По следам Литвы

 

Интересное исследование на эту тему опубликовал Здислав Ситько в ряде номеров газеты «Наша слова» (№№ 26–37, 2007). Перескажу некоторые идеи этой работы и попытаюсь дать им свой комментарий.

Факт «переселения западных славян» на территорию Беларуси давно признавали некоторые ученые. Так, в 1920‑ е годы летувисский лингвист К. Буга и археолог А. Спицын высказывали мысль «о западном происхождении кривичей» (См.: Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. /Археология СССР. М., 1982, с. 58). Аналогичные мысли высказал российский исследователь В. Б. Вилинбахов (Slavia occidentalis. Т. 22. Poznan, 1962, s. 253).

О том же писали российские лингвисты Ф. П. Филин, М. И. Толстой и их беларуский коллега Ф. Климчук, который исследовал Древние языковые параллели между беларуским и западнославянскими языками (Беларуска‑ польскія ізалексы. Минск, 1975, с. 59).

На основе исследований лингвистов и анализа «археологических материалов из раннесредневековых поселений и могильников Беларуси» московский археолог В. Б. Перхавко сделал вывод о наплыве в наш край культуры «западнославянского этноса, особые элементы которой выявлены практически на всех этапах развития культуры раннего средневековья» (См.: Перхавко В. Б. Западнославянское влияние на раннесредневековую культуру Белоруссии /Древнерусское государство и славяне. Минск, 1983, с. 26).

При этом он указывал:

«В X–XI веках этническое влияние западных славян не охватывало всей территории Беларуси, а непосредственно затронуло только сравнительно редко населенные западные районы междуречья Днепра и Немана, между Западным Бугом и Понемоньем». /Это как раз земли Литвы Новогородка. – В. Д. /

Сравнение топонимики Беларуси и Полабья (вместе с Поморьем) показало полную их идентичность. Огромную работу в этом направлении провела польская исследовательница М. Ежова (Jezowa М. Slowianskie nazwy miejscowe wispy Rugii), часть ее выкладок привел в своей статье Ситько. Сотни беларуских топонимов имеют аналоги в Полабье и Поморье – чего нет среди украинских топонимов (и тем более русских, которые почти все – финские).

Ежова приводит данные по четырем разделам:

1) основа слова в славянских (или, я уточняю, западно‑ балтских) диалектах;

2) славянское (или западно‑ балтское) поселение из немецких документов (с указанием даты документа);

3) современное название поселения в Германии;

4) современное название поселения в Беларуси.

Приведу лишь несколько примеров из ее огромного списка. Наш город Гомель имел своего «двойника» в Полабье – Gamele (1397 г.), нынешнее немецкое название Gamehl. Название происходит от славянского (или западно‑ балтского) хьmelе. Кстати, это ставит точку в давнем споре лингвистов о происхождении загадочного названия «Гомель» (в школьном учебнике сегодня приведена анекдотичная «версия»: дескать, возле города была мель, и оттуда кричали судам: «Го! Мель!», так, мол, произошло название этого города – что просто смешно).

Город Раков имел «старшего брата» в лице полабского Racowe (1232 г.), ныне германский Rakow. Смиловичи – Smilowe (1219 г.), ныне германский Schmilau. Обращаю внимание, что Racowe и Smilowe – западно‑ баптские, а не славянские топонимы, так как кончаются на «we», что аналогично «wa» в названиях Литва, Ятва, Крива, Дайнова, Мазова.

Аналогично – Глубокое (от glabok) – Glambeke (1186 г.), ныне немецкий Glambeck; Мир – полабский Mirowe (1230 г.); Язвины – Jazwini (1232 г.); Лепель – полабский Lepel (1236 г.); Зельва – Selowe (1270 г.), ныне Selow; Столбцы – Stolp (1274 г.), ныне Stolpe; Поставы – Pastowe (1291 г.), ныне в Германии Pastow; Жыличи – Zylitze (1353 г.), ныне Silz в Германии. И так далее.

Чем объяснить это удивительное совпадение беларуских топонимов с топонимами Полабья и Поморья? Конечно, нельзя полагать, что полабцы и поморяне, мигрируя к нам, называли новые деревни и города своими старыми названиями. Такой взгляд является упрощенным, по‑ научному – вульгарным. Дело в другом: наши топонимы создавались по тем же языковым принципам, что и топонимы Полабья и Поморья. То есть их создавал тот же народ.

 

* * *

Вообще говоря, на мой взгляд, все топонимы Беларуси можно разделить на три неравные группы. К первой можно отнести ляшские – то есть те города, которые некогда основали ляхи, а потому они имеют своих «близнецов» по названию только в Польше ляхов. Это Минск (в Польше еще три Минска, ни одного Минска нет больше нигде в мире, в том числе в Украине). Это Полоцк (Полотеск) – в Польше ее «близнец» такой же древний Плоцк (тоже исконно Плотеск). Это Брест (Берестье) – у ляхов есть свой Брест. И еще несколько городов.

Вторая группа – названия, которые появились под влиянием местной западно‑ балтской среды и являются уникальными, нигде в мире больше не дублируются. Это Вильня, Ковно, Гродно, Лида и другие. Вильня – достаточно юный город, основанный князьями ВКЛ на реке Вилии, тут показательно особое словообразование (ляхи его стали называть «Вильно» по нормам славянского языка).

Вильня, Ковня, Гародня – западно‑ балтские, а не славянские топонимы, позже измененные в Речи Посполитой на ляшский манер. Для иллюстрации давайте сравним с названием «Псков»: имя городу дала финская река Плесква, изначально славяноязычные колонисты в этом финском регионе называли его «Плесков», затем название сократилось до просто «Псков». А если бы его называли литвины, то он бы по нормам нашего языка назывался Псковня (или на славянский манер ляхов – Псковно).

Что касается Лиды (столицы княжества Дайнова), то истоки топонима являются тайной, так как давно утеряно вообще все, что было связано с этим народом и княжеством, вошедшим в беларуский этнос. Некогда славная история Дайновы с веками стала легендой, потом легенда превратилась в миф, а потом умерли все, кто помнил этот миф. Осталось только имя столицы Дайновы – Лида. Но что оно означает – уже никто не знает[28]. Прямо как во «Властелине колец» Толкиена, где точно так же история предков затерялась в песках времени.

Третья группа – самая многочисленная – это топонимы, совпадающие с топонимами Полабья и Поморья. Конечно, еще до исследований польских ученых многие исследователи обращали внимание на это поразительное обстоятельство. Например, на этом основании историки Ф. Буяк и Г. Ловмянский находили в Полабье и Поморье «изначальное место жительства радимичей» (Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв., с. 157).

Беда лишь в том, что никакого народа «радимичей» (как и баснословных «дреговичей») никогда не было. Не отвлекаясь на этот вопрос, обращаю внимание читателя на то, что у всякого народа западных балтов было название своей земли: у ятвягов – Ятва, у кривичей – Крива, у дайновов – Дайнова, у Мазуров – Мазова (наконец, у литвинов –Литва). Но знаем ли мы название земли радимичей? Нет. Мы можем только гадать, как бы она могла называться: то ли Радзима, то ли Радива, то ли вообше Родина или Родва (а у дреговичей – Дрегова?). Никаких названий земель радимичей и дреговичей как административных образований летописи не знают. А потому и не было никаких «радимичей» и «дреговичей»; ими, судя по всему, называли части племен ятвягов или кривичей. Это их этнические ответвления – не более того.

Равно сегодня многие историки (в первую очередь в Летуве) считают, что не было никаких «аукштайтов» и что «Аукштайтии» – это всего лишь условное обозначение ответвления народа жемойтов. Некогда оно упоминалось в летописях как якобы «отличное от жемойтов», но с веками сии временные отличия абсолютно стерлись и исчезли. Как и в истории с «радимичами» и «дреговичами», которые канули в лету, едва появившись. Ибо их «жизнь» в летописях весьма мала: несколько десятилетий. А далее – забвение навсегда. Так что тут тоже можно поставить точку.

Кстати, в этом ряду же находятся такие фантомы истории, как Черная Русь и Белая Русь – в средние века ни один народ не называл себя «чернорусинами» или «беларусинами». Не было народов – автоматически не было и земель с такими названиями. Они – плод фантазии (либо заблуждение) поздних авторов. И вообще трудно себе вообразить, чтобы кто‑ то в здравом уме называл себя чернорусином, что семантически близко к негрорусину.

Я не утрирую: на ряде европейских карт, которые, например, приводят в своих книгах москвичи Фоменко и Носовский, в отношении Галиции и Волыни так и написано: «Руссо Негро». Мол, русские негры. Это, конечно, уже цирк… На этих картах ошибочно «Черная Русь» с Полесья перенесена на «Червонную Русь» Львова. Но и во Львове никто себя не именовал «краснорусины», а только русины. И в Полесье никто никогда не называл себя «русскими неграми». Так что это просто басня.

Но главное вот что. Я в корне не согласен с суждениями ученых школы покойного академика Валентина Седова, одного из корифеев советской исторической науки, о том, что, дескать, наши полабские и поморские топонимы объясняются миграцией народов Полабья и Поморья (что разделяет и Здислав Ситько). Это предположение притянуто за уши, так как миграция касалась только Западной Беларуси, где вокруг Новогородка и возникло ВКЛ мигрантов, тогда как топонимическая идентичность присуща всей территории Беларуси.

Поэтому, полагаю, следует все поставить с головы на ноги. В Полабье и Поморье потому были топонимы, идентичные с нашими, что именно с нашей древней территории туда ранее мигрировали западные балты, заселяя эти земли. Европейские летописи это отражают: в IV веке вместе с готами в Европу пришли племена «гутов» или «гепидов». В Полабье их смешение с фризами, германцами и кем‑ то еще создало этнос славян, но многие западные балты не стали славянами и сохранили свое этническое лицо (в первую очередь – лютичи‑ лютвины страны Lettowe, а также лужицкие сорбы).

Идентичность наших топонимов (и фамилий на «‑ ич», и антропологии, и прочего) объясняется, таким образом, вовсе не тем фантастическим предположением, что полабцы и поморы в позднем средневековье заселили будущую Беларусь, а тем, что мы сами являлись родителями полабцев и поморов. Просто взгляните на карту Европы: Беларусь лежит на пути из Азии в Европу, в самом центре этого коридора. Любые походы в Европу (в том числе поход готов) неминуемо проходят через нас. По своему географическому положению мы были просто обязаны участвовать в них.

Подведу итог. Схожесть топонимов Беларуси и Полабья с Поморьем объясняется тем, что само население Полабья и Поморья в определенной степени являлось выходцами с земель Беларуси. Это были потомки тех «гутов» или «гепидов», которые присоединились к походу готов в Европу – и там, в Полабье, обособились – но продолжали сохранять пуповину связи с Отечеством. По той же причине их потомки уходили от немецкой экспансии в XI–XIII веках именно сюда, а не к жемойтам, ляхам или украинцам‑ русинам, где они были абсолютно чужие. Именно мы были им ближайшей и единственной родней.

Фактически немцы изгоняли полабцев и поморцев на их исконную родину. Только так можно объяснить эту огромную миграцию – и только так можно объяснить создание великого государства ВКЛ якобы «на пустом месте». И наконец, это объясняет тот казалось бы, необъяснимый факт, что генетически и антропологически беларусы не изменились – несмотря на массовый наплыв пришельцев.

А все просто: беларусы и не могли измениться ни генетически, ни антропологически, так как сюда вернулись беларусы. А не какой‑ то чуждый нам по генам народ. Вернулись наши единокровные братья. Потому и топонимы Полабья и Поморья идентичны нашим.

Такой взгляд на наши истоки, согласитесь, заставляет совсем иначе взглянуть на сам вопрос об истоках Литвы и ее 1000‑ летии.