ИЗВРАЩЕНИЕ ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ РЕАКЦИЙ

...В периферических аппаратах афферентных проводников мы имеем постоянное превращение разных видов энергии в раздражительный про­цесс. Почему бы при определенных условиях не происходить превращению энергии раздражитель­ного процесса в энергию тормозного и наоборот?

И. П. Павлов

Описанные в предыдущей главе исследования касались непосредст­венного воздействия словом на деятельность анализаторов. Создавае­мые таким путем явления выпадения функций (анальгезия, глухота и пр.) свидетельствовали о возникновении под влиянием речевого внуше­ния в соответствующих участках коры мозга локального сна определен­ной гриппы клеток. Явления же повышения этих функций свидетельство­вали о возникновении тем же путем усиления возбуждения этой группы кледок. Таким образом, имелась прямая, непосредственная реакция на словесное раздражение того или иного элементарного содержания, на­пример «больно» или «не больно» и т. д.

Переходим к рассмотрению еще одной группы исследований, в ко­торых мы поставили задачу вызывать путем воздействия словом раз­личные изменения (модификации) чувствительности корковых клеток, вплоть до полного ее извращения. Мы имели в виду четко опреде-.лить ту роль, какую может играть слово, изменяющее самый характер отношения коры мозга к тому или иному раздражителю. Первая попыт­ка в этом направлении была сделана нами еще в 1910 г. (стр. 84—85).

Как известно, возможность получения в хронических опытах на со­баках извращенных реакций на безусловные раздражители впервые была установлена М. Н. Ерофеевой (1912) в лаборатории И. П. Павло­ва. В ответ на сильный фарадический ток, вначале вызывавший бурную двигательную оборонительную реакцию, ей удалось в дальнейшем полу­чить слюнную реакцию при полном покое животного. Иначе говоря, электрокожный раздражитель был сделан условным возбудителем пи­щевой реакции, так как он подкреплялся пищей. В опытах М. К. Петро­вой, также проводившихся на собаках, сильный фарадический ток, сначала вызывавший сильное возбуждение, в дальнейшем стал вызы­вать сонное торможение. А. Г. Иванову-Смоленскому (1929) удалось в ответ на звуковой раздражитель значительной силы добиться развития у наблюдаемых им лиц сонного торможения и сна.

Как говорит по этому поводу И. П. Павлов, здесь происходит «пре­вращение безусловного раздражителя одного рефлекса в условный дру-

— 109 —

того», иначе говоря, «перевод нервного возбуждения с одного пути на" другой» (в опыте М. Н. Ерофеевой реакция на болевое раздражение с болевого центра переключилась на пищевой центр) '.

Проведенные нами в 1928—1932 гг. систематические исследования-подтвердили, что словесный раздражитель, действительно, может быть* фактором, устраняющим действие безусловного раздражителя или из­вращающим его значение. Мы имеем здесь в виду получение именно извращенных реакций, т. е. реакций, противоположных по своему характеру адекватным реакциям на действительные раздражители.. По-видимому, в этом нет ничего неожиданного, ибо, как отмечают' К. М. Быков и И. Т. Курцин (1952), «сила кортикальных импульсов мо­жет быть настолько велика, что она способна не только затормозить, но даже извратить врожденную безусловнорефлекторную реакцию».

Рис. 46. Реакция дыхания на звуковое раздражение до и после словесного внушения-. «Удары вас не раздражают!». У — удары молотком по железному листу.

Другая часть этих исследований посвящена вопросу о воздействии словесного внушения на работоспособность (на физическую работу). Наконец, наши клинические наблюдения дают основание утверждать, что самое отношение человека к тем или иным факторам внешней среды, в частности к ситуации, травмировавшей его психику, также может изменяться путем соответствующего словесного воздействия.

Приводим некоторые из них.

1. Наблюдаемой Ш., находившейся в бодрственном состоянии, в императивной форме сделано внушение: «Раздражавшие вас раньше уда­ры молотком по железному листу, которые вы сейчас услышите, теперь уже не. раздражают!». На рис. 46 мы видим положительный эффект реа­лизации этого внушения: в то время как до этого в ответ на каждый на­носимый по железному листу удар у Ш. возникала адекватная дыхатель­ная реакция, которую она не могла произвольно задержать (см. рис. 10),. после указанного отрицательного словесного внушения такой реакции уже не наблюдалось —сильные звуковые (безусловные) раздражения стали индифферентными для ее нервной системы. Таким образом, отно­шение коры мозга к данному раздражителю резко изменилось: под влиянием слова резкий звук удара молотка получил для нее совершен­но иное значение.

2. Другой случай является еще более демонстративным. Той же наблюдаемой, находящейся в бодрственном состоянии, делается внуше­ние: «Заснете при сильном стуке по столу молотком!». Этого оказалось достаточно, чтобы получилась соответствующая реакция, о характере которой можно судить по кривой дыхания: почти одновременно с силь­ным ударом молотка у Ш. опустились веки, а запись на барабане кимо-

¹ И. П. Павлов. Лекции о работе больших полушарии головного мозга. 1927,. стр. 36.

__ tin

графа отметила спокойный начальный вдох и последующее более упло­щенное поверхностное дыхание. Сделанное через некоторое время новое внушение: «Проснитесь при стуке!» вызвало соответствующую реак­цию—при ударе молотка Ш. проснулась и кривая дыхания приобрела характер, отвечающий бодрственному состоянию (рис. 47).

Итак,' если в первом случае путем словесного воздействия мы пре­вратили сильный и резкий безусловный звуковой раздражитель в раз­дражитель, приводящий в состояние внушенного сна, т. е. в раздражи­тель условный, тормозной, усыпляющий, то во втором случае, при ином содержании произведенного внушения, тот же фактор был превращен в растормаживающий, возбуждающий раздражитель. Еще более пока­зательными могут быть следующие два исследования, иллюстрируемые рис. 48 и 49.

Рис. 47. Различная реакция исследуемой на один и тот же раздражитель в зависимости от содержания словесного внушения. Запись дыхания. Стрелки обозначают удары

молотком по столу.

3. На этот раз в качестве раздражителя мы пользовались весьма сильным громыханием большого листа кровельного железа. На это раз­дражение, как и на сильный удар молотком по тому же листу, наблюдае­мая, будучи в бодрственном состоянии, отвечала бурной дыхатель­ной реакцией, сопровождающейся повышением артериального давле­ния (на 15 делений). Затем в том же бодрственном состоянии ей было внушено: «При ударе по железному листу заснете!», и в ответ на последу­ющий удар молотка возникло сонное торможение, доказательством чего служили соответствующие изменения дыхания и артериального давле­ния (в сторону его падения). Наконец, была дана следующая словес­ная инструкция: «При стуке метронома проснетесь, а заснете по прек­ращении стука». Кривая показывает эффект реализации данного внуше­ния: при первом же стуке метронома последовало пробуждение из состоя­ния внушенного сна, при звуке ударов метронома — бодрствование, а по прекращении их — засыпание (рис. 48). Соответствующие этому изменению величины кровяного давления свидетельствовали о про­исходящих при этом сдвигах в состоянии вегетативной нервной системы.

4. В данном случае имелось в виду вызвать извращенное отношение к длительно действующему звуковому раздражителю (непрерывное силь­ное громыхание листа кровельного железа). С этой целью наблюдаемой, находящейся в бодрственном состоянии, в императивной форме была дана словесная инструкция: «При первых звуках сильного громыхания заснете и, пока оно не прекратится, будете спать глубоким сном; прекра­щение же громыхания вас пробудит!». Действительно, первые же звуки громыхания привели наблюдаемую в состояние внушенного сна. При этом, судя по ходу пневмограммы, состояние внушенного сна развива­лось в сторону его дальнейшего углубления; при прекращении же гро­мыхания исследуемая тотчас же проснулась. При этом артериальное давление до усыпления было равно 135 мм рт. ст., во время внушенного

сна — 130 мм, снижаясь до 125 мм, а после пробуждения опять стало 135 мм (рис. 49).

Нужно сказать, что все это вполне соответствовало тем извра­щенным отношениям, какие зача­стую наблюдаются в повседнев­ных условиях. Мы знаем, напри­мер, что во время грохота колес работающей мельницы мельник продолжает спокойно спать, но он тотчас же просыпается при пре­кращении грохота. По-видимому, больные в исследованиях Шар-ко засыпали под влиянием силь­ных раздражителей именно пото­му, что последние сделались для них условными возбудителями на­ступления сна.

Остановимся на другом ряде наблюдений, в которых словесный раздражитель также оказывался более сильным, чем безусловный физический раздражитель.

5. На предплечье наблюдае­мой Ш., находящейся в состоя­нии -внушенного сна, внезапно кладут (на 30 секунд) наполнен­ный снегом резиновый пузырь (температура 0°). В ответ на это у нее возникает бурная дыхатель­ная реакция. Спустя несколько минут после снятия пузыря его вновь накладывают (на те же 30 секунд), но при этом одновре­менно произносят громко и ут­вердительно слово «теплое», в ре­зультате чего реакция со стороны дыхан-ия стала уже иной. Дыха­ние было значительно спокойнее, с меньшей амплитудой и более редкой частотой. Такое же воз­действие, но с более энергичным и многократным повторением сло­ва «теплое» дает еще более спо­койную реакцию. Наконец, реаль­ный холод, без предшествовавше­го внушения, снова вызывает прежнюю бурную реакцию (рис.50).

6. Вливание 500 мл воды температуры 14° в левое ухо на­блюдаемой Ч., находящейся во внушенном сне, сопровождалось внушением: «Теплое!». Это при-

водило к возникновению у нее нистагма в левую сторону, отвеча­ющего содержанию словесного раздражителя >и оказывающегося извращенным по отношению к действительному безусловному физичес­кому раздражителю. В противоположном случае — при вливании в то же ухо воды температуры 30° и одновременном внушении: «Холодное!» имел место нистагм в правую сторону, т. е. он также был извращенным по отношению к физическому раздражителю.

Рис. 49. Влияние словесного внушения на реакцию исследуемого при действии звуково­го раздражителя. Запись дыхания. Цифры обозначают величину кровяного давления.

Таким образом, в обоих последних наблюдениях путем соответству­ющего внушения холодовая вегетативная реакция была превращена в тепловую, а тепловая — в холодовую (т. е. в обоих случаях адекватную содержанию словесного внушения). При этом характер реакций со сто­роны дыхания также соответственно изменялся.

Рис. 50. Извращенная реакция дыхания на холод (снег), возникшая под влиянием словесного внушения: «Теплое!».

В аналогичных исследованиях Н. Леви и Р. Лейднера ' наблюдае­мой, сидящей в состоянии внушенного сна на вращающемся кресле, вну­шалось, что она вращается в кресле и в определенную сторону, вслед за­тем кресло, действительно, вращали, но в противоположную сторону. Возникавший при этом симптом указательного пальца соответствовал не действительному вращению, а внушенному, т. е. второсигнальный фактор получал перевес.

Извращения реакций, создаваемые путем словесного воздействия, особенно четко показаны в последнее время в плетизмографических ис­следованиях А. Т. Пшоника (1952), когда болевые раздражения при на­ложении горячего (63°) под влиянием словесного условного раздражи-

¹ Цит. по Н. Н. Тимофееву. «Невропатология и психиатрия», 1936, в. 11.

9 Слово как лечебный фактор — 113 __

теля: «Даю теплое» (43°) вызывали не болевые, а тепловые ответные реакции.

Упомянем об относящихся к той же категории исследованиях Мар­куса и Сальгрена (Marcus u. Sahlgreen, 1925, Стокгольмская нервная клиника). Путем словесного внушения во внушенном сне им удавалось значительно ослабить влияние на вегетативную нервную систему адре­налина, атропина и пилокарпина, а также снизить воздействие инсулина на количество сахара в крови одного больного диабетом (путем сделан­ного ему словесного внушения, что «впрыскивается вода», в то время как фактически имела место инъекция одного из этих веществ).

Гесслер и Гансен (Gessler u. Hansen, 1927) исследовали изменение основного обмена под влиянием внушений словом. Наблюдаемые были обнажены и находились в состоянии внушенного сна в помещении при температуре 0^е. Им внушалось ощущение теплоты. По данным авторов, основной обмен при этом оказался таким же, каким он был в обычных температурных условиях, т. е. совершенно неизмененным. В другом слу­чае исследуемым, находившимся в лаборатории при комнатной темпера­туре, внушалось ощущение сильного холода, что вызывало соответст­вующие этому значительные изменения со стороны обмена веществ, по­вышавшегося на 20—30%.

Переходим к исследованиям, посвященным извращению путем сло­весного внушения характера воздействия безусловных химических раздражителей.

7. У нашей исследуемой в бодрственном состоянии, как и в состоя­нии внушенного сна, в ответ на вдыхание запаха нашатырного спирта неизменно возникала резкая эмоциональная реакция отрицательного (оборонительного) характера, сопровождавшаяся появлением на глазах слез. После императивно сделанного внушения: «Это не спирт, а фиал­ки!» ее реакция резко изменилась: она начала вдыхать запах нашатырно­го спирта полной грудью, при исчезнувшем брюшном дыхании, а на лице появилось выражение удовольствия. После отмены этого внушения сно­ва возникла прежняя бурная отрицательная реакция, отвечающая ре­альному раздражителю (рис. 51).

В дальнейшем мы совместно с психологами А. Н. Мацкевич (1931), М. С. Лебединским (1941) и Е. Н. Козис (1951) решили выяснить воз­можность снятия путем соответствующего внушения во внушенном сне воздействия умеренной дозы алкоголя, т. е. возможность изменения от­ношения нервных клеток высших отделов центральной нервной системы к вводимому алкоголю.

8. Пяти наблюдаемым, приведенным в состояние внушенного сна, делалось внушение: «После пробуждения вами будет выпит безалкоголь­ный напиток» (нарзан, ситро и. т. п.), фактически же после пробуждения они выпивали соответствующее количество (150—200 мл) крепкого (20°) портвейна. Никаких обычных внешних признаков опьянения, возникав­ших у них до этого, не имелось, что объективно проверялось путем соот­ветствующих психологических тестов, исследованием вегетативных реак­ций и поведением исследуемых. Аналогичные наблюдения позднее были опубликованы также проф. А. И. Сумбаевым (1946).

Затем были произведены исследования обратного порядка: наблю­даемым, находящимся в состоянии внушенного сна, делалось внушение, что ими принято внутрь 200 мл 20° портвейна, в то время как фактически они выпивали такое же количество чистой воды. При этом внешнее пове­дение исследуемых, их вегетативные реакции и данные эксперименталь­но-психологического исследования указывали на изменения, соответст­вующие таковым при реальном воздействии алкоголя, вплоть до электро-

— 114 —

 

кардиографической картины, что подтверждено исследованиями, прове­денными в 1953 г. нами совместно с М. Л. Линецким.

Приводим данные этих исследований.

9. До начала исследования частота сердечных сокращений наблюда­емой Н. равнялась 66 в минуту. Через 15 минут после приема 50 мл ал­коголя частота сердечных сокращений увеличилась до 73 в минуту (уча­щение на 7 сокращений), сопровождаясь объективными признаками воз­буждения, гиперемией лица, повышенной подвижностью и т. д. После внушения: «Проснетесь трезвой!», сделанного во внушенном сне, исследуе­мая Н. проснулась в нормальном бодром состоянии. После пробуждения число сердечных сокращений 68 в минуту (как и до приема алкоголя). Таким образом, соответствующее внушение, сделанное в состоянии вну­шенного сна, действительно освободило Н. от проявлений действия алкоголя.

Рис. 51. Различная реакция дыхания на раздражение нашатырным спиртом в зависимо­сти от содержания словесного внушения. Стрелки обозначают вдыхание нашатырного

спирта.

10. Той же наблюдаемой, приведенной в состояние внушенного сна, сделано внушение: «После пробуждения вами будет выпито 50 мл алко­голя». После пробуждения Н. выпила около полустакана чистой воды, причем утверждала, что пьет водку. Частота сердечных сокращений через несколько минут при всех внешних проявлениях умеренного алко­гольного опьянения равнялась 75 в минуту, т. е. оказалась равной часто­те, имевшей место в условиях реального действия алкоголя. После­дующее словесное внушение о наступившем отрезвлении снизило частоту сердечных сокращений до 70 в минуту, т. е. до исходного состояния.

В 1931 г. мы исследовали влияние внушенного (т. е. мнимо наступив­шего) отрезвления на эффективность физической работы на эргографе.

11. Исследуемая Д. в бодрственном состоянии выполняла работу на эргографе, выражающуюся в подъемах груза весом 4 кг с ритмом 120 в минуту (рис. 52, верхняя кривая). Через 2 минуты работы она выпила 200 мл 20° портвейна, после чего продолжала работу на эргографе. На 6-й минуте после приема портвейна появились явные признаки легко­го алкогольного опьянения, что выразилось в значительном снижении эргограммы. После этого наблюдаемая приказом «Спать!» была быстро погружена во внушенный сон, в котором ей было сделано внушение: «Вами выпито не вино, а квас, опьянения не было, проснитесь!» При этом состояние внушенного сна длилось всего лишь 15 секунд. После пробуждения работа была тотчас продолжена, причем отмечено значи­тельное повышение работоспособности.

12. После полутораминутной работы на эргографе (рис. 52, нижняя кривая) наблюдаемая в бодрственном состоянии выпила 150 мл порт­вейна, после чего в сразу же вызванном внушенном сне, длившемся 5 секунд, было внушено: «Вы выпили зельтерскую воду, проснитесь!»

Рис 52'. Влияние внушенного отрезвления на работоспособность. / — мышечные сокращения, записанные эргографом до приема спиртных напитков; 2 — то же после приема и словесного внушения.

правая часть кривой показывает работу на 6ой минуте после пробуждения:

никаких внешних признаков опьянения не возникло.

Как известно, А. О. Долину (1948, 1952) путем применения условно­го коркового торможения удавалось купировать действие токсических доз морфина. Говоря об этом, автор отмечает, что нервное состояние, вы­зываемое условными корковыми связями, при определенных условиях может получить перевес над состоянием, вызванным даже химическим или токсическим агентом (1948).

Не лишена значения возможность приспособления нервной системы к некоторым алиментарным (клубника, раки) фармакологическим и ток­сическим факторам, также осуществляемого путем соответствующих словесных воздействий. Сюда относятся, например, различные уртикар-ные явления, сопровождающиеся мучительным зудом, и другие проявле­ния индивидуальной иевыносливости.

А. И. Картамышев (1942) приводит ряд наблюдений, когда словес­ным внушением во внушенном сне устранялись тяжелые сальварсанные дерматиты, препятствовавшие проведению соответствующей терапии. Сюда же могут быть отнесены наблюдения над десенсибилизирующим воздействием психотерапии при анафилактической крапивнице. В одном из наших наблюдений путем всего лишь одного сеанса словесного внуше­ния во внушенном сне удалось купировать тяжелую анафилактическую крапивницу (К- И. Платонов, 1925а).

Небезынтересны исследования студента Ю. М. Левина (1952), кото­рому путем словесного внушения удавалось устранять возникавшие у больных при лечении их эмбихином тяжелые побочные явления (голов­ная боль, головокружение, потеря аппетита, боли в кишечнике, тошнота или рвота, расстройства сна, зуд и пр.). Из 14 больных, у которых ни одно из применявшихся медикаментозных средств не могло устранить токсического действия эмбихина, у 12 был получен положительный эффект с помощью слова как условного раздражителя.

Следует отметить, что А. О. Долин, Е. Г. Минкер-Богданова и Ю. А. Поворинский (1934), изучая влияние коры мозга на обмен веществ, также получили картину извращенных реакций. В частности, при изуче­нии влияния коры мозга на углеводный обмен исследуемой, находящей­ся во внушенном сне, внушалось при даче ей концентрированного сахар­ного раствора: «Вы пьете дистиллированную воду!» В результате содер­жание сахара в крови не только не повысилось, но, наоборот, в первую треть опыта резко уменьшилось. Аналогичные данные получены также в работах М. Л. Линецкого.

А. Л. Гамбург (1956) изучал влияние словесного знушения на дейст­вие, оказываемое на организм человека такими химическими агентами, как кофеин и люминал. Исследования проводились у 20 студентов-меди­ков, находившихся в бодрственном состоянии и знакомых с влиянием на организм человека этих препаратов (что могло содействовать усилению влияния словесного воздействия). Показателями были кровяное давле­ние и сердечно-сосудистые реакции.

При этому 10 испытуемых, обычно дававших на указанные препара­ты адекватную реакцию, под влиянием словесного воздействия были полу­чены обратные реакции, не соответствующие конкретному раздра­жителю.

Если яри даче кофеина (в маскированном виде) говорилось, что это люминал, то реакции соответствовали мнимому люминалу: пульс за­медлялся (на 5—11 ударов в минуту), артериальное давление сни­жалось (на 10—15 мм рт. ст.). То же получалось и в случае внушения, что дан кофеин, в то время как в действительности был дан люминал

— 117 —

(под видом кофеина): реакция отвечала кофеину, а не реально данному люминалу—пульс учащался, артериальное давление повышалось.

Итак, во всех этих исследованиях (как и в описанных на стр. 112—

120, рис. 47—56) условный словесный раздражитель не только оказы­вался сильнее безусловного, натурального, но и вызывал извращенную реакцию на безусловный, непосредственный раздражитель.

Приведем теперь ряд наших эргографических исследова­ний с внушением облегчения груза. Под наблюдением находились жен­щина 38 лет и мужчина 36 лет, мгновенно засыпавшие под влиянием

короткой словесной инструкции: «Засыпайте!»

Рис. 53. Изменение работоспособности путем словесного внушения в гипнотическом сне.

а — мышечные сокращения, записанные на эргографе при грузе 10 кг; б — то же при мнимо

облегченном грузе.

Рис. 54. Влияние на работоспособность (эргография) внушения об уменьшении

веса груза.

о — работа прн грузе 20 кг; б — после внушения об уменьшении веса груза до 4 кг.

1. Наблюдаемый Р., 36 лет, крепкого телосложения, обладавший большой мышечной силой, в бодрственном состоянии выполнял на эрго­графе Моссо работу: подъем груза весом 10 кг в ритм ударов метронома (104 удара в минуту). На кривой а (рис. 53) видно, что при выполнении этой работы явное утомление наступало уже на 4-й минуте. Через некото­рое время после необходимого отдыха приступали к выполнению вто­рой части исследования, состоявшей в том, что после полуминутной ра­боты Р. приводился на 5 секунд в состояние внушенного сна, в котором ему внушалось: «Груз весит не 10 кг, а 5 кг, проснитесь и продолжайте работать!» При этом аналогичная картина полного утомления наступи­ла только на 7-й минуте работы (рис. 53, б).

2. Наблюдаемая Д., 38 лет, в бодрственном состоянии поднимала груз в 20 кг двумя руками с максимально доступной для нее частотой подъемов, причем движения регистрировались на эргостате Иогансена. Работа проводилась в течение одной минуты, после чего исследуемая Д. заявила, что груз для нее тяжел (каждый раз поднимала его с видимым

— 118 —

напряжением). Работа отражена на кривой а (рис. 54) и выразилась в 16 кг/м в течение одной минуты. Непосредственно после этого исследуе­мая Д. была быстро приведена в состояние внушенного сна, в котором ей было сделано внушение (в течение 6 секунд): «Гири весят не 20 кг, а всего лишь 4 кг, проснитесь и начинайте работать!» После пробуждения немедленно была начата работа с тем же грузом, причем тотчас же обна­ружилась разница в работе: исследуемая поднимала гири выше и чаще, без прежней напряженности (рис. 54, б), причем в одну минуту была выполнена работа, равная 350 кг/м.

Время в минутах

Рис. 55. Легочная вентиляция при мышечной работе до (а) и после (б) внушения об уменьшении веса груза в 5 раз.

При производившемся одновременно с этим исследовании объема легочной вентиляции обнаружено, что в первом случае при подъеме гру­за без внушения облегчения его (кривая а) минутный литраж поднялся с 3,5 до 13,5 и реституция произошла в течение 4 минут. Во втором случае (с мнимым облегчением груза в 5 раз) минутный литраж поднялся с 3,5 до 7,7. Реституция произошла в течение 2'/г минут (рис. 55).

3. Та же наблюдаемая. Записана эргограмма при подъемах груза весом 10 кг с максимально достигнутым ритмом подъемов в минуту (рис. 56, а). Затем исследуемая на несколько секунд приведена в состоя­ние внушенного сна. После внушения: «Гиря снята, ее нет, остались одни реревки, проснитесь, работайте!» наблюдалось увеличение работоспособ­ности (рис. 56, б).

В последние годы М. Л. Линецкий (1957) сделал попытку выяснить пределы возможных внушений об облегчении физической работы, выпол­няемой исследуемым, находящимся во внушенном сне. Исследование было выполнено в такой последовательности. После того как при работе на эргографе Моссо у исследуемого наступало утомление, делалось вну­шение: «Поднимаемый вами груз облегчен в два раза!» После этого работоспособность тотчас же восстанавливалась. Когда утомление снова наступало, вновь делалось внушение, что груз облегчен еще в 2 раза. И так много раз подряд. Работоспособность многократно восстанавли­валась. Однако степень восстановления становилась все меньшей и мень­шей. В конце концов, работоспособность совсем не восстанавливалась.

— 119 —

Но как только было сделано новое внушение о том, что нагрузка умень­шена в 4 раза, работоспособность снова резко возросла. Затем, когда снова наступило утомление, было сделано такое же внушение, и так мно­гократно. Наконец, наступил такой момент, когда внушение об облегче­нии груза в 4 раза оставалось уже без эффекта. Тогда было внушено, что груз уменьшен в 10 раз. Опять работоспособность восстановилась и опять наступил момент, когда это внушение уже не влекло за собой восста­новления работоспособности. Тогда было внушено, что груз уменьшен в 20 раз. И снова произошло восстановление работоспособности. На этом исследование было прервано. Повторные исследования, проведенные с другими двумя лицами, дали тот же эффект.

Рис. 56. Влияние на работоспособность (эргография) внушения об от­сутствии груза.

о — работа при грузе 10 кг; б — работа после внушения: «Гирь нет! Одни веревки!»

Аналогичные исследования, также касающиеся мнимо облегченной работы, по нашему предложению и при нашей консультации были про­изведены В. М. Василевским (1934) у ряда лиц в более сложных экспе­риментальных условиях: при езде на велоэргографе Крога с одним, дву­мя и тремя грузами и при подъемах на высоту 0,5 м чугунных гирь ве­сом 5 и 10 кг и картонных макетов этих гирь.

Основываясь на данных, полученных им в этих исследованиях, автор приходит к выводу, что если в условиях внушенного сна делается сло­весное внушение об облегчении или, наоборот, утяжелении работы, про­изводимой в произвольном темпе^ то при стабильности темпа и нагруз­ки это вызывает соответствующие изменения в потреблении кислорода и частоте пульса. Если же после предварительного предельного утомления,. вызванного кратковременной максимальной работой, делают внушение: «Сейчас работа для вас стала легкой!», то наблюдается увеличение выполненной работы и относительное снижение потребления кислорода. Внушение: «Вы сейчас не работали», сделанное непосредственно после окончания работы, вызывает падение интенсивности кислородного по­требления в реституционном периоде и снижение частоты пульса. Наобо­рот, внушение о мнимо проведенной работе, сделанное в состоянии покоя, вызывает повышение газообмена, учащение пульса и увеличение двига­тельной хронаксии.

Более углубленные исследования в этом направлении были в даль­нейшем проведены Д. И. Шатенштейном (1935). Теоретическая и прак­тическая значимость этих данных состоит в том, что они лишний раз подтверждают влияние коры мозга на процессы газообмена, чему, как известно, посвящены специальные исследования Р. П. Ольнянской (1950). Они подчеркивают важную роль внушающего воздействия на некоторых лиц одних только суждений о «легкости» или, наоборот, «трудности» (тяжести) выполняемой работы. Эти данные подтверждают слова И. П. Павлова: «Факт, что гипнотизируемому можно внушить все

противоположное действительности и вызвать реакцию, прямо противо­положную действительным раздражениям». «Без натяжки, — говорит он дальше, — можно было бы понять как парадоксальную фазу в состоя­нии нервной системы, когда слабые раздражения имеют больший раз­дражающий эффект, чем сильные». «Можно представить себе, что она же (т. е. парадоксальная фаза. — К. П.) дает себя знать в тех нормаль­ных людях, которые больше поддаются влиянию слов, чем фактов окру­жающей действительности» '. Вместе с тем И. П. Павлов подчеркивал, что существенный признак высшей нервной деятельности состоит имен­но в том, что бесчисленные сигнальные раздражители при определен­ных условиях меняют свое физиологическое действие.

Какие же физиологические механизмы лежат в основе такого рода извращенных реакций на воздействие безусловных раздражителей (в наших примерах — стука, холода, тяжести груза или же химиче­ских— нашатырного спирта, алкоголя)?

Можно думать, что здесь создаваемый речевым внушением мощный очаг возбуждения не только затормаживает (путем отрицатель­ной индукции) следы прошлого опыта, сохранившиеся в коре мозга или подкорке от реального воздействия в прошлом данного физического или химического агента, но одновременно с этим оживляет те следовые ре­акции, какие сохранились от прямого воздействия положительного раз­дражителя, названного в словах внушения (например, в слове «теплое» при действительном воздействии холода). Это и ведет «реальному прояв­лению всех физиологических компонентов внушаемого состояния или переживания.

Вместе с тем сам указанный выше процесс индукционного тормо­жения следов прошлого опыта в свою очередь положительно индуци­рует очаг возбуждения, создаваемый словами внушения, что еще более усиливает действие последнего.

Именно этим вызванным словами внушения торможением одних следовых реакций и оживлением других и обусловлена реализация вну­шения (например, что выпита вода, в то время как в действительности был выпит алкоголь или, наоборот, что выпит алкоголь, в то время как в действительности была вода).

В отношении работы М. Л. Линецкого с создаванием внушением «прогрессирующего облегчения груза» следует сказать, что здесь, по-ви­димому, каждой новой формулой внушения («вновь наступает облегче­ние» и т. д.) в работу вовлекались новые, не работавшие до того корко­вые клетки кинестезического анализатора. Вместе с тем каждый раз создавались новые и новые условия оживления следов прошлого опыта. Таким образом, речь здесь шла не об одних и тех же корковых клетках. Можно предполагать, именно в изменении характера сигнальных раздра­жителей и лежит причина указанного И. П. Павловым изменения их фи­зиологического действия.

По-видимому, именно в этом и лежит причина явлений, наблюдаю­щихся столь часто в повседневной жизни, когда положительные и отри­цательные внушения и самовнушения нередко влияют на наше по­ведение, на взаимоотношения людей, на весь ход событий нашей жизни.

Эти явления получили свое отражение также в художественной лите­ратуре: вспомним «Ревизора» Гоголя, «Отелло» Шекспира, «Горе от ума» Грибоедова, русскую пословицу «Не по хорошу мил, а по милу

¹ И. П. Павлов. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. 1927, сир. Э5в.

хорош!», наконец, слова Мольера, иронизирующего в «Мизантропе» над непомерной влюбленностью: «Влюблен он в бледную — она белей жасмина, красавица, как смертный грех, черна — смуглянкой страстною зовет ее картинно» и т. д.

Для иллюстрации приспособления человека к внешним условиям среды или даже извращенного отношения к этим условиям, которое можно вызвать путем соответствующего словесного воздействия, приве­дем некоторые наши наблюдения из амбулаторной и клинической психотерапевтической практики.

1. Больная Т., 13 лет, страдает туберкулезным спондилитом. В тече­ние 3 месяцев лежит в гипсовой кроватке, днем и ночью крайне раздра­жительна, капризна, поведение беспокойное, спит плохо. Все это обус­ловлено тем, что девочка не может примириться со своей вынужденной неподвижностью и невозможностью менять положение тела. Вследствие этого крайне измучила себя и своих родителей, вынуждая последних решиться на отмену этого крайне важного и необходимого при данных условиях терапевтического мероприятия.

Проведено три сеанса психотерапии во внушенном дремотном состоянии, что дало положительный результат. Больная стала вполне спокойной и терпеливо пролежала в гипсовой кроватке в том же поло­жении еще в течение нескольких месяцев, причем повысился аппетит и восстановился нормальный ночной сон (наблюдение автора).

2. Больная С., 25 лет, обратилась с жалобами на чрезвычайную раздражительность, вспыльчивость (до «злости», до избиения любимого малолетнего сына). Раньше была доброй, спокойной, уживчивой, трудо­любивой и волевой. После такого рода «взрывов» возникает сильный упадок сил, бессонница. Начало невротического состояния относит ко второму году своего замужества, когда сложилась тяжелая, психически травмирующая семейная обстановка (проживающая вместе с ними ее свекровь оказалась алкоголичкой, а брат мужа — слабоумным, требую­щим постоянного ухода). С течением времени невротическое состояние прогрессировало, особенно в связи с возникшим алкоголизмом мужа. У нее стали возникать боли в желудке и рвота после еды. Поликлини­ческий диагноз: язва желудка. Стали соблюдать предписываемую вра­чами строгую диету, началось исхудание, поликлинические лечебные мероприятия не дали положительного результата. В дальнейшем приме­нена психотерапия.

Анамнез в данном случае говорил о наличии тяжелого психогенного (ситуационного) неврастенического синдрома в форме раздражитель­ной слабости, возникшего в условиях хронической психической травма-тизации. После разъяснительной и успокаивающей беседы проведено 6 сеансов мотивированного разъяснения и убеждения как в бодрствен-ном, так и в гипнотическом состоянии примерно такого содержания: «Ведь вашей чрезмерной нервностью вы не избавите свекровь от ее злоупотребления алкоголем, а брата мужа от его умственной слабости. Лучше позаботьтесь о лечении свекрови, так как алкоголизм излечим, ведь я уже приводил ряд таких примеров. А слабоумный нуждается в соответствующем уходе. Всем этим вы семье обеспечите спокойствие, а себе выздоровление. Ваше здоровье необходимо для воспитания ваше­го сына. Мои внушения, несомненно, избавят вас от нервности и дадут вам спокойный ночной сон. Как наука доказала, хороший сон укрепляет нервную систему и восстанавливает аппетит. Вместе с тем он укрепит вашу волю в борьбе с нервностью и поможет спокойно относиться к сложившейся у вас семейной обстановке. При вашем содействии она так как вы этого.сами хотите. Все эт