Полные Кавалеры Ордена Славы 4 страница

 

Аврора потерла висок.

 

— Дело не во мне, а скорее в тебе. Ты посмотри на себя. Ты пытаешься вырвать меня из мира, который, по-твоему, меня не удовлетворяет. Хочешь спасти меня, потому что это у тебя в крови. В этом весь ты.

 

— Дело не только в моих природных склонностях.

 

— А мне кажется, именно в них. — Аврора замялась. — Ты будешь хранить мне верность, Николас?

 

Он ответил не сразу.

 

Она вымученно улыбнулась:

 

— Что, если тебе приглянется другая женщина? Сейчас ты хочешь меня, но где гарантия, что ты будешь хотеть меня через год, через два? Ты сам в этом не уверен.

 

Николас размышлял над ее словами. Она говорила не только о физической близости, но еще и о духовной. Готов ли он заключить с Авророй союз душ? Вверить ей свою жизнь?

 

— Ты не любишь меня, — тихо сказала Аврора. — Ты вообще не понимаешь значения этого слова.

 

— А ты? Ты понимаешь?

 

— Я понимаю. Любовь — это нежность и самопожертвование. Легкость в общении, ощущение близости. Общие мысли, общие интересы. Теплота в отношениях. Ничего этого между нами нет.

 

— А страсть?

 

— Возможно, но страсть плохой советник в браке. Ты меня хочешь, не сомневаюсь. Но это не любовь.

 

— Хочешь сказать, что тебе нет до меня дела? Она молчала, собираясь с мыслями.

 

— Хочу сказать, что была бы дурой, если бы позволила себе прикипеть к тебе сердцем. Я не хочу снова носить по тебе траур, скорбеть, когда ты умрешь. А этого не избежать при твоей жажде приключений.

 

— Я не могу обещать, что не умру, Аврора. Никто не может этого обещать.

 

— Нет, но ты мог бы попытаться сохранить свою жизнь — избегать опасности. Однако ты продолжаешь рисковать собой, несмотря на все мои мольбы уехать из страны… — Она заглянула ему в глаза. — Ты уедешь, Николас?

 

Он молчал.

 

Аврора сделала глубокий вдох.

 

— Очень хорошо. Я дам тебе то, чего ты хочешь.

 

Она коснулась пояса на талии. Глаза их встретились. Аврора распустила узел, и халат упал с ее плеч.

 

У него перехватило дыхание. Она стояла перед ним обнаженная.

 

— Что ты делаешь, Аврора? — дрожащим голосом спросил он.

 

— Хочу, чтобы ты почувствовал себя победителем. Если я отдам тебе свое тело, ты, возможно, оставишь меня в покое.

 

— Я не за этим сюда пришел.

 

— А зачем? Разве не этого ты добивался несколько недель кряду? Минутного удовольствия?

 

— Я хотел мою жену. — Рот его скривился в болезненной улыбке, но глаза не улыбались. — Если бы я стремился лишь удовлетворить свою похоть, у меня не было бы проблем, — Он подошел к ней. — Я хочу от тебя больше, чем просто физической близости. Хочу, чтобы ты истосковалась по мне. Чтобы не могла дня прожить без меня.

 

Она задыхалась.

 

— Я не хочу тебя, Николас, — солгала она.

 

— Не хочешь? — Он коснулся ее шеи, провел пальцем по затвердевшему соску… — Я бы не сказал, что ты безразлична, — ласково прошептал он и направился к окну.

 

В следующий момент он, не проронив ни слова, исчез в ночи.

 

Он опять одержал победу.

 

Дрожащими руками Аврора подняла с пола халат, накинула на плечи и опустилась на кровать.

 

Николас прав. Она не безразлична к нему. Ее пугает сила чувств, которые он в ней разбудил. Одного его прикосновения достаточно, чтобы вывести ее из состояния равновесия.

 

Аврора поежилась. Николас спросил, способна ли она к нему привязаться. Но беда в том, что это уже произошло.

 

Именно по этой причине она и боялась брака с ним, не говоря уже о громадном различии между ними. Было бы непростительной глупостью полюбить человека, который мог в любую минуту погибнуть.

 

Когда она думала, что Николаса казнили, скорбь ее не знала границ, хотя они едва успели узнать друг друга. Как она будет страдать, если по-настоящему полюбит его, а он, что вполне вероятно, погибнет?

 

Или бросит ее? Он не обещал хранить ей верность. Вообще не ответил на ее вопрос.

 

Не исключено, что Николас увлечется другой, как это случилось с его отцом, и оставит ее или же останется с ней, верный клятвам, данным у алтаря, но возненавидит за то, что она связала его по рукам и ногам.

 

Аврора вздрогнула как от боли. Она не хотела подобной участи. Нет, ее страхи отнюдь не беспочвенны.

 

Взгляд ее упал на дневник, оставленный на столике возле кровати. И Аврора почувствовала, как укрепляется в ней решимость. Она не хотела повторить судьбу француженки, страдать, потеряв любимого. Читая последние страницы дневника, Аврора не переставая плакала. Сказка имела несчастливый конец.

 

Так же как и любовная связь матери Равенны и отца Николаса. Теперь ясно, почему Элизабет Кендрик зачитала книгу до дыр — она повторила судьбу француженки. Страсть их была всепоглощающей, но следом пришли боль и страдания.

 

Аврора прикусила губу. Она не пойдет по пути этих женщин. Не поддастся желанию. Устоит перед искушением. Не позволит Николасу разбить ей сердце.

Глава 16

 

Я отчаянно боролась с инстинктами, которые он во мне будил. Но с кем именно я боролась — с ним или с собой?

 

Аврора не выходила у Николаса из головы, когда вечером следующего дня лорд Клифтон пригласил его на спектакль, устроенный для избранного общества, в котором участвовали лучшие балерины Лондонской оперы. Ни один из мужчин не остался равнодушным к их чарам, однако Николас под благовидным предлогом ушел раньше всех.

 

Он удивился, заметив, что Клифтон вышел следом за ним.

 

— Ни к чему тебе лишать себя удовольствия из-за меня, дружище, — сказал Николас, когда они спускались по парадной лестнице.

 

— Признаться, я не в восторге от спектакля, — ответил Клифтон. — Давно потерял вкус к подобного рода представлениям. — Клифтон кивком указал на стоящий у подъезда экипаж. — Могу я подвезти тебя до отеля? Или еще куда-нибудь? Может, в игорный клуб?

 

— Я возвращаюсь в отель, но предпочел бы пойти пешком. Если хочешь, присоединяйся.

 

— Пешком? Что за странная идея!

 

Николас похлопал себя по животу и выдавил улыбку.

 

— Жизнь беспечного джентльмена сказывается на моей фигуре.

 

— Заставляет тебя искать приключений…

 

— О нет, ни в коей мере.

 

— Надеюсь, ты понимаешь, что рискуешь жизнью, прогуливаясь возле «Ковент-Гарден»?

 

Николас приподнял трость:

 

— Она вполне может заменить шпагу. Надо же как-то оживить вечер.

 

Клифтон задумчиво наклонил голову:

 

— Приключений я не жажду, но разделить твою скуку могу.

 

— Спасибо, но хочу предупредить: настроение у меня не самое лучшее.

 

— У меня тоже, так что давай прогуляемся.

 

— У тебя есть причины для хандры? — спросил Николас.

 

— Не делай поспешных выводов, мой друг. Все дело в том, что годы уходят, а жизнь тускнеет. Даже грех приедается. Каким бы сладким он ни был.

 

Николас деликатно промолчал. Клифтону едва ли исполнилось тридцать, но жизнь бретера и повесы изрядно его отрепала.

 

Клифтон отпустил экипаж и зашагал рядом с Николасом.

 

— Если честно, настроение у меня на нуле из-за деда, — вдруг сказал Клифтон.

 

— Я слышал, Вулвертон плох.

 

— Совсем плох. Едва ли месяц протянет.

 

— Вы в добрых отношениях?

 

— Вовсе нет. Он жуткий тиран. Мы уже несколько лет не разговариваем, притом что я его наследник. — Клифтон сжал зубы. — Ни слезники не пророню, когда старый ублюдок сдохнет.

 

— Тогда ты станешь герцогом?

 

— Увы, да.

 

Николас молча ждал разъяснений.

 

— Я вовсе не жажду принять на себя ответственность, к которой обязывает титул. Но рано или поздно приходится прощаться с юностью.

 

— Верно, — согласился Николас, прекрасно понимая, на что намекает Клифтон.

 

Какое-то время приятели шли молча, поглощенные своими мыслями. Первым прервал молчание Клифтон:

 

— Насколько я понимаю, твои ухаживания за собственной женой ни к чему не привели?

 

— С чего ты взял? Клифтон усмехнулся:

 

— Ты похож на тигра, которого заперли в клетку. Прости за бестактность, но, по-моему, пора действовать решительно.

 

— Что ты имеешь в виду?

 

— Тебе никогда не приходило в голову ее похитить? Николас с саркастической ухмылкой приподнял бровь.

 

— Ты ведь не думаешь, что я приглашу на роль похитителя тебя, Клифтон? В последний раз твое участие в похищении кончилось дуэлью, на которой ты пристрелил лучшего друга.

 

— Это была ошибка, и я искренне о ней сожалею. Но ведь я не предлагаю ничего аморального и даже противозаконного. Увезти жену в укромное местечко ради того, чтобы предаваться там страсти — что в этом дурного? Ты муж и имеешь на это право.

 

— Ты разбудил во мне любопытство. А что именно ты предлагаешь?

 

— Тихое любовное гнездышко, которое, как мне кажется, стимулировало бы леди Аврору.

 

— У тебя есть что-нибудь на примете?

 

— У меня есть в Беркшире дом — уединенный, с вышколенными слугами, привыкшими держать язык за зубами. Я лично еще не встречал женщину, которая не поддалась бы его экзотическим чарам.

 

Николас не торопился с ответом, и Клифтон решил развить мысль:

 

— К тому же тебе стоило бы покинуть на время Лондон. Синклер, кстати, сегодня спрашивал о тебе. Он заметил несомненное сходство между тобой и американцем, который был членом нашей лиги три года назад.

 

— Да, он мог бы меня узнать.

 

— Ты рискуешь, оставаясь в Лондоне, на виду.

 

— Я знаю.

 

Тем более обидно рисковать жизнью, когда риск неоправдан. Он прибыл в Лондон, дабы исполнить волю отца, перед которым чувствовал себя в неоплатном долгу, и что же? Судоходная компания брошена на произвол судьбы, сестры и мать — тоже. Убедить Аврору уехать с ним — дело почти безнадежное. Может, стоит испробовать это последнее средство, а заодно поберечь самого себя?

 

— Спасибо за щедрость, Клифтон. Позволь мне обдумать твое предложение.

 

Перспектива увезти Аврору подальше от придирчивых взглядов, где она сможет расслабиться и дать волю чувствам, показалась Нику заманчивой. По крайней мере они смогли бы лучше узнать друг друга. Не придется так рисковать. Николас кожей чувствовал, что пора бежать из страны, что тучи над ним сгущаются.

 

На следующий день произошло событие, которого никто из них не ожидал.

 

Равенна собиралась на последнюю примерку платья, сшитого специально для визита к деду, и Аврора отправилась вместе с ней. Зная, что в доме леди Далримпл Гарри будет чувствовать себя уютно да и сама хозяйка придет в восторг от такого беспокойного гостя, Аврора оставила Гарри на попечение дворецкого и отправилась к Равенне. Николас обещал подойти попозже, намереваясь занять Гарри игрой в шахматы.

 

Аврора вернулась домой только к вечеру. Из гостиной доносились странные звуки, и Аврора в недоумении посмотрела на Дэнби, ожидая объяснений.

 

— Мистер Деверилл обучает лорда Марча драке на кулаках, — сообщил дворецкий.

 

Аврора лишилась дара речи и бросилась в гостиную. Часть мебели оказалась сдвинутой, чтобы освободить пространство в центре комнаты. Николас и Гарри были в рубашках с закатанными рукавами, с кулаками наперевес.

 

— Вот-вот, — говорил Николас, — держи руки поднятыми, даже когда нападаешь. — И тут же продемонстрировал, как это делается, осыпав воображаемого противника градом ударов.

 

— Чем, скажи на милость, вы занимаетесь? — закричала Аврора, побледнев от ярости.

 

Впрочем, она могла бы об этом не спрашивать — и так все было ясно.

 

Лицо Гарри горело от радостного возбуждения.

 

— Рори, смотри, чему я научился!

 

Аврора сделала вид, будто не слышит, и раздраженно обратилась к Николасу;

 

— Я, кажется, спросила, чем вы занимаетесь?

 

— Я слышал, — спокойно ответил Николас. — Учу мальчика основам самообороны, хотя ему нужен более квалифицированный инструктор.

 

— Как ты смеешь! — прошипела она сквозь зубы.

 

— Не вижу повода для паники. Это не опасно.

 

— Не опасно… Ты обучаешь ребенка насилию!

 

— Он достаточно взрослый, чтобы уметь себя защищать.

 

— Убирайся отсюда, Николас! И не смей больше сюда приходить! Не желаю, чтобы ты встречался с Гарри.

 

Аврора не заметила встревоженного и обескураженного взгляда мальчика, когда назвала Сейбина его настоящим именем.

 

— Отныне и впредь ты будешь держаться от него подальше, ты меня понял? Я запрещаю тебе даже разговаривать с ним.

 

— Но, Рори, — запротестовал было мальчик, — я попросил мистера Деверилла…

 

— Гарри, немедленно иди к себе!

 

— Рори!

 

— Я сказала, немедленно!

 

Рори обиженно посмотрел на Аврору, его нижняя губа задрожала, но он не стал с ней спорить. Распрямив худенькие плечи, бросил взгляд на Николаса и зашагал прочь.

 

— Да, хорошо ты обошлась с мальчиком, — с горькой усмешкой произнес Николас.

 

Аврора вздернула подбородок.

 

— Не твоя забота.

 

— Сожалею, что не посоветовался с тобой, Аврора, прежде чем заняться с мальчиком. Не предполагал, что тебе это не понравится.

 

— Не понравится? Так ведь ты учишь его нападать на людей!

 

— Ты преувеличиваешь. Тебе не кажется?

 

— Нисколько. Просто хочу оградить Гарри от твоего влияния. Ты мог изувечить его, а то и убить.

 

У Николаса заходили желваки.

 

— Если ты сама живешь в страхе, это не значит, что Гарри тоже должен так жить.

 

— Убирайся вон, Николас! Убирайся, пока я тебя не выставила!

 

— Когда-нибудь тебе придется взглянуть в лицо собственному страху, моя сладкая. Ты так боишься жить, что готова похоронить себя заживо. Но нельзя перестать жить из одного лишь страха пораниться.

 

Аврора ничего не желала слушать.

 

— Я велела тебе уходить! — Дрожа от ярости, она указала ему на дверь.

 

Николас направился к двери, но не ушел, а лишь прикрыл дверь. Когда он повернулся к ней, ей показалось, что под его взглядом она сейчас расплавится.

 

— Послушай меня, — сказал он, схватив ее за плечи. Она стала вырываться.

 

— Не смей меня трогать!

 

Аврора попыталась высвободиться, но он ее крепко держал. Не помня себя от ярости, она дала ему пощечину.

 

Голова его резко дернулась, лицо потемнело. Аврора отшатнулась.

 

Ей стало страшно за себя, за то, что она сделала. Никогда в жизни она никого пальцем не тронула. Господи, да она ничем не лучше своего отца… И Николас… Похоже, он был готов дать ей сдачи.

 

— Я… Прости… — заикаясь проговорила она. Сердце ее бешено колотилось.

 

Но взрыва не последовало.

 

— Ты сожалеешь? — спросил он нежно, и выражение его лица внезапно переменилось.

 

Он медленно наступал на нее, теснил к стене, затем прижался к ней всем телом. Глаза его горели, но не яростью — в них были нежность и желание.

 

— Не надо сожалений, Аврора, — прошептал он, взяв ее за руки. — Лучше бы ты меня высекла, нежели копила в себе ярость, до тех пор пока она не взорвала бы тебя изнутри. Если хочешь, ударь меня еще раз.

 

Сердце ее больно ударялось о грудную клетку. Ноги его жгли ее ноги, его дыхание горячило се губы. Выражение лица его было чувственным и сосредоточенным, в глазах читалось возбуждение. Она чувствовала, что он сейчас ее поцелует.

 

— — Не надо, —дрогнувшим голосом пробормотала она. — Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

 

— Нет? Почему же ты дрожишь? И почему так гулко колотится твое сердце?

 

Рука его скользнула к ней под юбку и стала медленно подниматься вверх, вдоль бедра, по шелку чулка и выше. Аврора застыла и вскрикнула, когда он коснулся запретного места.

 

Николас засмеялся — низким дразнящим смешком.

 

— Тело твое рассказывает совсем другое, Аврора. Ты такая податливая — одно мое прикосновение, и ты течешь. — Он медленно провел рукой в сокровенном месте.

 

Руки ее взметнулись к нему на плечи, то ли цепляясь, то ли отталкивая.

 

— Прекрати! — Она вскрикнула — его пальцы проникли во влажную глубину.

 

— Ты хочешь меня, моя сладкая. Хочешь, чтобы я наполнил тебя собой.

 

— Не хочу, — произнесла она неуверенно, зная, что лжет. Николас чувствовал тот же пламень в крови. От одного прикосновения к ней плоть его напряглась. Он готов был взорваться прямо сейчас. И стискивал зубы, чтобы продлить удовольствие.

 

Она все еще сопротивлялась, но страха в ней не было. Иначе он тут же оставил бы ее в покое. На этот раз он не уступит. Пусть она злится, злость — родная сестра страсти. А ее страсти он желал больше всего на свете. Он должен разрушить рамки, в которых она удерживает свои эмоции, заставить ее расслабиться, убедить, что страсть — не самое ужасное в жизни.

 

Он смотрел в ее голубые глаза. Стоило ему коснуться ее, и она откликалась, желание, бушевавшее в ней, рвалось наружу, чтобы освободить его из плена.

 

Николас приник губами к ее губам так, что ей стало трудно дышать. Он безжалостно мял ее губы, и она забыла обо всем на свете, дрожа от страсти. Николас отстранился и посмотрел ей в глаза. В его взгляде горело мрачное, опасное пламя.

 

Аврора замерла, увидев, что он расстегнул бриджи. В его прищуренных глазах горела похоть. Он ногами прижал се раздвинутые ноги к стене. Аврора затрепетала от желания.

 

— Николас, — только и смогла она пробормотать, — не здесь…

 

— Здесь и сейчас.

 

Он приподнял ее, держа за талию, и вошел в нее мощным глубоким толчком. Глаза ее распахнулись, будто от шока, дыхание стало прерывистым.

 

Он замер, тяжело дыша, давая ей привыкнуть к себе. Еще один удар сердца, и он вышел, но лишь затем, чтобы вновь глубоко войти в нее. Жаркий, настойчивый, сильный, удерживая ее ноги в раздвинутом положении, он раз за разом проникал в нее.

 

Аврора застонала, и вдруг тело ее ожило — оно больше не могло оставаться неподвижным. Она обнимала его, царапая спину, бедра в бешеном ритме толкались навстречу его толчкам. Она не знала, что желание может быть таким яростным, гневным, бездумным и всепоглощающим. Это было настоящее безумие.

 

Но никогда еще она так остро не ощущала, что жива, — каждым нервным окончанием, каждой клеточкой тела. Она вся состояла из страсти, из голода, из желания.

 

С каждым его толчком она всхлипывала, не в силах сдерживать себя, и вот внезапно, без всяких видимых признаков приближения, ее охватил экстаз — взрыв, взлет, яркая вспышка перед глазами.

 

Он сдержал ее крик, зажав ей рот поцелуем. По телу ее пробегали судороги. Еще несколько секунд — и он застонал и дал волю себе, своей яростной разрядке.

 

Аврора повисла у него на плечах, словно сквозь сон ощущая пробегавшие по телу теплые волны утихающей бури. Какое-то время они молчали, в тишине было слышно лишь их дыхание. По телу Авроры разливалась приятная истома.

 

Первым очнулся Николас.

 

Аврора, чье сознание все еще пребывало в тумане, с трудом открыла глаза. Николас пристально смотрел на нее. Ей стало страшно. Господи, что она наделала?

 

— Пусти меня, — прошептала она.

 

— Аврора… — начал было он, но она перебила его.

 

— Пусти! — На этот раз требовательнее и громче. Николас послушно опустил ее на пол, но она едва не упала, ноги подкашивались. Николас отступил, застегнул бриджи. Лицо его было непроницаемым и отчужденным.

 

Аврора в отчаянии закрыла глаза. Ее мучил стыд. Они спаривались, словно животные. Она позволила Николасу взять ее в гостиной, куда в любой момент могли войти слуги. И запросто заглянуть Гарри…

 

— Как ты посмел? — срывающимся голосом пробормотала она. — Как ты посмел взять меня, словно какую-нибудь шлюху?

 

Николас обернулся.

 

— Ты ошибаешься, моя сладкая. Я взял тебя как женщину. Страстную женщину, которая боится огня, пылающего у нее в крови.

 

Николас видел, что попал в точку.

 

— Уходи, я не желаю тебя больше видеть, — с нотками гнева в голосе сказала она.

 

— Я все еще остаюсь твоим мужем, Аврора, — тихо напомнил он. — И могу брать тебя в любое время и в любом месте, где пожелаю.

 

Она окинула его презрительным взглядом.

 

— Я просила тебя уйти.

 

Сжав зубы, Николас посмотрел ей в глаза и увидел в них недоверие и гнев. Она никогда не покорится ему. Губы у нее были припухшими от его поцелуев. Он чувствовал, как пульсирует кровь в его стремительно твердеющей плоти, но старался не касаться жены. Не знал, сможет ли тогда удержать в узде и свою похоть, и свой гнев.

 

— Ты лжешь себе, — сказал он дрогнувшим голосом. — Ты хочешь меня. В тебе живет ненасытный голод, и ты это знаешь.

 

Он увидел боль в ее голубых глазах, но когда шагнул к ней, она отвернулась.

 

— Не трогай меня.

 

Он направился к двери, но, уже взявшись за ручку, помедлил. Смешок его был коротким, хриплым и тихим.

 

— Когда я увидел тебя впервые, подумал, что ты самая храбрая женщина на свете. Как же я заблуждался! Чтобы взглянуть собственному страху в лицо, необходимо мужество. Когда оно у тебя появится, дай мне знать.

 

Не оглянувшись, он ушел.

 

Аврора закрыла глаза. Ее трясло от гнева, от облегчения, от страха.

 

Страх жил в ней, от страха у нее все сводило внутри. Да, она малодушна. И она боится его. Или же эмоций, которые он в ней вызывает. Или самой себя, когда он к ней прикасается.

 

Пусть катится в ад! Ну почему одно лишь его прикосновение заставляет ее забыть обо всем на свете? Его ласка воспламеняет ее, доводит до безумия. В его объятиях она перестает быть самой собой.

 

Аврора покачала головой, повела плечами и тихо застонала. Она по-прежнему стояла, прислонившись спиной к стенe, ощущая, как его семя горячей струйкой течет по внутренней стороне бедра.

 

Рука ее легла на живот. Господи, как она допустила, чтобы он вот так взял ее? И как сможет его забыть после того, что случилось сегодня? Она все еще ощущала его мощные толчки у себя внутри…

 

Аврора глубоко вздохнула. Надо подавить в себе эту пагубную страсть. Не подпускать его близко. Она не сможет с этим жить.

 

Но при одной мысли о том, что она никогда больше не увидит Николаса, не почувствует его тела, ей сделалось больно и одиноко. Однако выбора не было.

 

Она знала, каково это — жить с деспотом и самодуром. Но Николас во сто крат хуже отца. Он не просто будет манипулировать ею, он сделает ее своей вещью. Рабой. Рабой страсти. И в огне этой страсти сердце ее сгорит дотла, останется только пепел.

Глава 17

 

Руки его обнимали меня; губы были сама нежность, нежность, от которой хочется плакать.

 

Николас лежал на кушетке в своем гостиничном номере, смотрел в потолок и проклинал себя за то, что овладел Авророй у нее дома.

 

Он не думал, что спор их зайдет так далеко и кончится безумной вспышкой желания. Но ее гнев распалил его, а поцелуй заставил забыть о здравом смысле. В ту секунду, когда он коснулся ее, все было предрешено, он не мог не дойти до конца.

 

Николас закрыл глаза, вспоминая остановившийся взгляд Авроры, когда он вошел в нее, ее раскрасневшееся от страсти лицо. Он взял ее с ходу, без всяких прелюдий, не задумываясь о том, что их могут увидеть, и о последствиях. Взял как шлюху. И ей это понравилось, что бы она потом ни говорила.

 

Он не жалел о том, что из-за него она потеряла контроль над собой. О чем он жалел, так это о том, что теперь между ними непроницаемой стеной встал гнев. Несколько недель острожных ухаживаний пошли насмарку — он разрушил едва зародившееся доверие Авроры. Превратил ее влечение к нему в похоть — похоть, которой она будет стыдиться.

 

Николас провел ладонью по волосам. Он не знал, что теперь делать, как залечить нанесенные раны, восстановить разрушенное. Он до сих пор не осознал в полной мере силу чувства, которое испытывал к ней.

 

Он зашел слишком далеко. Ни к одной женщине его не влекло так, как к Авроре. Страсть затуманила ему рассудок, управляла всеми его поступками. Он вел себя как одержимый похотью подросток.

 

Николас выругался — грубо, непристойно. Может, пора выходить из игры, пока он окончательно не превратился в дегенерата? Он и так задержался в Англии дольше, чем следовало. Скорее всего ничего у него не получится — она не признает его своим мужем; ему не растопить ледяной стены, которой она отгородилась.

 

В этот момент Николас услышал острожный стук в дверь. Гадая, кто бы это мог быть, он приподнялся на кушетке.

 

Стук повторился, на этот раз более настойчиво. Николас встал и пошел открывать дверь.

 

Сердце его подпрыгнуло от радости, когда он увидел женщину в вуали и просторном плаще. Это была Аврора, ее бы он узнал в любой одежде.

 

Она явилась к нему в отель, одна, поздним вечером… что же могло заставить ее пойти на такой риск — ее, больше всего боявшуюся скандала?

 

— Что случилось? — спросил он.

 

— Гарри, — дрожащим голосом произнесла Аврора. — Его нет.

 

— Что ты хочешь этим сказать?

 

— Он убежал. Прошу тебя, Николас, помоги мне его найти!

 

Николас не стал напоминать Авроре о том, что ее настойчивая просьба никак не вяжется с тем, что совсем недавно она указала ему на дверь и заявила, что больше не желает его видеть. Вместо этого он взял ее за руку и затащил в комнату, чтобы никто ее не увидел.

 

— Сколько времени прошло с тех пор, как он убежал?

 

— Не знаю. Несколько часов. — Аврора приподняла вуаль. В ее синих глазах была мольба. — Я обнаружила эту записку, когда он не явился на ужин. Гарри оставил ее на подушке.

 

«Рори, я ушел искать счастья. Пожалуйста, не волнуйся». Николас нахмурился.

 

— У тебя есть какие-то соображения насчет того, где он может быть?

 

— Нет. Мои слуги, похоже, все обыскали. На тебя одна надежда. Ты мне поможешь?

 

Николас взглянул на нее с упреком.

 

— Ты сомневаешься? Отвернувшись, он стал стягивать рубашку.

 

— Что ты делаешь? — воскликнула Аврора.

 

— Переодеваюсь. Не хочу привлекать внимание к своей особе. В тех местах, где может оказаться Гарри, джентльмену не место. Садись. Я буду готов через минуту.

 

Аврора послушно села на кушетку. Но вскоре вскочила и принялась расхаживать по комнате.

 

— Это моя вина, — сказала Аврора. — Я оттолкнула Гарри. Не выйди я из себя, он не сделал бы подобной глупости.

 

Николас покачал головой. Он уже натянул старую коричневую куртку.

 

— Не казни себя. Рано или поздно это все равно случилось бы. Гарри жаждет приключений. Удивительно, как он до сих пор не убежал.

 

Аврора молчала, и Николасу вдруг захотелось ее защитить, успокоить.

 

— Не отчаивайся, Аврора, я его найду.

 

Аврора судорожно вздохнула, видно было, что она с трудом справляется с собой.