Общество. Я утверждаю, что история не имеет смысла

Я утверждаю, что история не имеет смысла. Из этого, конеч­но, не следует, что мы способны только с ужасом взирать на историю политической власти или что мы должны воспринимать ее как жестокую шутку. Ведь мы можем интерпретировать исто­рию, исходя из тех проблем политической власти, которые мы пытаемся решить в наше время. Мы можем интерпретировать историю политической власти с точки зрения нашей борьбы за открытое общество, за власть разума, за справедливость, свобо-

ду, равенство и за предотвращение международных преступле­ний. Хотя история не имеет цели, мы можем навязывать ей свои цели, ихотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл.

Утверждая это, мы вновь сталкиваемся с проблемой приро­ды и соглашения. Ни природа, ни история не могут сказать нам, что мы обязаны делать. Факты, будь то факты природы или ис­тории, не могут решить за нас, какую цель нам следует выбрать. Именно мы привносим цель и смысл в природу и историю. Люди не одинаковы, но мы можем решить бороться за равные права. Человеческие институты — такие, как государство — не являют­ся рациональными, но мы можем решить бороться за то, чтобы сделать их более рациональными.

Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. С. 320.

«Капитализм» Маркса никогда не существовал. Все знают, что открытые общества Запада являются «капиталистическими». Слово «капитализм» получило широчайшую известность и все­общее признание благодаря Марксу и марксизму.

Даже те экономисты, которые сознают значительные преиму­щества открытого общества перед социально-экономическими си­стемами Востока, усвоили эту терминологию и часто называют нашу систему «капитализмом». Конечно, выбор того или иного названия — дело вкуса, и с рациональной точки зрения он не дол­жен иметь большого значения.

Важно, однако, то, что «капитализм» в том смысле, в каком Маркс употреблял этот термин, нигде и никогда не существовал на нашей прекрасной планете Земля...

Дело в том, что марксово понятие «капитализм» представля­ет собой просто одно из понятий его теории исторического про­цесса («исторического материализма»). Определение Маркса ут­верждает, в частности, что «капитализм» является исторической фазой развития человеческого общества. Для марксизма (ив еще большей мере для ленинизма) «капитализм» — это прежде всего такая фаза общественного развития, когда рабочие живут в ни­щете, труд их изнурителен и тягостен, зачастую очень опасен, а заработка едва хватает, чтобы не умереть с голоду...

Таким образом, Марксов закон обнищания играет ведущую роль в его теории «нашей единственной надежды» — непремен­ного краха «капитализма» и пришествия коммунистического об­щества. Причем, поскольку этот закон является существенной

стороной представлений Маркса об историческом процессе, то он составляет неотъемлемую часть его концепции «капитализма».

Однако история и реально существующие общества пошли иным путем. Общество, которое Маркс именовал «капитализмом», неуклонно совершенствовалось. Благодаря прогрессу техники труд рабочих становился все более производительным, а их реальные заработки постоянно росли, даже спустя значительное время после того как империализм либо сгинул, либо отказался от своей роли эксплуататора других народов.

Суммируя сказанное, отмечу, что самая важная и, конечно, самая существенная черта того общества, которое Маркс называл «капитализмом», никогда не существовала. «Капитализм» в мар-ксовом понимании представляет собой неудачную теоретическую конструкцию. Это всего лишь химера, умственный мираж. По­добно Аду, он никогда не существовал где-либо на Земле.

В то время как капитализм марксистов был всего лишь мира­жем, в действительности существовало и по сей день существует стремительно изменяющееся общество, ошибочно названное «ка­питалистическим», с внутренним механизмом самореформиро­вания и самосовершенствования.

... И мы должны возрадоваться, что открытые общества За­пада так разительно отличаются от того, как они изображаются в коммунистической иллюзорной идеологии. Я повторяю, эти об­щества далеки от совершенства. Они, признаюсь, далеки от об­ществ, основанных в первую очередь на любви и братстве. Такие общества несколько раз создавались, но всегда быстро вырожда­лись. Меня, однако, не оставляет надежда, что наши потомки, возможно, спустя несколько столетий нравственно намного пре­взойдут нас. Считая все это вполне вероятным, я, тем не менее, еще раз повторяю: открытые общества, в которых мы живем се­годня, — самые лучшие, свободные и справедливые, наиболее самокритичные и восприимчивые к реформам из всех, когда-либо существовавших. И действительно, много доброго, прекрасного и самоотверженного делается сегодня не только здесь, на Западе, но и в России.

Там же. Т. 1. С. 11—15.

Переходя к оценке и критике марксова «исторического мате­риализма» или, точнее, той его части, которая была рассмотрена до сих пор, мы можем выделить два различных аспекта. Пер­вый — это историцизм, т. е. концепция, согласно которой об-

ласть наук об обществе совпадает с областью применения исто­рического, или эволюционистского, метода и, в особенности, ис­торического пророчества. Эта концепция, по-моему, должна быть отброшена. Второй — это экономизм (или «материализм»), т. е. утверждение, согласно которому экономическая организация об­щества, организация нашего обмена веществ с природой, являет­ся фундаментальной для всех социальных институтов, особенно для их исторического развития. Это утверждение, по моему мне­нию, совершенно верно, если мы принимаем обычный, доста­точно неопределенный смысл слова «фундаментальный», не при­давая ему слишком большого значения. Другими словами, нет никакого сомнения, что практически все социальные исследова­ния — институциональные или исторические — могут выиграть, если они проводятся под углом зрения их координации с «эконо­мическими условиями» общества. Даже история такой абстракт­ной науки, как математика, не является исключением. В этом смысле можно сказать, что экономизм Маркса представляет весь­ма ценный прогресс в методах социальной науки...

Часто экономизм понимают очень широко — как концепцию, согласно которой всякое социальное развитие зависит от разви­тия экономических отношений и, в особенности, от развития фи­зических, или материальных, средств производства. Такая кон­цепция является несомненно ложной. Существует взаимодействие между экономическими условиями и идеями, а не просто одно­сторонняя зависимость последних от первых.

Там же. Т. 2. С. 126-127.

Сартр Жан Поль (1905—1980) — французский философ и писатель, крупнейший представитель атеистического экзис­тенциализма. В 1964 году отказался от присуждения ему Но­белевской премии.

Основные сочинения: «Трансцендентность Эго» (1934), «Воображение» (1936), «Эскиз теории эмоций» (1939), «Вооб­ражаемое» (1940), «Бытие и ничто» (1943), «Тошнота» (1938), «Дороги свободы» (1945—1949), «Мухи» (1943), «За запрет­ной дверью» (1945), «Мертвые без погребения» (1946), «Гряз­ные руки» (1948), «Дьявол и господь бог» (1951), «Затворни­ки альтоны» (1960), «Критика диалектического разума» (1960).

Сущность философии экзистенциализма

Атеистический экзистенциализм, представителем которого являюсь я,., учит, что если даже бога нет, то есть по крайней мере одно бытие, у которого существование предшествует сущ­ности, бытие, которое существует прежде, чем его можно опре­делить каким-нибудь понятием, и этим бытием является чело­век, или, по Хайдеггеру, человеческая реальность. Что это озна­чает: «существование предшествует сущности»? Это означает, что человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и только потом он определяется.

Для экзистенциалиста человек потому не поддается опре­делению, что первоначально ничего собой не представляет. Че­ловеком он становится лишь впоследствии, причем таким че­ловеком, каким он сделает себя сам. Таким образом, нет ни­какой природы человека, как нет и бога, который бы его заду­мал. Человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать. И посколь­ку он представляет себя уже после того, как начинает суще­ствовать, и проявляет волю уже после того, как начинает су­ществовать, и после этого порыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает. Таков первый принцип экзи­стенциализма. Это и называется субъективностью, за которую нас упрекают. Но что мы хотим этим сказать, кроме того, что у человека достоинства больше, нежели у камня или стола? Ибо мы хотим сказать, что человек прежде всего существует, что человек — существо, которое устремлено к будущему и сознает, что оно проецирует себя в будущее. Человек — это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. Ничто не существует до этого проекта, нет ничего на умопостигаемом небе, и человек станет таким, каков его проект бытия. Не таким, каким он пожелает. Под желанием мы обычно понимаем сознательное решение, которое у большинства людей проявляется уже пос­ле того, как они из себя что-то сделали. Я могу иметь желание вступить в партию, написать книгу, жениться, однако все это лишь проявление более первоначального, более спонтанного выбора, чем тот, который обычно называют волей. Но если существование действительно предшествует сущности, то че­ловек ответствен за то, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отдает каждому человеку во владение

его бытие и возлагает на него полную ответственность за су­ществование.

Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. М., 1989.

С. 322-323.

О свободе и ответственности

Но когда мы говорим, что человек ответствен, то это не оз­начает, что он ответствен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей. Слово «субъективизм» имеет два смыс­ла, и наши оппоненты пользуются этой двусмысленностью. Субъективизм, означает, с одной стороны, что индивидуальный субъект сам себя выбирает, а с другой стороны — что человек не может выйти за пределы человеческой субъективности. Именно второй смысл и есть глубокий смысл экзистенциализма. Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым мы также хотим сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действи­тельно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, дол­жен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, — всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не явля­ясь благом для всех. Если, с другой стороны, существование пред­шествует сущности и если мы хотим существовать, творя одно­временно наш образ, то этот образ значим для всей нашей эпохи в целом. Таким образом, наша ответственность гораздо больше, чем мы могли бы предполагать, так как распространяется на все человечество. Если я, например, рабочий и решаю вступить в христианский профсоюз, а не в коммунистическую партию, если я этим вступлением хочу сказать, что покорность судьбе — наи­более подходящее для человека решение, что царство человека не на земле, — то это не только мое личное дело: я хочу быть покорным ради всех и, следовательно, мой поступок затрагивает все человечество. Возьмем более индивидуальный случай. Я хочу, например, жениться и иметь детей. Даже если эта женитьба за­висит единственно от моего положения, или моей страсти, или моего желания, то тем самым я вовлекаю на путь моногамии не только себя самого, но и все человечество. Я ответствен, таким образом, за себя самого и за всех и создаю определенный образ

человека, который выбираю; выбирая себя, я выбираю человека вообще...

Действительно, если существование предшествует сущнос­ти, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма, че­ловек свободен, человек — это свобода...

... человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает.

Там же. С. 324, 325, 327.

Рикер Поль (род. 1913) — французский философ, один из ведущих представителей герменевтики, профессор универ­ситетов Страсбурга, Парижа, Чикаго и др. Свою философс­кую позицию характеризовал тремя основными чертами: она продолжает линию рефлексивной философии, остается в за­висимости от гуссерлевской феноменологии и разрабатыва­ет герменевтический вариант этой феноменологии. Основ­ную свою задачу Рикер видит в том, чтобы, создавая обоб­щающую философскую концепцию человека XX века, вос­пользоваться всеми ресурсами «философии духа», т. е. все­ми значительными течениями и направлениями нашего сто­летия. Основные работы: «Герменевтика. Этика. Политика» (М., 1995), «Конфликт интерпретаций. Очерки о герменев­тике» (М., 1995), «Герменевтика и психоанализ. Религия и вера»(М., 1996).