Печален будет мой рассказ.
ПОЭМА И ПОВЕСТЬ Пушкин назвал «Медного всадника» петербургской повестью и при всей фантастичности сюжета настаивал на том, что «происшествие, описанное в сей повести, основано на истине». Как мы помним по «Пиковой даме», фантастические элементы (призрак графини, сообщающий Германну тайну трёх карт) не мешают произведению называться повестью. Да и сама необычайность происходящего у Пушкина почти всегда, кроме «Сказки о золотом петушке» и явления Командора в «Каменном госте», реально мотивирована. Ведь призрак графини мог быть плодом воспалённого воображения Германна, а «тяжело-звонкое скаканье» Медного всадника слышится безумцу. Повестями Пушкин называл произведения о судьбе человека, обусловленной обстоятельствами его жизни. Поэма же вписывает судьбу человека в просторы жизни мировым законом (как в «южных поэмах») или событиями национальной истории; объясняет исход поединка человека с судьбой. Так было в «Полтаве», так обстоит дело и в «Медном всаднике». Противостояние первого русского императора и унылой финской природы, которая бунтует против его творения, пытаясь затопить прекрасный Петрополь, как чудо возникший «на низких, топких берегах», — таков героический конфликт поэмы. Замысел Петра «в Европу прорубить окно, ногою твёрдой стать при море» — великое событие национальной истории России. Пушкин в поэме рассматривает истоки и следствия этого великого деяния. Но рядом с великим героем, достойным поэмы, оказывается человек частный, потерявший великолепное «оперение» старинного рода, ставший бедным чиновником, мечтающим лишь о достатке и семье. Сведение таких героев в одном произведении — парадокс, не стилистический, а идейный оксюморон. Пушкин говорил, что «гений — парадоксов друг», и действительно, в его текстах оксюморон, образ, содержащий явно противоречивую характеристику, не редкость. «И потекут сокровища мои в атласные дырявые карманы», — говорит Барон в «Скупом рыцаре», возмущаясь сыном, готовым растранжирить для прихоти богатства, мучительно собранные отцом. А говоря о всевластии золота, Пушкин вкладывает в уста Барона такой оксюморон: «И вольный гений мне поработится». Немало оксюморонов и в тексте «Медного всадника». Парадоксально и название поэмы, и определение её жанра. Слово «всадник» вызывает ассоциации стремительности, энергии, движения, власти, победы. «Медный» (даже не бронзовый, что торжественнее и наряднее) связывается в сознании с твёрдостью, бытом, неподвижностью. Определение жанра поэмы как «петербургской повести», судя по черновикам, далось Пушкину нелегко. Вот как поэт правит строки, заключающие вступление: Однажды было испытанье (Послало небо испытанье) Об нём начну простой рассказ Давно, когда я в первый раз Услышал мрачное преданье, Смутясь, я сердцем приуныл И на минуту позабыл Своё сердечное страданье. В черновиках Пушкин называет свою поэму и «горестным рассказом», и «грустным преданьем», заглушившим боль собственного сердца. В окончательном тексте поэт не смешивает «повествованье» со своим «страданьем» и более возвышенно, как Шекспир в «Ромео и Джульетте», определяет тональность произведения: Печален будет мой рассказ. Речь идет о трагедии бытия, а не о случайном несчастии. «Медный всадник» — это не только героическая поэма о Петре I, но одновременно и реалистическая повесть о судьбе бедного петербургского чиновника Евгения. Как справедливо отмечает пушкинист Д. Благой, в отличие от судьбы героя «Станционного смотрителя» Самсона Вырина, драма которого, хотя «она и обусловлена социально-общественными отношениями своего времени, замкнута узколичными пределами, личная драма Евгения в «Медном всаднике», его личная судьба вовлечены в общий круговорот истории, связаны со всем ходом исторического процесса». Введение темы «маленького человека» в поэму отличается необыкновенной смелостью: Евгений противостоит Петру. Написав «Медный всадник» в Болдине осенью 1833 года, по возвращении в Петербург Пушкин отдаёт поэму своему «высочайшему» цензору — Николаю I. 12 декабря «Медный всадник» был возвращён Пушкину с замечаниями царя. Вот что пишет об этом сам Пушкин в дневниковой записи 14 декабря 1833 года: «11-го получено мною приглашение от Бенкендорфа явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращён «Медный всадник» с замечаниями государя. Слово «кумир» не прпущено высочайшей ценсурою; стихи:
|