Лирическая дерзость Фета
Первый сборник Фета «Лирический Пантеон» (1840) выявил основные принципы лирики поэта, которые еще более укрепились во втором сборнике (вышел в 1850 г.) «На заре ты ее не буди»: На заре ты ее не буди, На заре она сладко так спит; Утро дышит у ней на груди, Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка ее горяча, И горяч утомительный сон, И, чернеясь, бегут на плеча Косы лентой с обеих сторон.
А вчера у окна ввечеру Долго-долго сидела она И следила по тучам игру, Что, скользя, затевала луна.
И чем ярче играла луна, И чем громче свистал соловей, Все бледней становилась она, Сердце билось больней и больней.
Оттого-то на юной груди, На ланитах так утро горит. Не буди ж ты ее, не буди... На заре она сладко так спит! <1842>
Фет намеренно не разъясняет сюжетную ситуацию, поскольку для него главное не предмет, а поэтическое состояние. Сюжетная недосказанность компенсируется множеством различных конкретных деталей. Но бытовая деталь у Фета сама по себе ничего не значит, она имеет глубинный эмоциональный подтекст. И Фет так мастерски подбирает детали, что они навевают определенное настроение, создают определенную атмосферу. Поэтика Фета – поэтика ассоциаций. «Сияла ночь. Луной был полон сад…» – благоуханное стихотворение. Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна – любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой! <2 августа 1877>
Что произошло – мы не знаем, у нас есть лишь некоторые конкретные детали, но Фет на этом и останавливается, не идет дальше интерьера. По сути, ничего не происходит, нет сюжета, но все уходит в область чувств. В поэтике Фета большое значение имеет эмоциональная сторона, стремление передать смутное мгновение жизни человека, которое может лишь что-то навеять, о чем-то намекнуть, и таким образом воздействовать на сознание. Фет очень часто подчеркивает бессознательность своих стихотворений («Думы ли реют тревожно-несвязные…»). Лесом мы шли по тропинке единственной В поздний и сумрачный час. Я посмотрел: запад с дрожью таинственной Гас.
Что-то хотелось сказать на прощание,– Сердца не понял никто; Что же сказать про его обмирание? Что?
Думы ли реют тревожно-несвязные, Плачет ли сердце в груди,– Скоро повысыплют звезды алмазные, Жди! <1858>
Недосказанность Фет подчеркивает употреблением безличных глаголов («Вечер»). Прозвучало над ясной рекою, Прозвенело в померкшем лугу, Прокатилось над рощей немою, Засветилось на том берегу.
Далеко, в полумраке, луками Убегает на запад река. Погорев золотыми каймами, Разлетелись, как дым, облака.
На пригорке то сыро, то жарко, Вздохи дня есть в дыханье ночном,– Но зарница уж теплится ярко Голубым и зеленым огнем. <1855>
Для Фета характерны лирические признания типа «не помню», «не знаю», «не пойму» («Я пришел к тебе с приветом…») Я пришел к тебе с приветом, Рассказать, что солнце встало, Что оно горячим светом По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся, Весь проснулся, веткой каждой, Каждой птицей встрепенулся И весенней полон жаждой;
Рассказать, что с той же страстью, Как вчера, пришел я снова, Что душа все так же счастью И тебе служить готова;
Рассказать, что отовсюду На меня весельем веет, Что не знаю сам, что буду Петь – но только песня зреет. <1843>
Стихотворение «Шепот, робкое дыханье…» (1850) произвело определенный литературный скандал в читающем Петербурге: Шепот, робкое дыханье. Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы, И заря, заря!.. <1850>
1) нет глаголов: Фет изображает мгновения, показывает, что действие происходит вне времени, не поддается временному учету; 2) композиция строится на параллелизме: изменение природы соответствует изменениям в душевном состоянии человека; 3) отсутствует сюжет, он заменен некоторыми деталями, синтаксически выраженными назывными предложениями, что отражает мгновенность бытия, стремление остановить мгновение; 4) открытый финал. Переживания – еле уловимый момент в жизни человека. Каждая фраза поэтому может быть наполнена громадным эмоциональным значением. Мироощущение Фета характеризуется соединением несоединимых понятий, но в отличие от Тютчева, у которого одно обобщающее начало – Хаос, у Фета существует некое чудо мгновения жизни, разрушающее временные и пространственные рамки, и поэтому в некоторые минуты мир начинает жить по законам нематериального порядка. «Фантазия» (звезды падают на землю, белый кактус) Мы одни; из сада в стекла окон Светит месяц... тусклы наши свечи; Твой душистый, твой послушный локон, Развиваясь, падает на плечи.
Что ж молчим мы? Или самовластно Царство тихой, светлой ночи мая? Иль поет и ярко так и страстно Соловей, над розой изнывая?
Иль проснулись птички за кустами, Там, где ветер колыхал их гнезды, И, дрожа ревнивыми лучами, Ближе, ближе к нам нисходят звезды?
На суку извилистом и чудном, Пестрых сказок пышная жилица, Вся в огне, в сияньи изумрудном, Над водой качается жар-птица;
Расписные раковины блещут В переливах чудной позолоты, До луны жемчужной пеной мещут И алмазной пылью водометы.
Листья полны светлых насекомых, Всё растет и рвется вон из меры, Много снов проносится знакомых, И на сердце много сладкой веры.
Переходят радужные краски, Раздражая око светом ложным; Миг еще - и нет волшебной сказки, И душа опять полна возможным.
Мы одни; из сада в стекла окон Светит месяц... тусклы наши свечи; Твой душистый, твой послушный локон, Развиваясь, падает на плечи. <1847>
– здесь тоже представлен «ряд волшебных изменений», но это не произвольная фантазия поэта, это есть качество, присущее всему миру, но заметное не всем людям и не во все минуты, это то, что доступно в некоторые минуты поэту.
|