Самое важное для него... — это выставлять напоказ сокровища и заботиться о том, чтобы они не падали в цене»31

Совпадение — даже на уровне терминологии — удивительное. Глав­ный порок такого подхода Шиллер видел в том, что все, что делает такой ученый

«...представляется ему какими-то обрывками; он не видит цепи сво­ей работы... Он чувствует свою оторванность и разобщенность от совокупной связи вещей, потому что не постарался включиться в вели-

²⁹ Сен-Симон. Мемуары: Избранные главы: В 2 кн. М., 1991. Кн. 1. С. 46. ^х Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 305. ³¹ Шиллер Н.-Ф. Указ. соч. С. 597.

4 - 6867

кое целое мира». Напротив, «философский ум соединяет то, что разъе­диняет ученый для хлеба. Он рано убеждается в том, что в умствен­ной области, так же как и в чувственном мире, все находится во внутренней связи, и его мощное стремление к единству не может мириться с отдельными кусками и обрывками целого. Все его стрем­ления направлены к совершенству и полноте его знания»³².

Интерпретируя приведенные высказывания с точки зрения рас­сматриваемой нами проблемы, мы можем высказать предположение, что «обогащение памяти» по сути возвращает нас к вневременному восприятию исторических феноменов, т.е. к тому времени, когда функ­ция исторического знания была исключительно нравоучительной. В контексте XX в. она превращается в идеологическую. Восприятие «философским умом* исторического целого предполагает в первую очередь временную компоненту в качестве интегрирующего начала.

Шиллер предлагает и способ решения спора — говоря современ­ным языком — между макро- и микроисторией. Точнее он, в отличие от некоторых современных сторонников того или иного подхода, не видит сложностей в их сочетании, правда только

для историка «философского ума», в «творческих руках» которого «...малое становится великим, потому что перед его глазами всегда стоит то великое, которому он служит... Где бы он ни находился и что бы он ни делал, он всегда находится в центре целого»³³.

Именно в этом Шиллер видел нравственную задачу истории как науки. Вполне очевидно, что здесь заявлена не только теоретике-позна­вательная, но и этическая позиция ученого. Но сможет решить эту нрав­ственную задачу лишь тот, кто сможет увидеть это целое, а не историю «в осколках», а тем более «в мелкий горошек», потому что «осколки» хотя бы предполагают некоторую ценность, а «горошек» — нет.

3. Историческая компаративистика

Конечно, не все историки создают оригинальные теории истори­ческого процесса. Как правило, они занимаются конкретными про­блемами и по-прежнему редко выходят за пределы национальной ис­тории. Но набирающие темпы процессы глобализации не позволяют историку замыкаться в узких национальных рамках, даже если он сам этого не осознает. Он волей-неволей «вписывает» свою проблему в ту или иную теорию, сравнивает исследуемые явления и процессы с... А с чем? И здесь мы обнаруживаем, как minimum, два варианта: либо

 

осознанно с аналогичными процессами и явлениями в других странах, либо неосознанно с некоторой «идеальной» моделью, созданной его предшественниками на конкретном историческом материале, в гра­ницах того или иного способа исторического мышления, в рамках определенной научной парадигмы, о чем зачастую историк забывает (если он, конечно, об этом знал).

И в этом плане мы рассматриваем историческую компаративисти­ку как приспособление теории исторического процесса к нуждам «практикующего» историка.

«С начала XX столетия историческая наука оказывается перед необ­ходимостью сравнительного анализа», —

пишет современный французский историк Морис Эмар⁵⁴. И хотя Эмар имеет в виду в первую очередь внутринаучные факторы развития обоб­щающего социального знания, мы можем утверждать, что интерес к сравнительно-историческому исследованию разных стран (националь­но-территориальных структур) связан во многом с определенным эта­пом в развитии человечества в целом — с новейшим периодом исто­рии. XX век с его мировыми войнами, революциями, развитием средств массовой коммуникации явил человечеству его фатальную взаимоза­висимость. В силу интеграционных процессов в развитии общества в новейшее время и историческая наука начинает преодолевать нацио­нальные границы. Ее объектом становится «всеединое человечество». Как писал А. С. Лаппо-Данилевский,

«...пристально всматриваясь в историю человечества, историк заме­чает все более и более возрастающую взаимозависимость между ея частями: он все менее способен понять историю, например, вне ея зависимости от ряда событий, положим от тех открытий и изобрете­ний, движений народных масс и переселений, реформ, сражений и т.п. фактов, которые оказывают всеобщее влияние на целую совокуп­ность народов, т.е. на дальнейший ход их развития, мысленно пере­ходя от предшествующего периода истории человечества к последу­ющему ея периоду, он все менее в состоянии изучать один без дру­гого, историю одного народа вне ея связи с историей другого народа, историю его культуры вне ея отношения к культурным влияниям дру­гих народов и т.п.»³⁵.

Еще в начале прошлого века, уловив формирование нового каче­ства цивилизации — объединение человечества и соответственно разви-

³² Шиллер И.-Ф. Указ. соч. С. 598.

³³ Там же. С. 599.

⁵⁴ Эмар М. История и компаративизм//Европейский опыт и преподавание исто­рии в постсоветской России: Материалы из цикла семинаров «Поддержка регио­нальных инноваций в программах и методах преподавания истории*. М., 1999. С. 70.

³⁵ Лаппо-Данилевский Л. С. Указ. соч. С. 333-334.

тие исторического процесса не только и не столько в национальных границах, Лаппо-Данилевский рассматривал в качестве объекта ис­торической науки в предельном смысле человечество как часть миро­вого целого, наделенную сознанием и в качестве таковой воздейству­ющую на мировое целое. Человечество как коллективный индивиду­ум, писал он, «состоит из индивидуальностей, способных сообща сознавать абсолютные ценности»^. Размышляя о направлении эволюции челове­чества, Лаппо-Данилевский пришел к выводу, что человечество по мере объединения своего сознания на основе осмысления абсолют­ных ценностей все больше становится «великой индивидуальностью», Сознавая и реализуя систему абсолютных ценностей, человечество, с одной стороны, становится все более взаимозависимым, а с другой — все больше воздействует на тот универсум, частью которого оно явля­ется. Заметим, что эта идея о взаимозависимости человечества в но­вейшее время была сформулирована Лаппо-Данилевским накануне Первой мировой войны, которая, по-видимому, впервые реализова­ла эту взаимозависимость.

Идеи Лаппо-Данилевского о человечестве как части мирового це­лого, наделенной сознанием, созвучны идеям другого выдающегося его современника, человека одного с ним научного круга — Влади­мира Ивановича Вернадского, создавшего учение о ноосфере. Кста­ти, сам Вернадский считал, что именно Первая мировая война изме­нила его «геологическое миропонимание», заставила задуматься о влия­нии человечества на геологию в предельно широком ее понимании³⁷. Идеи Лаппо-Данилевского и Вернадского актуализируются в наши дни, когда на рубеже XX—XXI вв. взаимозависимость человечества и его влияние на глобальные геологические процессы стало еще более очевидным, что требует в свою очередь нового уровня интеграции гуманитарного знания, разработки всеобъемлющих теорий истори­ческого процесса на междисциплинарной основе.

Представление о «всеединстве человечества» неизбежно заставля­ло выходить за рамки национальных историй, а следовательно, обра­щаться к сравнительному анализу разных стран. Такую мысль выска­зывает, например, современный немецкий (западногерманский) ис­торик Т, Шидер, который пишет:

«...обращение к сравнительному исследованию представляет собою симптом, обнаруживающий волю к преодолению национальных гра­ниц также и в области истории, которая наряду с научно-познава­тельным содержанием всегда действительно выражала и политичес-

³⁶ Лаппо-Данилевский А. С. Указ. соч. С. 334.

³⁷ Вернадский В. И. Несколько слов о ноосфере//Владимир Вернадский: Жиз­неописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. М., 1993. С. 505-520.