Н.И. КУЗНЕЦОВА

"психология в свете пародийного науковедения".

Я попытаюсь смоделировать такую научную дисциплину, такую область знания, как психология. Что я могу сказать о ней, находясь в позиции "внешнего наблюдателя"? Но и в учебниках психологии поражает невероятная синкретичность накопленных знаний. Начинается, как правило, с ощущений, далее — восприятие, память, мышление... Где-то потом вас знакомят, с проблемами рефлексии, психологией малых групп, проблемами личности, возрастной психологией и т.п. Содержание одного раздела никак не связано с содержанием предыдущего и последующего, никак не опирается на них.

Психология — это наука о... лешем, это — "лешелогия". Наука лешелогия пытается связать воедино и объединить одной коллекторской программой и таинственное гуканье совы в ночном лесу, и загадочный треск сухих сучьев, и бульканье на болоте, и то, что человек, заблудившись в лесу, иногда выходит на одно и то же место (его леший водит)... О каком объекте изучения идет речь? Каков статус изучаемой реальности?

На мой взгляд, говоря о кризисе в психологии, можно прежде всего зафиксировать ярко выраженный тупик коллекторской программы. На взгляд методолога, психология сегодня — это прежде всего огромный исследовательский фронт, множество конкретных разработок и программ, совершенно не соотносящихся и не соотносимых между собой. В этом серьезная когнитивная трудность, которая заставляет вновь и вновь говорить о кризисе, считать этот диагноз объективным, несмотря на активность работающих здесь исследователей и видимый рост конкретных знаний.

Да, наука постоянно меняет онтологию, но не в том ли и состоит серьезный кризис психологии, что, несмотря на очевидную — до смешного — несуразность онтологической модели, новой она никак построить не может. А главное, почему-то и не берется.

Это связано с характером сложившегося научного сообщества. Здесь мне придется вступить в полемику с теми, кто считает, что новая парадигма мышления, которая, по их мнению, позволит преодолеть кризис психологии, — это парадигма гуманитарного мышления.

Именно активность сообщества позволяет делать удивительные вещи, непрерывно атаковать природу своими вопросами, подхватывать результаты друг друга, включать их в собственную работу. Это характерно для естественников. А в психологии, как мне кажется, — ситуация иная.

Бросается в глаза также, что гуманитарий воспринимает многие научные вопросы, даже саму их постановку, в какой-то аксиологической окрашенности, основания которой не выявлены.

Сама теоретическая работа в психологии странна. Множество экспериментальных работ делается неизвестно под какую теорию. На полученные ответы нет даже вопросов. Исследовательская программа в науке — это сеть постоянно развивающихся из общего начала вопросов. Может быть, именно краткая жизнь научных программ в психологии приводит к тому, что здесь так ненормально, много школ и направлений, причем все они мирно уживаются друг с другом.

Наука, которая одним из своих разделов считает учение о рефлексии, кажется, полностью отказывается от попыток отрефлексировать свои основания, методы, программы и результаты.

Единство естественных и гуманитарных наук — это стратегическая линия, а обособление гуманитарных наук от естественных, их искусственная изоляция ведет только к провинциализму.

Наша задача состоит в том, чтобы психологию понять так, чтобы она не вырождалась в привесок к естественнонаучному мышлению.