ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ 93 страница

 

2-я пол. 60-х гг. представляла собой переходное, кризисное время. Эта особенность эпохи по-разному отразилась в ее крупнейших лит. явлениях. В романе “Дым” Тургенев резко отошел от привычной жанровой структуры, сконцентрированной вокруг гл. героя, воссоздавая теперь состояние общества в целом. Оно характеризовалось как безвременье, но в самой неопределенности историч. перспектив усматривалась возможность надежды. Гончаров в романе “Обрыв” попытался связать свою положит, программу с консервативным утопизмом, но вместе с тем сделал ощутимыми страстность поисков нового и могучий напор сил обновления, скрытых в самом естеств. движении жизни. Выдвинувшийся в эти годы Г. И. Успенский выступает с циклом очерков “Нравы Растеряевой улицы”, где картины быта провинциального города пронизаны ощущением неустойчивости, зыбкости, неясности всего происходящего. В “Истории одного города” сатира Салтыкова-Щедрина облеклась в гротескно-фантастич. формы: гос. и обществ. системе отказано в какой бы то ни было разумности и целесообразности, а всемогущих правителей России сатирик не признает людьми. В романе “Пролог” Чернышевский отходит от нек-рых просветит, иллюзий, выражает углубл. понимание сложной диалектики революц. процесса.

 

Вершиной лит-ры 60-х гг., средоточием ее эпич. устремлений явился роман Л. Н. Толстого “Война и мир”. Толстой пришел в лит-ру в 50-х гг. В автобиогр. трилогии, “Севастопольских рассказах”, повести “Казаки” и др. складывался его творч. метод, к-рый был определен Чернышевским как “диалектика души”: рациональный худож. анализ сливался с непосредств. воспроизведением “самого психического процесса” (Чернышевский), входил в единую картину человеческого бытия, воссозданного во всей его полноте. Иск-во “диалектики души”

 

достигло подлинного расцвета в “Войне и мире”, нац. эпосе, по-новому связавшем воедино частную жизнь и судьбы народов, реальные историч. события и духовные искания вымышленных героев. В худож. мире эпоса раскрылась внутр. диалектика характеров, подвижность их взаимодействия с обстоятельствами. Обнаруживая свою причастность к вездесущей и таинственной “общей жизни”, включаясь в динамику всенар. историч. деяния, характеры перерастали рамки сословных типов. Эпопея Толстого открывала возможность воссоединения личности с народным целым, человеческого единства, близкого по своему характеру к общности людей в крест, общине. Подобным образом осмыслена ситуация Отечеств. войны 1812, но не менее важно открытие предпосылок жизни “миром” и в ежедневном быту, в обычных переживаниях каждого.

 

В творчестве Достоевского 60-е гг. тоже ознаменовались созданием новаторской формы романа. В романе “Униженные и оскорбленные”, к-рый уже самим заглавием выражал пафос социального состра дания, одушевивший все творчество автора “Бедных людей” и “Записок из Мертвого дома”, осуществляется синтез разнообразных мотивов и приемов филос., религ., социальной, психол., авантюрной и даже “бульварной” прозы. Центром этой “гибридной” структуры становится в дальнейшем образ героя, чьи взаимоотношения с миром имеют прежде всего идеологич. характер. В романе “Преступление и наказание” это ожесточившийся отрицатель, бунтарьиндивидуалист, в романе “Идиот” — “положительнопрекрасный человек”, несущий людям христ. идеал добра, единения, всеобщей любви. Но резко несходные герои сближены перекличкой нек-рых черт, воплотивших дух эпохи. Герои Достоевского берут на себя миссию осуществления мировой справедливости и трагически расплачиваются за то, что, по мысли автора, является превышением пределов человеческой компетенции, разрушением непреложных нравств. основ бытия. Сложность проблематики романов находит выражение в их внутр. диалогичности: позиции героя противопоставлены другие “правды”, идеологически неравноценные, но художественно равноправные ей (см. Полифония). Напряженный диалогизм романов Достоевского отразил драматизм исканий совр. личности, борьбу противоположных направлений и возникновение неразрешимых вопросов в обществ, жизни 60-х гг.

 

В кон. 60-х гг. возникает народнич. движение, к-рое предпринимает героич. попытки найти революц. выход из кризисной ситуации. Начальный этап движения отразился в романе Тургенева “Новь”, где мысль о практич. несостоятельности целей и действий революционеров-народников совмещается с признанием их нравств. силы и достоинства. Обращение, к теме “хождения в народ” усилило интерес Тургенева к “безымянной Руси”. Он попытался раздвинуть границы своего романа, создав многогеройную композицию, охарактеризовав разл. жизненные уклады, введя новые для себя типы и темы. Проблема взаимоотношений передовой интеллигенции с народом определила содержание романа А. О. Новодворского “Эпизод из жизни ни павы, ни вороны”, где беспощадная критика слабостей демократич. интеллигенции, ее неспособности найти верные пути к слиянию с народом сочеталась с утверждением революц. идеалов. Народничество выдвинуло целую плеяду бытописателей крест, жизни: Н. И. Наумов, H.H. Златовратский, П. В. Засодимский и др. Продолжая традиции демократич. беллетристики 60-х гг., народники избрали своим осн. жанром социальный очерк, содержащий наблюдения и аналитич. характеристики, разносторонне освещающие нар. жизнь. Но природа очерковых форм в 70-х гг. изменилась: РУСС

 

==349

 

усилилась роль повествователя, возросла публицистич. насыщенность рассказа, стала заметнее субъективность композиции. Обновление жанра связано с иным подходом к задачам изображения действительности: трезвый анализ пореформенной крест. жизни (напр., в цикле “Письма из деревни” А. Н. Энгельгардта) осложнялся у мн. авторов народнич. утопизмом, идеализацией общины, примесью сугубо пропагандист, тенденций. Наиболее полная картина социального перелома была создана в очерковых циклах Г. Успенского “Из деревенского дневника”, “Крестьянин и крестьянский труд”, “Власть земли”. В творчестве Успенского правда жизни непримиримо сталкивалась с народнич. догмами; предметом изображения становился не столько результат, сколько сам процесс познавания действительности. Убеждаясь в торжестве бурж. порядков, обнаруживая их бесчеловечность и антинародность, противопоставляя им типич. образ человека, чей душевный строй в корне им враждебен, Успенский не давал определенных ответов на вопросы о будущем народа и страны. Его гл. заслугой было приобщение читателя к пафосу непредвзятого исследования жизни.

 

'Духом исследования проникнуты и сатирич. циклы Салтыкова-Щедрина “Господа ташкентцы”, “Благонамеренные речи”, “В среде умеренности и аккуратности” и др. Здесь достигает совершенства свойственное ему иск-во построения художеств.-аналитич. коллективных портретов целых обществ, групп. Умение создавать собират. образы-символы дополняется возрастающей индивидуализацией персонажей, углублением и усложнением социально-психол. анализа. Новая манера сопутствует переходу от гротескно-гиперболич. деформаций, обнаживших скрытый механизм самодержавно-бюрократич. государственности, к многостороннему изучению обществ, структуры, психологии и нравств. сознания господствующих классов. В “Господах Головлевых” сатирич. задачам подчинен преобразившийся жанр “семейного” романа. Разоблачению служит тончайший психол. аналитизм, проникающий до последних глубин в сущность реалистически достоверных характеров, обнаруживая крайнюю ступень нравств. падения личности и вместе с тем неуничтожимость человеческой природы, предел возможностей античеловеческих социальных сил.

 

Напряженно-противоречивая историч. ситуация отозвалась резким усилением трагич. начала в рус. романе. Эта тенденция связана с обостренным интересом к духовным проблемам личности и ее внутр. коллизиям. Романисты уделяют особое внимание личности, достигающей внутр. суверенности, но при этом оставшейся один на один с коренными проблемами бытия, лишенной опоры, переживающей глубокий разлад с другими людьми и самой собою. В романе Толстого “Анна Каренина” история любви включена в контекст, образуемый всем совр. состоянием общества: с его гос-вом, религией, хозяйств, укладом, правовыми нормами и моралью. Усиливается проникновение в глубины биологич. существования человека; воссоздание его телесных ощущений и состояний приобретает небывало осязаемые формы. Предметом изображения становится уже ничем не опосредованное взаимодействие естеств. и духовных сил человеческой природы с объективными силами общества и истории. Отсюда — существенное обновление поэтики толстовского романа: “диалектика души” обретает дополнение в символич. лейтмотивах, в ассоциативном сцеплении и “контрапунктовом” развитии сюжетных тем.

 

К оглавлению

 

==350 РУСС

 

Отсюда же — максимальная драма тич. напряженность в изображении внутр. жизни героев, заставляющая ощутить и избыток рвущихся на свободу жизненных сил, и трагич. дисгармонию индивидуальноличностных устремлений, их центробежный, не поддающийся взаимному согласованию характер. Толстой изображает всепоглощающий порыв страсти, самозаконной в своей непреложной естественности, но обнаруживает ее несовместимость с очень многим, без чего человеческая жизнь разрушается и гибнет, будь то семейные связи или нравств. ценности высшего порядка. Открывая неразрешимость этого противоречия в жизни героини, писатель пытается найти спасительную альтернативу в исканиях, ведущих к сближению с нравств. миром патриарх, крестьянина, хотя в худож. мире романа этот путь оказывается лишь одним из возможных вариантов человеческой судьбы.

 

В романе Достоевского “Бесы” обрисован новый тип трагич. героя, воплотивший черты, к-рые предвосхищали индивидуализм декадент, склада. Страшная свобода “по ту сторону добра и зла” и искусительно-провоцирующая игра с идеями и людьми предстали заостренным выражением определяющих, по мнению Достоевского, тенденций современности. Состояние России представлялось писателю одержимостью, охватившей все ее гл. обществ, направления и группы и потому чрезвычайно опасной. Опасность эта, концентрированное воплощение к-рой он, особенно под впечатлением процесса С. Г. Нечаева, усматривал в деятельности революц. сил, исследуется далее в “Братьях Карамазовых” как борьба идей, вырвавшихся из-под власти традиц. форм сознания бытия. Испытание, к-рому подвергнуто рационалистич. сознание, отпавшее от нар. “почвы”, обнаруживает, что это сознание вступает в катастрофич. конфликт с неотменимыми законами человеческого существования и бьется в безысходных противоречиях. Иначе оценивается нравств. порыв, источником к-рого является “безудерж” страсти: наряду с разрушит, потенциями здесь открывается и творч. сила, способная приобщить человека к стихии нар. духа. Высшую ступень в иерархии романа занимают ценности христ. гуманизма, с к-рым связаны надежды автора на спасение России и человечества. Своеобразие идейного содержания романов Достоевского 70-х гг. сказалось в их поэтике, шире, чем когда-либо, использующей традиции нар. сказки, др.-рус. и ср.-век. утопии, мистериальной и житийной лит-ры, послания и проповеди. Вместе с тем социально-филос. романы Достоевского.— это и необыкновенно масштабные картины жизни пореформ. России, яркостью и неистощимым многообразием открытых писателем человеческих типов, глубиной проникновения в рус. нац. характер, острокритич. изображением действительности родственные произведениям Л. Толстого и вместе с ними составляющие высшие достижения рус. реализма 19 в.

 

Мн. тенденции, характеризующие развитие прозы, по-иному преломились в развитии поэзии и драматургии. В поэме “Современники” Некрасов создал сатирич. панораму бурж. России, активно используя гротеск и разнообразные формы откровенной условности. Подлинной эпопеей нар. жизни явилась поэма “Кому на Руси жить хорошо”, соединившая в своем строе дерзкое новаторство с древними традициями былинной, сказочной, песенной поэтики, с ориентацией на нар. предание, притчу, утопию. Этот худож. синтез воплотил эпич. природу некрасовского реализма: сюжет, образы, язык и стих поэмы выражали своеобразие историч. ситуации, когда “вечные вопросы” приобрели острейшую актуальность^ на фоне перелома, пошатнувшего устои нар. бытия. Некрасов изображал всеобъемлющий социально-историч. кризис, воссоздавал двойственность совр. облика рус. народа, контрасты терпения и протеста. Организующим началом поэмы стал спор о смысле жизни,

 

в к-рый вовлечены все слои общества, все его социальные силы. Спор не получал безусловного разрешения, но сама динамика поисков рождала мечту о всеобщем счастье, обретавшую опору в открытом поэтом богатейшем духовном потенциале народа.

 

В сказочно-мифол. “Снегурочке” Островский утверждал абсолютную ценность высоких традиций нар. нравственности, открывал в нар.-поэтич. миросозерцании возможность гармонич. отношений с миром. Но его же “пьесы жизни”, поев. современности, обнаруживали истину более сложную. В них входила, получая особый поворот, характерная для 70-х гг. тема одержимости, источниками к-рой оказывались то любовь и стремление к счастью (“Бесприданница”), то погоня за карьерой (“На всякого мудреца довольно простоты”), то увлеченность иск-вом (“Таланты и поклонники”). Островский видит во всем этом силу и яркость проявления личности, ценит энергию и отвагу ее самоутверждения, но трезво отмечает трагизм ее положения в условиях складывающихся бурж. обществ, отношений, противоречивость новых жизненных процессов, невозвратимость духовных утрат, к-рыми они оплачены. Избегая крайностей как пессимистического, так и “розового” взгляда на действительность, драматург утверждает доверие к естеств. ходу жизни, к его внутр. законосообразности.

 

На 70-е гг. приходится расцвет творчества Н. С. Лескова. Он выступил как автор произв. из нар. жизни, вводя в сферу худож. изображения такие ее пласты, к-рые до него почти не затрагивались в Р. л. (в т. ч. быт духовенства, мещанства и др. слоев глубокой росс. провинции), отличаясь обостренным интересом ко всему необычному, парадоксальному или курьезно-анекдотичному в отечеств, прошлом и настоящем, а также мастерским использованием разл. форм сказа, причудливо смешивающих авторскую и нар. точки зрения. В 60-х гг. Лесков был известен и как автор “антинигилистических” романов, поев. попыткам доказать несостоятельность революц. идей. Обе эти линии вплетаются и в роман-хронику “Соборяне”, но в целом творчество Лескова намного шире задач нравоописания или политич. полемики. Об этом свидетельствует и разнообразие его жанровых форм (сказания, повести, рассказы, романы, легенды, памфлеты), исключит. многогранность его стилистики, совместившей документальность и автобиографизм с гротеском, мифологизмом, элементами фантастики. На фоне Р. л. 2-й пол. 19 в. Лескова выделяет “очарованность” жизнью, любование игрой ее стихийных сил, увлеченность талантливостью (“Левша”, “Тупейный художник”), даже противоречиями нар. характера. Особое место занимает в его творчестве тема “русских праведников”, живущих по законам добра и братской любви, способствуя тем самым “воспитанию души народа” (“Очарованный странник”). Богатством нар. языка, новизной и нек-рой “экзотичностью” материала (быт старообрядч. купечества, раскольничьи скиты, тайные секты) Лескову отчасти сродни П. И. Мельников-Печерский, создавший в 70-х гг. свои гл. произв. — романы “В лесах” и “На горах”.

 

70-е гг. — важнейший этап в развитии рус. публицистики и лит. критики. Главенствующую роль в эту пору играет целая плеяда публицистов-народников во главе с Н. К. Михайловским (П. Л. Лавров, П. Н. Ткачев, А. М. Скабичевский, М. А. Протопопов и др.), многие из к-рых продолжали активно выступать и в 80—90-х гг. Журналами народнич. ориентации в разное время были “Отечественные записки”, “Дело”, “Северный вестник”, “Русская мысль”, “Русское богатство”. Народники провозглашали себя наследниками “реальной критики” и, подобно шестидесятникам, стремились рассматривать лит. явления в их отношении к прогрессу общества и обществ, мысли, соизмерять свои оценки с выводами передовой науки и требованиями жизни (что порой

 

не исключало крайнего субъективизма оценок); критич. анализ подчинялся задачам утверждения народнич. мировоззрения и идеала. Характерные черты народнич. критики выразились в работах Михайловского, совместивших в себе остроту филос этич. мысли, пафос страстной защиты освободит. идей в лит-ре и догматич. предвзятость, во многом обусловленную субъективной социологией народников. Проницательный анализ творчества СалтыковаЩедрина, Г. Успенского и др. идейно близких писателей сочетался с полемич. односторонностью в интерпретации произв. Достоевского, А. П. Чехова.

 

Постоянным оппонентом демократИч. критики был Н. Н. Страхов, выступивший как поборник почвеннических идей и принципов “органической критики”. Целые линии в развитии Р. л. (поэзия Некрасова, творчество Чернышевского и Салтыкова-Щедрина) остались для него чуждыми и непонятными, однако он же сумел раскрыть трагйч. содержание “Отцов и детей”, первым разъяснил значение “Войны и мира” как рус. героич. эпопеи и.подлинно нар. книги, В отличие от Страхова, чей политич. и филос. скептицизм определял неоднозначность его позиции в журнальных полемиках, консерватизм К, Н. Леонтьева, безоговорочно отвергавшего демократич.лит-ру,..обвинявшего Л. Толстого и Достоевского в отклонениях от православия, был недвусмысленно наступатедьным. Вместе с тем ему принадлежит тонкий худоэу,. анализ романов Л. Толстого, ценные наблюдения над его стилем и эволюцией его эстетики.

 

В 80-х гг. 'начинается полоса политич. реакции, к-рая прерывается лишь в сер. 90-х гг. обществ, подъемом, знаменовавшим вступление России в пролет. этап освободит, движения. В этот период народничество утрачивает революц. характер, что отразилось на творчестве писателей, идейно с ним связанных. Разорение крестьянства и разрушение общины становятся осн. темами писателей-народников, среди к-рых выделяется Н. Е. Каронин-ПетропавловскЙй; Созданные им циклы рассказов и очерков “Рассказы о парашкинцах”, “Рассказы о пустяках”·, “Сверху вниз” отличают беспощадность к народннч. иллюзяч ям, суровая достоверность картин перерождения.рус; крестьянства, возвращение к объективной, “летописной” манере повествования. Д. Н, Мам.ин-Сибиряк в романах “Приваловские миллионы”, “Горное гнездо”, “Золото” и др. писал о капитализме как о жестокой реальности, уже восторжествовавшей,в^ жизни города и деревни. В романах K.M. Станюкрвича атмосфере бурж. делячества, беспринципности и карьеризма противопоставлен “человек убеждения”. Орчув-; ствие к народу, острое ощущение драматизма социальных контрастов и конфликтов отличают “морские” рассказы и повести Станюковича, создавшего привлекат. образы рус. матросов и офицеров; •Очерки и рассказы Н. Г. Гарина-Михайловского ' иривоДят к мысли, что обнищание рус. деревни влечет'за собой вырождение и одичание людей и природы. Силой, способной спасти народ от гибели, провозглашается технич. прогресс; трудовое мастерство, инициатива^ изобретательность возводятся в ранг лучших. человеческих качеств. Одновременно в тетралогии “Детство Темы”, “Гимназисты”, “Студенты”, •“Ииже.т неры” Гарин-Михайловский показывает, как интеллигент деятельный, потенциально героичный под, влиянием условий жизни превращается в слабоха.рак терного и вместе с тем благополучного обывателя, На этом фоне выделялись книги С. М. СтепнякаКравчинского “Подпольная Россия” и “Андрей Кожухов”, воплотившие — с безошибочно найденным сочетанием правдивости и романтизации — поэзцю подвига революционеров-народовольцев.. ' ",Т

 

РУСС

 

==351

 

В 80-х гг. в Р. л. заметно увеличивается удельный вес беллетристики “второго” и “третьего” ряда, воспроизводящей (обычно в неск. упрощенной, но и более поцулярной форме) идеи, эстетич. принципы и поэтику “большой” отечеств, или заруб, лит-ры. “Массовая литература” стала ощутимой силой еще в 30-х гг. (“смирдинская словесность”). Во 2-й пол. 19 в. ее влияние усилилось — особенно в ситуациях безвременья и перепутья. Популярность мн. беллетристов 60—80-х гг. в известной мере определялась их демократич. ориентацией, правдивым, зачастую остро обличит, изображением пореформ. рус. жизни. В прозе сестер С. Д., П. Д. и Н. Д. Хвощинских, И. А. Салова, С. Н. Терпигорева (Атавы), М. Н. Альбова и др. отображены уродливость крепостных отношений, оскудение дворянства, бедств. положение крестьян и гор. бедноты, тусклый обывательский быт, бурж. хищничество. Кризис народнич. идеологии отразился в соч. К. С. Баранцевича и И. Н. Потапенко, сочетавших призыв учиться у народа с отказом от революц. идей и проповедью “теории малых дел”. Близость к этим установкам осложнялась в романах П. Д. Боборыкина, в произв. Потапенко, А. Лугового, А. К. Шеллера-Михайлова нек-рыми натуралистич. тенденциями (см. Натурализм).

 

“Массовая” беллетристика энергично разрабатывала историч. темы. Еще в 70-х гг. колоритность языка и увлекательность изложения обеспечили успех историч. романам?.Α. Ρалиаса,'пытавшегося воспользоваться уроками Л. Толстого, но не сумевшего овладеть толстовской “диалектикой души”. В этой сфере тоже намечалась идеологич. поляризация: историч. повести и пьесы Д. В. Аверкиева идеализировали рус. старину и патриарх, быт; в лучших историч. романах Д. Л. Мордовцева проявлялись интерес и сочувствие к демократич. движениям разл. эпох; Г. П. Данилевский, выступавший в 60-х гг. с романами о борьбе крестьян против крепостного права, в дальнейшем сглаживает остроту социальных противоречий; вместе с тем он достигает значит. удач в жанре историч. романа (“Мирович” и др.). “Массовая” драматургия 80 — 90-х гг. (Н. Я. Соловьев, П. М. Невежин, А. И. Южин, И. В. Шпажинский, В. А. Крылов, Вл. И. Немирович-Данченко) создала неск. разновидностей “проблемной” пьесы, к-рая сочетала обличение пороков дворянства или бурж. делячества с нравственно-психол. коллизиями, а бытописание, не чуждое натуралистич. тенденций, — с вульгарно-романтич. приемами. Резкие повороты действия, огрубленно-рельефный рисунок характеров, мелодраматические, а порой и водевильные эффекты, поверхностная злободневность, колорит легкого морализаторства — все это создавало театр. зрелище, рассчитанное на вкусы “рядового” зрителя. В то же время в эту комбинацию нередко вводились новые психол. мотивы, ситуации, элементы сценич. выразительности, в какой-то мере готовившие почву для новаторских открытий Чехова.

 

В поэзии 80-х гг. преобладают пессимистич. или трагич. ноты. Они звучат в лирике С. Я. Надсона, полной сомнений, разочарований, скорби о поруганных мечтах и обманутых надеждах. Гражд. мотивы преображаются в призывы учиться страданию и терпению, в бессильную тоску по героич. идеалам прошлого и неясному будущему. В творчестве А. Н. Апухтина, К. К. Случевского, А. А. Голенищева-Кутузова, К. М. Фофанова, В. С. Соловьева, Н. М. Минского, более или менее последовательно отмежевывавшихся от гражд. тенденциозного иск-ва, с нарастающей силой развертывалась апология худож. субъективизма, сказывалось (хотя и очень по-разному) отталкивание от внешнего мира; у нек-рых из них ощущалось тяготение к мистико-символич. содержанию, к религ филос. проблемам, к отвлеченности и иррациональности поэтич. иносказания. Так формировались нек-рые предпосылки рус. символизма.

 

==352 РУСС

 

Особую линию образует революц. поэзия 80— 90-х гг. В стихах П. Ф. Якубовича -Мелыпина, Л. И. Пальмина и др. обычные для эпохи мотивы страдания и скорби переплетаются с темами праведного гнева и борьбы; поэты-революционеры находят духовную опору в идее одинокого подвига во имя грядущей победы. Революц. настроения преобладают в творчестве Л. Н. Трефолева, по-своему использующего некрасовские ритмы и интонации, стремящегося сочетать обыденность тематики с гражд. пафосом. По-иному продолжают некрасовские традиции И. 3. Суриков и его последователи, поэтысамоучки из народа (см. Суриковский литературномузыкальный кружок). Оставаясь преим. в рамках крест, мировосприятия и языковых средств нар поэтич. творчества, они, однако, вносят новые краски в изображение нар. быта, труда, любви.

 

В 80—90-х гг. начинается новый этап развития реализма, отмеченный поисками новых форм, способных отражать изжитость существующего общества, а вместе с тем и предчувствие коренных перемен в жизни России и человечества. Отчетливо усиливается социально-критич. начало в позднем творчестве Лескова, приближающемся порой к формам трагич. сатиры. Многоликость реакции и приспособленчества, рабская психология обществ, большинства, трагизм обыденной жизни — гл. темы сатиры СалтыковаЩедрина (циклы очерков “За рубежом”, “Письма к тетеньке”, “Современная идиллия”, “Мелочи жизни”). Сатирич. очерк приближается к форме социально-бытового и социально-психол. рассказа, манера повествования, не исключая публицистич. комментария, приобретает более сдержанный, иногда почти эпич. характер. Одновременно СалтыковЩедрин создает “Сказки”, осуществляя смелый опыт сопряжения фольклорных мотивов с острейшей идеологич. и политич. проблематикой, в. м.

 

Радикально изменяется в это время реализм Л. Толстого: идейный кризис, переживаемый им с кон. 70-х гг., завершился переходом на позиции патриарх, крестьянства. Стремление говорить от его имени и его голосом становится определяющим для творчества писателя: отсюда, как показал в своих статьях о Толстом В. И. Ленин,— возможность совместить в пределах одного мировоззрения “срывание всех и всяческих масок”, суровый приговор преступному и порочному обществу с теорией и проповедью непротивления злу насилием. Толстой стремится обновить жанровый состав Р. л.: в общедоступных нар. рассказах создан совр. эквивалент древней притчи и житийной прозы, пьеса “Власть тьмы” положила начало жанру драмы из крест, жизни. Обновляются и традиц. жанровые формы: в аналитич. повестях “Смерть Ивана Ильича” и “Крейцерова соната” заметно резкое обострение социально-нравств. конфликта и социального анализа; обычный толстовский критицизм преображается в прямое обличение. Драматизируется психол. сюжет, непременно выводящий теперь к катастрофе, к полному перевороту в сознании героя. Изменяется роль “диалектики души”: она охватывает лишь главных героев, на “периферии” уступая место психол. зарисовкам сатирич. свойства. Резкость новой манеры усиливается в романе “Воскресение”, где предельная интенсификация обличительного, обнаженно оценочного худож. языка используется для открытой борьбы за новое жизнеустройство. Композиция и система образов романа разделяет мир на два враждебных лагеря, один из к-рых составляют господствующие классы и защитники их привилегий, другой — угнетаемый народ и его защитники. Это противопоставление оттесняет на второй план все традиц. сюжетообразующие факторы — от любовной интриги до ситуации духовного прозрения героя. Вместе с тем к концу жизни писателя его творч. гений достигает все новых вершин реалистич. объективности, филос. масштабности и худож. совершенства (повести “Хаджи Мурат”, “Отец Сергий” драма “Живой труп” и др.).

 

Поиски более “интенсивных” форм худож. осмысле ния действительности определили особенности творчества В. М. Гаршина и В. Г. Короленко. Оба стремились к обогащению реалистич. поэтики мотивами и стилевыми средствами, родств. традициям гражд. романтизма, добивались возрождения романтико-героич. начала в лит-ре. Гаршин поэтизировал трагич. героизм, выдвигая на первый план одинокого борца с мировым злом, противопоставленного всему окружающему миру, или изображал катастрофич. пробуждение потрясенного истиной человеческого сознания. Предельная обобщенность, лаконичность и концентрированность изображения, тяготение к напряженному аллегоризму, субъективно-монологич. тон рассказа служили стремлению “убить спокойствие” читателей, “ударить их в сердце”, внушив ощущение личной ответственности за господство зла в мире. Выступая и в публицистике, и в худож. творчестве с последовательно гуманистич. и демократич. позиций, Короленко создавал глубоко привлекательные образы людей из народа и представителей революц. -интеллигентской среды (рассказы “Чудная”, “Река играет”, мемуарная кн. “История моего современника”). Он стремился оживить оптимистич. потенциал гражд.-героич. романтики, дополняя объективное худож. исследование жизни (достигавшее у него науч. точности) поэзией надежд и устремленностью в желанное будущее. Возникал новый вариант сочетания бытовых зарисовок и психол. анализа с поэтич. символикой и фантастикой (“Сон Макара”, “Слепой музыкант”). Вновь происходило сближение прозаич. речи с речью стиховой, язык прозы обретал повышенную мелодичность и ритмичность. По-иному проявились аналогичные тенденции в творчестве А. И. Эртеля (роман “Гарденины, их дворня, приверженцы и враги”, повести 80—90-х гг., поев. проблемам отношений между интеллигенцией и народом). Свойственное его прозе сочетание очеркового аналитизма и хроникальной событийности с музыкальными и живописными образами, поэтикой “таинственного”, романтич. недосказанностью выражает ощущение перепутья, переходное состояние общества, наполненное брожением непонятных социальных и духовных сил, незавершенность поисков положит, смысла жизни.

 

Новая стадия развития реализма нашла наиболее яркое выражение в творчестве А. П. Чехова. Уже чеховская юмористика сер. 80-х гг., преследуя пошлость и духовное рабство во всевозможных их проявлениях (“Смерть чиновника”, “Унтер Пришибеев” и мн. др.), разрушала привычные лит. и социально-идеологич. иллюзии, обнажала обывательскую и даже нечеловеческую сущность мн. обществ, явлений, по традиции оценивавшихся как вполне добропорядочные (“Маска”). Во 2-й пол. 80-х и в 90-х гг. мир прозы Чехова еще более расширяет свои границы, вбирая в себя чуть ли не все наличные слои и срезы социальной структуры — от крестьян, помещиков, сел. и гор. буржуазии (“Три года”, “Мужики”, “Печенег”, “В овраге”) до высшей бюрократии и разл. групп интеллигенции (“Попрыгунья”, “Скучная история”, “Ионыч”); в поле зрения писателя — все многообразие умонастроений и идейных тенденций эпохи, включая и народничество, и “теорию малых дел”, и толстовство. В повестях и рассказах 90-х гг. складывается поэтика, основанная на еще небывалом взаимопроникновении ранее разграниченных способов изображения человека. Совмещаются объективное воспроизведение “внешнего” жизненного процесса и его субъективное преломление во внутр. жизни героев, взаимно “накладываются” оценки, исходящие от автора и героя, образуется сложнейшее переплетение авторской речи и речи персонажей. Радикально изменяется представление о том, что и как может быть изображено в лит-ре, в т ч. представление о существенном и второстепенном, характерном и случайном. Становятся почти неуловимыми “родовые” границы