Внутренняя речь. При нормальных условиях у взрослых развивается способность отдавать себе вербальные команды молча и про себя — посредством внутренней речи

При нормальных условиях у взрослых развивается способность отдавать себе вербальные команды молча и про себя — посредством внутренней речи. Однако феномен внутренней речи с трудом поддается изучению. Выготскому удалось найти некоторый материал, касающийся данной темы, у писателей и поэтов, но в основном он полагался на исследования детской эгоцентрической речи. Иными словами, он полагал, что изменения, наблюдаемые перед тем, как эгоцентрическая речь превращается во внутреннюю, позволяют предсказывать дальнейшее развитие внутренней речи (Vygotsky, 1934).

Внутренняя речь, по сравнению с социальной, по-видимому, является более отрывочной. В частности, в ней опускается «психологический субъект» (подлежащее в предложении), но сохраняется «психологический предикат» (сказуемое), т. е. опускается известное индивиду и акцентируется новое для него.

Иногда мы можем наблюдать этот феномен и в социальной речи. Выготский предлагает нам представить разговор нескольких человек, ждущих автобус. «Никто из нас, увидев приближающийся автобус, не скажет: "Автобус, которого мы ждем, приближается". Скорее всего, предложение сократится до простого: "Идет" или подобной реплики, поскольку из ситуации очевидно, о чем идет речь». Аналогично, когда мы разговариваем сами с собой — то, о чем мы думаем, нам уже известно, поэтому для краткости мы ограничиваем наше высказывание тем, что является для нас новым (р. 220,236).

Другая особенность внутренней речи — преобладание «эмоциональной» (sense) стороны речи над «смысловой» (meaning). Эмоциональная сторона слов — это чувства, которые они у нас вызывают, в значительной степени зависящие от контекста, в котором употребляется данное слово. Так, например, слово «лев» может вызывать чувство страха или, напротив, нежности и сочувствия — в зависимости от того, с каким сюжетом связано это слово. «Смысловая» сторона слова, в отличие от эмоциональной, связана с его точным значением, соответствующим его определению в словаре. Значение слова практически не зависит от контекста, что крайне важно, когда мы хотим быть однозначно понятыми другими людьми. Однако когда дело касается нашего внутреннего опыта, и мы думаем о чем-то про себя, решающее значение имеет для нас эмоциональная сторона слов (р. 244-245)

Чтобы глубже понять феномен внутренней речи, говорит Выготский (р. 245-249), нужно исследовать ее роль в микрогенетическом процессе. Микрогенезис (по Вернеру) — это относительно кратковременный процесс развития, сопровождающий формирование мысли или восприятия. Формирование словесного высказывания также разворачивается на микрогенетическом уровне, и внутренняя речь вторгается в этот процесс на его решающей стадии.

Процесс порождения речевого высказывания начинается с мотива — интереса, потребности или проблемы. За этим следует этап неясного движения (брожения) мыслей, и именно на этом этапе вступает в силу внутренняя речь — с ее помощью мы пытаемся сформулировать и артикулировать наши мысли. Этот процесс протекает быстро и динамично, в результате чего как наши мысли, так и слова подвергаются ряду трансформаций, в то время как мы пытаемся сформулировать ясное высказывание, не утратив при этом изначального внутреннего замысла.

Однажды я хотел поделиться с 9-летней дочерью своими яркими личными впечатлениями. Каждый раз, когда я пробегал в определенной зоне парка, на меня нападал краснокрылый черный дрозд. При этом два слова вызывали у меня особенно сильные внутренние эмоциональные ощущения от этого события: слова «красный» и «черный». Однако перед тем как рассказать о нем, я осознал, что эти слова ничего не смогут сказать человеку, не испытавшему подобного опыта. Поэтому я изменил слова так, чтобы моя дочь могла получить более ясное представление о том, что произошло, пытаясь, насколько возможно, сохранить при этом собственные ощущения.

Иногда мы вовсе не можем найти подходящих слов, чтобы выразить свои мысли. Выготский приводит в качестве примера рассказ Глеба Успенского, в котором «бедный крестьянин, который должен обратиться к начальнику с жизненно важным вопросом, не может перевести свои мысли в слова» (р. 249). Бедняга даже просит Бога о помощи, но безрезультатно.

Некоторые писатели настолько остро чувствовали, что попытка перевести свои мысли в слова полностью искажает первоначальную мысль, что приходили к выводу, выраженному фразой Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь» (р. 254). Выготский осознает эту опасность, но тем не менее, считает, что слова необходимы для развития наших мыслей. Мысль, не найдя воплощения в словах, остается неосуществленной. «Мысль безгласная, — по словам Осипа Мандельштама, — возвращается в царство теней» (р. 210).