АНАЛИЗАТОРНАЯ ФУНКЦИЯ

Тончайший анализ есть основная функция выс­шей части нервной системы.

И. П. Павлов

Прежде всего важно выяснить характер деятельности анализаторов в состоянии внушенного сна без каких бы то ни было специальных вну­шений. Как показали исследования, произведенные еще Брэдом (1845), Льебо (Liebeault, 1862) и Делкеном (Delken), во время внушенного сна деятельность рецепторных органов несколько притупляется, причем чем глубже этот сон, тем больше ослабевает как рецепторная деятельность, так и способность к восприятию '. С точки зрения «настоящей физиоло­гии головного мозга», именно так и должно быть, если рассматривать внушенный сон как тормозное состояние ряда участков коры мозга.

Детальное исследование состояния во внушенном сне кожного анализатора было проведено Е. С. Катковым (1941), который использо­вал для этого электрокожные раздражения. Он установил, что с углубле­нием внушенного сна происходит понижение кожной болевой чувстви­тельности. Начальные признаки гипальгезии отмечаются уже при нали­чии выраженной сонливости (первая стадия внушенного сна), явления анальгезии ярко выступают во второй стадии, для которой они особен­но характерны. Вместе с тем если кожная анальгезия появилась, то она легко может быть усилена соответствующим словесным внушением. На­личие кожной анальгезии, возникающей в глубоком внушенном сне, под­тверждено также экспериментальными исследованиями А. И. Карта-мышева (1942).

Исследование влияния словесного внушения на функ­циональное состояние анализаторов имеет особенно важное значение в связи с использованием слова как болеутоляющего фактора для подав­ления обостряющейся при известных условиях болевой чувствительно­сти. Однако самая возможность обезболивания путем словесного воз­действия требует объективных доказательств, так как наличие в этом случае анальгезии еще до сих пор многими авторами берется под сомне­ние. Так, с точки зрения психологов-субъективистов, нарушения в чув­ствительной сфере, вызываемые путем словесного внушения, носят «воо­бражаемый» характер (Левенфельд, 1913; Кронфельд, 1927).

Конечно, это может быть доказано только путем физиологического эксперимента, бесспорно подтверждающего наличие действительного эффекта обезболивания или же, наоборот, устанавливающего факт симуляции этого состояния. Многочисленные клинические наблю-

¹ Цит. по Моллю (1912).

дения убеждают, что такое воздействие может иметь место, хотя экспе­риментальных исследований по этому вопросу еще очень мало.

В русской литературе начало им положено работой В. М. Бехтерева и В. М. Нарбута (1902), в которой объективным признаком внушенной анальгезии, анестезии и гиперестезии служили реакции со стороны пуль­са и дыхания. Под наблюдением находилось 10 человек; раздражителем служил фарадический ток от санного аппарата Дюбуа-Реймона, сила которого при всех исследованиях оставалась одной и той же, а также уколы, наносимые булавкой. При внушении анальгезии и в состоянии бодрствования, и во внушенном сне реакции на наносимые раздражения со стороны пульса и дыхания в большинстве случаев совершенно отсут­ствовали, в меньшинстве же были слабыми. Это наблюдалось при на­несении сильных уколов, а также 'при использовании сильных фаради-

Рис. 30. Изменение пульса при болевом раздражении.

/ — укол булавкой в состоянии бодрствования; 2 — укол во внушенном сне после словесного внуше­ния: «Укол безболезнен!» (по В. М. Бехтереву и В. М. Нарбуту, 1902).

ческих токов. При внушении гиперальгезии пульсовая кривая претерпе­вала резкие колебания — амплитуда то увеличивалась, то, наоборот, подъем кривой почти полностью отсутствовал.

Приводим одну из сфигмограмм с ярко выраженной реакцией со стороны пульса на раздражение уколом в бодрственном состоянии и с почти полным отсутствием реакции на то же раздражение во внушенном сне при внушенной анальгезии (рис. 30).

Обращаясь к нашим исследованиям, приведем данные, касающиеся двух здоровых лиц. Раздражителями служили уколы, наносимые булав­кой, и фарадический ток, сила которого определялась расстоянием меж­ду катушками санного аппарата Дюбуа-Реймона (с аккумулятором в первичной цепи в 1 V). Критерием болевых восприятий служило состоя­ние дыхания исследуемых.

Полученные данные свидетельствовали об отсутствии при внушен­ной анальгезии реакции на укол (рис. 31 и 32) и на фарадический ток максимальной силы, который исследуемое лицо в период бодрствования при нормальной чувствительности кожи совершенно не выносило (рис. 33). Фарадический ток во время исследования непрерывно уси­ливался (путем постепенного сближения-катушек до нуля). В бодрст­венном состоянии электрические раздражения столь значительной силы исследуемые не выдерживали.

Отметим, что наряду с отсутствием дыхательной реакции у наблю­даемых совершенно отсутствовали также какие бы то ни было внешние проявления эмоциональной реакции (рис. 34 и 35). Вместе с тем при исследованиях, проведенных в бодрственном состоянии, мы руководст­вовались также словесным отчетом наблюдаемых, (см. исследования с

— 92 —

внушенной анальгезией, приведенные в конце I главы, где показателем отсутствия боли служило состояние пульса, что изображено на рис. 2 и 3; на этих же кривых отражены и пульсовые реакции на внушенное ощущение боли при мнимо нанесенном уколе).

Рис. 31. Реакция дыхания во внушенном сне на болевые раздражения после различных словесных внушений. Стрелки обозначают укол булавкой.

Рис. 32. Реакция дыхания на укол булавкой в состоянии бодрствования до и после сло­весного внушения: «Боли нет!»

Рис. 33. Реакция дыхания на болевые раздражения во внушенном сне. После словесного внушения: «Вы ничего не чувствуете!» раздражение не вызывало изменения дыхания. Стрелки обозначают раздражение фара­дическим током, цифры — расстояние катушек индуктория в сантиметрах.

Аналогичные результаты получены В. И. Здравомысловым (1938), а также Я- Л. Шрайбером (1948) при изучении вопроса о соотношении корковых и субкортикальных реакций.

Показательны исследования Ю. А. Поворинского (1949), пользовав­шегося методом плетизмографии и кожно-гальванического рефлекса и установившего реальность внушенных кожных анестезий и гиперестезии.

По его данным, незначительные электрокожные раздражения, не давав­шие ранее сосудистых и кожно-гальванических реакций, после внуше­ния повышенной чувствительности к ним стали вызывать резко выра­женные реакции. Наоборот, болевые электрокожные раздражения, обыч­но дававшие резкую реакцию, после словесного внушения об отсутствии чувствительности к ним совершенно не вызывали никакой реакции.

Таким путем была подтверждена возможность устранения словес­ным внушением действительно имеющихся болевых ощущений, так же как и внушения этим путем «ощущения боли», без нанесения соответст­вующего физического раздражения. Однако, как показали наблюдения,

бодрствование

Рис. 34. Реакция дыхания на болевое раздражение в состоянии бодрствования и после

внушенной анальгезии. Стрелки обозначают раздражение фарадическим током, цифры —

расстояния катушек индуктория в сантиметрах.

Рис. 36. Реакция дыхания при словесном внушении воздействия несуществующего раз­дражителя. Внушение: «Вы ощущаете сильный ток!» вызывает изменение дыхания, а также мимическую и речевую реакцию исследуемого: «Больно, больно мне!»

при внушенной анальгезии вегетативные реакции отсутствовали далеко не всегда. Наличие этих реакций, по-видимому, говорило о том, что сонное торможение не достигло ближайшей подкорки.

Остановимся на давно известном из повседневной жизни наблюде­нии, когда одно 'появление врача (или приближение больного к его при­емной) у многих больных влечет за собой успокоение болей, а иногда даже полное их прекращение. Так, нам приходилось наблюдать, что беременные, подготовленные к безболезненным родам соответствующим словесным внушением во внушенном сне, обычно не испытывали ника­ких болей в присутствии подготовлявшего их врача. В отдельных слу­чаях выход врача в соседнюю комнату тотчас же приводил к возобнов­лению болезненных ощущений, о чем можно было судить по резко изме­нившемуся поведению роженицы (наблюдения наших сотрудников Р. Я. Шлифер, 3. А. Копиль-Левиной и И. Т. Цветкова, а также наши).

Для объективного доказательства этого влияния в 1928 г. нами было проведено специальное исследование, в котором мы исходили из тех соображений, что условная болевая реакция вырабатывалась у больного не только на соответствующее содержание слова врача, но и на его вид, движения и т. д.

Во внушенном сне наблюдаемой была дана словесная инструкция: «В присутствии д-ра Ц. электрического тока вы не ощущаете, в отсутст­вие его ток чувствуете». После пробуждения наблюдаемой в отсутст­вие д-ра Ц. произведена проба при расстоянии катушек санного аппа­рата в 8 см; получилась четкая реакция на мгновенное замыкание (рис. 36). Затем, когда в присутствии д-ра Ц. фарадический ток был

замкнут, он, как видно на кривой, не вызывал со стороны дыхания никакой реакции. Ее не было, пока присутствовал д-р Ц. Но стоило ему уйти на несколько секунд в соседнюю комнату, как тотчас же появля­лась как дыхательная, так и общая реакция с возгласом «Больно!». Исследование было повторено трижды с тем же постоянным эффектом. Затем было проведено то же исследование, но с образованием отри­цательной реакции на звуковой раздражитель: наблюдаемой внуша­лось, что в присутствии лаборанта Д. она не слышит удара молотком по железному листу, в отсутствие же его слышит удар (нижняя кри­вая). Как можно видеть из кривых, внушение реализовалось полностью.

Рис. 36. Реакция дыхания на электрический ток и звук, ощущение которых с помощью словесного внушения поставлено в зависимость от наличия другого раздражителя.

/ и 2 — в гипнозе внушено: «В присутствии Ц. электрический ток не чувствуете, а при его отсутствии ток чувствуете!»; 3 — в гипнозе внушено: «В присутствии Д. вы не слышите!», а — присутствие постороннего лица; б — его отсутствие; у — удар молотком по железному листу. Цифры обозначают

расстояние обмоток индуктория.

Данные этих исследований могут служить доказательством изме­нений, действительно возникавших в деятельности анализаторов при соответствующих словесных внушениях.

Каковы же механизмы изменения реакции исследуемого на болевые раздражения, идущие к коре головного мозга как с периферии, так и от внутренних органов?

Ответ на этот вопрос мы находим в работах А. Т. Пшоника (1952) из лаборатории К. М. Быкова, в которых объективным критерием слу­жили сосудистые реакции (плетизмограммы), а условными раздражи­телями— словесные внушения и различные раздражители первой сиг­нальной системы. Как показали исследования, окончательное формиро­вание болевых ощущений происходит не в зрительном бугре, как счита­лось до сих пор, а в коре головного мозга.

Эти исследования показали, что роль коры мозга в формировании болевого восприятия не ограничивается одним лишь образованием вре­менных связей и анализом импульсов, поступавших с периферии. Кора мозга, как подчеркивает К. М. Быков (1947а), «как бы организует пери­ферию», направляя и настраивая ее на определенные уровни деятель­ности и даже «часто навязывая периферии свои закономерности». К. М. Быков считает, что «наряду со способностью превратить подбо-левое ощущение в болевое, кора обладает также способностью угнетать, аннулировать боль, превращая болевые ощущения в подболевые». Все

"это относится но не только к болевым раздражениям но и к другим видам раздражения кожи. Последнее, по А. Т. Пшонику, доказывается пре­вращением с помощью условного раздражителя безусловных болевых импульсов в безболевые (и наоборот), доминированием условных раз­дражителей над безусловными, а также физиологическим действием словесного раздражителя при выключенной периферии. В свете изло­женных фактов раскрывается сущность «психогенных болей», как и пси­хогенеза многих часто встречающихся заболеваний. Таким образом, «те­рапевтическая роль коры в утолении боли громадна» (К- М. Быков,. 1947а).

Аналоличные данные в отношении болевой чувствительности были получены Р. А. Фельбер-баумом (1950) в лаборатории К- М. Быкова, по-

казавшим возможность выработки условного сосудистого рефлекса на I

болевой раздражитель, а также изменения данного сосудистого рефлек­са (и интенсивности ощущения боли) при изменении функционального состояния коры больших полушарий, возникавшем при воздействии на нее брома или фенамина, при ломке динамического стереотипа и пр.

Этими фактами научно обосновывается методика обезболивания с помощью внушения словом, используемая за последние годы не только при малых, но и при больших хирургических операциях. Как известно, первые хирургические операции, проведенные при одном лишь словес­ном внушении полного отсутствия боли, в нашей стране были осуществ­лены по инициативе и при личном участии П. П. Подъяпольского (1916), а затем при участии нашем и И. 3. Вельвовского (1924). Вме-те с тем получает свое обоснование также возможность обезболивания словесным внушением в гипнотическом сне не только нормального ро­дового акта, но и патологических родов и послеродовых хирургических вмешательств, причем, как показывает опыт, достигается полная безбо­лезненность.

Нужно сказать, что снятие болевых ощущений путем внушения воз­можно не только при хирургических вмешательствах или родах. По на­шим наблюдениям, болевые ощущения могут быть устранены при раз­ных соматических страданиях непсихогенного характера, особенно в тех случаях, когда легко и быстро вызывается гипнотическое состояние. Так, мы с успехом купировали болезненные желудочные кризы у боль­ного спинной сухоткой, снимали боли у страдавших раком и т. д.

В последние годы Н. П. Татаренко (1952) выдвинула концепцию о корковом субстрахе фантомных болей у больных с ампутацией, полу­чающую свое подтверждение в успешном устранении этих болей как при медикаментозной терапии (С. Д. Каминский и Н. Д. Шевченко, 1949), так и при внушении словом в гипнотическом сне, проводившемся П. П. Подъяпольским (1916), К. И. Платоновым (1925), В. М. Кисловым (1929) и С. Д. Шварцманом (1946). В свете работ А. Т. Пшоника (1949, 1952) эта концепция также получает научное обоснование.

Для иллюстрации приведем одно наше наблюдение (1925). У больной Р., 62 лет, 5 месяцев назад была ампутирована правая ру­ка (по поводу злокачественного новообразования, причинявшего силь­ные боли). Однако ощущение отсутствующей конечности и мучительные боли оставались в прежней степени, причем применение наркотиков не давало эффекта. Больная страдала от болей и бессонницы. Примененная нашим сотрудником Р. Я. Шлифер гипносуггестивная терапия ('12 сеан­сов) ликвидировала боли, а вместе с ними устранила и расстройство сна. Приведенные выше данные показывают, что во внушенном сне дея­тельность звукового анализатора вне зоны раппорта затормаживает­ся, отвечая на первосигнальные звуковые раздражения значительно сла-

— 96 —

бее, чем в условиях бодрствования или более поверхностного внушенного сна, и совершенно не реагируя на них в глубоком внушенном сне (см. рис. 8 и 9).

Вместе с тем известно, что словесным внушением соответствующего содержания можно вызвать полное прекращение восприятия звуковых раздражений. Так, исследования В. В. Срезневского (1917) показали,

Рис. 37. Реакция дыхания на звуковой раздражитель до и после словесного внушения:

«Вы не слышите!». / и 2—в гипнозе; 3 — в состоянии бодрствования. Стрелки обозначают удары в ладоши.

что при внушенной глухоте выстрел из револьвера, произведенный над самым ухом исследуемого, не вызывал с его стороны дыхательной реак­ции, тогда как без этого внушения реакция оказывалась весьма бурной.

Рис. 38. Реакция дыхания на звуковой раздражитель в состоянии бодрствования после словесного внушения: «Вы не слышите!» и «Вы слышите удары!»; у — удары молотка

по железному листу.

В наших исследованиях, касающихся угнетения словесным воздейст­вием деятельности звукового анализатора, мы учитывали реакции со сто­роны дыхания и кровяного давления. При этом, как видно из рис. 37, громкие удары в ладоши над самым ухом усыпленного вызывали дыха­тельную реакцию, но он не пробуждался (верхняя кривая). После соот­ветствующего внушения: «Вы не слышите!» этой реакции на те же уда­ры, следовавшие друг за другом, уже не было (средняя кривая). Тот же раздражитель в состоянии бодрствования вызвал довольно бурную реакцию (нижняя кривая). На рис. 38 представлена картина реализации императивного словесного внушения глухоты, сделанного в бодрствен-

- 97 —

ном состоянии исследуемого; раздражителем служил удар молотком по железному листу.

Ряд исследований был поставлен по методу условных рефлексов. С этой целью в лаборатории физиологии высшей нервной деятельности Харьковского педагогического института (зав. Е. С. Катков) после од­ного сочетания действия звонка и электрического тока был выработан стойкий дыхательный условный рефлекс на звук звонка. Как показывает кривая, после внушения глухоты (в бодрственном состоянии) этот реф­лекс исчезал (рис. 39). Исследования проведены в 1929 г.

В аналогичных исследованиях, проведенных в 1929 г. А. М. Цынки-ным совместно с К- К. Платоновым, в которых регистрировались пульс и артериальное давление, получены следующие данные.

Рис. 39. Влияние на дыхательный условный рефлекс, выработанный на звук, словесного внушения: «Не слышите!» и «Слышите!».

У исследуемой Б. артериальное давление в бодрственном состоянии 123—125 мм рт. ст., пульс 68 ударов в минуту, в состоянии внушенного сна артериальное давление 116—115 мм, пульс 60 ударов в минуту. Бес­порядочное битье по всем клавишам рояля, произведенное во время внушенного сна и длившееся в течение одной минуты, вызвало сдвиг артериального давления до 126 мм, а пульса — до 70 ударов в минуту. После сделанного (в том же состоянии) внушения: «Вы не слышите!» тот же беспорядочный музыкальный шум не вызывал реакции ни со стороны пульса, ни со стороны давления. Наконец, тот же звуковой раз­дражитель после словесного внушения о полном восстановлении слуха снова вызвал ту же реакцию: артериальное давление повысилось со 116 до 127 мм, а пульс участился с 60 до 80 ударов в минуту (рис. 40). Аналогичные результаты получены у этой исследуемой также в бодрст­венном состоянии.

И. М. Невский и С. Л. Левин (19Э2, лаборатория Н. И. Красногор­ского), пользуясь условнорефлекторным методом, регистрировали эф­фекты внушения глухоты в гипнотическом сне: после внушения данному субъекту, что он ничего не слышит, условный рефлекс на звук звонка не появлялся. Таким путем была показана действительная возможность экспериментального воспроизведения внушенной глухоты. Следует отме­тить, что в свое время такой метод исследования был предложен В. М. Бехтеревым (19126) для обнаружения стимуляции глухоты, причем реальность внушенной глухоты проверялась методами плетизмографии и кожно-гальванического рефлекса.

По данным Ф. П. Майорова, И. И. Короткина и М. М. Сусловой (1951),словесное внушение глухоты, производимое в сомнамбулической стадии внушенного сна усыпленного, вело к исчезновению выработанных на звуковой раздражитель условных рефлексов и к уменьшению безус­ловных (мигательных) рефлексов, что указывало на полное торможецие условнорефлекторной связи со звуковым анализатором.

Р. В. Авакян и Р. А. Фельбербаум (1957) установили, что после внушения глухоты и пробуждения, т. е. в постпипнотических условиях, наблюдается следующее:

1) на звуковые сигналы, лежащие по интенсивности выше порога чувствительности, определенного в бодрственном состоянии (до 85 дб), реакция отсутствует;

2) при выработке дифференцировок резко выражено торможение;

3) восстановление мигательных условных рефлексов замедленно;

4) условные реакции на звуки при речевом и графическом 'подкреп­лении не имеют четкости;

 

GO-----1

Музыкальный i ft Стук

«///*' I ' I I дверью

Музыкальный Ступ дберыи

LUL/M

Рис. 40. Реакция кровяного давления (1) и пульса (2) на звуковые раздражители во внушенном сне после словесного внушения: «Вы не слышите!» и «Слух восстановился!».

5) при достижении звуковым сигналом пороговой интенсивности, необходимой для мигательных условий рефлексов, словесного отчета о наличии звука не возникает.

Все эти данные говорят о том, что внушенную глухоту нельзя счи­тать «воображаемой», как это утверждали Левенфельд и другие зару­бежные авторы. В результате внушения словом происходит реальное подавление функции соответствующих отделов не только коры мозга, но и подкорковой области, так как не возникает реакции ни со стороны пульса, ни со стороны артериального давления. Таким образом, здесь экспериментальным путем в известной мере воспроизводится аналог синдрома психогенной истерической глухоты.

Приводим пример из нашей диспансерной практики, интересный не только по эффекту словесного внушающего воздействия, но и по его методике.

Больная 3., 21 года, кассирша, обратилась с жалобами на внезап­но возникшую 5 дней назад полную потерю слуха на оба уха. По словам мужа, потеря слуха была связана с конфликтом из-за недопла­ченной ей покупателем небольшой суммы денег, причем к вечеру того же дня больная отметила снижение слуха, а затем и полную двусторон­нюю глухоту. Четыре дня спустя без всякой видимой причины наступило некоторое облегчение: больная стала различать тихую речь, громкую же речь (по словам ее мужа) не воспринимала. Однако вскоре у больной вновь возникла полная двусторонняя глухота. Ничего подобного рань-

— 99

ше у нее никогда не бывало, ушными болезнями не страдала, слух все­гда был хорошим. По характеру больная мнительна, малообщительна, всегда боялась конфликтов и их избегала. По-видимому, она относится к слабому общему типу высшей нервной деятельности и художествен­ному частному.

Для успокоения больной было написано на листке бумаги и пред-ложено ей прочесть следующее: «Болезнь не опасна и слух скоро воз­вратится полностью. Нужно только, чтобы мы делали поглаживания рукой по вашему лбу, что будет вас усыплять!» Во время этих поглажи­ваний больная начала постепенно засыпать, дыхание выровнялось. По­сле этого ей начали делать легкие уколы булавкой в области одной из ушных раковин, т. е. была предпринята попытка растормаживания та­ким путем слуховой зоны коры.

Одновременно производилось внушение, сначала шепотом, потом тихим голосом с постепенным переходом к голосу средней силы, причем прежде всего было внушено: «Конфликт уже забыт; вы успокоились, не­доплата никаких дурных последствий не вызвала, проснувшись, снова будете все слышать!» Затем внушалось: «У вас нет никакой болезни ушей, которая могла бы повлечь за собой снижение слуха!» Одновре­менно профилактически создавалась благоприятная установка на случай возможных психических травм в будущем. Больная проснулась с полно­стью восстановленным слухом. В течение 2 лет находилась под наблюде­нием; рецидива не было (наблюдение нашей сотрудницы 3. А. Копиль-Левиной).

Следует отметить, что наступившее вначале некоторое улучшение слуха могло быть обусловлено появившейся самостоятельно парадок­сальной фазой, ибо больная могла воспринимать лишь тихую речь.

Отметим, что при консультациях, проводимых нами в эвакогоспи­талях, нам удавалось устранять явления постконтузио'нного сурдому-тизма путем косвенного внушения в бодрственном состоянии пострадав­шего. Выписывалась индифферентная микстура, и больному в импера­тивной форме внушалось: «Прием каждой ложки микстуры помогает восстановлению слуха и речи! К концу 4-го дня лечения наступит полное выздоровление!» Соответствующим образом инструктировался врачеб­ный и средний медицинский персонал, поддерживавший сделанное вну­шение. Из 6 больных у 5 наступил полный и стойкий положительный эффект.

Отметим, что словесное воздействие может оказывать влияние и на деятельность вестибулярного аппарата. Исследования, проведен­ные нами совместно с отиатром Я- А. Гальпериным, свидетельствуют, что и в этой области могут быть получены теоретически и практически важные данные¹. Приводим некоторые из этих исследований.

В бодрственном состоянии исследуемой Ш. произведено промы­вание слухового прохода левого уха 500 мл воды температуры 14°, что вызывало у нее с трудом сдерживаемые общие защитные движения и ясно выраженную вегетативную реакцию: побледнение, общую слабость, учащение пульса, тошноту, позывы на рвоту, а также расстройство статики. После манипуляции исследуемая Ш. почувствовала себя на­столько плохо, что ее пришлось уложить. Внушением «Все прошло, вы снова чувствуете себя хорошо!», сделанным в одноминутном внушенном сне, весь симптомокомплекс был устранен. По пробуждении Ш. вновь стала чувствовать себя хорошо, как и до промывания.

¹ Исследования были проведены в Украинском психоневрологическом институте в 1928 г.

Через несколько минут после этого она снова была усыплена, при­чем во внушенном сне ей было внушено чувство онемения левого наруж­ного, среднего и внутреннего уха: «В левом ухе все онемело как сна­ружи, так и в глубине, вы ничего не ощущаете!» При промывании лево­го уха в условиях внушенного сна такой же порцией воды той же тем­пературы, исследуемая Ш. оставалась совершенно неподвижной, про­должая спокойно спать сидя, без каких бы то ни было вегетативных реакций. Одинаковый эффект получился при исследовании в бодрствен-ном состоянии после такого же словесного внушения, предварительно сделанного во внушенном сне. После пробуждения исследуемая Ш. по­теряла слух на левое ухо, это произошло без специальной речевой ин­струкции в отношении слуха. Соответствующим одноразовым внушением слух был восстановлен. Это послужило добавочным доказательством коркового происхождения образовавшегося вестибулярного синдрома.

Аналогичный результат был получен у двух других лиц (исследова­ние проводилось нами совместно с отиатром О. И. Марконом и физиоло­гом М. Л. Линецким).

Приводим краткий протокол одного из этих исследований.

Исследуемая Ч., 62 лет. Калорическая проба проводилась на ле­вом ухе: 1) на орошение левого уха водой, нагретой до температуры тела, никакой реакции не возникло; 2) холодовая калорическая проба, произведенная в бодрственном состоянии, вызвала яркую аффективную реакцию, нистагм вправо, промах влево, побледнение лица, головокруже­ние, тошноту.

После перевода исследуемой в состояние внушенного сна было сде­лано внушение: «По пробуждении у вас возникает нечувствительность левого ушного аппарата — внешнего, среднего и внутреннего!» Произ­веденная по пробуждении аналогичная холодовая калорическая проба не вызывала какой-либо аффективной реакции, нистагма и промаха также не было. У исследуемой отмечена глухота на левое ухо и аналь­гезия в окружности левой ушной раковины. Слух был восстановлен с помощью противоположной словесной инструкции. Повторное исследо­вание дало те же результаты.

Показательными являются исследования М. С. Медведовского и И. М. Невского (1940): в бодрственном состоянии (а иногда в состоянии внушенного сна) исследуемым внушалось в одних случаях, что вращает­ся комната, в которой они находятся, а в других, что вращается крес­ло,, в котором исследуемый сидит. В том и другом случае наблюдался как корковый, так и мозжечковый нистагм, что свидетельствовало о наличии функциональной связи вестибулярного аппарата с корой мозга.

Аналогичны данные Бауэра и Шильдера (Bauer u. Schilder, 1927).. Наблюдаемой, находящейся во внушенном сне, делалось словесное вну­шение: «Ваше тело проделывает во вращающемся кресле, на котором вы сидите, вращение вокруг своей оси!», причем указывалось направле­ние вращения. В ответ на это у исследуемой возникал симптом откло­нения указательного пальца такой же точно, как и после действитель­ного вращения в ту же сторону¹.

Весьма важно обратить внимание на возможность психогенного воз­никновения стойких патологических реакций со стороны вестибулярного анализатора, что нередко недооценивается как отиатрами, так и невропа­тологами. Яркой иллюстрацией этого является положительный резуль-

¹ Эти данные нами заимствованы из статьи Н. Н. Тимофеева в журнале патология и психиатрия», 1986, в. 11.

— 101 —

:<Невро-

тат психотерапии (в ряде случаев) тяжелой и затяжной формы синдро­ма Меньера, на длительный период времени полностью или частично ли­шавшей больных работоспособности. Приводим примеры.

1. Больной Л., 42 лет, обратился с жалобами на ежедневные при­ступы тяжелых головокружений, сопровождающиеся рвотой и резким гипергидрозом, и на резкий шум в ушах. Не может смотреть на дви­жущиеся предметы, на правое ухо не слышит, тяжелое угнетенное со­стояние, постоянная боязнь приступов. Болен более полутора лет,, отмечается нарастающее снижение работоспособности.

После 3-го сеанса словесного внушения, проведенного во внушен­ном дремотном состоянии больного, наступило резкое улучшение, после-6-го — больной приступил к занятиям, после 10-го — шум в ушах исчез_г и больной начал слышать на правое ухо. Всего было проведено 20 сеан­сов, полностью восстановивших работоспособность и окончательно устранивших боязнь приступов. Положительный катамнез в течение 10 лет, работает с полной нагрузкой. Ряд легких приступов, возникав­ших в связи с гриппозной интоксикацией и после резкого переутомле­ния, не снижал общего уровня работоспособности (наблюдение Е. С. Каткова).

2. Больной Б., 54 лет, синдром Меньера 25-летней давности, резко усилившийся и участившийся за последние 3 года. Приступы головокру­жений со рвотой и потливостью часто идут сериями, один за другим. причем в этих случаях больной вынужден лежать в постели. Жалобы на мучительный шум в левом ухе, особенно в тишине. На левое ухо не слышит с 1925 г. В 1950 г. после тяжелого приступа на улице (во время которого едва не попал под трамвай) стал бояться ходить в одиночку. Снизилась работоспособность, появилось тяжелое сознание бесперспек­тивности лечения. В анамнезе ряд психических травм и тяжелых пе­реживаний.

Систематически проводившиеся сеансы внушения словом во вну­шенной дремсте резко улучшили общее состояние больного, устранили страх приступов. После 30 сеансов приступы прекратились, шум в ухе-резко ослабел, слух в левом ухе восстановился, хотя отиатры считали. его потерянным. В настоящее время работает с большой нагрузкой,, пользуется всеми видами транспорта, что в течение ряда лет фактически, было для него недоступным (наблюдение Е. С. Каткова).

Нужно подчеркнуть, что оба последних случая невропатологами и отиатрами толковались как вазопатия, связанная с артериосклерозом.

3. На этот раз речь идет об остром, психогенно развившемся на-3-й день после психической травмы тяжелом синдроме Меньера у обра­тившейся к нам женщины 42 лет. Диагноз невропатолога: энцефалит-Больная вынуждена лежать неподвижно, поворот головы вправо вызы­вает головокружение и сильную тошноту, при попытке принять сидячее положение наступает головокружение, тошнота и рвота, общая слабость. Применено словесное внушение во внушенном сне, сеансы которого в дальнейшем проводились ежедневно в течение 5 дней. После первого же сеанса больная могла сидеть спокойно, после второго стала вставать и с осторожностью ходить, еще после трех постепенно восстановилось общее благополучие. Была под наблюдением в течение 3 лет; рецидива не отмечалось (наблюдение автора).

Применение словесного внушения дает также возможность бороть­ся и с морской болезнью как в случае морского плавания, так и в дру­гих аналогичных условиях, например при езде в автобусах, при авиа­полетах и т. п.

Для объективного доказательства изменения деятельности зрительного анализатора под влиянием того или иного внуше­ния мы также воспользовались методом условных рефлексов.

У наблюдаемой Ш. (1928) был выработан дыхательный условный рефлекс на свет. Этот рефлекс, как и звуковой, образовался быстро и прочно: уже после одного сочетания вспышки света (электрической лампы) с электрическим током возникла дыхательная реакция на вспышку света. Когда рефлекс достаточно упрочился, было сделано словесное внушение: «Вы потеряли зрение, не видите!» После этого реакция на световое раздражение уже не получалась (рис. 41). Таким образом, в данном случае, как и в случаях со слуховыми раздражения­ми, метод условных рефлексов дает объективное доказательство изме­нений в состоянии зрительного анализатора.

Рис. 41. Влияние на дыхательный условный рефлекс, выработанный на свет, словесного внушения: «Вы не видите!» и «Вы видите!».

Данные ряда аналогичных исследований указывают «а реальную возможность возникновения функциональной глухоты и слепоты, неред­ко принимаемых клиницистами за органическую. Нам неоднократно приходилось наблюдать годами длившийся реактивный амавроз, трак­товавшийся офтальмологами как ретробульбарный неврит. Вследствие этого в течение многих лет не проводилась необходимая патогенетиче­ская терапия, направленная на устранение психической травмы, вызвав­шей эту амавротическую реакцию. Применение же того или иного прие­ма психотерапии обычно в весьма короткий срок (часто в 1—2 сеанса) полностью возвращало зрение к норме.

Приводим примеры.

1. Больная Б. страдала в течение 4 лет левосторонним амаврозом, который офтальмологи считали симптомом ретробульбарного неврита. Установленное нами наличие психической травмы дало возможность устранить этот амавроз путем однократного сеанса гипносуггесивной терапии, причем стойкость наступившего эффекта была прослежена на протяжении последующих 4 лет (наблюдение автора).

2. Больная с диагнозом ретробульбарного неврита направлена офтальмологической клиникой в Украинский психоневрологический институт. Одному из наших сотрудников (Р. Я. Шлифер) удалось выя^ вить в анамнезе психическую травму, явившуюся причиной не подда­вавшегося обычному лечению 6-летнего расстройства зрения (острота зрения 0,1). Проводившаяся им психотерапия (ежедневные словесные внушения в бодрственном состоянии больной) улучшала остроту зрения ежедневно на 0,1—0,2 (ino данным исследований, систематически прово­дившихся офтальмологической клиникой). Через неделю после начала лечения больная уехала домой с остротой зрения 0,9, сохраняя его на этом уровне в течение последующего 8-летнего катамнеза (наблюдение Р. Я. Шлифер).

— ЮЗ —

3. У больной Л., 38 лет, под влиянием острой психической травмы возник двусторонний амавроз, не поддававшийся всем примененным приемам лечения. Проведено четыре сеанса разъяснения, убеждения и внушения в бодрственном состоянии, с повторением того же в дремот­ном состоянии, что полностью восстановило зрение (наблюдение автора).

Известно, что такого рода амавротические реакции на психотравму обычно хорошо поддаются речевой терапии. Так, В. И. Здравомыслов (1965) наблюдал случаи устранения двусторонних психогенных амав-розов под влиянием словесных внушений. Немало таких случаев описа­но во время первой мировой войны, когда только гипносуггестивная те­рапия восстанавливала зрение.

Переходим к вопросу о возможности влияния путем внушения (а также с