Глава 8. Это пламя огня

 

Но, что надежда для тебя!

То мне – желаний агония.

Эдгарт Алан По, – Тамерлан-

 

Тесса сидела за туалетным столиком тщательно расчесывая волосы. Воздух снаружи был прохладным, но влажным, как будто он впитал воду Темзы, пахнувшую железом и городской грязью. Это была такая погода, из-за которой её обычные густые, волнистые волосы запутывались на кончиках. Не то, чтобы все её мысли были о волосах, это было просто повторяющееся движение, расчесывание, которое позволяло ей сохранить своего рода принудительное спокойствие.

В памяти она снова и снова видела шок Джема, когда Шарлотта прочитала вслух письмо Мортмейна, и обожённые руки Уилла, и горстку инь феня, которую ей удалось собрать с пола. Она видела руки Сесилии вокруг Уилла и боль Джема, когда он извинялся перед Уиллом, мне так жаль, мне так жаль.

Она не могла вынести этого. Они были в агонии, они оба, и она любила их обоих. Они страдали из-за неё, она была тем, что было нужно Мортмейну. Из-за неё исчез инь фень Джема и мучился Уилл. Она повернулась и выбежала из комнаты потому, что не могла больше вынести этого. Как могли три человека, которые так сильно любят друг друга, причинить друг другу столько боли?

Она положила расческу и посмотрела на себя в зеркало. Она выглядела усталой, с тенями под глазами, так же как выглядел Уилл весь день, сидя в библиотеке и помогая Шарлотте с бумагами Бенедикта, переводя некоторые отрывки, которые были на греческом или латинском; гусиное перо быстро движется по бумаге, голова с тёмной шевелюрой склонена. Было странно смотреть на Уилла в дневном свете и вспоминать мальчика, который держал ее на ступеньках дома Вулси так, как будто она была спасательной шлюпкой в шторм. При дневном свете лицо Уилла не было безмятежным, но оно также не было открытым или уступчивым. Он не был неприветлив или холоден, но он также не смотрел на неё и не улыбался ей через стол в библиотеке и уж никаким образом не признавал событий прошлой ночи.

Ей хотелось отвести его в сторону и спросить были ли новости от Магнуса, сказать ему: Никто не понимает, что ты чувствуешь, кроме меня, и никто не понимает, что я чувствую, кроме тебя, так разве мы не можем переживать вместе? Но если бы Магнус связался с ним, Уилл сказал бы ей, он был честным. Они все были честными. Если бы они не были, думала она, глядя на свои руки, может быть, все было бы не так ужасно.

Было глупо предлагать пойти к Мортмейну – теперь она это знала – но эта мысль намертво засела в её голове. Она не могла быть причиной всего этого несчастья и не сделать чего-то, что могло бы облегчить его. Если бы она уступила Мортмейну, Джем жил бы дольше, и Джем и Уилл были бы вместе, и это было бы, как если бы она никогда не появлялась в Институте.

Но сейчас, в прохладе вечерних часов, она знала, что нет ничего, что она могла бы сделать, чтобы повернуть время вспять или уничтожать те чувства, которые были между ними. Она чувствовала, внутри пустоту, как будто часть неё просто исчезла, и все же она была парализована. Часть неё хотела побежать к Уиллу увидеть, исцелены ли его руки и сказать ему, что она понимает. Другая её часть хотела побежать через коридор в комнату Джема и умолять его простить её. До этого они никогда не сердились друг на друга и она не знала, как вести себя с разъяренным Джемом. Захочет ли он расторгнуть помолвку? Будет ли он разочарован в ней? Почему-то было трудно вынести мысль, что Джем мог разочароваться в ней.

Чирк. Она подняла глаза и оглядела комнату – неясный шум. Может, ей показалось? Она устала, может, пора позвать Софи, чтобы она помогла ей с платьем, а затем лечь в постели, захватив книгу. Она читала Замок Отранто и находила ее отличным развлечением.

Она встала со стула и пошла позвонить в колокольчик для прислуги, когда шум раздался снова, более настойчивый. Чирк чирк, у двери её спальни. С лёгким беспокойством она прошла через комнату и распахнула дверь.

Черч присел с другой стороны, серо-голубой мех взъерошен, выражение свирепое. На шее у него был привязан бантик из серебристого кружева, а к бантику был прикреплен маленький кусочек свёрнутой бумаги, как крошечный свиток. Тесса встала на колени, протянула руку к бантику и развязала его. Бантик упал и кот сразу же побежал дальше по коридору.

Бумага свободно выскользнула из кружева, Тесса взяла её и развернула. Знакомый петлеобразный почерк вился по всей странице.

Встретимся в музыкальной комнате.

– Дж

– Здесь ничего нет, – сказал Габриэль.

Он и Гидеон были в гостиной. Было уже довольно темно, шторы были опущены, и если бы у них не было своих ведьминых огней, была бы непроглядная тьма. Габриэль торопливо просматривал письма на столе Шарлотты, уже во второй раз.

– Что ты имеешь виду, ничего? – сказал Гидеон, стоя у двери. – Я вижу там кучу писем. Безусловно, одно из них должно быть.

– Ничего скандального, – сказал Габриэль, закрыв ящик стола. – Или даже интересного. Переписка с дядей из Идриса. Кажется, у него подагра.

– Очаровательно, – пробормотал Гидеон.

– Не могу не задаться вопросом, в чем же таком, по мнению консула, Шарлотта замешана. Измена Совету? – Габриэль взял пачку писем и поморщился. – Мы могли бы заверить его в её невиновности, если бы только знали в чем он её подозревает.

– И если бы я верил, что он хочет быть уверен в её невиновности – сказал Гидеон. – Мне кажется, это больше похоже на то, что он надеется поймать её. – Он протянул руку. – Дай мне это письмо.

– Письмо дяде? – Габриэль заколебался, но сделал как ему сказали. Он поднял ведьмин огонь, освещая стол, в то время как Гидеон наклонился и, присвоив одну из ручек Шарлотты, начал царапать официальное письмо Консулу.

Гидеон подул, чтобы высушить чернила, когда дверь в гостиную распахнулась. Гидеон подпрыгнул. Желтый свет залил комнату, намного ярче, чем тусклый ведьмин огонь; мигая, Габриэль поднял руку, чтобы прикрыть глаза. Он должен был наложить руны ночного видения, подумал он, но они долго исчезают, и он был обеспокоен тем, что это вызовет вопросы. Пока его глаза приспосабливались к свету, он услышал, как его брат воскликнул с ужасом:

– Софи?

– Я Вам говорила не называть меня так, Мистер Лайтвуд. – Ее тон был холодным. Зрение Габриэля стало четким, и он увидел, что горничная стояла в дверях, держа в одной руке лампу. Она щурилась. Ее глаза ещё больше сузились, когда она увидела Габриэля, с письмами Шарлотты в руке. – Вы… это письма Миссис Бранвелл?

Габриэль поспешно бросил письма на стол.

– Я… Мы…

– Вы читаете ее письма? – Софи смотрела с яростью, как какой-нибудь ангел-мститель, с лампой в руке. Габриэль быстро взглянул на брата, но Гидеон, казалось, потерял дар речи.

В жизне Габриэля он не мог вспомнить, чтобы его брат смотрел так даже на самую красивую сумеречную охотницу. Но он смотрел на эту мирскую служанку со шрамом так, будто она была восходом солнца. Это было необъяснимо, но это было также неоспоримо. Он видел ужас на лице своего брата, из-за того, что хорошее мнение Софи о нем рушилось на глазах.

– Да, – сказал Габриэль. – Да, мы действительно просматриваем её корреспонденцию.

Софи сделала шаг назад.

– Я немедленно позову Миссис Бранвелл.

– Нет – Габриэль протянул руку. – Это не то, что ты подумала. Подожди. – Быстро в общих чертах он обрисовал то, что произошло: угрозы Консула, его просьба о том, чтобы они шпионили за Шарлоттой. – Мы никогда не собирались рассказывать то, что она писала. Мы лишь хотели защитить ее.

Подозрительное выражение Софи не изменилось.

– И почему я должна верить хоть единому Вашему слову, господин Лайтвуд?

Гидеон наконец заговорил:

– Мисс Коллинз. Пожалуйста. Я знаю, что после неудачного происшествия с булочками вы перестали меня уважать, но пожалуйста, поверьте, я не предал бы доверия Шарлотты, не ответил бы предательством на ее доброту.

На момент Софи заколебалась, затем опустила глаза.

– Я сожалею, Мистер Лайтвуд. Я хочу верить вам, но в первую очередь я должна сказать Шарлотте правду.

Габриэль схватил со стола письмо, которое только что написал его брат.

– Мисс Коллинз, – сказал он. – Пожалуйста, прочитайте это письмо. Это то, что мы намеревались послать Консулу. Если после его прочтения, ваше сердце все еще будет полно решимостью найти госпожу Бранвелл, то мы не будем пытаться остановить Вас.

Софи перевела взгляд от него к Гидеону. Затем она наклонив голову, подошла и поставила лампу на стол. Забрав письмо у Гидеона, она развернула его и прочитала вслух:

Кому: Консулу Джошуа Вайленду

От: Гидеона и Габриэля Лайтвудов

Дорогой сэр,

Вы, как обычно, проявили великую мудрость, попросив нас прочитать письма Миссис Бранвелл в Идрис. Мы лично взглянули на указанную переписку и заметили, что она почти ежедневно общается с двоюродным дедом Родериком Фейрчайлд.

Содержание этих писем, сэр, шокировало и разочаровало бы Вас. После этого, наша вера в прекрасный пол ослабла.

Миссис Бранвелл проявляет самое бессердечное, жестокое и неженственное отношение к его многочисленным тяжелым болезням. Она рекомендует ему применять меньше ликера для лечения подагры, проявляя безошибочные признаки того, что её забавляет его тяжелый недуг водянки, и полностью игнорирует его упоминание о подозрительном веществе, которые скапливаются у него в ушах и других отверстиях.

Признаки нежной женской заботы, которую могли бы ожидать от женщины её старшие родственники-мужчины, и уважение, которое как должное, любая относительно молодая женщина должна проявлять к старшим – их нет! Мы боимся, что Миссис Бранвелл, сошла с ума от власти. Её нужно остановить, пока не стало слишком поздно, и многие отважные Сумеречные Охотники не пропали из-за отсутствия женской заботы.

Искренне ваши,

Гидеон и Габриель Лайтвуд ”

Было тихо, когда она закончила. Казалось Софи стояла целую вечность, глядя на бумагу широко открытыми глазами. Наконец она спросила:

– Кто из вас это написал?

Гидеон откашлялся.

– Я.

Она подняла глаза. Она сжала губы, но они дрожали. На один ужасный момент Габриэль подумал, что она вот-вот заплачет.

– О, Боже, сказала она. – И это первое письмо?

– Нет, было ещё одно, – признался Габриэль. – О шляпках Шарлотты.

– О её шляпках? – Смех сорвался с губ Софи, и Гидеон смотрел на нее, как будто он никогда не видел ничего столь изумительного. Габриэлю пришлось признать, что она действительно выглядела довольно хорошенькой, когда смеялась, со шрамом или без. – И консул был в ярости?

– Убийственно, сказал Гидеон.

– Ты собираешься сказать Миссис Бранвелл? – Потребовал Габриэль, который не мог выдержать неизвестности.

Софи перестала смеяться.

– Нет, сказала она, – потому что я не хочу компрометировать вас в глазах Консула, а также, я думаю, что такая новость причинит ей боль, и ни к чему хорошему не приведёт. Шпионить за ней таким образом, какой ужасный человек! – Ее глаза вспыхнули. – Если вам понадобится помощь, чтобы расстроить план Консула, я буду счастлива помочь. Позвольте мне оставить письмо у себя, и я гарантирую, что завтра оно будет отправлено.

Музыкальная комната была не такой пыльной, как её помнила Тесса – она выглядела так, будто её недавно хорошо убрали; приятное дерево подоконников и пола блестело, как и рояль в углу. В камине горел огонь, очерчивая фигуру Джема в пламени, когда он отвернулся от него и, увидев ее, нервно улыбнулся.

Все в комнате казалось мягким, в приглушенных, как акварель тонах – темный блеск фортепиано, покрытые белыми простынями инструменты, которые из-за света огня оживали и были похожи на призраков, пламя тусклым золотом отражалось в оконных стеклах. В них она также могла увидеть себя и Джема, стоящими лицом друг к другу: девушка в темно-синем вечернем платье и очень худой юноша с копной серебристых волос, чей черный пиджак висел слегка свободно на его стройном теле.

В тени его лицо было уязвимым, тревога таилась в мягком изгибе рта.

– Я не был уверен, что ты придешь.

Услышав это, она сделала шаг вперед, желая броситься к нему и обнять, но остановила себя. Сначала она должна была поговорить.

– Конечно же, я пришла, сказала она. – Джем, мне так жаль. Мне очень очень жаль. Я не могу объяснить – это было какое-то безумие. Я не могла смириться с мыслью, что из-за меня с тобой могло что-то случиться, потому что в некотором роде я связана с Мортмейном, а он со мной.

– Это не твоя вина. Это никогда не было твоим выбором.

– Я не видела смысла. Уилл был прав; Мортмейну нельзя доверять. Даже если бы я к нему отправилась, нет никакой гарантии, что он выполнит свою часть сделки. И я бы дала оружие вашему врагу. Я не знаю, для чего он хочет меня использовать, но явно не на благо Сумеречных Охотников; в этом мы можем быть уверены. В итоге я могла бы даже оказаться той, кто причинил бы всем вам боль. – Слезы жгли ей глаза, но она с усилием сдерживала их. – Прости меня, Джем. Мы не можем тратить на гнев время, которое мы можем провести вместе. Я понимаю, почему ты сделал то, что сделал – я бы сделала это за тебя.

Его глаза стали мягкими и серебристыми, когда он заговорил.

– Zhe shi jie shang, wo shi zui ai ne de-, прошептал он.

Она поняла его. Во всем мире, ты – та, кого я люблю больше всего.

– Джем.

– Ты это знаешь, ты должна это знать. Я никогда бы не смог позволить тебе уйти от меня, не туда, где опасно, не тогда, когда я всё ещё дышу. – Он поднял руку, прежде чем она успела сделать шаг к нему. – Подожди. Он нагнулся, а когда поднялся, он держал в руках квадратный футляр скрипки и смычок. – Я – Есть кое-что, что я хотел бы подарить тебе. Свадебный подарок, когда бы мы поженились. Но я хотел бы подарить его сейчас, если ты позволишь.

– Подарок? Сказала она с удивлением. – После – Но мы поссорились!

Он улыбнулся, милой улыбкой, которая осветила его лицо и заставляла забыть Вас как напряженно он выглядит.

– Это неотъемлемая часть семейно жизни, как мне сказали. Это был хороший урок.

– Но.

– Тесса, ты вообразила, что существует такая ссора, крупная или мелкая, из-за которой я мог бы перестать любить тебя? – Его голос звучал изумленно и внезапно она подумала о Уилле, о тех годах, в течении которых он проверял преданность Джема, сводя его с ума ложью, отговорками и членовредительством, и несмотря на все это, любовь Джема к своему кровному брату не стала слабее, и уж тем более, не исчезла совсем.

– Я боялась, – тихо сказала она. – А я – у меня нет для тебя подарка.

– Есть. – Сказал он тихо, но твердо. – Садись, Тесса, пожалуйста. Помнишь, как мы встретились?

Тесса села на низкий стул с позолоченными подлокотниками, ее юбки складками легли вокруг нее.

– Я ворвалась в твою комнату посреди ночи, как сумасшедшая.

Джем усмехнулся.

– Ты элегантно вошла в мою комнату и увидела, как я играю на скрипке. – Он затянул винт на смычке; закончив, положил его, и с любовью достал из футляра скрипку.

– Не возражаешь, если я сейчас сыграю для тебя?

– Ты знаешь, что я люблю слушать как ты играешь. – Это была правда. Она даже любила слушать, как он рассказывает о скрипке, хотя она мало что понимала. Она могла часами, без скуки, слушать как он страстно рассказывает о канифоли, нагелях, завитках, технике владения смычком, расположениях пальцев и о том, как часто рвутся струны.

– Wo wei ni xie de – сказал он, прислонив скрипку к левому плечу и положив на неё подбородок. Он рассказывал ей, что многие скрипачи использовали плечо для упора, но он так не делал. На горле, в том месте, куда он прислонял скрипку, был небольшой след, как постоянный синяк.

– Ты – сделал что-то для меня?

– Я написал кое-что для тебя, поправил он с улыбкой и начал играть.

Она смотрела с изумлением. Он начал тихо и просто, слегка сжимая смычок, производя нежный, гармоничный звук. Мелодия перевернула ей душу, прохладная и сладкая, как вода, полная надежды и прекрасная, как восход солнца. Она зачарованно следила, как двигались пальцы и из скрипки лилась прелестная мелодия.

Звук стал громче, смычок двигался быстрее, предплечье Джема качалось вперед и назад, его тонкое тело казалось размытым в движении плеча. Его пальцы скользили вверх и вниз, и тональность звука понизилась, на ясном горизонте собирались грозовые тучи, река превратилась в поток. Мелодия разбивалась у ее ног, поднималась и окружала, все тело Джема казалось, движется в гармонии с музыкой, которую он извлекал из инструмента, хотя знала, что его ноги твердо стоят на полу.

Ее сердце забилось в такт музыки; глаза Джема были закрыты, уголки рта опущены, словно от боли. Часть ее хотела броситься к его ногам, чтобы обнять, а другая ее часть не хотела ничего делать, чтобы остановить музыку, ее прекрасные звуки. Это было, словно он взял свой смычок и использовал его в качестве кисти, создавая холст, на котором его душа четко отражалась.

Когда последний парящий звук достиг высоты, поднимаясь к небу, Тесса знала, что ее лицо было мокрым, но только тогда, когда мелодия замолчала и он опустил скрипку, она поняла, что плакала.

Медленно Джем положил скрипку в футляр, а рядом с ней смычок. Он выпрямился и повернулся к ней. Выражение его лица было застенчивым, белая рубашка промокла от пота и на шее учащенно бился пульс.

Тесса потеряла дар речи.

– Тебе понравилось? – сказал он, – Я мог бы подарить тебе украшения…но мне хотелось, чтобы это было бы что-нибудь только твоё. Что никто не услышит и не получит это. Я не очень хороший оратор, поэтому я попытался выразить свои чувства в музыке. – Тебе понравилось? – спросил он снова, и интонация в конце предложения говорила о том, что он ждет отрицательного ответа.

Тесса подняла лицо, чтобы он cмог увидеть слезы на нем.

– Джем.

Он упал перед ней на колени, с раскаянием на лице.

– Ni jue de tong man, qin ai de?

– Нет нет, сказала она, наполовину плача, наполовину смеясь. – Я не обижена. И не несчастна. Вовсе нет.

Улыбка озарила его лицо, освещая глаза от восторга.

– Тогда тебе на самом деле понравилось.

– Это было так, словно я видела твою душу в нотах музыки. И это было красиво. Она наклонилась вперед и слегка коснулась его лица. Гладкая кожа на жестких скулах, его волосы, как перья под ее ладонью. – Я видела реки, лодки, похожие на цветы, все цвета ночного цвета.

Джем вздохнул, опускаясь на пол рядом с её стулом, как будто силы покинули его.

– Это очень редкая магия, – сказал он. Он прислонив голову к ней, положив её на колени, а она продолжала гладить его волосы. – Мои родители любили музыку, – сказал он отрывисто. – Мой отец играл на скрипке, а мать на цинь. Я выбрал скрипку, хотя мог бы научиться играть на любом из двух. Я жалел об этом иногда, потому что есть такие китайские мелодии, которые я не могу играть на скрипке и которые моя мать хотела бы, чтобы я сыграл. Она рассказывала мне историю о Ю Боя, который был великим музыкантом на цинь. У него был лучший друг – Чжун Зики, и он играл для него. Говорят, что когда Ю Боя играл песнь воды, его друг знал, что он описывает бурлящие реки, а когда он играл о горах, Зики видел их пики.

И Ю Боя сказал: – Это потому что ты понимаешь мою музыку. – Джем посмотрел на свою руку, лежащую на колене. – Люди и сейчас используют выражение `чжи инь`, подразумевая – близкие друзья или – родственные души, но на самом деле это значит – понимание музыки-. Он протянул и взял её за руки. – Когда я играл, ты видела, что видел я. Ты понимаешь мою музыку.

– Я ничего не знаю о музыке, Джем. Я не могу отличить сонату от партиты.

– Нет – Он повернулся, поднимаясь на колени и обхватывая подлокотники её кресла. Сейчас они были так близко, что она могла видеть его волосы, влажные от пота на висках и затылке, почувствовать его запах канифоли и жженый сахара. – Это не та музыка, которую я имею в виду. Я имею в виду, – вздохнул он, взял её руку и прижал к своей груди. Она почувствовала, как его сердце бьется. – У каждого сердца своя музыка, – сказал он, – и ты знаешь мою.

– Что с ними случилось? – прошептала Тесса. – С дровосеком и музыкантом?

Джем печально улыбнулся.

– Чжун Зики умер, а Ю Боя сыграл свою последнюю песню на могиле друга. После этого он сломал цинь и больше никогда не играл.

Тесса почувствовала, как глаза наполнились горячими слезами, которые пытались пролиться.

– Какая ужасная история.

– Разве? Сердце Джема сильнее забилось под её пальцами. – Пока он жил и они были друзьями, Ю Боя написал величайшие произведения музыки, которые мы знаем. Смог бы он это стать, если бы был один? Нашим сердцам нужны зеркала, Тесса. Мы видим себя лучше в глазах тех, кто любит нас. И есть красота, которую может показать только краткость. Он опустил свой взгляд, а затем поднял его на Тессу. – Я отдал бы тебе всего себя, сказал он. – Я дал бы тебе за две недели больше, чем любой мужчина за всю жизнь.

– Нет ничего, что ты не дал мне, ничего, чем я была бы недовольна….

– Я, сказал он. – Я хочу жениться на тебе. Я бы ждал тебя вечно, но…

Но у нас нет вечности.

– У меня нет семьи, сказала Тесса медленно, глядя в его глаза. – Нет опекуна. Нет никого, кого мог бы……оскорбить…. более поспешный брак.

Глаза Джема немного расширились.

– Я – Ты имеешь в виду это? Я не хотел бы, чтобы у тебя не было времени, чтобы подготовиться.

– Какая подготовка ты думаешь мне требуется? – Сказала Тесса, и только в этот момент ее призрачные мысли вернулись к Уиллу, к тому, как он сунул руки в огонь, чтобы спасти наркотики Джема, наблюдая за ним, она не могла помочь, она могла только вспоминать тот день в гостиной, когда он сказал, что любит ее и когда он ушел, она схватила раскаленную кочергу, от чего жгучая боль в ее руке могла затмить, хоть на мгновение, боль в ее сердце.

Уилл. Она лгала ему тогда – если не в точных словах, то в подтексте. Она позволила ему думать, что не любит его. Мысль все еще причинияла ей боль, но она не сожалела об этом. Не было никакого другого пути. Она знала, Уилла достаточно хорошо, чтобы знать, что даже после расставания с Джемом, он не будет с нею.

Он бы не вынес любви, купленную ценой счастья своего парабатая. И если какая-то часть ее сердца принадлежала Уиллу и только Уиллу, и всегда будет принадлежать, то никто не должен узнать об этом. Джема она тоже любила, сейчас любила его даже больше, чем когда согласилась выйти за него замуж

Иногда приходится выбирать, быть добрым или честным, сказал ей Уилл. Иногда человек не может быть и тем, и другим.

Возможно, это зависит от книги, подумала она. Но в этой книге, в книге ее жизни, путем бесчестия была только недоброжелательность. Даже если в гостиной она причинила Уиллу боль, спустя время, когда его чувства к ней угасли бы, он когда-нибудь поблагодарил бы ее за то, что она дала ему свободу. Она верила в это. Он не мог любить ее вечно.

Она давно выбрала этот путь. Если она намерена довести дело до конца в следующем месяце, то следующий день она могла пережить. Она знала, что любит Джема, и хотя часть ее также любит Уилла, это был лучший подарок, который она могла дать им обоим, и ни Уилл, ни Джем никогда не должны знать об этом.

– Я не знаю, – сказал Джем, глядя на нее снизу, выражение его лица выражало смесь надежды и неверия. – Совет еще не одобрил нашу просьбу… и у тебя нет платья…

– Я не беспокоюсь о Совете. И мне всё равно, что я ношу, если тебе всё равно. Если ты имеешь в виду это, Джем, я выйду за тебя замуж, когда захочешь.

– Тесса – выдохнул он. Он потянулся к ней, как будто тонул, и она опустила голову, чтобы прикоснуться своими губами к его. Джем приподнялся на колени. Его губы легко поцеловали ее раз, другой, пока ее губы не приоткрылись, и она ощутила его вкус – сладость жженного сахара.

– Ты слишком далеко. – прошептал он, а затем его руки обвились вокруг нее, и между ними не было никакого пространства, он тянул ее вниз со стула, и вскоре они стояли на полу на коленях, обняв друг друга.

Он прижал ее к себе, и ее руки исследовали его лицо, острые скулы. Такие острые, слишком острые кости лица, пульс слишком близко к поверхности кожи, ключицы такие твердые, как металлическое ожерелье.

Его руки скользнули с талии на плечи, губы едва коснулись ключицы, ямки на шее, в то время как ее пальцы подняли рубашку вверх и ладони прикоснулись к его коже. Он был таким худым, а позвоночник таким острым под ее ладонями. При свете огня она видела как тень и пламя играли на его теле, а золотой блик пламени окрасил его белые волосы позолотой.

– Я люблю тебя, сказал он. Во всем мире, ты – та, кого я люблю больше всего.

Она почувствовала, как его горячие губы снова прижались к ямке на шее, затем опустились ниже. Его поцелуи закончились там, где начиналось платье. Она чувствовала, как бьется ее сердце под его губами, словно пытаясь дотянуться до него, пытаясь биться для него. Она почувствовала, как его рука робко скользнула за спину, туда, где было зашнуровано платье….

Дверь со скрипом открылась, и они отшатнулись друг от друга, задыхаясь, как будто они бегали наперегонки. Глядя на пустой дверной проем, Тесса слышала, как её кровь громко стучит в ушах. Рядом с ней затрудненное дыхание Джема превратилось во взрыв смеха.

– Что, начала она.

– Черч, сказал он, и Тесса перевела взгляд вниз, чтобы увидеть кота, который легким толчком открыл дверь, и теперь прохаживался по музыкальной комнате и выглядел очень довольным собой.

– Я никогда не видела, чтобы кот выглядел таким самодовольным, – сказала она, в то время как Черч – игнорируя ее, как всегда – дотронулся лапой до Джема и мягко толкнул его головой.

– Когда я сказал, что нам, возможно, понадобилась бы компаньонка, это не было тем, что я имел в виду, сказал Джем, но погладил кошку по голове и улыбнулся ей уголком рта. – Тесса, сказал он, – ты имела в виду то, что сказала? То, что ты женилась бы на мне завтра?

Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Она не могла вынести мысли об ожидании и трате следующего мгновения его жизни. Она хотела внезапно и отчаянно быть привязанной к нему – в болезни, в здоровье, к лучшему, к худшему привязанный к нему обещанием и способный дать ему ее слово и ее любовь, не сдерживаясь.

– Да, я это имела в виду, сказала она.

Столовая не совсем заполнилась, не все ещё собрались к завтраку, когда Джем сделал заявление.

– Тесса и я собираемся пожениться, сказал он очень спокойно, положив салфетку на колени.

– Разве это сюрприз? – спросил Габриэль, который был одет, так, как будто собирался идти тренироваться после завтрака. Он уже забрал весь бекон, и Генри печально смотрел на это.

– Разве Вы уже не помолвлены?

– Дата свадьбы была назначена на декабрь – сказал Джем, протянув под столом руку и обнадеживающе сжав ладонь Тессы.

– Но мы передумали. Мы намерены пожениться завтра.

Эффект был потрясающий. Генри поперхнулся чаем и Шарлотте, которая казалось потеряла дар речи, пришлось стучать по его спине. Гидеон громко звякнул чашкой о блюдце, и даже Габриэль замер с вилкой в руке на полпути ко рту. Софи, которая только что вернулась с кухни, неся стопку тостов, громко вздохнула.

– Вы не можете, – сказала она, – платье мисс Грей испорчено, а новое даже не начали шить.

– Она может одеть любое платье, сказал Джем. – Она не должна одевать золотое платье Сумеречных охотников, поскольку она не Сумеречная охотница. У нее есть несколько красивых платьев; она может выбрать свое любимое. – Он застенчиво наклонил голову к Тессе. – Конечно, если ты не против.

Тесса не ответила потому, что в этот момент Уилл и Сесиль втиснулись через дверной проем.

– У меня такое растяжение мышц в шее, говорила Сесилия с улыбкой. Я едва могу поверить, что мне удалось заснуть в таком положении….

Она замолчала, так как они оба, казалось, почувствовали настроение комнаты и остановились, оглядываясь по сторонам. Уилл казался лучше отдохнувшим, чем накануне и счастливым, что Сесиль рядом с ним, хотя это осторожно хорошее настроение начало явно испаряться, когда он поглядел вокруг на выражения других в комнате.

– Что происходит? – сказал он. – Что-то случилось?

– Тесса и я решили перенести нашу свадебную церемонию, сказал Джем. – Она состоится в ближайшие несколько дней.

Уилл ничего не сказал и выражение его лица не изменилось, но он сильно побледнел. Он не смотрел на Тессу.

– Джем, Анклав – сказала Шарлотта, прекращая бить Генри по спине и поднимаясь с взволнованным видом.

– Они еще не одобрили ваш брак. Вы не можете пойти против них.

– Ждать мы тоже не можем – сказал Джем – Это может занять месяцы, год – Вы знаете, что они, предпочитают откладывать, чем давать ответ, который как они опасаются, вам не понравится.

– И в данный момент наша свадьба не может быть объектом их внимания – сказала Тесса. – Документы Бенедикта Лайтвуд, поиск Мортмейна – у всего должен быть приоритет. Но это личное дело.

– Для Конклава не существует личных дел, – сказал Уилл. Его голос звучал глухо и странно, как если бы он был на большом расстоянии. На его горле стучал пульс. Тесса подумала о том тонком взаимопонимании, которое они начали строить за последние несколько дней и задались вопросом, разрушилось ли это это, разбиваясь на части, как хрупкое судно о скалы.

– Моя мать и отец.

– Есть законы о браке с мирянами. Нет законов о браке между Нефилимом и тем, кем является Тесса. И если придется, то как твой отец, я перестану быть Сумеречным Охотником.

– Джеймс.

– Я думал, что из всех людей, ты бы понял это – сказал Джем, и во взгляде, который он устремил на Уилла было и недоумение и боль.

– Я не говорю, что я не понимаю. Я просто призываю вас подумать.

– Я уже подумал, – ответил Джем. – У меня есть разрешение на заключение мирского брака, юридически заверенное и подписанное. Мы можем пойти в любую церковь и пожениться сегодня. Я бы хотел, чтобы Вы все были там, но если не захотите, мы сделаем это в любом случае.

– Жениться на девушке, только для того, чтобы сделать ее вдовой, сказал Габриэль Лайтвуд. – Многие скажут, что это жестоко.

Джем застыл рядом Тессой, его рука крепко сжимала её руку. Уилл двинулся вперед, но Тесса была уже на ногах, прожигая взглядом дыру в Габриэле Лайтвуде.

– Не смейте говорить об этом так, словно Джем сам принял решение, без меня – сказала она, не отрывая глаз от его лица. – Меня никто не заставлял обручаться с ним, и я также не питаю иллюзий относительно здоровья Джема. Я хочу быть с ним, неважно сколько нам даровано – много дней или минут, и считаю, что это благословение.

Глаза Габриэля были холодны, как море у побережья Ньюфаундленда.

– Я только беспокоился о Вашем благополучии, мисс Грей.

– Лучше беспокойтесь о собственном, – огрызнулась Тесса.

Теперь эти зеленые глаза сузились.

– В смысле?

– Думаю, что дама имеет в виду – растягивая слова, сказал Уилл – что она своего отца не убивала. Или вы так быстро оправились от этого, что у нас нет причин беспокоиться о ваших чувствах, Габриэль?

Сесилия открыла рот. Габриэль поднялся на ноги, и Тесса увидела, что его лицо снова было как у мальчика, который бросил Уиллу вызов сразиться в поединке, когда она встретилась с ним в первый раз высокомерие, жесткость и ненависть.

– Если ты когда-нибудь осмелишься – начал он.

– Прекратите – сказала Шарлотта и внезапно замолчала, так как в окна донесся скрежет открывающихся ржавых ворот Института и стук лошадиных копыт по тротуару. – О, Ангел. Джессамина. – Шарлотта вскочила на ноги, бросая салфетку на тарелку. – Пойдемте. Мы должны спуститься и поприветствовать ее.

Так и оказалось, и если в чем-то приезд был некстати, то по крайней мере он отвлек внимание. Был небольшой шум и огромное недоумение со стороны Габриэля и Сесилии, ни один из которых не понимал, кем именно была Джессамина или какую роль она играла в жизни Института.

Они шли по коридору разрозненно, Тесса шла немного позади, задыхаясь, как будто ее корсет был слишком туго затянут.

Она думала о прошлой ночи, когда держала Джема в музыкальной комнате, о том как они целовались и часами шептались друг с другом о свадьбе, которая у них будет, и о браке, который последует за этим, как будто у них было все время мира. Как будто брак даст им бессмертие, хотя она знала, что это не так.

Когда она начала спускаться по лестнице к входу, она отвлеклась и споткнулась. Чья-то рука поддержала ее. Она подняла глаза и увидела Уилла.

Мгновение они стояли там, застывшие как статуя. Остальные были уже внизу лестницы, их голоса поднимались, как дым. Рука Уилла на руке Тессы была нежной, хотя его лицо было почти невыразительным, словно вырезанное из гранита.

– Ты не согласен с остальными, не так ли? – спросила она резче, чем хотела. – Что я не должна выходить замуж за Джема сегодня. Ты спросил меня, люблю ли я его настолько, чтобы выйти за него и сделать его счастливым, и я сказала тебе ”да”. Я не знаю, смогу ли я сделать его абсолютно счастливым, но я могу попытаться.

– Если кто и может, то это ты – сказал он, их взгляды сплелись.

– Другие думают, что я питаю иллюзии по поводу его здоровья.

– Надежда не иллюзия.

Слова звучали обнадеживающе, но было что-то в его голосе, что-то мертвое, что пугало ее.

– Уилл, – она схватила его запястье. – Ты же не покинешь меня сейчас – меня же не оставит единственный человек, который все еще ищет лекарство? Я не могу это сделать без тебя.

Он глубоко вздохнул, наполовину закрыв глаза.

– Конечно, нет. Я бы не отказаться от него, от тебя. Я помогу. Я продолжу. Только.

Он замолчал и отвернулся. Свет прошел через окно высоко наверху и осветил его щеку, подбородок и изгиб челюсти.

– Только что?

– Ты помнишь, что я еще сказал тебе в тот день в гостиной – сказал он. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, и чтобы он был счастлив. И все же, когда ты будешь идти по тому проходу к нему навстречу, чтобы навсегда соединиться, ты будешь идти по невидимой тропинке из осколков моего сердца, Тесса. Я бы отдал свою жизнь ради любого из вас. Я бы отдал свою жизнь ради вашего счастья. Возможно я думал, что когда ты сказала мне, что не любишь меня, мои чувства изменятся и притупятся, но нет. С каждым днем они становятся все сильнее. Сейчас я люблю тебя еще отчаяннее, чем я когда-либо прежде любил тебя, а через час я буду любить тебя еще больше, чем в этот момент. Несправедливо говорить тебе это, я знаю, когда ты ничего не можешь с этим поделать. – Он судорожно вздохнул. – Ты, должно быть, презираешь меня.

Тесса чувствовала так, как будто земля ушла из под ее ног. Она вспомнила, что она сказала себе накануне – что, несомненно, чувства Уилла к ней исчезли. Что спустя годы, его боль будет меньше, чем ее. Она в это верила. Но теперь

– Я не презираю тебя, Уилл. Ты всего лишь был честным – более честным, чем я когда-либо могла попросить тебя быть.

– Нет, – сказал он с горечью. – Думаю, ты ничего не ждала от меня.

– Я ожидала всего от тебя, Уилл – прошептала она.

– Больше, чем ты когда-либо ожидал от себя. Но ты дал даже больше, чем это. – Ее голос дрогнул. – Говорят, что нельзя разделить сердце, и все же.

– Уилл! Тесса! – Это был голос Шарлотты, вызывающий к ним с лестничной площадки. – Прекратите бездельничать! И может кто-нибудь из вас позвать Сирила? Нам, возможно, потребуется помощь с перевозкой, если Молчаливые Братья вообще намерены остаться.

Тесса беспомощно смотрела на Уилла, но момент близости прошел; он замкнулся в себе; отчаяние, которое горело в нем минуту назад, исчезло. Он закрылся, словно между ними были тысячи запертых дверей.

– Иди вниз. Я буду там через минуту. – Сказал он без всякого выражения, повернулся и побежал вверх по лестнице.

Тесса оперлась рукой о стену и в оцепенении спускалась по лестнице. Что она только что не сделала? Что только что не сказала Уиллу?

И все же я люблю тебя.

О Боже, и что бы это дало, какая польза была бы произносить эти слова? Только ужасное бремя, ибо он бы знал, что она чувствовала, но был бы не в состоянии что-либо изменить. Это привязало бы его к ней, не позволяя влюбиться в кого-то еще – кто не был бы помолвлен с его лучшим другом. Влюбиться в кого-то еще. Она вышла на парадную лестницу Института, чувствуя, как ветер пронизывает платье насквозь, словно нож. Остальные были уже там, соб