Глава 7. Не бойтесь желаний

 

Если бы минувший год предложен был мне снова,

И был бы выбор меж добром и злом

Приняла бы я удовольствие с болью

Или осмелилась желать чтоб не встречались?

– Августе, Леди Грегори, ”Если бы минувший год предложен был мне снова”

 

 

Кому: Консулу Вайленду

От: Габриэля и Гидеона Лайтвудов

 

Дорогой сэр,

Мы очень благодарны, что Вы назначили нас наблюдать за поведением миссис Бранвелл. Как известно, за женщинами нужно внимательно наблюдать, чтобы они не сбились с пути. Мы с огорчением сообщаем, что у нас шокирующие вести.

Управление домашнего хозяйства – это самая важная женская обязанность, а одна из самых важных добродетелей – это бережливость. Однако, Миссис Бранвелл, похоже, пристрастилась к расходам и ни о чём не заботится кроме как о нарядах.

Хотя она одета просто, когда вы наносите визит, мы с сожалением сообщаем, что в ее свободное время она наряжается в лучший шёлк и носит самые дорогие драгоценности, которые только можно представить. И хотя нам не хотелось вторгаться в частную жизнь дамы, мы сделали то, что Вы просили.

Мы сообщили бы точные сведения о ее письме к своей модистке, но мы боимся, что это будет уже слишком. Достаточно сказать, что суммы денег, которые тратятся на шляпки, конкурируют с годовым доходом большого поместья или небольшой страны. Мы не в состоянии понять, почему одной маленькой женщине нужно так много шляпок. Навряд она скрывает, что у неё несколько голов.

Мы слишком воспитанны, чтобы комментировать наряды леди, заметим лишь, что они оказывает вредное воздействие на наши обязанности. Она в высшей степени экономит на предметах первой необходимости. Каждый вечер мы садимся за стол поужинать кашей, а она сидит за столом вся в драгоценных камнях и безделушках.

Это, как вы можете себе представить, вряд ли боевая пища для ваших доблестных Сумеречных Охотников. Мы настолько слабы, что были почти побеждены демоном Бегемот в прошлый вторник, а ведь эти существа, главным образом, состоят из вязкого вещества. В расцвете сил и поддерживаемые хорошей пищей, любой из нас был бы способен раздавить каблуком десятки демонов Бегемот за один раз.

Мы очень надеемся, что вы сможете оказать нам помощь в этом вопросе, и что расходы Миссис Бранвелл на шляпки – и другие женские предметы одежды, которые из деликатности мы не решаемся назвать, будут проверены.

Искренне ваши,

Гидеон и Габриель Лайтвуд.

 

 

– Что такое безделушка? – моргая по-совиному спросил Габриэль, глядя на послание, которое он только что помог сочинить. На самом деле, Гидеон продиктовал большую часть; Габриэль просто водил пером по странице. Он начал подозревать, что за строгой внешностью брата скрывался невоспетый гениальный комик.

Гидеон махнул рукой.

– Неважно. Запечай конверт и отдай его Сирилу, чтобы оно было отправлено с утренней почтой.

Прошло несколько дней после битвы с огромным червём и Сесилия снова была в тренировочном зале. Она начинала подумывать, что может ей просто следует перенести кровать и другую мебель в это место, так как казалось, что она проводит здесь большую часть своего времени. Спальня, которую дала ей Шарлотта, была почти лишена убранства или того, что могло бы напомнить ей о доме. Она почти ничего не привезла с собой из Уэльса, так как не рассчитывала оставаться надолго.

Здесь, по крайней мере в оружейной комнате, она чувствовала себя в безопасности. Возможно, потому, что там, где она выросла, такой комнаты не было; это было место специально для Сумеречного Охотника. Ничто там не наводило ей тоску по дому. Стены были увешаны десятками оружий. Ее первый урок с Уиллом, когда он еще кипел от ярости, что она вообще там находилась, был связан с запоминанием всех их имён и то, что ими делали.

Ножи Катана из Японии, двуручные палаши, кинжалы с тонким лезвием, утренние звезды и булавы, изогнутые турецкие лезвия, арбалеты и рогатки и крошечные трубки, из которых метали отравленные иглы. Она помнила, как он выплёвывал слова, как будто бы они были ядом.

Злись, сколько хочешь, большой брат, думала она. Я могу притвориться, что хочу быть Сумеречным Охотником, потому что у тебя нет другого выбора, как оставить меня здесь. Но я покажу тебе, что эти люди не твоя семья. Я приведу тебя домой.

Она подняла меч со стены и тщательно примерилась к нему. Уилл объяснил ей, как держать двуручный меч – чуть ниже грудной клетки и прямо. Нужно одинаково распределить вес на обе ноги, и меч должен быть повернут от плеч, а не рук, чтобы вложить всю силу в смертельный удар

Смертельный удар. На протяжении многих лет она злилась на брата, что он бросил их и присоединился к Сумеречным Охотникам в Лондоне, отдавая себя тому, что ее мать называла жизнью бессмысленных убийств, оружия, крови и смерти. Чего ему не хватало в зеленых горах Уэльса? Чего не было в их семье? Зачем поворачиваться спиной к самому синему из синих морей ради чего-то пустого, как все это?

И все же она была здесь, предпочитая проводить свое время в одиночестве в тренажерном зале с молчаливой коллекцией оружия. Вес меча в руке был приятным, почти как если бы он служил барьером между ней и её чувствами.

До этого она и Уилл бродили несколько ночей по всему городу, из опиумных притонов для азартных игр в ад Ифритовых притонов, размытые цвет, запахи и свет. Он не был доброжелателен, но она знала, что для Уилла позволить ей сопровождать его в таком деликатном деле было действительно большим поступком.

Она наслаждалась их общением в ту ночь. Это было как будто её брат вернулся. Но в то время как ночь близилась к концу, Уилл становился всё молчаливее, и когда они вернулись в институт, он ушёл прочь, ясно показывая, что хочет побыть один, и Сесилии ничего не оставалось, как вернуться в свою комнату и лежать без сна, уставившись в потолок, пока не пришел рассвет.

Когда она планировала приехать сюда, она думала, что так или иначе, но узы, которые держали его здесь не могли быть такими уж сильными. Его привязанность к этим людям не могла быть такой же, как его привязанность к семье. Но, в то время как ночь продолжалась и она видела его надежду, а затем его разочарование, в каждом новом здании, когда он спрашивал об инь фень и которого не было, она поняла – он, ей говорили об этом раньше, она знала об этом раньше, но это было не то же самое, что понимание – узы, которые связывали его здесь были так же сильны, как и кровные узы.

Она устала, и хотя она держала меч как учил ее Уилл, правая рука – на защите, левая рука – на рукояти – он выскользнул из ее рук и наклонившись вперед, воткнулся в пол.

– О, Боже, сказал голос из дверного проема. – Боюсь, что за это усилие я мог поставить только три. Четыре пожалуй, при желании дать вам дополнительный балл за фехтование в обычном платье.

Сесили, которая действительно не потрудилась сменить одежду, резко повернула голову и посмотрела на Габриэля Лайтвуда, который появился в дверях, как какой-то капризный чертенок.

– Возможно, меня не интересует ваше мнение, сэр.

– Возможно. – Он шагнул в комнату. – Ангел знает, что вашего брата оно никогда не интересовало.

– В этом мы едины, заметила Сесили, отрывая меч от пола.

– А во многом другом нет. – Габриэль подошел и встал позади нее. Они оба отражались в одном из учебных зеркал; Габриэль был на целую голову выше нее, и она хорошо могла видеть его лицо через плечо. У него было одно из тех необычных чётко очерченных лиц: красивое с одной стороны и очень интересное с другой. На подбородке был небольшой белый шрам, как если бы он порезался тонким лезвием.

– Хотите, я покажу вам, как правильно держать меч?

– Если Вы должны.

Он не ответил, обошёл вокруг нее, поправляя хватку на рукояти.

– Вы никогда не должны держать меч остриём вниз, сказал он. – Держите его вот так – остриём наружу – так что если Ваш противник нападёт, он напорется на ваше лезвие.

Сесилия поправила обхват меча. Её мысли мчались. Она так долго думала о Сумеречных Охотниках как о монстрах. Монстры, который похитили её брата, и она героиня, примчавшаяся, чтобы спасти его, даже если он не понимал, что нуждался в спасении. Понимание было странным и постепенным, понимание, как человечны они были. Она могла чувствовать тепло, исходящее от тела Габриэля, его дыхание, колыхающее её волосы, и ох, это было так странно чувствовать кого-то так сильно: их чувства, легкое прикосновение кожи, их запах.

– Я видел, как ты сражалась в поместье Лайтвудов, пробормотал Габриэль Лайтвуд. Его мозолистая рука коснулась её пальцев и Сесили подавила дрожь.

– Плохо? – сказала она дразнящим тоном.

– Со страстью. Есть те, кто сражается, потому что это их долг, и те, кто сражается, потому что им это нравится. Тебе это нравится.

– Я не, начала Сесили, но её прервал громкий стук открывшейся двери тренировочного зала.

Это был Уилл, заполнивший дверной проём своей долговязой, широкоплечей фигурой. Его голубые глаза метали молнии.

– Что ты здесь делаешь? – Потребовал он.

Так много ради недолгого мира, которого они достигли накануне вечером.

– Я тренируюсь, сказала Сесилия. – Ты сказал, что без тренировки я не добьюсь успеха.

– Не ты. Габриэль Лайтворм вон там. – Уилл кивнул в сторону другого мальчика. – Извини. Лайтвуд.

Габриэль медленно убрал руки от Сесилии.

– Кто бы ни обучал вашу сестру фехтованию, он привил ей много вредных привычек. Я просто пытался помочь.

– Я сказала ему, что всё в порядке, – сказала Сесилия, не имея ни малейшего представления, почему она защищала Габриэля, за исключением того, что она подозревала – это заденет Уилла.

И задело. Его глаза сузились.

– А он сказал тебе, что много лет искал способ отомстить мне за то, что как он думает, было оскорблением для его сестры? И что лучший способ сделать это – использовать тебя?

Сесилия резко повернула голову, чтобы посмотреть на Габриэля, чье лицо выражало смесь раздражения и неповиновения.

– Это правда?

Он ответил не ей, а Уиллу.

– Если мы будем жить в одном доме, Херондейл, то мы должны научиться относиться друг к другу с почтением. Ты не согласен?

– Пока я способен сломать твою руку так же легко, как и посмотреть на тебя, я на такое не соглашусь. – Уилл протянул руку и сорвал рапиру со стены. – А теперь убирайся отсюда, Габриэль. И оставь мою сестру в покое.

С презрительным взглядом Габриэль прошёл мимо Уилла и вышел из комнаты.

– Это было так необходимо, Уилл? – потребовала Сесилия, как только за ним закрылась дверь.

– Я знаю Габриэля Лайтвуда, а ты нет. Предлагаю тебе оставить это мне – судить о его характере. Он хочет использовать тебя, чтобы причинить мне боль.

– Правда, ты не можешь допустить, что у него может быть другая причина, а не ты?

– Я знаю его, сказал Уилл снова. – Он показал себя как лжец и предатель.

– Люди меняются.

– Не настолько сильно.

– Ты изменился, сказала Сесилия, пересекая комнату и с грохотом опуская меч на скамью.

– Ты тоже, – сказал Уилл, удивив ее. Она повернулась к нему.

– Я изменилась? Как я изменилась?

– Когда ты пришла сюда, сказал он, – ты снова и снова пыталась заставить меня вернуться домой вместе с тобой. Тебе не нравились тренировки. Ты притворялась, что это не так, но я видел это. Потом это переросло из – Уилл, ты должен вернуться домой в – Напиши письмо, Уилл. И тебе стали нравится тренировки. Габриэль Лайтвуд – пройдоха, но в одном он был прав: ты наслаждалась борьбой с огромным червем в Доме Лайтвудов. Кровь Сумеречного Охотника словно порох в твоих жилах, Сесиль. И как только он загорается, его не так-то просто погасить. Задержишься здесь подольше и будут все основания полагать, что ты, как и я слишком прирастешь к этому месту, чтобы покинуть его.

Сесиль покосилась на брата. Ворот его рубашки растегнулся, показывая что-то алое, сверкающее на горле.

– Ты носишь женское ожерелье, Уилл?

Уилл положил свою руку на шею с испуганным взглядом, но прежде чем он успел что-либо ответить, дверь в тренировочную комнату открылась, и там стояла Софи, с озабоченным выражением лица.

– Мистер Уилл, Мисс Херондеил, – сказала она. – Я искала вас. Шарлотта просила, чтобы все немедленно шли в гостиную; это очень срочный вопрос.

Сесилия всегда была кем-то вроде одинокого ребенка. И было трудно не быть, когда твои старшие братья и сестры либо умерли, либо пропали безвести и поблизости не было молодых людей твоего возраста, которых твои родители посчитали бы подходящей компанией. Она рано научилась развлекать себя собственными наблюдениями о людях, о которых она никому не рассказывала, а держала при себе и позже, когда она могла, она изучала их в одиночестве.

Привычки всей жизни изменились не сразу, и хотя Сесилия больше не была одинока, так как она приехала в институт восемь недель назад, она сделала его жителей предметом своего пристального изучения. В конце концов, они были Сумеречными Охотниками – сначала врагами, а затем, так как её мнение всё больше и больше менялось, просто предметом восхищения.

Она осмотрела их, когда вошла в гостиную и встала рядом с Уиллом. Первой была Шарлотта, сидящая за своим столом. Сесилия не долго знала Шарлотту, и все же она знала, что Шарлотта была из тех женщин, которые сохраняли спокойствие даже в трудных ситуациях. Она была очень маленькая, но сильная, немного похожая на собственную мать Сесилии, хотя с меньшей склонностью к бормотанию на валлийском языке.

Потом был Генри. Он, возможно, был первым из них, кто убедил Сесилию, что хотя все Сумеречные Охотники разные, они не были опасными чужаками. В Генри не было ничего пугающего, с долговязыми ногами и угловатый, в тот момент когда он прислонился к столу Шарлотты.

Потом её глаза скользнули по Гидеону Лайтвуду, более низкому и коренастому, чем его брат – Гидеону, чьи серо-зеленые глаза, как у надеющегося щенка, обычно следили за Софи по всему Институту. Ей было интересно, а заметили ли другие в Институте его привязанность к их горничной, и что сама Софи думала об этом.

Затем был Габриэль. Мысли Сесилии, в которых присутствовал он, были в беспорядке и замешательстве. Его глаза были яркими, тело напряженным, как сжатая пружина, в то время как он прислонился к креслу брата. На темном бархатном диване прямо напротив Лайтвудов сидел Джем, рядом с ним Тесса. Он поднял голову, когда открылась дверь и, как это было всегда, казалось, его глаза стали немного ярче, когда он увидел Уилла. Это было своеобразное качество, присущее им обоим, и Сесилии было интересно, было ли так у всех парабатаев, или это было свойственно только им. В любом случае, должно быть это страшно быть настолько связанным с другим человеком, особенно когда один из них был такой хрупкий, как Джем.

Она наблюдала за тем, как Тесса положила свою руку на руку Джема и сказала ему что-то, что заставило его улыбнуться. Тесса быстро посмотрела на Уилла, он только пересек комнату, как всегда делал, чтобы прислониться к камину. Сесиль не могла понять делал ли он это потому, что ему постоянно холодно, или он думал, что казался лихим перед прыгающим пламенем.

Ты должна стыдиться своего брата, скрывающего недозволенные чувства к невесте своего парабатая, сказал ей Уилл. Если бы на его месте был кто-то другой, она бы сказала ему, что нет смысла хранить секреты. В конце концов, правда выйдет наружу. Но в случае с Уиллом, она не была уверена. Годами он ловко прятался и притворялся. Он был идеальным актером. Если бы она не была его сестрой, если бы она не видела его лицо в те моменты, когда Джем не смотрел, она сомневалась, что она догадалась бы.

А ещё была ужасная правда в том, что ему не надо будет скрывать свою тайну всю жизнь. Ему нужно скрывать это только пока Джем жив. Если бы Джеймс Карстаирс не был так неумолимо добр и полон благих намерений, Сесилия думала, что она, возможно, ненавидела бы его от лица своего брата. Мало того, что он женится на девушке, которую любит Уилл, так ещё когда он умрёт, она боялась, что Уилл никогда не оправится. Но вы не можете обвинить кого-то в смерти. В намеренном уходе, может быть, как ее брат покинул её и её родителей, но не в смерти, власть над которой была, конечно же, за пределами понимания любого смертного человека.

– Я рада, что Вы все здесь, сказала Шарлотта напряженным голосом, который заставил Сесилию прислушаться. Шарлотта серьёзно смотрела на полированный поднос, стоявший на её столе, где лежало открытое письмо и маленький пакет, завернутый в вощеную бумагу.

– Я получила тревожное послание. От Магистра.

– От Мортмейна? – Тесса наклонилась вперед, и механический ангел, который она всегда носила на шее качнулся, сверкая в свете огня. – Он вам написал?

– Не для того, чтобы спросить о здоровье, полагаю, – сказал Уилл. – Чего он хочет?

Шарлотта глубоко вздохнула.

– Я прочитаю вам письмо.

Дорогая миссис Бранвелл,

Прошу простить меня за беспокойство, в это трудное время для вашей семьи. Я огорчен, но должен признаться не был удивлён, услышав о серьёзном недомогании мистера Карстерса.

Я полагаю, что Вы знаете, что я являюсь счастливым обладателем большой, я бы даже сказал очень большой, части медикаментов, которые позволили бы мистеру Карстерсу продолжить нормальную жизнь. Так что, мы оказываемся в очень интересной ситуации, которую я, к счастью для нас обоих готов разрешить. Я был бы очень рад сделать обмен. Если Вы готовы доверить мисс Грэй в мои руки, то я предоставлю необходимую часть инь феней Вам.

Я посылаю знак своей доброй воли. Дайте мне знать о Вашем решении, написав мне. Если правильная последовательность чисел, напечатанных внизу письма, будет сказана моему автоматону, то я получу его.

С уважением,

Аксель Мортмейн

– Это всё, сказала Шарлотта, складывая письмо и возвращая его обратно на поднос. – Здесь также инструкции как вызвать автоматона, которому, как он хочет, мы должны передать наш ответ и последовательность цифр, о которой он упоминает, но нет никакой подсказки о его местоположении.

В воздухе повисло тревожное молчание. Сеси, которая сидела в кресле, обитом тканью с цветочным узором, взглянула на Уилла и увидев его, быстро отвернулась, как будто чтобы не видеть его выражения. Джем побледнел, цвет его лица стал пепельным, а Тесса – Тесса сидела очень тихо, пока свет от огня и тени мелькали по её лицу.

– Мортмейну нужна я, сказала она, наконец, нарушив молчание. – В обмен на инь фень для Джема.

– Это смешно, сказал Джем. – Несостоятельно. Письмо нужно показать Конклаву, чтобы они смогли узнать что-нибудь о местонахождении Магистра, но это все.

– Они не смогут ничего узнать о его местонахождении, – тихо сказал Уилл. – Магистр оказывался слишком умным для этого уже много раз.

– Это глупо, – сказал Джем. – Это самая грубая форма шантажа.

– Не могу не согласиться, сказал Уилл. – Послушайте, мы воспринимаем пакет как благословение, горстка инь феня, которые поможет тебе, и мы игнорируем все остальное.

– Мортмейн написал письмо обо мне, – сказала Тесса, прерывая их обоих. – Решение должно быть моим. – Она повернулась к Шарлотте. – Я пойду.

Опять наступила мертвая тишина. Шарлотта выглядела пепельно-белой; Сесиль чувствовала, как ее руки вспотели там, где она сцепила их на коленях. Лайтвуды казались смущенным. Габриэль выглядел так, будто он мечтал быть где-нибудь, только не здесь. Сесиль едва ли могла винить их. Напряженные отношения между Уиллом, Джемом и Тессой были как пороховая бочка, готовая отправиться на тот свет от одной спички.

– Нет, сказал Джем, наконец, поднимаясь на ноги. – Тесса, ты не можешь.

Она проследила за тем, как он встал.

– Я могу. Ты мой жених. Я не могу позволить тебе умереть, когда могу помочь, и Мортмейн не причинит мне физического вреда.

– Мы не знаем, что он имеет в виду! Он не заслуживает нашего доверия! – Вдруг сказал Уилл, а затем опустил голову. Его рука сжала каминную полку настолько сильно, что его пальцы побелели. Сесиль могла сказать, что он заставил себя молчать.

– Уилл, если бы ты нужен был Мортмейну, ты бы пошёл, – сказала Тесса, глядя на брата Сесили с выражением не терпящим возражений. Уилл вздрогнул от ее слов.

– Нет, сказал Джем. – Ему я бы тоже запретил.

Тесса повернулась к Джему с первым выражением гнева по отношению к нему, которое Сесиль когда-либо видела на ее лице.

– Ты не можешь запретить мне не больше, чем ты можешь запретить Уиллу.

– Я могу, сказал Джем. – По очень простой причине. Препарат не лечение, Тесса. Это только продливает мое проживание. Я не позволю тебе выбрасывать свою собственную жизнь ради остатка моей. Если ты пойдешь к Мортэмейну, то это будет ни за что. Я все еще не буду принимать наркотик.

Уилл поднял голову.

– Джеймс.

Тесса и Джем посмотрели друг на друга, их глаза встретились.

– Ты бы не, – вздохнула Тесса. – Ты не оскорблял бы меня, швыряя жертву, которую я сделала для тебя в своем лице.

Джем пересек комнату и схватил со стола Шарлотта пакет и письмо.

– Я предпочел бы оскорбить тебя, чем потерять, сказал он и прежде, чем любой из присутствующих успел сделать шаг, чтобы остановить его, он бросил оба предмета в огонь.

Комната взорвалась криками. Генри бросился вперед, но Уилл уже упал на колени перед решеткой и сунул обе руки в огонь.

Сесилия вскочила с кресла.

– Уилл! – закричала она и бросилась к брату. Она схватила его за плечи пиджака и оттащила его от огня. Он упал назад, все еще горящий пакет выпал из его рук. Мгновение спустя Гидеон был уже там, топая ногами по маленьким искоркам пламени, оставляя на коврике беспорядок из сгоревшей бумаги и серебристого порошка.

Сесилия уставилась на камин. Письмо с дальнейшими указаниями, как вызвать автомата Мортмейна исчезло, превратившисьв пепел.

– Уилл – сказал Джем. Он выглядел больным. Он упал на колени рядом с Сесилией, все еще держащей брата за плечи, и вытащил стеле из кармана пиджака. Руки Уилла были алыми, мертвенно-бледными там, где на коже уже появлялись багровые пузыри, с черными пятнами от сажи. Он прерывисто и тяжело дышал в ухо Сесилии – задыхаясь от боли, это звучало также, как когда он упал с крыши своего дома, когда ему было девять лет и сломал кости в левой руке.

– Биддвч ин иавн, Уилл –, сказала она, в то время как Джем приставил стеле к предплечью брата и быстро начал рисовать. – Ты будешь в порядке.

– Уилл, сказал Джем, половину себе под нос. – Уилл, мне так жаль, мне так жаль. Уилл.

Прерывистое дыхание Уилла стало замедляться, когда иратце подействовало, бледнея, его кожа вернула свой нормальный цвет.

– Там еще есть немного инь феня, который можно сохранить сказал Уилл, тяжело прислоняясь спиной к Сесилии. От него пахло дымом и железом. Она чувствовала как его сердце бешено колотилось в спине. – Лучше бы собрать это прежде чем что-нибудь ещё.

– Вот. – Это была Тесса, вставая на колени;Сесиль смутно осознавала, что все остальные стояли, Шарлотта в шоке прикрыла рукой рот. В правой руке Тессы был носовой платок, в котором, возможно, был инь-фень, который Уилл спас от огня. – Возьми это, сказала она и положила его в свободную руку Джема, в ту, которая не держала стеле. Он смотрел так, будто собирался сказать что-то, но она уже встала. Выглядя крайне разбитым, Джем смотрел, как она вышла из комнаты.

– О, Уилл. Что же нам делать с тобой?

Уилл сел, чувствуя себя довольно нелепо в кресле с цветочным узором в гостиной, позволяя Шарлотте, расположившейся на маленьком стуле перед ним, накладывать мазь на его руки. После трех иратце они уже не очень сильно болели и даже вернули свой нормальный цвет, но Шарлотта всё же настаивала на их лечении.

Остальные ушли, за исключением Сесилии и Джема; Сесилия сидела рядом с ним, расположившись на подлокотнике кресла, а Джем опустился на обгоревший ковер, его стеле было по-прежнему в его руках, не касаясь Уилла, но близко. Они отказались уйти, даже после того, как другие ушли и Шарлотта отослала Генри работать назад в подвал. В конце концов, больше ничего нельзя было сделать. Инструкции о том, как связаться с Мортмейном исчезли, превратившись в пепел, и решение не было принято.

Шарлотта настояла на том, чтобы Уилл остался смазать руки, а Сесилия и Джем отказались покинуть его. И Уиллу пришлось признать, что ему это нравилось, нравилось, что его сестра сидит на подлокотнике кресла, нравились свирепые покровительственные взгляды, которые она бросала на тех, кто к нему приближался, даже Шарлотта, милая и безобидная с ее мазью и ее материнским кудахтаньем. И Джем, у его ног, прислонившийся к стулу, как он это делал много раз, когда Уилла перевязывали после драки или накладывали иратце из-за ран, которые он получил в бою.

– Ты помнишь то время, когда Мелиорн попытался выбить тебе зубы за то, что ты назвал его бездельником с заостренными ушами? – сказал Джем. Он принял немного инь феня, который прислал Мортмейн, и на его щеках снова был румянец.

Уилл улыбнулся, несмотря ни на что, он не мог сдержаться. В последние несколько лет было кое-что, что делало его счастливым: что в его жизни был кто-то, кто знал его, знал, о чем он думал, прежде чем он говорил это вслух.

– В ответ я бы выбил его зубы, – сказал он, – но когда я отправился на его поиски, он эмигрировал в Америку. Несомненно, чтобы избежать моего гнева.

– Хм, сказала Шарлотта, она всегда так делала, когда думала, что Уилл зазнаётся. – У него было много врагов в Лондоне, в моем понимании.

– Dydw I ddim yn gwybod pwy yw unrhyw un o’r bobl yr ydych yn siarad amdano, жалобно сказала Сесилия.

– Ты не знаешь о ком мы говорим и никто не понимает, что ты говоришь, – сказал Уилл, хотя в его тоне не было упрека. Он слышал усталость в собственном голосе. Нехватка сна в прошлую ночь брала свое. – Говори по-английски, Cecи.

Шарлотта вернулась за стол, поставив банку с мазью на него. Сисилия потянула Вилла за волосы:

– Дай мне посмотреть на твои руки.

Он поднял их. Он вспомнил, огонь, агонию исходящию от него, и больше всего на свете шокированое лицо Тессы. Он знал, что она поймет, почему он сделал то, что он сделал, почему он не подумал об этом дважды, но в ее глазах… как будто ее серце было сломано для него.

Он только хотел, чтобы она была все еще здесь. Было хорошо, находиться с Джемом, Сеси и Шарлоттой, быть в окруженным их любовью, но без нее всегда будет чего-то не хватает, Тесса часть его сердца, что никогда не вернется.

Сесили коснулась его пальцев, которые сейчас выглядели вполне нормально, в стороне от сажи под ногтями.

– Весьма удивительно, – сказала она и погладила его руки слегка, осторожно, чтобы не смазать мазь. – Уилл всегда был склонен к нанесению повреждений себе, добавила она, с нежностью в голосе. – Я не могу сосчитать, сколько переломов конечностей он перенес, когда мы были детьми, царапин, шрамов.

Джем навалился на спинку стула и глядя на огонь

– Лучше бы это были мои руки, сказал он.

Уилл покачал головой. Усталость придавала всему находящимуся в комнате хмурый вид, обои на стенах сливались в эдиное пятно.

– Нет, только не твои руки. Тебе даны твои руки для игры на скрипке. Для чего нужны мои?

– Мне следовало бы знать, что ты сделаешь, – тихо сказал Джем. – Я всегда знаю, что ты сделаешь. Мне следовало бы знать, что ты сунешь руки в огонь.

– А мне следовало бы знать, что ты выбросишь этот пакет сказал Уилл беззлобно. – Это было – это было безумно благородным поступком. Я понимаю, почему ты это сделал.

– Я думал о Тессе. – Джем подтянул колени и положил на них подбородок, а затем тихо рассмеялся. – Безумно благородный. Разве это не должно быть в твоей компетенции? Внезапно я тот, кто делает смешные вещи, и ты говоришь, чтобы я перестал?

– Боже, сказал Уилл. – Когда мы поменялись местами?

Свет от камина заиграл на лице и волосах Джема, когда он покачал головой.

– Это очень странная вещь – быть влюбленным –, сказал он. – Это меняет тебя.

Уилл посмотрел на Джема, и то, что он чувствовал, больше чем ревность, больше всего на свете, было тоскливое желание посочувствовать своему лучшему другу, поговорить о чувствах, которые он хранил в сердце. Разве это были не те же самые чувства? Разве они не одинаково любят, не одного и того же человека? Но.

– Я хочу, чтобы ты не рисковал собой, было всё, что он сказал.

Джем встал.

– Я всегда желал этого тебе.

Уилл поднял глаза, такие вялые от сна и усталости, которую вызвали лечебные руны, что он видел только фигуру Джема в ореоле света.

– Ты уходишь?

– Да, спать. – Джем слегка прикоснулся пальцами к выздоравливающим рукам Уилла. – Отдыхай, Уилл.

Глаза Уилла уже закрылись, когда Джем повернулся уйти. Он не слышал, как за Джемом закрылась дверь. Где-то по коридору пела Бриджит, её голос заглушал потрескивание огня. Уиллу он не казался раздражающим, как бывало прежде, он больше походил на колыбельную, которую его мать когда-то пела ему, чтобы убаюкать его.

 

– О, что ярче света?

Что темнее ночи?

Что острее топора?

Что мягче расплавленного воска?

Истина ярче света,

Ложь темнее ночи.

Месть острее топора,

Любовь мягче расплавленного воска.

 

– Песня-загадка – сказала Сесилия сонным голосом. – Мне они всегда нравились. Ты помнишь, как раньше мама нам пела?

– Немного признался Уилл. Если бы он не так сильно устал, он, возможно, вообще бы не признался. Его мать всегда пела, музыка наполняла уголки усадьбы, пела, когда она шла вдоль реки в устье Mawddach, или среди нарциссов в саду. Llawn yw’r coed o ddail a blode, llawn o goriad merch wyf inne.

– Ты помнишь море? – спросил он, из-за усталости ему было тяжело говорить. – Озеро в Tal-y-Llyn? Здесь, в Лондоне, нет ничего такого же синего как они.

Он услышал, как Сесилия резко вздохнула.

– Конечно, я помню. Я думала, ты не помнишь.

Образы из снов вспыхнули яркими красками в закрытых глазах Уилла, сон захватил его как течение и потянул от освещенного берега.

– Думаю, я не смогу встать со стула, Cecси, пробормотал он. – Я посплю здесь сегодня ночью.

Ее рука поднялась, нащупала его, освободно обвилась и обняла.

– Тогда я останусь с тобой, сказала она, и ее голос стал частью сновидения, когда сон, наконец, поймал и понёс его вниз и вверх.

Кому: Габриелю и Гидеону Лайтвудам

От: Консула Джошуа Вейланда.

Я был очень удивлен, получив ваше послание. Я не могу представить, как выразиться более точно. Я хочу, чтобы вы передавали мне подробную переписку Миссис Бранвелл с её родственниками и доброжелателями из Идриса. Я не просил подшучивать над её модисткой. Меня также не интересуют ни её манера одеваться, ни ваше ежедневное меню.

Настоятельно прошу написать мне письмо с соответствующей информацией. Я также искренне надеюсь, что письмо будет более подходящим для Сумеречных Охотников чем для Душевнобольных.

Именем Разиеля,

Консул Вейланд