Феномен большевизма

Несколько десятилетий в советской историографии доказывалось, что в 1917 г. идеи марксистского социализма, мировой пролетарской революции увлекали большинство народа, а революция носила социалистический характер и привела к установлению диктатуры пролетариата. Так ли это?

Марксизм, напомним, – типичный продукт западной культуры. Уже в силу этого он не мог получить широкого распространения в России, стране преимущественно незападной, самобытной. Естественная социальная база подобных учений – фабрично-заводской пролетариат – составлял вмомент революции всего лишь 3, 6 млн. человек, то есть около 2, 5% населения. При этом надо учесть следующее.

Ядро городского рабочего класса, численность которого, трудно определить, находилась еще в процессе формирования. В большинстве это были квалифицированные заводские кадры с относительно большим стажем работы в промышленности и ослабленными связями с крестьянской общиной. Значительная часть из них закрепилась в городе. Однако они составляли меньшинство во всех отраслях экономики, использующих наемный труд. Они постоянно растворялись в классах рабочих из сельских районов. В 1908 – 1913 гг. заводская промышленность Петербурга, например, пополнилась 69774 рабочими. Удельный вес потомственной квалифицированной рабочей силы еще уменьшился в годы Первой мировой войны: набор в армию, приток новых рабочих из крестьян, увеличение числа женщин на конвейерах патронных заводов и т.д. Между квалифицированным немногочисленным ядром и низкоквалифицированной или вовсе неквалифицированной массой рабочих была пропасть: в мировосприятии, оплате труда, условиях жизни и т.п.

Вышедший из деревни рабочий класс нес в город традиции почвенной культуры. В его сознании господствовали общинные ценности. В силу этого российский рабочий класс в основной массе воспринимал как естественные лозунги социального равенства (социализма), отмены частной собственности. Но, что касается марксизма, то далеко не весь рабочий класс разделял эти идеи. Показательна в этом плане судьба партии меньшевиков, которая руководствовалась теорией марксизма в ее классическом варианте и была близка по типу к западной социал-демократии. Приведем некоторые данные. На выборах в органы местного самоуправления в крупнейших промышленных центрах (то есть там, где социальная база для марксизма была наиболее обширна) меньшевики получили: в городскую Думу Петрограда – 4%голосов, в районные думы Москвы – 4%.Выборы в Учредительное собрание дали этой партии только 2, 9% голосов. Казалось бы, немного, но в силу сказанного выше, это можно считать безусловным успехом.

Большевизм представлял собой сложное политическое явление, обусловленное колоссальной российской спецификой и многоукладностью. Вновь подчеркиваем: это не столько западный марксизм, сколько доморощенный ленинизм. Несмотря на клятвы в верности и преданности марксизму ибеспрерывное разоблачение ревизионистов, марксизм для В.И. Ленина и других лидеров РСДРП(б) фактически служил теоретическим инструментом для формулирования доктрины, которая отражала проблемы российской действительности. «Привязанность» к марксизму как теоретической основе в определенной мере мешала большевикам в 1917 г., хотя это и не осознавалось. В частности, одно из важнейших положений марксизма о мировом характере пролетарской революции накрепко пристегивало большевиков к ситуации в Европе, порождало в 1917 г. острейшие споры о том, «кто начнет» мировую революцию – Россия или Запад, а позднее – попытки любыми средствами спровоцировать революцию в западных странах. Лишь в 20-е гг. в длительной внутрипартийной борьбе удалось ослабить жесткую «привязку» к развитым странам, найти такое толкование марксистской идеи мировой революции (она понималась теперь как длительная историческая эпоха), которое позволяло исходить в доктринальных вопросах, прежде всего, из внутренних условий. В 1917 г. большевистская доктрина аккумулировала различные тенденции российской действительности: антикапиталистические настроения в рабочем классе; антисобственнические – в крестьянстве, связанном с общиной; стремление народа в условиях разрухи и военных лишений к социальному равенству и справедливости на уравнительных началах; укорененные традиции коллективизма, непонимание и неприятие массами образцов западной демократии и т.п. С большим искусством из пестрого потока жизни лидеры большевиков выбирали моменты, которые явно не имели отношения к марксистскому социализму, но будучи включенными в программу РСДРП(б), давали ей массовую поддержку: мир – народам, земля – крестьянам, власть – Советам, борьба с разрухой и т.д. Массы, поддержавшие большевиков, не разделяли в подавляющем большинстве идей марксистского социализма, мировой пролетарской революции (вряд ли они имели о них сколько-нибудь ясное представление, так как были неграмотны). Однако программа, сформулированная РСДРП(б) как цель революции, в главных чертах отвечала их ожиданиям и стремлениям. Безусловно, сказалась также усталость от войны и разрухи.

Все это позволило большевикам обрести массовую базу, хотя она не была такой большой, как это принято было считать. Обратимся к соответствующим данным. На выборах в городские думы большевики получили: в Петрограде – 33, 4% голосов, в Москве – 11, 6%, по губернским городам – 7, 5%, по уездным – 2, 2%. На выборах в Учредительное собрание большевики собрали 22, 5% голосов, то есть менее четверти населения. Как видно, на выборах в местное самоуправление большевики за исключением столицы уступали кадетам. Довольно существенный выигрыш на выборах в Учредительное собрание был получен за счет армии, проголосовавшей за партию, которая поддерживала лозунг мира. На Северном фронте за большевиков подано 61% голосов, на Западном – 67%, на Балтийском флоте – 57, 5%. В крупных гарнизонах результаты еще более внушительны: в Петроградском гарнизоне – 79, 2%, в Московском гарнизоне – 79, 5% голосов. Но даже при этом большевики явно не имели на своей стороне большинства. Очевидно, что нет оснований говорить о социалистическом выборе в марксистском, большевистском варианте.

(Семеникова, Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций [Текст] / Л.И. Семеникова – М.: Интерпракс, 1994. – С. 356 –359).