СЛЕДОВЫЕ ПРОЦЕССЫ В КОРЕ МОЗГА

Что наше исследование высшей нервной дея­тельности идет по верному пути, что мы точно констатируем явления, ее составляющие, и что мы правильно анализируем ее механизм,— самым ярким образом доказывается тем, что мы теперь можем во многих случаях функционально воспро­изводить с большой точностью хронические пато­логические ее состояния и вместе с тем потом, по желанию, восстанавливать норму.

И. П. Павлов

Кора головного мозга, осуществляя аналитико-синтетическую дея­тельность, закрепляет временную последовательность всех протекающих в ней процессов, сохраняя возможность воспроизводить их в дальнейшем, при соответствующих условиях. На этой именно основе и осуществляется, как известно, функция памяти — процессы запоминания и воспомина­ния всего происшедшего в прошлом, в их прямой последовательности и связи.

Эта особенность коры головного мозга свидетельствует о том, что вся высшая нервная деятельность проникнута принципом историчности, представляющим основную характерную черту всей павловской рефлек­торной теории.

При этом, как отмечает К. М. Быков (1947а), «...фиксирование ко­рой мозга последовательности событий имеет огромное значение для жизни организма, ибо позволяет при определенных обстоятельствах повторить имевшую место в прошлом цепь событий» (разрядка наша. —К". Я.).

Путем словесного воздействия, примененного во внушенном сне, такого рода воспроизведение элементов прошлого опыта коры мозга оказывается вполне осуществимым.

Всем знакомым с литературой по гипнозу и внушению известно, что хорошо гипнабильному взрослому человеку, находящемуся в состоянии внушенного сна, достаточно сделать внушение, состоящее всего лишь из 5 слов: «Сейчас Вам 6 лет, проснитесь!», чтобы он после пробуждения воспроизводил в мельчайших деталях все особенности, присущие внушен­ному ему возрасту. При этом изменения распространяются на все сторо­ны высшей нервной деятельности, относящиеся как к кругу представ­лений, эмоций, отношению к окружающему, так и к интонациям его голо­са, характеру речи, почерка, рисунков и других проявлений поведения.

Вполне естественно, что при наблюдении такого рода явлений всегда возникает вопрос: что это за воспроизведение, действительное оно или же искусственное?

— 148 —

Доказательства возможности оживления прошлого опыта человека в различном возрасте и во всех подробностях мы видим в основных зако­номерностях физиологии высшей нервной деятельности. Как известно, согласно учению И. П. Павлова, кора мозга представляет мозаичную кар­тину возбужденных и заторможенных участков, динамических структур, находящихся в большей или меньшей готовности к деятельности. В этих условиях всякое действующее на кору раздражение, связываясь со сле­дами прежних раздражений, может оживить огромный комплекс цепных рефлексов, с которыми в прошлом оно было как-либо связано. Особую активность в этом отношении может получать именно словесный раздра­житель, могущий вызывать к жизни самые разнообразные и сложные реакции. Хорошо известно и эмпирически доказано, одно слово нередко оживляет в памяти очень многое, воспринятое в отдаленном прошлом.

На основании этих соображений и экспериментальных данных мы можем утверждать, что при внушении прошлого возраста может проис­ходить действительное оживление прежних динамических структур, от­носящихся к соответствующему, более раннему периоду жизни. Это мо­жет происходить наиболее легко именно в условиях внушенного сна с остающимся незаторможенным одним ограниченным бодрствующим участком (зона раппорта). При этих условиях мы имеем возможность направить деятельность коры мозга, оживляя в ней нужные нам ди­намические структуры.

Ряд исследований в этом направлении впервые был проведен нами (К. П. Платонов и Е. А. Приходивый) в 1930 г. В нашу задачу входило осветить лежащие в основе этих явлений физиологические механизмы с позиций учения И. П. Павлова. Несколько позднее аналогичные исследо­вания, но с более глубоким физиологическим анализом были проведены А. О. Долиным (1933), а также Ф. П. Майоровым и М. М. Сусловой (1947, 1951, 1958). Как отмечает А. Г. Иванов-Смоленский (1952), путем внушения, возвращающего человека на определенные возрастные этапы пройденного им жизненного пути, изучается «запечатленный в мозговой коре индивидуальный опыт личности».

Данные этих исследований говорят о том, что легче воспроизводятся возрастные состояния, пережитые исследуемым в недавние годы, и труд­нее— относящиеся к более отдаленному (1—2 года) периоду его жизни. При этом многие исследования свидетельствуют о воспроизведении це­лостных корковых динамических структур, относящихся к отдельным возрастам, со всеми их особенностями.

Следует отметить, что внушение, делаемое обычно в форме утверж­дения: «Вам столько-то лет!», является методически неправильным, ибо таким путем легко может быть вызван отрыв корковой деятельности от действительности, что, как известно, с неизбежностью возникает в слу­чаях внушения возраста, еще не пережитого (например, при внушении 20-летнему, что ему 40 лет). Поэтому при таких исследованиях мы пред­почитаем называть не возраст, а конкретную дату, с которой |у исследуе­мого были связаны в прошлом те или иные переживания. Такой методи­ческий прием способствует направлению корковой деятельности иссле­дуемого на путь воспроизведения прошлых динамических структур, препятствуя развитию условнорефлекторной деятельности по элемен­тарному механизму подражания.

Нет сомнения в том, что состояние внушенного сна, при котором соз­дается достаточно глубокое функциональное расчленение коры мозга на участки сна и бодрствования действительно облегчает воспроиз­ведение следов прошлого, направляемое соответствующими внушениями словом. К этому в основном и сводится, по мнению

И

— 149 —

Ф. П. Майорова и М. М. Сусловой, нервный механизм так называемого перевоплощения в гипнозе.

Проведенные нами и рядом авторов наблюдения над больными с внушением пережитых ими различных возрастных состояний помогли нам впервые (1925а) установить возможность репродуцирования прош­лых патологических синдромов у одного из наших больных. Нужно от­метить, что мы при этом исходили из предположения о динамической природе неврозов, как и самих истерических явлений.

Переходим к нашим наблюдениям.

1. Больной Ш., 35 лет, страдал «командными» припадками, сопро­вождавшимися потерей сознания и стойким правосторонним гиперкине­зом, возникшим и зафиксировавшимся после тяжелой контузии. Гипер­кинез выражался в форме ритмических клонических судорожных подер­гиваний правых конечностей (верхней и нижней) при более ярко выраженных сокращениях мышц лица и правой руки, продолжавшихся в течение 4 лет. Больной оказался хорошо гипнабильным, и его в свое время удалось очень быстро избавить от этих патологических состояний.

Несколькими месяцами позже, когда он был уже вполне здоров, мы проверили у него состояние компенсаторной способности коры мозга, а также степень стойкости, закрепившихся у него эффектов психотерапии. Путем соответствующего внушения во внушенном сне мы «перенесли» его в прошедшие годы. Внушение детского возраста реализовалось очень хорошо. «Переводя» его, таким образом, из года в год, мы дошли до периода его болезненного состояния. У него возникла картина прошлого патологического синдрома с ярко выраженным гиперкинезом, соответ­ствующей мимикой, общим внешним обликом и всем поведением: перед нами был прежний больной.

В дальнейшем, вызывая косвенным внушением такое репродуциро­ванное патологическое состояние, мы убедились, что длительность его могла быть различной: от нескольких минут до нескольких часов. Нам всегда удавалось констатировать наличие всех прежних патологических симптомов, вплоть до одностороннего отсутствия всех видов поверхност­ной и глубокой чувствительности. Это происходило без какого-либо пря­мого внушения наличия этих симптомов.

После снятия этого состояния (путем соответствующего обратного внушения во внушенном сне) весь этот синдром исчезал, не отражаясь на состоянии или самочувствии после выхода из гипноза.

Позднее, при случайной встрече с Ш. через 9 лет после его выздо­ровления, нами было произведено еще одно такое повторное наблюде­ние. Приведя Ш. в гипнотическое состояние, мы внушили только: «С е-годня день вашего первого обращения к нам, просни-т е с ь!», и весь патологический синдром после пробуждения оказался налицо. Путем соответствующего словесного внушения обратного значе­ния весь синдром был снова устранен (наблюдение автора).

Следует подчеркнуть, что воспроизведение патологического симпто-мокомплекса во всех случаях осуществлялось не путем прямого внуше­ния, а косвенным путем (например, называнием той даты, когда на­чалось заболевание).

После этого мы решили провести аналогичные наблюдения и над другим нашим больным, история болезни которого приводится ниже. У него в гипнозе наблюдалась сомнамбулическая стадия. Он быстро за­сыпал после однократной словесной инструкции: «Спать!» и во внушен­ном сне на внушения соответствующего содержания давал очень живые реакции. У него легко удавалось воспроизведение возраста в сторону

— /56» —

детства, а также реакции со стороны тышечного тонуса желудка на вну-~ шенные эмоции.

2. Больной Р., 37 лет, 20/ХИ 1929 г. явился на прием к врачу в сос­тоянии повышенной раздражительности, причем по ничтожному поводу был аффективен, груб и агрессивен, требуя немедленного приема. Хо­дил, опираясь на палку; походка мозжечково-атактического типа. В пер­вые дни пребывания в стационаре настроение подавленное, угрюм, мол­чалив, на окружающих не обращает внимания, ходит с потупленным блуждающим взором, с постоянным скрежетом зубов и подергиванием мышц правой половины лица, шеи и надплечья. С другими больными в контакт не входит. Малейший стук или шум вызывает у него вздраги­вание, общее раздражение, плач, переходящий в рыдание. Предъявляет жалобы на тяжелое состояние внутренней тревоги и тоски. Исследова­нию недоступен, при легком прикосновении к нему появляется общее дрожание. На вопросы не отвечает или отвечает грубо, прося «отстать» от него, так как «и так тяжело». Произвести соматическое исследование не представлялось возможным, попытки исследовать рефлексы и боле­вую чувствительность вызывали ряд общих двигательных защитных реак­ций с выражением испуга на лице и со слезами на глазах. Если же уда­валось сделать удар молоточком по коленной связке или нанести укол, то появлялась разлитая защитная двигательная реакция, плач, гипер­гидроз на лице и шее, учащение пульса. При попытке собрать анамнез и познакомиться с прошлым слова «крушение», «поезд» и т. п. вызывали слезы, судорожные подергивания лицевых мышц. Настроен враждебно против врачей и вообще против медицины, не помогавшей ему выздо­роветь. В течение первых 3—4 дней отмечен плохой сон (1—2 часа в те­чение ночи) и зрительные галлюцинации, воспроизводившие перенесен­ные им в прошлом психические травмы. Наблюдались короткие присту­пы дезориентированности: он пытался затянуть шею полотенцем, ему казалось, что находится в тюрьме, проявлялось настойчивое желание уйти из стационара. Иногда, теряя контакт с окружающим, видел перед собой зимние пейзажи и стремился идти туда. Однако при попытке под­няться с места, чтобы идти, тотчас же приходил в себя.

Когда наступал период относительного спокойствия, больной мог отвечать на некоторые вопросы. Тогда от него удавалось получить отры­вочные сведения, он обнаруживал правильную ориентировку во времени и месте. Жаловался на тяжесть состояния, тоску и приступы влечения к самоубийству и просил прятать от него полотенце, пояс и т. п. Считал себя больным, выражал желание выздороветь, но отмечал, что вот уже несколько лет ему «все хуже и хуже» (рис. 58).

Принимая во внимание истерический характер всего синдрома, мы решили прибегнуть к гипносуггестивному успокоению нервно-психичес­кой сферы. Попытка усыпить словесным внушением удалась: через нес­колько минут больной заснул. Был сделан ряд внушений успокоительно­го характера и был дан 15-минутный внушенный сон-отдых. Этот сеанс резко изменил состояние больного к лучшему, и вопрос о переводе его в психиатрическую больницу отпал.

По мере улучшения его состояния удалось, наконец, собрать сведе­ния о прошлом. В 1918 г. он был арестован петлюровцами и в 1919 т. был под угрозой расстрела, после чего возникла повышенная раздражитель­ность. В 1922 г. в течение одного месяца перенес смерть жены и двоих детей. В 1923 г. было крушение поезда на станции, где он с 1922 г. за­нимал должность помощника начальника станции; усилилась нервоз­ность. В 1924 г. был очевидцем железнодорожного крушения. В 1925 г. развилось ясно выраженное неврастеническое состояние. Лечился B^Ze-

— 151 —

вастопольском институте физических методов лечения, после чего здо­ровье восстановилось полностью. В 1926 г. после новой психической травмы снова возникла раздражительность, наклонность к плачу. Полу­чил курс гидротерапии, давший небольшое улучшение. В июне 1927 г. перенес ушиб головы с потерей сознания. Развилась раздражительность, недоверие к подчиненным. В июле того же года во время раз­говора по телефону в электросети произошел разряд молнии, что при­вело к усилению невротического состояния. Снова лечился в течение месяца в Институте физических методов лечения. Улучшение небольшое. В 1828 г. часто страдал бессонницей, понизился интерес к работе, к ко­торой до сих пор всегда относился ревностно. Развилось угнетенное состояние, приступы тоски. В августе снова лечился в санатории при Институте физических методов лечения имени И. М. Сеченова. Находил­ся в состоянии депрессии, постоянно плакал, держался уединенно, все его раздражало. Возвратился к работе в том же состоянии. Здоровье ухудшалось: кроме нарушения сна, стали появляться галлюцинации — похороны жены и детей, зимние пейзажи, крушения. Состояние ухудша­лось, стали примешиваться параноидные элементы. В августе 1929 г. перенес ранение головы, в бессознательном состоянии доставлен в боль­ницу. 27/VIII возник судорожный припадок с потерей сознания, 13/IX — такой же припадок во время работы, после чего не работает. Участились галлюцинации, появилось дрожание рук и всего тела, неустойчивость, ходить может только с палкой, постоянно ощущает колебания почвы под ногами. Тревожное состояние, мысли о самоубийстве, повышенная пот­ливость, частые позывы на мочеиспускание. Потерял способность вла­деть собой, раздражителен до агрессивности. Переведен на инвалид­ность. Раздражительность поддерживалась сознанием безрезультатности медицинской помощи.

В дальнейшем было проведено 6 сеансов психотерапии. С каждым днем здоровье восстанавливалось и через месяц, 20/1 1930 г., был выпи­сан на работу. На рис. 58 приведена схема развития его заболевания (наблюдение автора).

У данного больного был тяжелый, прогрессивно развивавшийся нев­роз истерического типа с полиморфным психотическим и невротическим синдромом.

Через год, 20/11 1931 г., когда Р. случайно приехал по делам служ­бы, нас заинтересовал вопрос о возможности воспроизведения у него следов прошлого патологического состояния. Учитывая наши прежние Наблюдения, относящиеся к репродуцированию прошлых возрастных состояний, а также наши прежние исследования, касающиеся больного Ш., мы вправе были ожидать успеха и в данном случае.

Приведя его в состояние внушенного сна, ему внушили: «Сегодня у. нас 20 декабря 1929 г. (дата его поступления в стационар), проснитесь!». При этом в разговоре мы сознательно совершенно не касались его про­шлой патологической симптоматики. Р. проснулся, и, действительно, мы увидели перед собой прежнего больного: выражение лица тревожно-уг­нетенное, со страхом озирается по сторонам, на вопросы отвечает неохот­но, раздражен. Попытки исследовать чувствительность и рефлексы вы­зывали знакомую защитную двигательную реакцию, скрежет зубов и те же мышечные подергивания лица (рис. 59). Пульс участился, на лице выступил пот, на глазах показались слезы. После прекращения попыток исследовать его успокоился. На предложение встать и идти в палату стал оглядываться по сторонам, ища палку, без которой он тогда не мог ходить. При попытке расспросить его о причинах заболевания и при напоминании о поездах и крушениях сначала отвечал раздраженно и

вастопольском институте физических методов лечения, после чего здо­ровье восстановилось полностью. В 1926 г. после новой психической травмы снова возникла раздражительность, наклонность к плачу. Полу­чил курс гидротерапии, давший небольшое улучшение. В июне 1927 г. перенес ушиб головы с потерей сознания. Развилась раздражительндсть, недоверие к подчиненным. В июле того же года во время раз­говора по телефону в электросети произошел разряд молнии, что при­вело к усилению невротического состояния. Снова лечился в течение месяца в Институте физических методов лечения. Улучшение небольшое. В 1828 г. часто страдал бессонницей, понизился интерес к работе, к ко­торой до сих пор всегда относился ревностно. Развилось угнетенное состояние, приступы тоски. В августе снова лечился в санатории при Институте физических методов лечения имени И. М. Сеченова. Находил­ся в состоянии депрессии, постоянно плакал, держался уединенно, все его раздражало. Возвратился к работе в том же состоянии. Здоровье ухудшалось: kdomp

— 152 —

бессвязно, потом стал все более и более раздражаться и, наконец, раз­рыдался. Словесной инструкцией: «Спать!» был быстро усыплен, после чего ему было сделано внушение обратного характера: «Сейчас 20 фев­раля 1931 г., проснитесь!» Проснулся с хорошим самочувствием, содер­жания сеанса не помнит.

Чтобы иметь уверенность в отсутствии намеренной имитации, мы предложили ему в бодрственном состоянии произвольно представить нам патологические симптомы, бывшие у него в соответствующие дни. Он этого сделать не мог, не мог также по нашей просьбе воспроизвести скрежет зубов.

Рис. 59. Больной Р.

а — адоров; б — реакция на попытку сделать укол булавкой после сделанного во внушенном сне словесного внушения: «Сегодня 20 декаб­ря 1929 г.. проснитесь!».

Далее нас интересовало состояние Р. в 1928 г., в бытность его в ста­ционаре при Институте физических методов лечения имени И. М. Сече­нова, где он находился в тревожно-угнетенном состоянии депрессии. Больной был усыплен, после чего мы сделали следующее словесное вну­шение: «Сейчас 1928 г., вы в Сеченовском институте, проснитесь!». Он проснулся, и вся его поза и выражение лица отражали его угнетенное состояние: грустно-задумчивое, страдальческое выражение лица, непод­вижная поза. Стал ломать руки, тяжело вздыхать, по лицу текли слезы. На вопрос: «Что с вами, почему такая грусть?» ответил: «Ох, тяжело» и разрыдался (рис. 60, а и б).

Случайно присутствовавший на одном из сеансов гипноза врач Б. из Института имени Сеченова, наблюдавший Р. в 1928 г., подтвердил сходство состояния больного. Изменения в поведении Р. наступили так­же после словесной инструкции: «Сейчас 1927 г., проснитесь!» (в этом году у больного постоянно проявлялось подозрительное отношение к сотрудникам и подчиненным и недоверие к ним). Манера разговаривать и мимические реакции отражали это «параноидное» состояние (рис. 60, в). Аналогичные наблюдения были сделаны и в декабре 1933 г.

Картины этих состояний можно было воспроизводить повторно. Они демонстрировались нами на конференциях врачей Украинского психо­неврологического института и Центральной поликлиники Наркомздрава. Нужно сказать, что эти репродукции, как и в предыдущем случае, ни­сколько не отразились на состоянии здоровья Р. и не помешали выпол-. нению им напряженной работы. Рецидивов заболевания не было, несмот-'