КАПКАН ДЛЯ САМОГО СЕБЯ
Всё, перечисленное выше, за три года организовал и раскрутил Щетинин. Согласитесь, деяние выдающееся. Это может показаться педагогическим раем. Гости не переставали млеть, восхищаться и завидовать. Но уже к концу второго года стало ясно, что у этого великолепия есть обратная сторона. Первые сомнение заронил метод “коррекции” детей. То, что нужно – улыбнись, похвали, поддержи. Что не нужно – сделай стальные глазки, одёрни, обидься. Метод очень сильный – нас и самих Шеф постоянно “корректировал”. Вопрос только в том, кто в праве решать, что правильно, а что – нет. Ведь каждый должен для себя решать это сам! Работа школы держалась на энтузиазме и самоотдаче. Шеф не требовал – просто намекал, кто “спасает мир”, а кто “откалывается”. Я дневал и ночевал в школе. Честно говоря, я даже не помню толком, как жил дома в этот период. Помню только, что Таня страдала и была недовольна. Не думаю, что всем было так же легко, как мне. Посему возникшую текучку кадров мы воспринимали как-то спокойно. За три года коллектив кололся трижды. Сначала ушли предметники, не согласные с фактическим отказом обучать по программе. Ну и ладно – каждому своё. Потом начали выдавливаться те, кто не мог безоговорочно верить Шефу. Уходили интереснейшие люди, отличные мастера. И мы, и ребята не понимали, почему – и задумывались. К нам ехало много интересных людей, и недостатка в кадрах не было – почти всегда находилась замена. Потом я услышал, что текучка кадров ожидается и планируется заранее. Это уже насторожило всерьёз. Когда я стал об этом говорить, мне сразу прочистили мозги: “Посмотри, где и с кем ты работаешь. Или ты – с нами, или – против нас”. Я не хотел быть против. Видимо, я не прав, и всё нормально. Чем дальше, тем больше было таких “но”. Но мы долго верили и принимали все ошибки на свой счёт. Позже стало ясно, что ни один настоящий профи, свободный в суждениях, не имеет шансов работать у нас. Какие человечищи объявлялись “чужими” и уходили только потому, что не нуждались в авторитетах! Я не мог понять: как можно отталкивать таких интересных людей?.. Пока сам не оказался на их месте. Никогда ни с кем Шеф не поговорил честно, искренне. Он всегда играл свою роль. Со всеми – строго на вы. Ни разу не сказал ничего прямо. Если его что-то не устраивало, он долго читал философскую проповедь, после которой ты выходил из кабинета опустошённый и раздавленный. Именно потому, что верил ему и пытался понять. Погоду в школе делали “самые верные”, приближённые. В том числе и ребята. На третий год они стали напоминать мне комиссаров. Не хватало только кожанок и наганов за поясом. Их руками и производилось выдавливание. Вокруг неугодного просто создавалось негативное мнение – и работать становилось невыносимо. Так на практике работал “закон целого”. Несколько раз Шеф “получал письма с угрозами”. Иногда в него даже “стреляли”. Сначала в это верилось, но потом стало ясно, что это “воспитательный приём”. И для детей, и для нас. “Высокие чувства” брались как бы из славянского эпоса. Взойти на костёр за погибшим мужем. Россию уничтожают – скорбим о павших. Смерть врагам! Без России нам незачем жить! Русский дух спасёт весь мир! Всё это должны были “чувствовать” ребята, напевая “Что стоишь, качаясь” или “Во поле берёза”. Получалось жуткое вытьё. Если таким должно быть новое человечество, я не хочу жить на этой планете! Нас, учителей, больше всего волновали учебные проблемы. Что-то работало – а что-то давало сбой. Стали видны пробелы в началке, недоработки с языком. Хотелось скорее избавиться от ошибок. На третий год, окрылённые успехами, мы стали говорить о необходимости столбить, обкатывать, улучшать технологию, убирать недочёты. Реакция Шефа была странной: о какой технологии вы говорите? Это наш образ жизни, мы постоянно будем что-то менять, искать! Враги и конкуренты наступают на пятки! И мы поняли: знания детей Шефа не интересуют. Но что же тогда?! Ответ стал мне окончательно ясен через несколько лет. Потрясающая школа – но её смысл не в “развитии личности”. Шеф просто создавал среду, в которой можно быть Богом. Создавал ярко, талантливо. Он мог горы свернуть ради этого – но только ради этого. Ради этого он давал кучу свобод и стимулов. Люди начинали стремительно расти. Мы действительно становились личностями. И, естественно, скоро переставали нуждаться в Боге. И вместо того, чтобы радоваться за нас, Шеф начинал нас бояться! Тут всё решает только отношение к людям. Чему ты рад: тому, что все мы разные и все свободны, или тому, что все думают так же, как ты? Рост личности делает её способной и свободной – без всяких условностей. В этом – главный смысл педагогики. Став свободным, человек идёт своим путём, и не должен никого вечно благодарить. Награда учителю – свобода ученика. Я пережил искреннее увлечение Шефом, до последнего верил ему и пытался понять. Но всё же всегда учил ребят жить только своим умом. Это же аксиома – человек должен уметь решать всё за себя! Когда они спорят со мной – мне чертовски приятно. Они многому меня научили. Я всегда испытывал кайф, глядя, как уверенно улетают вдаль те, кому я помог стать свободным. Шеф испытывал от этого боль. Он действительно не мог жить без детей. Дети нужны были ему, как материал, как питательная среда – но не как личности. Позже у меня возник яркий образ. Шеф гениально и мощно подготовил почву – взрыхлил, выбросил к чёрту сорняки, щедро удобрил. Он хотел вырастить чудо-поле – чтоб пшеница стояла выше головы, колосок к колоску, и каждое зерно – с орех! Но, как и положено в природе, взошло разнотравье. Буйство прекрасных цветов! И Шеф дико испугался. Ему хорошо только среди пшеницы собственной селекции. Но такой нет в природе – и, слава Богу, никогда не будет! Удивительное занятие - давать людям свободу, чтобы потом отнять её.
|