Не убий. Пятая заповедь В 5-й главе, где речь шла о процессе ритуализации, я старался показать,как этот процесс, причины которого все еще весьма загадочны, создаетсовершенно новые инстинкты, диктующие организму свои собственные "Тыдолжен..." так же категорично, как и любой из, казалось бы, единовластных"больших" инстинктов голода, страха или любви. В предыдущей 6-й главе япытался решить еще более трудную задачу: коротко и доступно показать, какпроисходит взаимодействие между различными автономными инстинктами, какимобщим правилам подчиняются эти взаимодействия, и какими способами можно --несмотря на все сложности -- получить некоторое представление о структуревзаимодействий в таком поведении, которое определяется несколькимисоперничающими побуждениями. Я тешу себя надеждой, быть может обманчивой, что решить предыдущиезадачи мне удалось, и что я могу не только обобщить сказанное в двухпоследних главах, но и применить полученные в них результаты к вопросу,которым мы займемся теперь: каким образом ритуал выполняет поистиненевыполнимую задачу -- удерживает внутривидовую агрессию от всех проявлений,которые могли бы серьезно повредить сохранению вида, но при этом невыключает ее функций, необходимых для сохранения вида! Часть предыдущейфразы, выделенная курсивом, уже отвечает на вопрос, -- он кажется очевидным,но вытекает из совершеннейшего непонимания сущности агрессии, -- почему утех животных, для которых тесная совместная жизнь является преимуществом,агрессия попросту не запрещена? Именно потому, что ее функции, рассмотренныенами в 3-й главе, необходимы! Решение проблем, возникающих таким образом перед обоими конструкторамиэволюции, достигается всегда одним и тем же способом. Полезный, необходимыйинстинкт -- вообще остается неизменным; но для особых случаев, где егопроявление было бы вредно, вводится специально созданный механизмторможения. И здесь снова культурно-историческое развитие народов происходитаналогичным образом; именно потому важнейшие требования Моисеевых и всехпрочих скрижалей -- это не предтисания, а запреты. Нам еще придетсяподробнее говоьрить о том, о чем здесь лишь предварительно упомянем: передаваемые традицией и привычно выполняемые табу имеют какое-тоотношение к разумной морали -- в понимании Иммануила Канта -- разве что увдохновенного законодателя, но никак не у его верующих последователей. Как врожденные механизмы и ритуалы, препятствующие асоциальномуповедению животных, так и человеческие табу определяют поведение,аналогичное истинно моральному лишь с функциональной точки зрения; во всемостальном оно так же далеко от морали, как животное от человека! Но дажепостигая сущность этих движущих мотивов, нельзя не восхищаться снова и сновапри виде работы физиологических механизмов, которые побуждают животных ксамоотверженному поведению, направленному на благо сообщества, как этопредписывают нам, людям, законы морали. Впечатляющий пример такого поведения, аналогичного человеческой морали,являют так называемые турнирные бои. Вся их организация направлена на то,чтобы выполнить важнейшую задачу поединка -- определить, кто сильнее, -- непричинив серьезного вреда более слабому. Поскольку рыцарский турнир илиспортивное состязание имеют ту же цель, то все турнирные бои неизбежнопроизводят даже на знающих людей впечатление "рыцарственности", или"спортивного благородства". Среди цихлид есть вид, Cichlasoma biocellatum,который именно из-за этого приобрел свое название, широко распространенное уамериканских любителей: у них эта рыбка называется "Джек Дэмпси" по именибоксера, чемпиона мира, который прославился своим безупречным поведением наринге. О турнирных боях рыб и, в частности, о процессах ритуализации, которыепривели к ним от первоначальных подлинных боев, мы знаем довольно много.Почти у всех костистых рыб настоящей схватке предшествуют угрожающие позы,которые, как уже говорилось, всегда вытекают из конфликта между стремленияминапасть и бежать. Среди этих поз особенно заметна как специальный ритуал так называемаядемонстрация развернутого бока, которая первоначально наверняка возникла засчет того, что рыба под влиянием испуга отворачивается от противника иодновременно, готовясь к бегству, разворачивает вертикальные плавники. Нопоскольку при этих движениях противнику предъявляется контур теламаксимально возможных размеров, то из них -- путем мимического утрированияпри добавочных изменениях морфологии плавников -- смогла развиться тавпечатляющая демонстрация развернутого бока, которую знают все аквариумисты,да и не только они, по сиамским бойцовым рыбкам и по другим популярнымпородам рыб. В тесной связи с угрозой развернутым боком у костистых рыб возник оченьшироко распространенный запугивающий жест -- так называемый удар хвостом. Изпозиции развернутого бока рыба, напрягая все тело и далеко оттопыриваяхвостовой плавник, производит сильный удар хвостом в сторону противника.Хотя сам удар до противника не доходит, но рецепторы давления на его боковойлинии воспринимают волну, сила которой, очевидно, сообщает ему о величине ибоеспособности его соперника, так же как и размеры контура, видимого придемонстрации развернутого бока. Другая форма угрозы возникла у многих окуневых и у других костистых рыбиз заторможенного страхом фронтального удара. В исходной позиции для броскавперед оба противника изгибают свои тела, словно напряженные Sобразныепружины, и медленно плывут друг другу навстречу, как можно сильнее топорщажаберные крышки. Это соответствует разворачиванию плавников при угрозе боком, посколькуувеличивает контур тела, видимый противником. Из фронтальной угрозы у оченьмногих рыб иногда получается, что оба противника одновременно хватают другдруга за пасть, но -- в соответствии с конфликтной ситуацией, из которойвозникла сама фронтальная угроза, -- они всегда делают это не резко, неударом, а словно колеблясь, заторможенно. Из этой формы борьбы у некоторых-- и у лабиринтовых рыб, лишь отдаленно примыкающих к большой группеокуневых, и у цихлид, типичных представителей окуневых, -- возниклаинтереснейшая ритуализованная борьба, при которой оба соперника в самомбуквальном смысле слова "меряются силами", не причиняя друг другу вреда. Онихватают друг друга за челюсть -- а у всех видов, для которых характерен этотспособ турнирного боя, челюсть покрыта толстым, трудноуязвимым слоем кожи --и тянут изо всех сил. Так возникает состязание, очень похожее на старуюборьбу на поясах у швейцарских крестьян, которое может продолжаться понескольку часов, если встречаются равные противники. У двух в точностиравных по силе самцов красивого синего вида широколобых окуньков мызапротоколировали однажды такой поединок, длившийся с 8.30 утра до 2.30пополудни. За этим "перетягиванием пасти" -- у некоторых видов это, скорее,"переталкивание", потому что рыбы не тянут, а толкают друг друга, -- черезкакое-то время, очень разное для разных видов, следует настоящая схватка,при которой рыбы уже без каких-либо запретов стремятся бить друг друга понезащищенным бокам, чтобы нанести противнику по возможности серьезный урон.Таким образом, препятствующий кровопролитию "турнир" угроз и следующаянепосредственно за ним прикидка сил первоначально наверняка были лишьпрелюдией к настоящей "мужей истребляющей битве". Однако такой обстоятельныйпролог уже выполняет крайне важную задачу, поскольку дает возможность болееслабому сопернику своевременно отказаться от безнадежной борьбы. Именно таки выполняется в большинстве случаев важнейшая видосохраняющая функцияпоединка -- выбор сильнейшего, -- без того чтобы один из соперников былпринесен в жертву или даже хотя бы поранен. Лишь в тех редких случаях, когдабойцы совершенно равны по силе, к решению приходится идти кровавым путем. Сравнение разных видов, обладающих менее и более специализированнымтурнирным боем, -- а также изучение этапов развития отдельного животного отбезудержно драчливого малька до благородного "Джека Дэмпси", -- дают намнадежную основу для понимания того, как развивались турнирные бои в процессеэволюции. Рыцарски благородный турнирный бой возникает из жестокой борьбыбез правил прежде всего за счет трех независимых друг от друга процессов;ритуализация, с которой мы познакомились в прежних главах, -- лишь один изних, хотя и важнейший. Первый шаг от кровавой борьбы к турнирному бою состоит, как ужеупоминалось, в увеличении промежутка времени между началом постепенноусиливающихся угрожающих жестов и заключительным нападением. У видов,сражающихся по-настоящему (например, у многоцветного хаплохромиса),отдельные фазы угроз -- распускание плавников, демонстрация развернутогобока, раздувание жаберных крышек, борьба пастью -- длятся лишь секунды, азатем тотчас же следуют первые таранные удары по бокам противника,причиняющие тяжелые ранения. При быстрых приливах и отливах возбуждения,которые так характерны для этих злобных рыбок, некоторые из упомянутыхступеней нередко пропускаются. Особенно "вспыльчивый" самец может войти враж настолько быстро, что начинает враждебные действия сразу же с серьезноготаранного удара. У близкородственного, тоже африканского вида хемихромисовтакое не наблюдается никогда; эти рыбки всегда строго придерживаютсяпоследовательности угрожающих жестов, каждый из которых выполняют довольнодолго, часто по многу минут, прежде чем переходят к следующему. Это четкое разделение во времени допускает два физиологическихобъяснения. Или дальше друг от друга расположены пороги возбуждения, прикоторых отдельные действия включаются по очереди -- по мере возрастанияготовности к борьбе, -- так что их последовательность сохраняется и принекотором ослаблении или усилении ярости; или же нарастание возбужденности"дросселировано", что приводит к более пологой и правильно возрастающейкривой. Есть основания, говорящие в пользу первого из этих предположений,но, обсуждая их здесь, мы уклонились бы слишком далеко. Рука об руку с увеличением продолжительности отдельных угрожающихдействий идет их ритуализация, которая -- как уже описано ранее -- приводитк мимическому утрированию, ритмическому повторению и к появлению структур икрасок, оптически подчеркивающих эти действия Увеличенные плавники с яркимрисунком, который становится виден лишь в развернутом состоянии, броскиепятна на жаберных крышках, которые становятся видны лишь при фронтальнойугрозе, и множество других столь же театральных украшений превращаюттурнирный бой в одно из самых увлекательных зрелищ, какие только можноувидеть, изучая поведение высших животных. Пестрота горящих возбуждениемкрасок, размеренная ритмика угрожающих движений, выпирающая мощь соперников-- все это почти заставляет забыть, что здесь происходит настоящая борьба, ане специально поставленный спектакль. И наконец, третий процесс, весьма способствующий превращению кровавойборьбы в благородное состязание турнирного боя и не менее ритуализацииважный для нашей темы: возникают специальные физиологические механизмыповедения, которые тормозят опасные движения при атаке. Вот несколькопримеров. Если два "Джек Дэмпси" достаточно долго простоят друг против друга сугрозой развернутым боком и хвостовыми ударами, то вполне может случиться,что один из них соберется перейти к "перетягиванию пасти" на секунду раньшедругого. Он выходит из "боковой стойки" и с раскрытыми челюстями бросаетсяна соперника, который еще продолжает угрожать боком и потому подставляетзубам нападающего незащищенный фланг. По тот никогда не использует этуслабость позиции, он непременно останавливает свой бросок до того, как егозубы коснутся кожи противника. Мой покойный друг Хорст Зиверт описал и заснял на пленку аналогичное домельчайших подробностей явление у ланей. У них высокоритуализованному бою нарогах -- когда кроны дугообразными движениями ударяются одна о другую, азатем совершенно определенным образом раскачиваются взад и вперед --предшествует угроза развернутым боком, во время которой каждый из самцовпроходит мимо соперника молодцеватым четким шагом, покачивая при этом рогамивверх и вниз. Затем оба вдруг, как по команде, останавливаются,поворачиваются друг другу навстречу и опускают головы, так что рога стреском сшибаются у самой земли, сплетаясь между собой. После этого следуетсовершенно безопасная борьба, при которой -- в точности как приперетягивании пасти у "Джеков Дэмпси" -- побеждает тот, кто продержитсядольше. У ланей тоже может случиться, что один из бойцов переходит ко второйфазе борьбы раньше другого и при этом нацеливает свое оружие в незащищенныйбок соперника, что при могучем размахе тяжелых и острых рогов выглядитчрезвычайно опасно. Но еще раньше, чем окунь, олень тормозит это движение,поднимает голову -- и видит, что ничего не подозревающий противникпродолжает гарцевать и уже отошел от него на несколько метров. Тогда онрысью подбегает к тому вплотную и, успокоившись, снова начинает гарцеватьбоком к нему, покачивая рогами, до тех пор, пока оба не перейдут к борьбеболее согласованным взмахом рогов. В царстве высших позвоночных существует неисчислимое множество подобныхзапретов причинять вред сородичу. Они часто играют существенную роль и там,где наблюдатель, очеловечивающий поведение животных, вообще не заметил бы ниналичия агрессии, ни необходимости специальных механизмов для ееподавления.4 Если верить во "всемогущество" "безошибочных" инстинктов --кажется просто парадоксальным, что самке, например, необходимы специальныемеханизмы торможения, чтобы блокировать ее агрессивность по отношению ксобственным детям, особенно новорожденным или только что вылупившимся изяйца. В действительности эти специальные механизмы, тормозящие агрессию,чрезвычайно нужны, потому что животные, заботящиеся о потомстве, как раз ковремени появления малышей должны быть особенно агрессивны по отношению ковсем прочим существам. Птица, защищая свое потомство, должна нападать налюбое приближающееся к гнезду животное, с которым она хоть сколько-нибудьсоразмерна. Индюшка, пока она сидит на гнезде, должна быть постоянно готовас максимальной энергией нападать не только на мышей, крыс, хорьков, ворон,сорок, и т. д, и т.д., -- но и на своих сородичей: на индюка с шершавыминогами, на индюшку, ищущую гнездо, потому что они почти так же опасны для еевыводка, как и хищники. И, естественно, она должна быть тем агрессивнее, чемближе подходит угроза к центру ее мира, к ее гнезду. Только собственномуптенцу, который вылезает из скорлупы, она не должна причинить никакоговреда! Как обнаружили мои сотрудники Вольфганг и Маргрет Шляйдты, этоторможение у индюшки включается только акустически. Для изучения некоторыхреакций самцовиндюков на акустические стимулы они лишили слуха несколькихптиц посредством операции на внутреннем ухе. Эту операцию можно проделать только на новорожденном цыпленке, а в тотмомент различить пол еще трудно, поэтому среди глухих птиц случайнооказалось и несколько самок. Ни на что другое они не годились, затопослужили замечательным материалом для изучения функции ответного поведения,которое играет столь существенную роль в связях между матерью и ребенком. Мызнаем, например, о серых гусях, что они сразу после появления на светпринимают за свою мать любой объект, который ответит звуком на их "пискодиночества". Шляйдты хотели предложить только что вылупившимся индюшатамвыбор между индюшкой, которая слышит и правильно отвечает на их писк, иглухой, от которой ожидалось, что она -- не слыша писка птенцов -- будетиздавать свои призывы случайным образом. Как это часто случается при исследовании поведения, эксперимент далрезультаты, которых никто не ожидал, но которые оказались гораздоинтереснее, чем ожидалось. Глухие индюшки совершенно нормально высиживали птенцов, как и до тогоих социальное и половое поведение вполне отвечали норме. Но когда сталипоявляться на свет их индюшата -- оказалось, что материнское поведениеподопытных животных нарушено самым драматичным образом: все глухие индюшкитотчас забивали насмерть всех своих цыплят, как только те появлялись из яиц!Если глухой индюшке, которая отсидела на искусственных яйцах положенный сроки потому должна быть готова к приему птенцов, показать однодневногоиндюшонка -- она реагирует на него вовсе не материнским поведением: она неиздает призывных звуков; когда малыш приближается к ней примерно на метр,она готовится к отпору -- распускает перья, яростно шипит, -- а как толькоон оказывается в пределах досягаемости ее клюва -- клюет его изо всех сил. Если не предполагать, что у индюшки повреждено что-то еще, кроме слуха,то такое поведение можно объяснить только одним: у нее нет ни малейшейврожденной информации о том, как должны выглядеть ее малыши. Она клюет все,что движется около ее гнезда, если оно не настолько велико, чтобы реакциябегства у нее пересилила агрессию. Только писк индюшонка -- и ничто больше -- посредством врожденногомеханизма включает материнское поведение, одновременно затормаживаяагрессию. Последующие эксперименты с нормальными, слышащими индюшками подтвердилиправильность этой интерпретации. Если к индюшке, сидящей на гнезде,подтягивать на нитке, как марионетку, натурально сделанное чучело индюшонка,то она клюет его точно так же, как глухая. Но стоит включить встроенный вэту куклу маленький динамик, из которого раздается магнитофонная запись"плача" индюшонка, -- нападение резко обрывается вмешательством торможения,явно очень сильного, так же внезапно, как это описано выше на примере цихлиди ланей. Индюшка начинает издавать типичные призывные звуки, соответствующиеквохтанью домашних кур. Каждая неопытная индюшка, только что впервые высидевшая цыплят,нападает на все предметы, которые движутся возле ее гнезда, размерами, грубоговоря, от землеройки до крупного кота. У такой птицы нет врожденного"знания", как именно выглядят хищники, которых нужно отгонять. На беззвучноприближающееся чучело ласки или хомяка она нападает не более яростно, чем начучело индюшонка, но, с другой стороны, готова тотчас по-матерински принятьобоих хищников, если они предъявят "удостоверение индюшонка" -- ту же записьцыплячьего писка -- через встроенный микродинамик. Испытываешь ужасноечувство, когда такая индюшка, только что яростно клевавшая беззвучноприближавшегося цыпленка, с материнским призывом распускает перья, чтобы сготовностью принять под себя пищащее чучело хорька, подменного ребенка всамом отчаянном смысле этого слова. Единственный признак, который, по-видимому, врожденным образомусиливает реакцию на врага, -- это волосяной покров, пушистая поверхностьобъекта. По крайней мере, из наших первых опытов мы вынесли впечатление, чтомохнатые куклы раздражают индюшек сильнее, чем гладкие. В таком случаеиндюшонок -- он имеет как раз подходящие размеры, движется около гнезда, даеще вдобавок покрыт пухом -- просто не может не вызывать у материпостоянного оборонительного поведения, которое должно столь же постоянноподавляться цыплячьим писком, чтобы предотвратить детоубийство. Этоотносится, во всяком случае, к птицам, выводящим потомство впервые и еще незнающим по опыту, как выглядят их собственные дети. Их поведение быстроменяется при индивидуальном обучении. Только что описанный, примечательно противоречивый состав"материнского" поведения индюшки заставляет нас задуматься. Совершенноочевидно -- не существует ничего такого, что само по себе можно было быназвать "материнским инстинктом" или "инстинктом заботы о потомстве", разнет даже врожденной "схемы" врожденного узнавания собственных детей.Целесообразное, с точки зрения сохранения вида, обращение с потомствомявляется, скорее, результатом множества эволюционно возникших способовдействия, реакций и торможений, организованных Великими Конструкторами такимобразом, что все вместе они действуют при нормальных внешних условиях какцелостная система, "как будто" данное животное знает, что ему нужно делать винтересах выживания вида и его отдельных особей. Такая система уже являетсятем, что вообще можно было бы назвать "инстинктом"; в случае нашей индюшки-- инстинктом заботы о потомстве. Но даже если рассматривать это понятие таким образом -- все равно оновводит в заблуждение, потому что не существует строго ограниченной системы,которая выполняла бы функции, соответствующие только этому определению.Напротив, в ее общую структуру встроены и такие побуждения, которые имеютсовершенно другие функции, как агрессия и включающие ее рецепторныемеханизмы в нашем примере. Кстати, тот факт, что индюшка разъяряется привиде пушистых цыплят, бегающих вокруг гнезда, -- это отнюдь не нежелательныйпобочный эффект. Напротив, для защиты потомства в высшей степени полезно,чтобы цыплята -- особенно их красивые пушистые шубки -- с самого началаприводили мать в раздраженное состояние готовности к атаке. На детей онанапасть не может -- этому надежно препятствует торможение, вызванное ихписком, -- тем легче она разряжает свою ярость на другие объекты,оказавшиеся вблизи. Единственная специфическая структура, вступающая в действие только вэтой системе поведения, -- это избирательный ответ на писк птенцов,торможение удара. Итак, если у видов, заботящихся о потомстве, мать не обижает своихмалышей -- это вовсе не само собой разумеющийся закон природы; в каждомотдельном случае это должно быть обеспечено особым механизмом торможения, ободном из которых мы только что узнали на примере индюшки. Каждый, ктоработал в зоопарке, разводил кроликов или пушного зверя, может рассказатьсвою историю о том, как мало нужно, чтобы поломать аналогичные механизмыторможения. Я знаю один случай, когда самолет Люфтганзы, сбившись в тумане скурса, низко пролетел над фермой чернобурых лисиц и из-за этого все самки,которые недавно ощенились, возбудившись, сожрали своих щенков. У многих позвоночных, которые вовсе не заботятся о потомстве илизаботятся лишь ограниченное время, малыши рано -- часто задолго додостижения окончательных размеров -- бывают такими же ловкими,пропорционально такими же сильными и почти такими же умными, как взрослые(впрочем, эти виды так или иначе не могут научиться слишком многому).Поэтому они не особенно нуждаются в защите, и старшие родичи обходятся сними безо всяких церемоний. Совсем иначе обстоит дело у техвысокоорганизованных существ, у которых обучение и индивидуальный опытиграют большую роль и у которых родительская опека должна продолжаться долгоуже потому, что "жизненная школа" детей требует много времени. На тесную связь между способностью к обучению и продолжительностьюзаботы о потомстве уже указывали многие биологи и социологи. Молодой пес, волк или ворон уже по достижении окончательных взрослыхразмеров -- хотя еще не окончательного веса -- бывает неловким, неуклюжим,сырым созданием, которое было бы совершенно неспособно защитить себя вслучае серьезного нападения своего взрослого сородича, не говоря уж о том,чтобы спастись от него стремительным бегством. Казалось бы, молодым животнымназванных видов -- и многих подобных -- и то, и другое крайне необходимо:ведь они безоружны не только против внутривидовой агрессии, но и противохотничьих приемов своих сородичей, если речь идет о крупных хищниках.Однако каннибализм у теплокровных позвоночных встречается очень редко. Умлекопитающих он, вероятно, исключается главным образом тем, что сородичи"невкусны", что довелось узнать многим полярным исследователям при попыткахскормить живым собакам мясо умерших или забитых по необходимости. Лишьистинно хищные птицы, прежде всего ястребы, могут иногда в тесной неволеубить и съесть своего сородича; однако я не знаю ни одного случая, чтобыподобное наблюдали в охотничьих угодьях. Какие сдерживающие факторыпрепятствуют этому -- пока неизвестно. Для уже выросших, но еще неуклюжих молодых животных и птиц, о которыхидет речь, простое агрессивное поведение взрослых, очевидно, гораздо опаснеелюбых каннибальских прихотей. Эта опасность устраняется целым рядом оченьчетко организованных механизмов торможения, тоже почти неисследованных.Исключение составляет механизм поведения в бездушном сообществе кваквы,которому мы еще посвятим специальную небольшую главу, -- его легко понять.Этот механизм позволяет оперившимся молодым птицам оставаться в колонии,хотя в ее тесных границах буквально каждая ветка на дереве являетсяпредметом яростного соперничества соседей. Пока молодая кваква, покинувгнездо, еще попрошайничает -- это уже само по себе создает ей абсолютнуюзащиту от любого нападения местной взрослой птицы. Прежде чем старшая птицавообще соберется клюнуть птенца, тот, квакая и хлопая крыльями, стремительнобросается к ней, старается схватить ее за клюв и "подоить" -- потянуть клювкнизу, -- как это всегда делают дети с клювами родителей, когда хотят, чтобыим отрыгнули пищу. Молодая кваква не знает в лицо своих родителей, и я неуверен, что эти последние узнают индивидуально своих детей; наверняка узнаютдруг друга только молодые птицы из одного гнезда. Как старая кваква, укоторой нет настроения кормить, боязливо улетает, спасаясь от нападениясобственного дитяти, -- точно так же она улетает и от любого чужого; у нее ив мыслях нет ударить его. Аналогичные случаи мы знаем у многих животных, укоторых от внутривидовой агрессии защищает инфантильное поведение. Еще более простой механизм позволяет молодой птице -- уже взрослой, уженезависимой, но еще далеко не равной в борьбе -- приобрести небольшойсобственный участок в пределах колонии. Молодая кваква, которая почти тригода носит детский костюмчик в полоску, возбуждает у взрослых гораздо менееинтенсивную агрессию, нежели птица во взрослом оперении. Это приводит кинтересному явлению, которое я неоднократно наблюдал в Альтенберге, вколонии свободно гнездившейся кваквы. Молодая кваква совершенно безо всякого умысла приземляется где-нибудь впределах семейного участка насиживающей пары -- и ей везет: она попала не вцентр его, около гнезда, который свирепо охраняется, а села подальше. Но при этом она разозлила соседа, который начинает наступать напришельца в угрожающей позе -- ползком, как это всегда бывает у кваквы.Однако при этом движении он приближается и к расположенному в том женаправлении гнезду соседей, сидящей на яйцах пары, а поскольку он своейраскраской и угрожающей позой вызывает гораздо большую агрессивность, чемтихо и испуганно сидящая молодая птица, -- именно его и берут на мушкусоседи, поднимаясь в контратаку. Часто эта контратака проходит на волосок отмолодой птицы и тем самым защищает ее. Поэтому кваквы "в полоску" всегдаустраиваются между территориями постоянных жителей, выращивающих потомство,в строго определенных пределах, где появление взрослой птицы провоцируетнападение хозяина, а появление молодой -- еще нет. Не так легко разобраться в механизме торможения, который надежнозапрещает взрослым собакам всех европейских пород серьезно укусить молодую,в возрасте до 7-8 месяцев. По наблюдениям Тинбергена, у гренландскихэскимосских собак этот запрет ограничивается молодежью собственной стаи;запрета кусать чужих щенков у них не существует. Быть может, так же обстоитдело и у волков. Каким образом узнается молодость собрата по виду -- это ещене совсем ясно. Во всяком случае, рост не играет здесь никакой роли:крошечный, но старый и злобный фокстерьер относится к громадномуребенку-сенбернару, уже смертельно надоевшему своими неуклюжимиприглашениями поиграть, так же терпеливо и дружелюбно, как к щенку такого жевозраста собственной породы. Вероятно, существенные признаки, вызывающие это торможение, содержатсяв поведении молодой собаки, а возможно и в запахе. Последнее проявляется втом, каким образом молодая собака прямо-таки напрашивается на нюхконтроль:если только приближение взрослого пса кажется молодому в какой-то степениопасным -- он тотчас бросается на спину и тем самым предъявляет свой ещеголенький щенячий животик, и к тому же выпускает несколько капель, которыевзрослый тотчас же нюхает. Пожалуй еще интереснее и загадочнее, чем торможение, охраняющее ужеподросшую, но еще беспомощную молодежь, -- тот тормозящий агрессию механизмповедения, который запрещает "нерыцарское" поведение по отношению к "слабомуполу". У толкунчиков, поведение которых уже описывалось, у богомолов и умногих других насекомых -- как и у многих пауков -- самки, как известно,являются сильным полом, и необходимы специальные механизмы поведения,препятствующие тому, что счастливый жених будет съеден раньше времени. Умантид -- богомолов, -- как известно, самка зачастую с аппетитом доедаетпереднюю половину самца, в то время как его задняя половина безмятежновыполняет великую миссию оплодотворения. Однако здесь нас должны занимать не эти капризы природы, а темеханизмы, которые у очень многих птиц и млекопитающих -- вплоть до человека-- очень затрудняют избиение представительниц слабого пола, если неполностью препятствуют ему. Что касается человека -- максима "Женщинанеприкосновенна" справедлива лишь отчасти. В берлинском юморе, который частосмягчает добросердечием вообще-то мрачноватые краски, побитая мужем женщинаговорит рыцарски вмешавшемуся прохожему: "Ну а вам-то что за дело, коль менямой милый бьет?!" Но среди животных есть целый ряд видов, у которых принормальных, т.е. не патологических, условиях никогда не бывает, чтобы самецвсерьез напал на самку. Это относится, например, к собакам и, без сомнения, к волкам. Я бысовершенно не доверял кобелю, укусившему суку, и посоветовал бы его хозяинуповышенную осторожность -- особенно если в доме есть дети, -- потому что всоциальном торможении этого пса явно что-то нарушено. Однажды я пробовал выдать замуж свою суку Стази за огромного сибирскоговолка; когда я начал играть с ним -- она пришла в ярость от ревности исовсем всерьез набросилась на него. Единственное, что он сделал, --подставил озверевшей рыжей фурии свое огромное светло-серое плечо, чтобыпринять ее укусы на менее ранимое место. Совершенно такой же абсолютныйзапрет обидеть самку существует у некоторых вьюрковых птиц, скажем уснегиря, и даже у некоторых рептилий, как, например, у зеленой ящерицы. У самцов этого вида агрессивное поведение вызывается нарядом соперника,прежде всего ультрамариново-синим горлом и зеленой окраской остального тела,от которой и пошло название ящериц. Торможение, запрещающее кусать самку,явно основано на обонятельных признаках. Это мы с Г. Китцлером однаждыузнали, когда самую крупную самку из наших зеленых ящериц коварно раскрасилипод самца с помощью жирных цветных мелков. Когда мы выпустили прекраснуюдаму обратно в вольер, то она -- разумеется, не подозревая о своейвнешности, -- кратчайшим путем побежала на территорию своего супруга. Увидевее, он яростно бросился на предполагаемого самца-пришельца и широко раскрылпасть для укуса. Но тут он уловил запах загримированной дамы и затормозилтак резко, что его занесло и перевернуло. Затем он обстоятельно обследовалее языком -- и после того уже не обращал внимания на зовущую к боюрасцветку, что уже само по себе примечательно для рептилии. Но самоеинтересное -- это происшествие настолько потрясло нашего изумрудного рыцаря,что еще долго после того он и настоящих самцов сначала ощупывал языком, т.е.проверял их запах, и лишь потом переходил к нападению. Так его задело за живое то, что едва не укусил даму! Можно было бы подумать, что у тех видов, где кавалерам абсолютнозапрещено кусать самок, дамы обходятся со всем мужским полом весьма дерзко изаносчиво. Как это ни загадочно -- все обстоит как раз наоборот. Агрессивныекрупные самки зеленой ящерицы, затевающие яростные баталии со своимисестрами, в буквальном смысле ползают на брюхе и перед самым юным, самымхилым самцом, даже если он втрое меньше ее весом, а его мужественность едвапроявляется синим оттенком на горле, который можно сравнить с первым пухомна подбородке гимназиста. Самка поднимает от земли передние лапки исвоеобразно встряхивает ими, словно хочет заиграть на рояле. Так же и суки-- особенно тех пород, которые близки к северному волку, -- относятся кизбранному кобелю прямо-таки со смиренным почтением, хотя он никогда некусал и вообще не доказывал свое превосходство какимлибо проявлением силы;они проявляют здесь почти такое же чувство, какое испытывают кчеловеку-хозяину. Однако самое интересное и самое непонятное -- этоиерархические отношения между самцами и самками у некоторых вьюрковых птициз хорошо известного семейства кардуелид, к которому относятся чижи, щеглы,снегири, зеленушки и многие другие, в том числе канарейки. У зеленушек, например, согласно наблюдениям Р. Хинде, непосредственно впериод размножения самка стоит выше самца, а в остальное время года --наоборот. К этому выводу приводит простое наблюдение, кто кого клюет и ктокому уступает. У снегирей, которых мы знаем особенно хорошо благодаряисследованиям Николаи, на основании таких же наблюдений и умозаключенийможно прийти к выводу, что у этого вида, где пары остаются нерушимы из годав год, самка всегда иерархически выше самца. Снегирь-дама всегда слегкаагрессивна, кусает супруга, и даже в церемонии ее приветствия, в такназываемом "поцелуе", содержится изрядная толика агрессии, хотя и в строгоритуализованной форме. Снегирь, напротив, никогда не кусает и не клюет своюдаму, и если судить об их иерархических отношениях упрощенно -- только наосновании того, кто кого клюет, -- можно сказать, что она, несомненно,доминирует над ним. Но если присмотреться внимательнее, то приходишь кпротивоположному мнению. Когда супруга кусает снегиря, то он принимает позуотнюдь не подчинения или хотя бы испуга, а наоборот -- сексуальнойготовности, даже нежности. Таким образом, укусы самки не приводят самца в иерархически низшуюпозицию. Напротив, его пассивное поведение, манера, с какой он принимаетнаскоки самки, не впадая в ответную агрессию и, главное, не утрачивая своегосексуального настроя, -- явно "производит впечатление", и не только начеловека-наблюдателя. Совершенно аналогично ведут себя самцы собаки и волка по отношению клюбым нападениям слабого пола. Даже если такие нападения вполне серьезны, как в случае с моей Стази,-- ритуал безоговорочно требует от самца, чтобы он не только не огрызался,но и неуклонно сохранял бы "приветливое лицо" -- держал бы уши вверх-назад ине топорщил шерсть на загривке. Кеер smiling! Единственная защита, какую мнеприходилось наблюдать в подобных случаях, -- интересно, что ее описал и ДжекЛондон в "Белом клыке", -- состоит в резком повороте задней части туловища,который действует в высшей степени "броско", особенно когда массивныйкобель, сохраняя свою дружелюбную улыбку, отшвыривает крикливо нападающую нанего сучку на метр в сторону. Мы вовсе не приписываем дамам птичьего или собачьего племени чрезмерночеловеческих качеств, когда утверждаем, что пассивная реакция на ихагрессивность производит на них впечатление. Невпечатляемость производитсильное впечатление -- это очень распространенный принцип, как следует измногократных наблюдений за борьбой самцов прыткой ящерицы. В поразительноритуализованных турнирных боях этих ящериц самцы прежде всего в особой позедемонстрируют друг другу свою тяжело бронированную голову, затем один изсоперников хватает противника, но после короткой борьбы отпускает и ждет,чтобы тот в свою очередь схватил его. При равносильных противникахвыполняется множество таких "ходов", пока один из них -- совершенноневредимый, но истощенный -- не прекратит борьбу. У ящериц, как и у многихдругих холоднокровных животных, менее крупные экземпляры "заводятся"несколько быстрее, т.е. подъем нового возбуждения, как правило, происходит у них быстрее, чем уболее крупных и старых сородичей. В турнирных боях это почти всегда приводитк тому, что меньший из двух борцов первым хватает противника за загривок идергает из стороны в сторону. При значительной разнице в размерах самцовможет случиться, что меньший -- кусавший первым, -- отпустив, не ждетответного укуса, а тотчас испо
