Партийные организации: внутреннее распределение власти

Ввиду той огромной роли, что принадлежит политическим партиям, политоло­ги сегодня все больше внимания уделяют тому, как они организованы внутренне, как в них распределяется власть. Одна из наиболее ранних попыток исследовать эту проблему была предпринята в книге М. Острогорского «Демократия и организация политических партий» (1902), где утверждалось, что интересы отдельных людей в обществе уже никто не представляет — вместо этого действуют громадные партийные машины, управляемые узким кругом партийных бонз. Этот же взгляд известный теоретик Роберт Михельс в книге «Политические партии» (1911) выразил с чет­костью афоризма, или так называемого «железного закона олигархии»: «Говоря об организации, мы говорим об олигархии». Михельс, анализируя властную структуру внутри германской СДПГ, показал, что при всей формальной демократичности этой организации власть в ней, по сути дела, принадлежит небольшой группе партий­ных лидеров. Своим «законом» Михельс пытался показать неизбежность политического кру­шения демократического социализма. Критики Михельса справедливо ука­зали на то, что примера одной единственной политической партии, взятой в определенный момент времени, совершенно недостаточно для более широких выводов, которые к тому же базируется на явно сомнительных психо­логических допущениях. Ведь на самом деле партийные элиты, как правило, куда больше расколоты фракционным соперничеством, а рядовые члены партии совсем не столь без­деятельны, как представлено у Михельса. Тем не менее, появлялись обновленные версии той же концепции, например, работа Роберта Маккензи «Британские политические партии.

Многие партии всерьез пытались демократизировать свою внут­реннюю жизнь, дабы действительно стать тем механизмом, через который обще­ство может участвовать в политике. Наиболее основательные реформы в этом направлении были предприняты в США, где партии весьма сильно отличаются от европейских: здесь это нечто вроде весьма свободных коалиций, где у всех участни­ков свои интересы, совпадающие лишь в том, чтобы выдвинуть своего кандидата на президентских выборах, — отсюда глубокая децентрализация и, как правило, отсутствие каких бы то ни было политических программ. По традиции решающую роль в делах партий здесь играют местные партийные боссы, будь то штат или город, которые и ведут всю закулисную работу, а заодно, естественно, и решают, кого и куда выставить кандидатом. Нечто новое обозначилось в 1968 г., когда после более чем бурных столкновений и дискуссий на общенациональном съезде демократов в Чикаго сфор­мировалось движение за реформы с целью ослабить власть местных бонз и усилить роль рядовых членов партии. Работа в этом направлении пошла по линии повышения роли первичных выбо­ров и того, что здесь называется кокусом (Кокус — совещание членов партии, на котором избираются кандидаты на вы­боры и, возможно, обсуждаются законо­дательные проекты еще до начала официальной работы над ними).

Это породило обеспокоенность, особенно среди демократов, что борьба за более открытый стиль в партии может привести к столь неожиданным результатам, что в роли кандидатов в президенты начнут фигурировать вообще «посторонние» люди. На это обе партии отреагировали обновлением и усилением своей системы комитетов, особенно на национальном уровне, уровне Конгресса и Сената. Хотя все дело на­звали процессом «партийного обновления», скорее всего здесь работало желание партий обеспечить более основательную электоральную поддержку для индивиду­альных кандидатов, и речь совсем не шла о такой реформе в европейском духе, когда электоральный процесс замкнут на партиях.

Нечто подобное с начала 1980-х годов происходило и в Лейбористской партии Великобритании. Здесь растущее недовольство местных активистов по поводу «пре­дательства идеалов социализма» переросло, наконец, в открытый конфликт с лиде­рами, когда партия проиграла выборы 1979 г. Реформаторам удалось усилить внепарламентские структуры партии введением практики обязательного повторного отбора членов парламента и учреждением, так называемой, электоральной коллегии для избрания лидера партии и его заместителя. Это впервые позволило членам местных отделений партии и профсоюзов принять участие в избрании партийных лидеров. Как водится, усиление внутренней демократии лишь усугубило раскол в партии: в 1981 г. из нее в качестве самостоятельной выделилась Социал-демократическая партия (СДП), а на выборы 1983 г. лейбористы вышли с весьма слабым манифестом.

Одно за другим последовали поражения на выборах, что заставило партию вер­нуться к централизованному руководству. Сдвиг с левой стороны партийного спектра к центру, шедший все время с начала 1980-х годов, заставил весьма многих вспомнить выво­ды Р. Маккензи о принципиальном сходстве властных структур лейбористской и консервативной партий. Интересно здесь лишь то, что олигархическая тенденция в данном случае была обусловлена не организационной динамикой, а потребностью партии в единстве и восстановлении своих электоральных позиций.

Расстановка сил внутри партии зависит не только от общих принципов ее организации, нои от существующих в ней фракций и тенденций. Всем партиям, даже тем, что на первый взгляд кажутся монолитными, в той или иной степени присущи внутренние политические и идеологические разногласия, сопер­ничество и даже конфликтность в отношениях между группами, поэтому-то здесь всегда и необходим авторитетный лидер. Бывает, что фракции отделяются от партий, как в Европе это происходило с выделением коммунистических фракций из социалистических партий после революции 1917 г. Если правым партиям с присущим им прагматизмом обычно приходится лишь уравно­вешивать какие-то интересы, то левым, более идеологичным, нередко приходится иметь дело с проявлениями открытых и принципиальных разногласий. Если еще учесть их приверженность идеалу внут­ренней демократии, становится понятным, почему социалистические партии го­раздо менее «управляемы», чем либеральные и консервативные.

Но, может быть, еще более сильным фактором в данном случае является то, находится ли партия у власти или нет, а если находится, то сколь долго. Можно смело сказать, что фракции — это та роскошь, которую могут себе позволить лишь партии, долгое время находящиеся у власти. Вот почему коммунистические партии в свое время сдерживали фракционность только одним способом — жестким сле­дованием принципу демократического централизма с его весьма и весьма жесткой дисциплиной. Понятно и то, почему такие «господствующие» партии, как японская Либерально-демократическая партия и итальянская Христианско-демократическая партия имеют столь много фракций. Показателен пример и Кон­сервативной партии Великобритании: некогда ее «духом» было почитание автори­тета и лояльность руководству, но в 1980—1990-х годах здесь появилось множество фракций, и это после ее прихода к власти в 1979 г. и по мере того как партия приобретала все более идеологичный характер. Словом, началось давление снизу, сделавшее партию куда более демократичной, чем она могла бы показаться тем, кто знает, сколь важная роль здесь всегда принадлежала лидеру. Самой большой жертвой этого процесса стала Маргарет Тэтчер, потерявшая в 1990 г. пост лидера партии, и это при том, что в ее активе было три победы на выборах подряд.

Политические партии важны не только потому, что они выполняют определен­ные свои функции (представительство, рекрутирование элиты, агрегация интере­сов и т. п.), но и потому, что отношения между ними, всегда сложные, во многом определяют общую работу данной политической системы. Эта сеть отношений и называется партийной системой. Наиболее простой критерий классификации партийных систем — это число партий, принимающих участие в борьбе за власть. По данному принципу Дюверже разделил все партийные системы на однопартийные, двухпартийные и многопартийные. Хотя эта типология ныне используется самым широким образом, нужно сказать, что проблема партийных систем, конечно же, не сводится к «игре в числа».

Не менее существенным критерием является численность партии: особенно это важно с точки зрения ее шансов в электоральном процессе (а в случае прихода к власти — и в законодательном). Как указывал Сартори, важным показателем является «удельный вес» партий в отношении такой задачи, как приход к власти — единоличный либо в составе коалиции Имен­но в этом смысле говорят о «крупных» и «мел­ких» партиях.

Третье соображение, важное для уяснения партийной системы, — это отношения между партиями: чего здесь больше — сотрудничества и консенсуса или противоре­чий и конфликта. В этом плане многое зависит от идеологической палитры партий­ной системы, а также от истории и традиций образующих ее партий.

Партийные системы различаются по политическому весу партий, который состоит из трех переменных: а) число членов партии; б) количество избирателей, проголосовавших за нее; в) число депутатских мандатов, полученных партией на выборах.

По политическому влиянию выделяют четыре типа партий:

1) мажоритарная партия, т.е. получившая абсолютное большинство мандатов и право на проведение собственного политического курса;

2) партия с мажоритарным призванием, т.е. в ситуации чередования партий у власти она способна победить на следующих выборах;

3) доминирующая партия, т.е. получившая относительное большинство депутатских мест;

4) миноритарная партия, т.е. имеющая минимальное число мандатов.

Нужно понимать, что если в государстве есть партии, это еще не значит, что здесь есть партийная система. Отношения между партиями образует систему толь­ко тогда, когда во всем этом есть хоть какая-то стабильность и упорядоченность, иначе можно говорить разве что о том, что партийная система лишь складывается, что она радикально изменяет свой характер и т.д. Выводы