индейцу, слава Богу. Судороги, отговорки, крики, шепот, обмороки, презрение, равнодушие, насмешки сынов тех, уже ушедших теней. Многие из нас так никогда и не осмелились подняться из Пепла; и они по-прежнему там – в серости, - без всякой веры, без восторга, без меда, и по-прежнему недоверчивы. Но все они в конце концов обратятся в прах, так и не выйдя из своего уныния. Завтра сегодняшнего дня наступит под звон луков, под звуки стволов, под звуки дерева, струн, ветров, арф, Голосов и хоров; утро сегодняшнего дня вернется на коленях, чтобы увидеть, как мы снова возродимся с улыбкой на устах и высоким челом.

 

----------000----------

 

- Куда ты ведешь меня, друг? – спрашиваю я дона Хуана.

- Мы вместе пройдем каждое из звеньев скелета недвижной Матери.

- А мы не можем уклониться от этого начинания?

- Не можем.

- Почему?

- Потому, что иначе мы не поймем самоотречения и боли Хуана Диего и потеряем из виду величие возрождения и пришествия Смуглой Девы.

- Ладно, согласен, но зачем торопиться?

- Этот глоток горек, но любой глоток в конце концов проглатывается…