Рождественский Ангел

Л.И., 1913 г [10]

—Подайте, Христа ради, милостыньку! Милостыньку, Христа ради!

Никто не слушал этих жалобных слов, никто не обра­щал внимания на слезы, звучавшие в словах бедно одетой женщины, одиноко стоявшей на углу оживленной город­ской улицы.

— Подайте милостыньку!

Прохожие торопливо шагали мимо нее, с шумом не­слись экипажи по снежной дороге. Кругом слышался смех, оживленный говор.

На землю опускалась святая, великая ночь Рождества Христова. Она сияла звездами, окутывала город таинствен­ной мглой.

— Милостыньку не себе, деткам моим прошу...

Голос женщины вдруг оборвался, и она тихо заплакала. Дрожа под своими лохмотьями, она вытирала слезы окоче­невшими пальцами, но они снова лились по ее исхудалым щекам. Никому не было до нее дела...

Да она и сама не думала о себе, о том, что совсем замер­зла, что с утра не ела ни крошки. Вся мысль ее принадле­жала детям, сердце болело за них.

Сидят они, бедные, там, в холодной темной конуре, го­лодные, иззябшие, и ждут ее. Что она принесет или что скажет? Завтра великий праздник, всем детям веселье, а ее бедные детки голодны и несчастны.

Что делать ей? Что делать? Все последнее время она работала, как могла, надрывала последние силы. Потом слегла и потеряла последнюю работу. Подошел праздник, ей негде взять куска хлеба.

Ради детей она решилась, в первый раз в жизни, про­сить милостыню. Рука не поднималась, язык не поворачи­вался. Но мысль, что ее дети хотят есть, что они встретят праздник голодные, несчастные, — эта мысль мучила ее. Она готова была на все. И за несколько часов ей удалось набрать несколько копеек.

«Милостыньку, добрые люди, подайте! Подайте, Христа ради!»

И словно в ответ на ее отчаяние неподалеку раздался благовест ко всенощной. Да, надо пойти помолиться. Быть может, молитва облегчит ее душу. Она помолится усердно о них, о детях. Неверными шагами доплелась она до церкви.

Храм освещен, залит огнями. Всюду масса людей, у всех веселые довольные лица. Притаившись в уголке, она упа­ла на колени и замерла. Вся безграничная, материнская любовь, вся ее скорбь о детях вылилась в горячей молит­ве, в глухих скорбных рыданиях. «Господи, помоги! Помо­ги!» — плачет она. И кому, как не Господу, Покровителю и Защитнику слабых и несчастных, вылить ей все свое горе, всю душевную боль свою? Тихо молилась она в угол­ке, и слезы градом лились по бледному лицу.

Она не заметила, как кончилась всенощная, не видела, как к ней подошел кто-то.

— О чем вы плачете? — раздался за ней нежный голосок.

Она очнулась, подняла глаза и увидала перед собой ма­ленькую, богато одетую девочку. На нее с милым участием глядели ясные детские глазки. Сзади девочки стояла ста­рушка-няня.

— У вас горе? Да? Бедная вы, бедная! — эти слова, ска­занные нежным, детским голосом, глубоко тронули ее.

— Горе! Детки у меня голодны, с утра не ели. Завтра праздник такой великий...

— Не ели? Голодны? — На лице девочки выразился ужас. — Няня, что же это? Дети ничего не ели! И завтра бу­дут голодны! Нянечка! Как же это? — Маленькая детская ручка скользнула в муфту.

— Вот, возьмите, тут есть деньги... сколько, я не знаю... покормите детей... ради Бога... Ах, няня, это ужасно! Они ничего не ели! Разве это можно, няня!

На глазах девочки навернулись крупные слезы.

— Что ж, Манечка, делать! Бедность у них! И сидят, бед­ные, в голоде да в холоде. Ждут, не поможет ли им Господь!

— Ах, нянечка, мне жаль их! Где вы живете, сколько у вас детей?

— Муж умер — с полгода будет. Трое ребят на руках оста­лось. Работать не могла, хворала все время. Вот и пришлось с рукой по миру идти. Живем мы недалеко, вот тут, в подва­ле, на углу, в большом каменном доме купца Осипова.

— Няня, почти рядом с нами, а я и не знала! Пойдем скорее, теперь я знаю, что надо делать!

Девочка быстро вышла из церкви в сопровождении ста­рухи.

Бедная женщина машинально пошла за ними. В ко­шельке, который был у нее в руках, лежала пятирублевая бумажка. Забыв все, кроме того, что она может теперь со­греть и накормить своих ребяток, она зашла в лавку, ку­пила провизии, хлеба, чаю, сахару и побежала домой. Щеп осталось еще довольно, печку истопить ими хватит.

Она бежала домой изо всех сил.

Вот и темная конурка. Три детские фигурки бросились к ней навстречу

— Маменька! Есть хочется! Принесла ли ты? Родная!

Она обняла их всех троих:

— Послал Господь! Надя, затопи печку, Петюша, ставь самовар! Погреемся, поедим, ради великого праздника!

В конурке, сырой и мрачной, наступил праздник. Дети были веселы, согрелись и болтали. Мать радовалась их оживлению, их болтовне. Только изредка приходила в голо­ву печальная мысль — что же дальше? Что дальше будет?

— Ну, Господь не оставит! — говорила она себе, возлагая всю надежду на Бога.

Маленькая Надя тихо подошла к матери, прижалась к ней и заговорила:

— Скажи, мама, правда, что в Рождественскую ночь с неба слетает Рождественский ангел и приносит подарки бедным детям? Скажи, мама!

Мальчики тоже подошли к матери. И желая утешить, детей, она начала им рассказывать, что Господь заботит­ся о бедных детях и посылает им своего ангела в великую Рождественскую ночь, и этот ангел приносит им подарки и гостинцы.

—И елку, мама?

— И елку, детки, хорошую, блестящую елку!

В дверь подвала кто-то стукнул. Дети бросились отво­рять. Показался мужик с маленькой зеленой елкой в ру­ках. За ним хорошенькая, белокурая девочка с корзиной в сопровождении няни, несшей за ней разные свертки и пакеты.

Дети робко прижались к матери.

— Это ангел, мама, это ангел? — тихо шептали они, благоговейно смотря на хорошенькую нарядную девочку.

Елка давно стояла уже на полу. Старуха-няня развяза­ла пакеты, вытащила из них вкусные булочки, кренделя, сыр, масло, яйца, убрала елку свечами и гостинцами. Дети все еще не могли прийти в себя. Они любовались на «анге­ла». И молчали, не двигаясь с места.

— Вот вам, встречайте весело Рождество! — прозвучал детский голосок. — С праздником!

Девочка поставила на стол корзину и исчезла, прежде чем дети и мать опомнились и пришли в себя.

«Рождественский ангел» прилетел, принес детям елку, гостинцы, радость и исчез, как лучезарное виденье.

Дома Маню ждала мама, горячо обняла ее и прижала к себе.

— Добрая моя девочка! — говорила она, целуя счастли­вое личико дочери. — Ты отказалась сама от елки, от гос­тинцев и все отдала бедным детям! Золотое у тебя сердеч­ко! Бог наградит тебя.

Маня осталась без елки и подарков, но вся сияла счас­тьем. Она в самом деле походила на Рождественского ангела.