Церковно-приходские школы и народные училища России

Вопрос о согласовании интересов Церкви и государства в области народного образования встал со всей остротой в XIX — начале XX в. во всех тех европейских государствах, в истории которых Церковь играла видную роль. Так, в республиканской Франции, вставшей на путь внерелигиозной государственности, на путь полного разрыва между государством и Церковью, вопрос был решен категорическим и насильственным способом: закрытием всех конгрегациональных школ и полным изгнанием духовенства из народной школы и отменой преподавания Закона Божия.

Совершенно иная ситуация имела место в Англии, для которой оказалось неприемлемым государственное насилие над личностью верующего, имевшее место во Франции. Государство и Церковь в Англии искали соглашения, компромисса, «модус вивенди». Светских школ в Англии, подобных русским земским или министерским, вообще не было до 1870 года, когда был принят школьный закон Форстера, создавший выборную единицу школьного управления, — нечто вроде русского уездного училищного совета. Задачей школьного управления было обеспечение достаточного количества школ путем назначения и сбора особой обязательной местной школьной подати.

В 1902 году, когда в России было издано «Положение о церковных школах», в Англии был издан закон Бальфура, которым было упрочено законное положение церковной школы наряду со светской, причем в большей степени, чем это было сделано в России. Различие заключалось в том, что в Англии в 1902 г., в отличие от России, был решен вопрос об отношении местных органов самоуправления (соответствующих земствам в России) к церковным школам: церковные школы стали получать на свое содержание не только деньги из казны, но и пользоваться соответствующей долей из местных налоговых средств. Закон Бальфура привел к стремительному росту народного образования, главным образом, за счет церковных школ. Через три года после введения этого закона светских школ в Англии было 6800 с 3 500 ООО учащихся, а церковных 13 600 приблизительно с тем же количеством учащихся. Так же, как и в России, вопрос о церковных школах вызвал в Англии напряженную парламентскую борьбу.

В Германии государственное положение церковной школы определялось в значительной степени специфической организацией крестьянской общины, где мелкая земская единица была одновременно и гражданской и церковной общиной, в которой пастору принадлежала руководящая роль. Этим прежде всего обуславливалось политическое могущество католической партии центра в германском парламенте, которая, имея устойчивое большинство, утвердила церковный характер и церковную инспекцию в народных школах. Новый школьный закон, принятый в Пруссии и вступивший в силу с 1 апреля 1907 года, лишь подтвердил руководящую роль духовенства в народной школе. В этом законе утверждался конфессиональный (вероисповедный) характер школ; для католического и протестантского населения устанавливались раздельные школы с учителями только соответствующего вероисповедания; для отдельных смешанных школ устанавливались особые нормы.

Сравнивая это положение с ситуацией в России, Н. Тичер в «Прибавлении к Церковным ведомостям» писал: «Если мы теперь сравним церковную инспекцию в Германии с русской церковно-школьной инспекцией, то несомненно должны признать, что наша инспекция находится в положении далеко более нормальном и правильном, чем в Германии. По нашим законам, священник является желанным учителем в народной школе; кроме того, наше духовенство получает в семинарии солидную практическую и теоретическую подготовку к учительской деятельности, чего нет у немецкого духовенства. Но особенно важно то, что у нас отдельно выработались типы светско-народной и церковно-народной школы. Народная школа в Германии должна починяться духовенству во всяком случае, ибо оно инспектирует все школы. У нас те учителя, которые по личному убеждению не выносят светского режима в школе, могут иметь прибежище в церковной школе; и наоборот, лица, по убеждению не согласные с идеей церковной школы, имеют выход в школу светскую. Таким образом, при нашем школьном дуализме создаются реальные основания для жизненного улаживания принципиальных разногласий и для прогресса школы в ту и другую сторону» '.

Церковно-приходские школы в России до царствования Александра III

Вопрос об отношении между Церковью и государством в области народного просвещения, вставший в России в XIX в., определялся историческими особенностями России, как государства, неразрывно связанного с Церковью в самых своих истоках.

До эпохи Петра I единственным содержанием образования на Руси служила религиозная истина в ее православно-церковном виде. В этой истине черпали свою духовную силу строители и защитники московской государственности. Однако при Петре I государство начало заявлять свои права на руководство народной мыслью. «Европейская культура последнего времени, — писали «Церковные ведомости», — отличается небывалым развитием государственной идеи. Государство является в настоящее время могучим фактором, захватывающим и регулирующим все, — не только область народного просвещения, но и жизнь частных предприятий и даже, в известной мере, жизнь частных лиц. Все понемногу отходит к государству... Начало такого порядка вещей не трудно проследить и в России, начиная с царствования, когда был, например, издан указ, запрещавший монаху держать у себя в келье перо и чернила, и особым указом было повелено, чтобы духовники открывали уголовному следователю грехи, сказанные на исповеди» 2.

Затем при Екатерине II были отобраны церковные земли до 1 миллиона десятин; приобретение новых имуществ и земель было обставлено особыми затруднениями. Это привело к значительному обеднению Церкви и лишило ее возможности разворачивать школьно-просветительную деятельность; возникшее в то время стесненное, зачастую бедственное положение духовенства, лишило его достаточных средств даже для собственного образования.

Хотя в течение XIX в. церковные средства снова начали возрастать, однако независимость народных школ от влияния Церкви не располагало Церковь к проявлению активности в развитии школьного дела. Духовенство не было заинтересовано в том, чтобы тратить церковные средства и собирать пожертвования на школьное строительство при условиях, которые были, например, в 60-х годах, когда в земских школах было не больше двух уроков Закона Божия в неделю, а учителя из демократической интеллигенции подрывали у детей основы всякой религиозности.

Церковно-приходские школы издавна существовали на Руси, но особенно значительного роста они достигли в начале 60-х годов XIX столетия. К марту 1865 г. их насчитывалось до 21 420 с 412 542 учащимися 1. Но рост школ продолжался лишь до тех пор, пока школы оставались под непосредственным заведыванием приходского духовенства.

Однако положением 14 июня 1864 г. о начальных народных училищах церковно-приходские и воскресные школы подчинялись губернским и уездным училищным советам, составленным из представителей различных министерств, а также земств, которым было предоставлено право попечения о народном образовании, преимущественно в материально-хозяйственном отношении (ст. 7 положения от 1 января 1864 года о земских учреждениях). Таким образом, самостоятельность духовенства в деле народного образования была уничтожена.

Правда, в «Высочайшем повелении» от 10 января 1862 г., предшествовавшем закону 1864 г., утверждалось в обтекаемой форме «учрежденные ныне и впредь учрежденные духовенством народные училища оставить в заведывании духовенства с тем, чтобы Министерство Народного Просвещения оказывало содействие преуспеянию оных, по мере возможности». По статье 19 закона 1864 года местный епископ был даже сделан председателем губернского училищного совета. Однако провозглашенное право для духовенства открывать школы почти не нашло практического осуществления. Основная роль в школьном деле перешла к министерству и земствам, потому что в их руках были все необходимые денежные средства: у министерства — из казны, у земств — из местного налогового обложения.

Церковно-приходские школы были лишены всякой материальной поддержки.