Школы индийской философии 6 страница

Из приведенного выше отрывка из Библии может пока­заться, что средневековое отношение человека к природе определялось исключительно ее более низким статусом в качестве божественного творения, а потому могло быть не только снисходительным, но даже презрительным. Однако сам факт божественного происхождения природы означал, что на нее распространяется и присущее ее созда­телю абсолютное совершенство. Так что природа могла представляться и упорядоченным единством, где любая, даже самая мелкая часть, гармонично соотносилась с целым (кошки созданы, чтобы ловить мышей, а мыши – чтобы служить пищей для кошек).

Человек представлялся средневековой философии состоящим из трех начал: души, духа и тела. Самой возвышенной частью человека являлся дух, служивший своего рода «искрой Божьей» в человеке, превращавший его в духовное существо, способное контролировать свою телес­ную природу. Определенные изменения произошли и в средневековых представлениях о человеческой душе. Если античные философы видели в душе активное целесообразное начало живого, его неотъемлемую форму, то их средневековые собратья по философскому цеху вслед за одним из величайших мыслителей этой эпохи – Аврелием Ав­густином – рассматривали душу как особую самодоста­точную область, вмещавшую в себя весь внутренний мир человека, своего рода личностный фокус, в котором преломлялось все внешнее богатство внешних проявлений человеческой жизнедеятельности в мире.

Средневековая философия начинается периодом так ­на­зываемой апологетики (от греч. «апология» – защита) (І–ІІ/ІІІ вв.), представители которой (Филон Александрийский, Ориген, Тертуллиан) выступали с обоснованием не­давно возникшего христианства и его защитой от тесно связанной с «языческим» политеизмом античной философии. Эта защита не ограничивалась утверждениями: «мы не нуждаемся в любознательности после Христа, нам не нужны исследования после Евангелия» (Тертуллиан), но зачастую сводилась к попыткам найти в античном интеллектуальном наследии идеи, которые можно было бы приспособить к новому христианскому мировоззрению.

Следующий период в истории средневековой философии, когда заканчивается ее становление и утверждение, получил название «патристики» (от греч. и латин. «патер» – отец) (ІІ/ІІІ–VII/VIII вв.). Это был период ­формирования наиболее авторитетными христианскими мыслителями – «отцами церкви» – исходных принципов средневековой христианско-философской мысли.

Своего расцвета философия Средневековья достигает в схоластике (от греч. «схола»– школа). Основная идея схоластики – «рациональное» обоснование религиозных догм логическими методами доказательства. Важнейшая проблема, над разрешением которой билось не одно поколение средневековых схоластов, – это проблема соотношения единичного и общего, отдельных вещей и общих понятий об этих вещах. Эта проблема известна под названием спора об универсалиях. В попытках ее решения средневековые мыслители разделились на номиналистов и реалистов. Реалисты, по их собственным словам, придерживались мнения, что «universalias sunt realias» – т. е. под­линны, ре­альны и действительны только единичные вещи, они сущест­вуют независимо от тех понятий, в которых передаются; номиналисты, напротив, были убеждены в том, что «universalias sunt nomines» – люди дают общие имена для большого количества сходных по существенным признакам вещей, как-то: стол, лошадь, дерево, и именно эти понятия обладают для них первичной реальностью.

В современном языке слово «схоластика» стало отождествляться с бесплодным и бессодержательным умствованием, формальным знанием, оторванным от жизни.

5.2 Ранняя философия СреднеВЕковья:
апологетика и патристика (Ориген, Августин)

Одним из самых известных представителей апологетики считается александрийский философ и богослов Ориген (ок. 185–253/254). Вашему вниманию предлагаются отрывки из его работы «О началах», в которой впервые христианское вероучение было изложено систематизированно, а потому ярко просматриваются особенности апологетической философии.

Вопросы и задания:

1. С какими возражениями философов-язычников против известного христианского догмата о сотворении мира во времени, на основе которого создается христианское летоисчисление, спорит Ориген?

2. Каким «народным верованиям» и античным философским представлениям о человеке противопоставляет Ориген христианское учение о загробном воздаянии? Насколько успешно, по вашему мнению, ему удается решить поставленную задачу?

3. Какие два способа аргументации использует Ориген для опровержения возможных возражений против христианской догматики?

4. Попробуйте объяснить, почему рассуждения Оригена о казалось бы чисто религиозных вопросах можно считать также и философскими?

[О ТОМ, ЧТО МИР НАЧАЛСЯ ВО ВРЕМЕНИ]

Если мир начал существовать с известного времени, то что делал Бог до начала мира? Ведь нечестиво и вместе с тем нелепо называть природу Божью праздной или непо­движной, или думать, что благость некогда не благотворила, и всемогущество когда-то (ни над чем) не имело власти. Так обыкновенно возражают нам, когда мы говорим, что этот мир получил начало во времени, и даже на основании свидетельства Писания, вычисляем лета его существования. И я не думаю, чтобы на эти возражения легко мог ответить кто-нибудь из еретиков с точки зрения своего учения.

Мы же ответим последовательно, сохраняя правила благочестия: мы скажем, что Бог впервые начал действовать не тогда, когда сотворил этот видимый мир; но мы верим, что как после разрушения этого мира будет иной мир, так и прежде существования этого мира были иные миры. То и другое мы подтвердим авторитетом божественного Писания. Что будет иной мир после этого мира, об этом учит Исайя, говоря: «новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут пред лицом моим, говорит Господь (Ис 66, 22). А что до этого мира были иные миры, это показывает Экклезиаст, говоря: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солн­цем. Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Эккл 1, 9–10). Эти свидетельства доказывают то и другое вместе, т. е. что века были прежде (этого мира) и будут после (него).

[ВЕРА В ВОСКРЕСЕНИЕ ТЕЛА]

Что погибнет по народному верованию, то не погибнет по учению веры или истины. Так, по мнению неопытных и неверных, наше тело после смерти погибнет, и от субстанции его совершенно ничего не останется. Мы же, верующие в воскресение тела, понимаем, что смерть производит только изменение тела, субстанция же его, конечно, продолжает существовать и, по воле Творца, в свое время снова будет восстановлена для жизни и снова подверг­нется изменению, так что тело, бывшее первоначально из земли­ земным, потом вследствие смерти разложившееся и об­ратившееся снова в прах и землю, – ибо прах ты, – го­ворит, – и в прах возвратишься» (Быт 3, 19), опять вос­станет из земли и уже после этого достигнет славы тела духовного, сообразно с достоинством души, какая будет обитать в нем.

Ориген. О началах. – Самара, 1993. – С. 231–232, 242–243.

Крупнейшим представителем патристики является Августин Аврелий (Блаженный) (354–430 гг.) – епископ г. Гиппона (Сев. Африка), христианский теолог, церковный деятель, биография которого помещается в конце настоящего издания. В творчестве Августина, заложившем основы философии западноевропейского Средневековья, наиболее заметно выступают две основные проблемы: проблема человека и его связи с Богом («Исповедь») и концепция истории как единого всемирно-исторического процесса, осуществляющегося во имя достижения поставленной Богом цели, благодаря которой Августина называют родоначальником философии истории («О Граде Божьем»).

Вопросы и задания:

1. Как и из чего сотворил Бог мир и человека?

2. Какой атрибут (неотъемлемое свойство) позволил Богу совершить акт Творения?

3. Почему было необходимо, чтобы Бог сотворил мир именно из ничего?

4. Чем божественное Творение отличается у Августина от человеческого творчества?

5. Что такое философия у Августина? Можно ли, с его точки зрения, познать истину мира?

6. Для чего необходимо человеку познание?

7. Какие два пути познания мира видятся Августину? Какие преимущества обнаруживает Августин в каждом из этих путей и кому он их предназначает?

8. Какой из рассматриваемых Августином путей познания способен наиболее близко подвести человека к познанию божественных истин?

9. Что является вместилищем разума в человеке? Как в нем сочетаются разум и чувства? Какой из этих двух компонентов, по мнению Августина, должен возобладать в процессе познания?

10. Что такое Град Земной и Град Божий у Августина? Какова связь между двумя Градами? Кто является гражданами каждого из Градов?

11. Объясните, каким образом в идее Града Божьего Аврелий Августин утверждает всемирно-историческое единство человечества?

12. Какую конечную цель в истории человечества видит А. Августин?

[ТЕОРИЯ КРЕАЦИОНИЗМА]

Вначале сотворил бог небо и землю (Быт 1, 1). Как же ты сотворил их? И какие средства, какие приготовления, какой механизм употребил ты для этого громадного дела? Конечно, ты действовал не как человек-художник, который образует какую-нибудь вещь из вещи же (тело из тела) по своему разумению, имея возможность дать ей такую форму, какую указывают ему соображения его ума. Откуда же душа этого художника могла получить такую способность, как не от тебя, сотворившего ее? Притом он дает форму материи уже существующей, чтобы произвесть из ней другую вещь по своему усмотрению; для сего он употребляет то землю, то камень, то дерево, то золото и другие тому подобные предметы. Откуда же и эти предметы получили бы свое бытие, если бы ты не сотворил их? Этот художник-человек всем обязан тебе: ты устроил его тело так, что оно посредством разных членов совершает разные действия, а чтобы эти члены были способны к деятель­ности, ты вдунул в телесный состав его душу живую (Быт 11, 7), которая движет и управляет ими; ты доставил ему и материал для художественных работ; ты даровал ему и способность ума, чтобы постигать тайны искусства и наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть; ты же наделил его и телесными чувствами, которые служат ему проводником между телесною и духовною его природою, так что мир телесный и мир духовный находятся у него при посредстве этих чувств в общении... Но как ты творишь все это? Как сотворил ты, всемогущий боже, небо и землю? Конечно, не на небе и не на земле творил ты небо и землю; ни в воздушных странах, ни во глубинах мор­ских, потому что и воздух, и вода принадлежат к небу и земле; не могло это совершиться нигде и в целом мире, чтобы мир творился в мире, потому что мира не было до сотворения его и он никак не мог быть поприщем своего творения. Не было ли у тебя под руками какой-нибудь материи, из которой мог ты сотворить небо и землю? Но откуда взялась бы эта материя, не созданная тобою, а между тем, послужившая материалом для твоего творчества? Допущением такой материи неизбежно ограничивалось бы твое всемогущество... До творения твоего ничего не было, кроме тебя, и... все существующее зависит от твоего бытия (Исповедь XI, 5).

[УЧЕНИЕ О ПОЗНАНИИ. ВЕРА И РАЗУМ]

К изучению наук ведет нас двоякий путь – авторитет и разум. По отношению ко времени первенствует авторитет, а по отношению к существу дела – разум. Ибо первое предпочитается, когда нужно располагать, а другое наиболее ценится при достижении. Итак, хотя авторитет людей добрых представляется полезнее для невежественной толпы, а разум приличнее для ученых, однако так как всякий человек делается образованным из необразованного, а всякий необразованный не может знать того, каким он должен явиться пред людьми учащими, и посредством какой жизни может сделаться способным к учению, то для всех желающих учиться великому и сокровенному дверью к этому служит лишь авторитет...

Иное дело, когда мы верим авторитету, и иное – когда разуму. Вера в авторитет весьма сокращает дело и не требует никакого труда. Если она тебе нравится, ты можешь прочитать много такого, что об этих предметах написали, как бы из снисхождения, великие и божественные мужи, находя это необходимым для пользы простейших, и в чем они требовали веры к себе со стороны тех, для чьих душ, более тупоумных или более занятых житейскими делами, другого средства к спасению быть не могло. Такие люди, которых всегда громаднейшее большинство, если желают постигать истину разумом, весьма легко одурачиваются подобием разумных выводов и впадают в такой смутный и вредный образ мыслей, что отрезвиться и освободиться от него не могут никогда или могут только самым бедственным для них путем. Таким полезнее всего верить превосходнейшему авторитету и соответственно ему вести жизнь. Если ты считаешь это безопаснее, я не только не возражаю против этого, а даже весьма одобряю. Но если ты не можешь обуздать в себе того страстного желания, под влиянием которого решился дойти до истины путем разума, ты должен терпеливо выносить многие и длинные околичные пути, чтобы вел тебя тот разум, который один только должен быть называем разумом, т. е. разум истинный, и не только истинный, но и точный и чуждый всякого подобия ложности (если только возможно для человека каким-либо образом достигнуть этого), так, чтобы тебя не могли отвлечь от него никакие рассуждения, ложные или истиноподобные (О количестве души, VII).

Душа же человеческая посредством разума и знания, о которых у нас речь и которые несравненно превосходнее чувств, возвышается, насколько может, над телом и охотнее наслаждается тем удовольствием, которое внутри ее; а чем более вдается в чувства, тем более делает человека похожим на скота (О количестве души, XXVIII).

[ТЕОЛОГИЯ ИСТОРИИ]

Для того чтобы род человеческий не только соединить взаимно сходством природы, но и связать в согласное единство мира в известном смысле узами кровного родства, Богу угодно было произвесть людей от одного челове­ка… Отсюда вышло, что, хотя такое множество и таких многочис­ленных народов, живущих по лицу земному каждый по особым уставам и обычаям, и различается между собою многочисленным разнообразием языков, оружия, утвари, одежд, тем не менее существовало всегда не более как два рода человеческого общения, которые мы, следуя Писаниям своим, справедливо можем называть двумя градами. Один из них составляется из людей, желающих жить в мире своего рода по плоти; другой – из желающих жить также по духу. Когда каждый из них достигает своего желания, каждый в мире своего рода и живет (О Граде Божием, XIV, 1).­

Граждан земного града рождает испорченная грехом природа, а граждан града небесного рождает благодать, освобождающая природу от греха; почему те называются со­судами гнева Божия, а эти – сосудами милосердия (О Граде Божьем, XV, 2).

Итак, этот небесный град, пока находится в земном странствовании, призывает граждан из всех народов и набирает странствующее общество во всех языках, не придавая значения тому, что есть различного в правах, законах и учреждениях, которыми мир земной устанавливается или поддерживается; ничего из последнего не отменяя и не разрушая, а, напротив, сохраняя и соблюдая все, что хотя у разных народов и различно, но направляется к одной и той же цели земного мира, если только не препятствует религии, которая учит почитанию единого высочайшего и истинного Бога (О Граде Божьем, XIX, 17).

Весь человеческий род, жизнь которого от Адама до конца настоящего века есть как бы жизнь одного человека, управляется по законам божественного промысла так, что является разделенным на два рода. К одному из них принадлежит толпа людей нечестивых, носящих образ земного человека от начала до конца века. К другому – ряд людей, преданных единому Богу, но от Адама до Иоанна Крестителя, проводивших жизнь земного человека в некоторой рабской праведности; его история называется Ветхим заветом, так сказать, обещавшим земное царство, и вся она есть не что иное, как образ нового народа и Нового завета, обещающего царство небесное. Между тем временная жизнь последнего народа начинается со времени пришествия Господа в уничижении и [продолжается] до самого дня суда, когда он явится во славе своей. После этого дня, с уничтожением ветхого человека, произойдет та перемена, которая обещает ангельскую жизнь; ибо все мы восстанем, но не все изменимся (1 Кор 15, 51). Народ благочестивый восстанет для того, чтобы остатки своего ветхого человека переменить на нового; народ же нечестивый, жив­ший от начала до конца ветхим человеком, восстанет для того, чтобы подвергнуться вторичной смерти. (Об истинной религии, XXVII).

Августин А. Сочинения // Антология мировой философии:
В 4-х т. – М., 1969. – Т. 1. – Ч. 2. – С. 584–605.

5.3 СРЕДНЕВЕКОВАЯ Схоластика.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА БЫТИЯ БОЖИя

Наряду с «проблемой универсалий» в центре внимания средневековой схоластики находилась и проблема доказательств Бытия Божия. Самое известное его доказательство получило название «онтологического доказательства Бытия Божия». Оно принадлежит Ансельму Кентерберийскому (1033–1109) – крупному церковному деятелю (архиепископу Кен­терберийскому – руководителю римско-католической церкви в Англии) и теологу, представителю ранней схоластики, которого еще при жизни называли «вторым Августином». В приведенном ниже отрывке из его сочинения «Прослогион» как раз и излагается знаменитое «онтологическое доказательство».

Вопросы и задания:

1. Объясните своими словами, в чем суть «онтологического доказательства Бытия Божия».

2. Попробуйте привести аргументы, показывающие ошибочность точки зрения Ансельма.

 

Итак, Господи, дающий вере разумение, дай мне, сколько сам знаешь, чтобы я понял, что Ты есть, как мы веруем, и то есть, во что мы веруем. А мы веруем, что Ты есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить... Ведь одно дело – быть вещи в уме; другое – подразумевать, что вещь существует. Так, когда художник заранее обдумывает то, что он будет делать, он, правда, имеет в уме то, чего еще не сделал, но отнюдь не подразумевает его существования. А когда он уже нарисовал, он и имеет в уме, и мыслит как существующее то, что уже сделал. Значит, убедится даже безумец, что хотя бы в уме есть нечто, больше чего нельзя ничего себе представить, так как когда он слышит это (выражение), он его понимает, а все, что понимается, есть в уме. И, конечно, то, больше чего нельзя себе представить, не может быть только в уме. Ибо если оно уже есть по крайней мере только в уме, можно представить себе, что оно есть и в действительности, что больше. Значит, если то, больше чего нельзя ничего себе представить, существует только в уме, тогда то, больше чего нельзя себе представить, есть то, больше чего можно представить себе. Но этого, конечно, не может быть. Итак, без сомнения, нечто, больше чего нельзя себе представить, существует и в уме, и в действительности.

Ансельм Кентерберийский. Прослогион
// Соч. – М., 1995. – С. 128–129.

Теперь ознакомьтесь с самыми известными философскими опровержениями онтологического доказательства Бытия Божия, принадлежащими великим немецким философам Иммануилу Канту (1724–1804) и Георгу Вильгельму Фридриху Гегелю, перескажите своими словами их аргументы и выскажите собственную точку зрения: что вам показалось более весомым – доказательства бытия Божия или их опровержения?

 

И. Кант: « … к понятию, выражающему только возможность, ничего не может быть прибавлено, потому что я мыслю его предмет просто как данный (посредством выражения он есть). Таким образом, в действительном содержится не больше, чем только в возможном. Сто действительных талеров не содержат в себе ни на йоту больше, чем сто возможных талеров. В самом деле, так как возможные талеры означают понятие, а действительные талеры – предмет и его полагание само по себе, то в случае, если бы предмет содержал в себе больше, чем понятие, мое понятие не выражало бы всего предмета и, следовательно, не было бы адекватным ему. Но мое имущество больше при наличии ста действительных талеров, чем при одном лишь понятии их (т. е. возможности их)» (Кант И. Критика чистого разума // Соч.: В 8 т. – М., 1994. –Т. 3. – С. 452–453).

«… высшая сущность остается для чистого разума только идеалом, однако безукоризненным идеалом, понятием, которое завершает и увенчивает все человеческое знание и объективную реальность которого этим путем, правда, нельзя доказать, но и нельзя также опровергнуть» (Там же. – С. 481).

Г. В. Ф. Гегель: «В том и состоит дефиниция [определение. – Авт. ] конечных вещей, что в них понятие и бытие различны, понятие и реальность, душа и тело отделимы друг от друга, и потому преходящи и смертны; напротив, абстрактная дефиниция бога состоит именно в том, что его понятие и его бытие нераздельны и неотделимы. Истинная критика категорий и разума заключается как раз в том, чтобы сделать познание этого различия ясным и удерживать его от применения к Богу определений и соотношений конечного» (Гегель Г. В. Ф. Наука логики. – М., 1970. – Т. 1. – С. 148).

 

Достижения средневековой схоластической мыслиобобщилв своих сочинениях «Сумма теологии» и «Сумма против язычников» теолог и философ Фома Аквинский (1225/1226–1274), краткие сведения о котором можно найти в конце «Практикума». Для этого Фома Аквинский использовал философию Аристотеля, которого он для этой цели «крестил». В ХІХ в. учение Фомы – томизм 7[7] – было объявлено официальной доктриной католиче­ской церкви и легло в основу неотомизма как одного из самых влиятельных направлений современной западной философии. Основная идея томизма (и неотомизма) – единство науки и ре­лигии, знания и веры. Далее помещаются доказательства Бытия Божия, взятые из современной биографии «ангельского доктора» польского философа Ю. Боргоша, которые сопровождаются его краткими комментариями (выделены курсивом).

Вопросы и задания:

1. Перечислите пять доказательств Бытия Божия Фомы Аквинского.

2. Попробуйте определить, в каких доказательствах и в чем Фома опирается на следующие положения философии Аристотеля: учение о «перводвигателе», учение о 4-х видах причин, учение об «энтелехии».

…Бытие Божие может быть доказано пятью путями.

Первый и наиболее очевидный путь исходит из понятия движения. В самом деле, не подлежит сомнению и подтверждается показаниями чувств, что в этом мире нечто движется. Но все, что движется, имеет причиной своего движения нечто иное:... посох сообщает движение лишь постольку, поскольку сам движим рукой. Следовательно, необходимо дойти до некоторого перводвигателя, который сам не движим ничем иным; а под ним все разумеют Бога.

Как видно, кинетическое «доказательство» основано на двух предпосылках: 1. Всякое бытие, находящееся в движении, должно быть приведено в движение посредством другого бытия, являющегося его двигателем. 2. Цепь двигателей не может быть бесконечной. Ни она из этих предпосылок не выдерживает критики с точки зрения физики и механики Нового времени. Закон инерции Галилея–Ньютона неопровержимо доказывает, что движение по прямой совершается без воздействия каких-либо других сил. Этому отнюдь не противоречит тот факт, что любое криволинейное и ускоренное движение, как и прямолинейное и равномерное, при условии противодействия других тел, совершается с участием силы. Воспользуемся … примером из атомистики, которая дока­зывает, что в ядрах атомов заключена громадная энергия, ­являющаяся внутренним источником движения материи. В кинетическом «доказательстве» явно спутан абсолютный первый двигатель с первым двигателем, действующим в отдельно взятой цепи движущих причин.

Второй путь исходит из понятия производящей причины. В самом деле, мы обнаруживаем в чувственных вещах последовательность производящих причин; однако не обнаруживается и невозможен такой случай, чтобы вещь бы­ла своей собственной производящей причиной; тогда она пред­шествовала бы самой себе, что невозможно. Нельзя помыслить и того, чтобы ряд производящих причин уходил в бесконечность, ибо в таком ряду начальный член есть причина среднего, а средний – причина конечного (причем средних членов может быть множество или только один). Устраняя причину, мы устраняем и следствия. Отсюда, если в ряду производящих причин не станет начального члена, не станет также конечного и среднего. Но если ряд производящих причин уходил бы в бесконечность, отсутствовала бы первичная производящая причина; а в ­таком случае отсутствовали бы и конечное следствие, и промежуточные производящие причины, что очевидным образом ложно. Следовательно, необходимо положить не­которую первичную производящую причину, каковую все именуют богом.

Здесь, как и в кинетическом доказательстве, Фома смешивает понятия абсолютно первой причины и первой причины в определенной причинной цепи.

Третий путь исходит из понятий возможности и необходимости и сводится к следующему. Мы обнаруживаем среди вещей такие, для которых возможно и быть, и не быть; обнаруживается, что они возникают и гибнут, из чего явствует, что для них возможно и быть, и не быть. Но для всех вещей такого рода невозможно вечное бытие; коль скоро нечто может перейти в небытие, оно когда-нибудь перейдет в него. Если же все может не быть, когда-нибудь в мире ничего не будет... Итак, не все сущее случайно, но в мире должно быть нечто необходимое. Однако все необходимое либо имеет некоторую внешнюю причину своей необходимости, либо не имеет. Между тем невозможно, чтобы ряд необходимых сущностей, обусловливающих необходимость друг друга, уходил в бесконечность (таким же образом, как это происходит с производящими причинами, что доказано выше). Поэтому необходимо положить некую необходимую сущность, необходимую самое по себе, не имеющую внешней причины своей необходимости, но самое составляющую причину необходимости всех иных; по общему мнению, это есть Бог.

Это доказательство находится в явном противоречии с основными положениями науки, прежде всего с законом сохранения энергии. Единичные вещи, как конкретные формы материи, исчезают, подвергаются взаимной трансформации, но материя не исчезает. Существование материального мира основано на вечном превращении одних форм материи в другие, на постоянном преобразовании того, что существовало, в то, что существует. Будущие вещи в настоящий момент не существуют, но существует материя, являющаяся их по­тенциальным носителем.

Четвертый путь исходит из различных степеней, которые обнаруживаются в вещах. Мы находим среди вещей более или менее совершенные, или истинные, или благородные; и так обстоит дело и с прочими отношениями того же рода. Но о большей или меньшей степени говорят в том случае, когда имеется различная приближенность к некоторому пределу; так, более теплым является то, что более приближается к пределу теплоты. Итак, есть нечто в предельной степени обладающее истиной и совершенством, и благородством, а следовательно, и бытием; ибо то, что в наибольшей степени истинно, в наибольшей степени есть, как сказано во II кн. «Метафизики», гл. 4. Но то, что в предельной степени обладает некоторым качеством, есть причина всех проявлений этого качества; так, огонь, как предел теплоты, есть причина всего теплого, как сказано в той же книге. Отсюда следует, что есть некоторая сущность, являющаяся для всех сущностей причиной блага и всяческого совершенства; и ее мы именуем Богом.

Нетрудно заметить, что приведенный выше ход рассуждений Фомы полностью лишен логики. Ведь не подлежит сомнению, что если определенной группе предметов присуща какая-либо специфика, то по крайней мере один из этих предметов обладает этой спецификой в наибольшей степени, пре­восходит с этой точки зрения все остальные предметы, относящиеся к этой группе. Но из этого отнюдь не следует, что предметы, обладающие этой спецификой в меньшей степени, чем все остальные, обладают ею в силу сопричастности тем предметам, которым имманентно [внутренне. – Авт.] присуще наивысшее совершенство. Ведь известно, что наивысшей горной вершиной на земном шаре является Эверест, а все остальные в той или иной степени ниже его. Но было бы нелепостью считать, что остальные вершины обладают своей высотой в силу сопричастности высоте Эвереста.

Пятый путь исходит из распорядка природы. Мы убеждаемся, что предметы, лишенные разума, каковы природные тела, подчиняются целесообразности. Это явствует из того, что их действия или всегда, или в большинстве случаев направлены к наилучшему исходу. Отсюда следует, что они достигают цели не случайно, но будучи руководимы сознательной волей. Поскольку же сами они лишены разумения, они могут подчиняться целесообразности лишь постольку, поскольку их направляет некто одаренный разумом и пониманием, как стрелок направляет стрелу. Следовательно, есть разумное существо, полагающее цель для всего, что происходит в природе; и его мы именуем Богом.

Если в мире наблюдается определенная упорядоченность вещей и явлений, то это свидетельствует лишь о том, что природой управляют объективные законы, а отнюдь не целесообразность, имеющая своим источником сверхъестественные силы.

Фома Аквинский. Сумма теологии.
// Боргош Ю. Фома Аквинский. – 2-е изд. –
М., 1975. – С. 70–71, 73–76, 145–148.