УКРАДЕННЫЙ ХРАМ 8 страницаА потом все начали спорить о том, как с ними поступить. Отправлять ли Таха обратно в ваш уэльский заповедник? Или Мушка вернется, одна? А жеребенок? Ему нельзя оставаться в диком табуне, так как он не чисто дикий. Он те наполовину шетландский пони. Мы, правда, знали, что наше мнение еще ничего не значит. Решать-то будут ученые. Наконец моя сестренка Миза спросила отца, когда, он думает, Мушка должна принести жеребенка. Когда отец начинает большим пальцем потирать свои черные усы, мы знаем, что не все в порядке. -- Ну? -- поторопила его мама. -- Я думаю, что английская лошадка родит своего жеребенка завтра или послезавтра. И мы должны быть очень осторожны, чтобы не беспокоить ее. Очень, очень осторожны. Мы уже знали, его что-то беспокоит, но он больше ничего не хотел говорить. На следующий день мы вместе с отцом и Гритом поехали посмотреть, все ли с Мушкой в порядке, и когда, подкравшись по склону холма, заглянули в. долину, то увидели там весь табун. Впереди, прямо напротив Таха, стоявшего рядом с Мушкой, находился вожак. -- Сейчас они будут драться, -- прошептал Грит. Молодой вожак начал суетиться вокруг табуна, как бы погоняя его. Все его послушались, кроме Таха и Мушки. Она была на ногах, но казалось, что лопнет, если сделает хоть шаг. Голову она опустила и выглядела усталой. Tax просто стоял рядом, наблюдая, что делает жеребец-вожак. Их стычка должна была стать первой пробой сил. -- Теперь или никогда, -- прошептал я, следя за Тахом. Не успел я этого сказать, как вожак двинулся на Мушку сзади, заставляя ее идти за табуном, но на его пути оказался Tax, низко 'опустивший голову. Он так сильно лягнул вожака, что тот едва не упал. Оправившись, он попытался лягнуть Таха, но тот, отпрыгнув в сторону, бросился на молодого вожака. И снова едва не сбил его с ног, причем проделал это молниеносно. -- Удивительно! -- воскликнул отец. -- Никогда еще не видел, чтобы лошадь двигалась так быстро. Вожак опять попытался заставить Мушку подчиниться, но Tax с такой яростью набросился на него, что тот взвизгнул от боли. Тут-то и должно было начаться настоящее сражение, но вместо того, чтобы воспользоваться преимуществом и догнать вожака, Tax остался рядом с Мушкой, сердито тряся головой. Молодой жеребец пофыркал, побил копытом, но больше не нападал. Пофыркав еще, он медленно отошел и поскакал за табуном. Tax не погнался за ним, он вообще не двинулся с места. -- Он знает, что с кобылкой не все в порядке, -- сказал отец. -- А что с ней? -- спросил я, все время догадываясь, что он что-то скрывает. -- По-моему, Мушка повредила себе живот и родить жеребенка ей будет очень непросто. -- Мы не сможем ничем помочь? -- спросил Григ. -- Ни в коем случае нельзя беспокоить или пугать ее. -- Но если мы осторожно... Отец отрицательно покачал головой: -- Если мы пойдем вниз, Tax начнет беситься, и Мушка, возможно, попытается убежать. Это для нее опасно. Нам остается только ждать. Действительно, мы ничего не могли сделать для нее. Мы целый день следили за ней. Мушка стояла неподвижно, a Tax бегал вокруг, ласково покусывая ее за гриву и за хвост. В тот вечер мы ехали домой грустные и обеспокоенные. Мы разглядели, насколько слабой и усталой она была, какой одинокой выглядела вдали от своих английских холмов. На следующее утро мы вновь приехали в долину, но Мушки и Таха не было. Tax все-таки знал горы лучше нас, и, хотя мы очень тщательно все обыскали, найти их не смогли. Поиски продолжались и на следующий день, но безуспешно. На третье утро, когда мы уже были готовы отправиться на новые поиски, прилетел вертолет. -- Я спросил в академии, могут ли они прислать нам вертолет, -- пояснил Грит. -- Думаю, что, если поднимемся повыше, мы не потревожим Таха и Мушку, зато найдем их. Вертолет приземлился, мы, сойдя с лошадей, поднялись в кабину и вскоре уже были над горами. Летела очень.высоко, рассматривая каждое ущелье, каждую долину и лесок и наконец в два часа заметили черные точки на небольшой поляне. -- Это они! -- прокричал Грит сквозь треск мотора. Сначала мы не могли их как следует разглядеть, но пилот развернул машину так, что мы оказались прямо над ними, и даже с такой высоты было видно, что это Tax и Мушка. -- Мушка уже принесла жеребенка! -- закричал я, разглядев на земле третью точку. -- Опуститесь ниже! -- крикнул отец пилоту. Теперь мы могли разглядеть Мушку, лежавшую на гальке, а около нее жеребенка. При приближении вертолета Tax, стоявший рядом, забеспокоился и начал носиться галопом вокруг Мушки. Жеребенок тоже попытался встать на ноги, но не смог. Только Мушка не двигалась, и, Китти, потому, как она лежала, я понял, что она не живая. -- Мы опоздали! -- в отчаянии закричал я. -- Она умерла! -- Может быть, слишком утомлена и не может встать, -- заметил Грит. -- Нет. Она мертвая, -- печально подтвердил отец. Я очень сочувствую тебе, Китти, и знаю, слова не помогут. Мушка умерла, мы видели, но мы также знали, что нам нужно торопиться, чтобы спасти ее- жеребенка, иначе он тоже погибнет. Отец сказал пилоту, что необходимо приземлиться и забрать жеребенка. -- Если вертолет сядет слишком близко, Tax может попытаться унести его в зубах,-- предупредил Грит, вспомнив случай, когда Tax так однажды поступил. -- Придется рискнуть, -- сказал отец, -- другого выхода нет. Он попросил летчика посадить вертолет как можно ближе к трем лошадям, и, когда мы приземлились метрах в пятнадцати, подняв облако пыли и травы, Tax вышел из себя. Он метался между вертолетом и Мушкой, а когда мы вышли, бросился на нас, пытаясь лягнуть. Мы разбежались, размахивая халатами и пиджаками, чтобы отпугнуть его, а летчик выстрелил из ракетницы. Но когда мы направились к Мушке и жеребенку, Tax уже вернулся к ним, схватил жеребенка зубами и бросил вперед раз, второй, третий. Мы знали, так он может убить жеребенка, но чем ближе мы подходили, тем отчаяннее он становился. Мы все-таки надеялись, что он убежит. Но когда мы оказались метрах в десяти от бедной Мушки, Tax, оставив жеребенка, бросился к ней и попытался зубами поднять ее. Это дало возможность схватить жеребенка. Он был не больше крупной собаки, и наш рослый пилот, подхватив его, как ребенка, на руки, побежал к вертолету. Не успел он пробежать несколько шагов, как Tax бросился за ним. Он бы убил пилота, если бы догнал. Но мы продолжали размахивать халатами, кричать, один из членов экипажа опять выстрелил из ракетницы, это напугало Таха, и пилот смог благополучно добежать с жеребенком до вертолета. Теперь нам нужно было отступать, a Tax преследовал нас и, когда мы взлетали, даже лягнул вертолет, оставив на металле две глубокие вмятины от копыт. Когда отец осмотрел жеребенка в вертолете, мы поняли, что успели вовремя. Его глаза были подернуты голубоватой пленкой, и он бы не выжил без матери. Что еще я могу сказать Китти? Мы вымыли жеребенка, закутали его в теплую шкуру и поместили в одной из юрт. Мы сами кормили его. Каждый день он находился между жизнью и смертью, мы не знали, выживет ли. Но ведь нужно было что-то делать с Мушкой и Тахом. Мы, коневоды, очень хорошо знаем, что лошадь может зачахнуть от тоски, если умирает друг или подруга. Столько раз мы видели это. Поэтому мы много думали о том, как поступить с Тахом. Когда мы снова пролетали над долиной, то видели, что Tax все еще стоит около Мушки. Что ему оставалось делать? А что оставалось делать нам, кроме как похоронить ее в наших горах, в наших сухих желтых степях? Нам пришлось отгонять Таха, хлопая хлыстами, с палками наготове, пока рыли могилку твоей милой Мушке. Там она и лежит, и, надеюсь, ты простишь нашего дикого коня за то, что он увел ее так далеко от дома и что она умерла от истощения и страданий в нашей пустынной долине. Какая несправедливая плата за преданность! А когда наш вертолет взлетел, Tax вернулся на то место, где была Мушка. Он знал, где мы ее похоронили. Копытами и мордой он пытался копать землю. Четыре дня спустя он еще был там, и мы сбросили ему сена. На одиннадцатый день он ушел. Теперь мы уже знали, что жеребенок выживет. Он уже мог стоять, и пора было подыскать ему приемную мамашу, и мы решили заставить одну кобылу, у которой был уже свой жеребенок, "усыновить" нашего. К сожалению, наши домашние лошади всегда догадываются, когда в жеребенке течет дикая кровь, и мы боялись, что будет трудно заставить кобылу принять его. Но жеребенок Мушки очень симпатичный, послушный малыш, любит ходить за всеми следом, и он просто подошел к этой кобыле, как будто она его специально ждала. Она его разок куснула для острастки, и он тут же сунулся кормиться. Вот почти и все, Китти, за исключением того, что неделю спустя Грит наблюдал неизбежную и окончательную схватку между Тахом и молодым вожаком. Конечно, победил Tax. Он лягался и кусался и попросту уничтожил его, хотя тот сражался храбро, но, как считает Грит, глупо и бестолково. В конце концов прежний вожак бежал. После этого Tax куснул всех лошадей в табуне, даже жеребят. Грит говорит, что он их даже лизал языком, но отец считает, что этого не может быть. Во всяком случае, Tax теперь хозяин табуна, в который он так хотел вернуться, и уже начал разыскивать лазейку, чтобы увести табун. Теперь для нас настанет трудное время. Бывший вожак вернулся в табун, и теперь все лошади вместе. Грит спросил в Академии наук, намереваются ли они снова ловить Таха, чтобы отправить его к вам. Ответа не было целую неделю, а потом из Улан-Батора приехали сразу пять ученых, чтобы посмотреть на нашего замечательного дикаря. Когда они узнали все подробности, то тут же решили, что бесполезно пытаться увезти Таха из его гор. Он всегда будет стремиться домой, независимо от того, куда его отправят. Значит, Tax остается с нами навсегда. Мы сначала думали держать жеребенка в нашем домашнем табуне, но после обсуждения, в котором приняли участие все без исключения (вся наша семья, ученые, Грит и 'соседи), было решено отправить жеребенка к тебе, Китти. Мы хотим, чтобы он напоминал тебе о нас, а также о твоей кобылке Мушке, которая прошла через всю Европу и Азию вместе с Тахом. Она была преданной и храброй лошадью, а лошадь мы, монголы, ставим на первое место после хорошего друга. Пока не знаем, когда отправим жеребенка. Наверное, тогда, когда он сможет перенести длительное путешествие и не будет нуждаться в своей приемной мамаше. А пока надеюсь, Китти, что у тебя счастливый новый дом в Портсмуте. С нами случилось столько печального, и поэтому все доброе, хорошее и справедливое стоит многого, верно? Письмо это получилось грустным, и мне не хотелось писать его. Но, может быть, у него сбудет счастливый конец. Я надеюсь на это, Китти. Всегда твой верный друг Барьют.
Дорогой Барьют! Я ревела, ревела, когда, прочтя половину твоего письма, догадалась, что случится с Мушкой. Я знала это! Хотя я давно уже не плачу, за исключением тех случаев, когда бывает что-нибудь очень плохое или несправедливое. Тем не менее плачу про себя о Мушке, и каждый раз, когда приезжаю навестить дедушку и миссис Эванс (по субботам и воскресеньям), мне все кажется, что Мушка идет за мной. Наверное, я не смогу смотреть на наши холмы без того, чтобы не вспоминать, как мы поддразнивали друг друга, играя в прятки. Я очень рада, что Мушка была верна Таху и в беде и в радости. Верность чему-то или кому-то очень важная вещь, не так ли? Дедушка говорит, что только что-то настоящее могло заставить их так держаться вместе. Он смирился с мыслью, что больше не увидит Таха. Но миссис Эванс прямо рыдала, когда я читала ей твое письмо, она сказала, что очень сожалеет, что иногда ругалась на Мушку. Дедушке пришлось сказать ей, чтобы она не "порола чушь". Она портила Мушку, как и все мы. Это немного успокоило ее. Мы все с нетерпением ждем, когда же наконец увидим жеребенка Мушки. Мне нравится мой новый дом в Портсмуте, хотя я скучаю по заповеднику, по дедушке и миссис Эванс и мне их жалко. Правда, со мной Скип, и поэтому не так грустно. Но, наверное, все будет в порядке, когда я привыкну к отцу и мачехе. Они очень добры, понимают меня и стараются помочь. Хотя я сама не знаю, что со мной происходит. Если бы знать. Вот, наверное, и все, что могу написать. Спасибо, тебе большущее за длинное письмо, даже за такое грустное. Обнимаю твою маму и тетю Серогли и благодарю ее за терпение и замечательные письма на английском. Всегда твоя Китти. P. S. Я уже дважды каталась на лыжах, и родители собираются в будущем году взять меня в Швейцарию, что будет замечательно, если до этого я не свалюсь где-нибудь и* не поломаю ноги. Ужасно нравится кататься на лыжах. К.
Дорогая Китти! Жеребенок, которого мы назвали Кич, был отправлен на прошлой неделе и прибудет в Англию самолетом пятнадцатого числа вместе с молодым вожаком, которого победил Tax. Мы решили отослать его твоему дедушке! Сообщи, когда Кич прибудет. Как бы мне хотелось приехать вместе с ним, чтобы повидать тебя. Твой Барьют.
Барьют, дорогой! Жеребенок прибыл (а жеребец еще нет), и я просто хохотала до слез, когда его увидела. Он одновременно и страшненький, и хорошенький. Какая необычная помесь! И хотя я хохотала, это был не обидный смех. У него добрые глаза Мушки, но смешная бородка, как у Таха, голова, как у Таха, и он фыркает, как Tax. Мне кажется, что он и ходит, как Tax, со всеми сердитыми повадками дикой лошади. Это ужасно смешно, потому что он такой ручной и ласковый. Даже ласковей Мушки. Миссис Эванс никуда его не отпускает. Она, наверное, поместила бы его на кухне, если бы дедушка не запретил. Она все время хлопочет вокруг Кича, а он ластится к ней и ко мне тоже. Я очень часто думаю о тебе, наверное, из-за жеребенка, и мне, как никогда, хочется, чтобы ты жил поблизости. Я бы с удовольствием встречалась с тобой, и мы бы разговаривали. Так хочется поговорить с кем-нибудь. Не смог бы ты как-нибудь приехать, чтобы навестить меня и повидать жеребенка? Не странно ли это, что наши две лошади смогли пересечь целый мир, пройти Европейский и Азиатский континенты, границы и высокие горы, борясь со снегами и бурями, топью и бедами, а ты и я только пишем друг другу? Пожалуйста, постарайся приехать. Сообщи, не могу ли я сделать что-нибудь, чтобы это стало возможным. Правда, мне очень хочется увидеть тебя. Твой вечный друг Китти! P. S. Пожалуйста, постарайся!
Дорогая Китти! Конечно, я постараюсь приехать к тебе. Но, по-моему, тебе легче приехать сюда. Мы бы так тебя встретили, и вся наша семья была бы так счастлива. Тогда я был бы уверен, все, что совершили Tax и Мушка, имеет смысл, раз ты приехала к нам. Я бы все тебе показал, и наши горы, и степи, мы бы могли скакать по нашим холмам, и никто бы нам не мешал. Может быть, мы даже поискали бы тех пятерых пропавших лошадей. Постарайся, Китти, а я обещаю сделать все, чтобы помочь. Твой близкий друг Барьют.
Дорогой Барьют! В это трудно поверить, но, возможно (просто возможно!), что я смогу приехать к вам, если получу разрешение поехать с дедушкой. Я пристаю к нему и умоляю, и он наконец согласился попытаться устроить это. Может быть, я смогу приехать с ним. Не знаю. Но я стараюсь изо всех сил. Изо всех сил... Всегда твоя Китти. P. S. Посылаю тебе свою новую фотографию, чтобы ты не думал, что я такая же, как раньше. Ничто долго не остается таким же, особенно я. В этом-то и беда, по-моему. Все так быстро меняется. Непрерывно, К.
Дорогая Китти! Я попросил Грита помочь получить разрешение на твой приезд. Он обещает сделать все возможное. Сейчас он в Улан-Баторе, встречается с профессорами. Он клянется, что все для тебя устроит. Твой Б.
Дорогой Б.! Никак не могу в это поверить, но все улажено. Дедушка получил телеграмму из Улан-Батора, его приглашают на семинар по дикой лошади в Академию наук в Улан-Баторе. Они пригласили с ним и меня в качестве специального гостя. Значит, я скоро (невероятно!) увижу тебя. Я так счастлива, Барьют, что чуть не плачу от радости! Я чувствую, наверное, то же, что чувствовала Мушка, отправляясь в путешествие, в конце которого нас ждет что-то неизвестное. Интересно, что это? Ты должен быть обязательно в Улан-Баторе, чтобы встретить меня. Если не встретишь, я этого не вынесу. Я просто не знаю, что буду делать. Пожалуйста, приезжай, чтобы встретить меня. Пожалуйста. К. P. S. Кич наконец пробрался на кухню к миссис Эванс, и та уложила его в уголке и не дала дедушке выгнать. Пожалуйста, будь в Улан-Баторе, когда я приеду. К.
Дорогая Китти! Пишу по-английски. Я приеду на аэродром. Думаю о встрече с тобой. Не знаю, что и сказать. Скажу, что для меня это будет замечательный праздник. Я буду очень счастлив! Надеюсь, и ты тоже. И мы будем вспоминать прекрасных, удивительных лошадей, Таха и Мушку. Я думаю, теперь мы друзья навсегда. Жду тебя с нетерпением. С самыми теплыми чувствами, твой товарищ, друг и брат Барьют Минга.
УКРАДЕННЫЙ ХРАМ
История старообрядчества в Самарском крае начинается с середины XVIII века, когда после издания Екатериной II манифеста 1762 года, в губернию прибыли ветковские староверы. Самым крупным согласием в Самарской губернии с самого начала было поповское, а после восстановления трехчинной иерархии и принятия старообрядцами Белокриницкого священства – белокриницкое согласие. В самой Самаре только по официальным данным к началу XX века было более тысячи старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии. Самарские власти и епархиальное начальство видели в росте численности «австрийцев» и укреплении их общин серьезную угрозу. Особенно сильным ударом для них стало возведение в епископский сан Арсения Уральского. «Один из главных апологетов австрийского священства в истекшем году произведен в епископы, – это знаменитый в своем роде – Швецов, рукописные и печатные произведения которого во множестве распространены среди раскольников-австрийцев Самарской епархии»,1 – пишет редактор «Самарских епархиальных ведомостей». Епархиальные власти предупреждают духовенство: «А так как Швецов отныне епископ уральский, и стало быть, местом своего пребывания изберет Уральск, то это обстоятельство приобретает для Самарской епархии особое значение»2. Не удивительно, что отношение к белокриницким старообрядцам в Самарской губернии всегда было более чем пристрастным. Тем не менее, после Указа о веротерпимости 1905 года старообрядцы получили возможность открыто заявить о себе. 22 декабря 1906 года Самарским Губернским Правлением была зарегистрирована община старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии. Прошение о регистрации общины подписали потомственный почетный гражданин Самары Иван Львович Санин и шестьдесят пять его единоверцев. Самарское староверие вообще тесно связано с известным самарским купеческим родом Саниных. Его глава – Иван Львович Санин – был не только владельцем нескольких самарских магазинов, инициатором создания и председателем общества взаимного кредитования, совладельцем «Товарищества механического завода бывшего «Бенке и К», но и замечательным общественным деятелем. В первой половине 60-х гг. XIX в. он был бургомистром Самары (главой купеческого самоуправления), почти двадцать лет избирался гласным городской Думы, Самарского губернского земства, состоял членом губернского статистического комитета, почетным мировым судьей, имел другие общественные обязанности, в частности, будучи известным в Самаре садоводом, состоял членом комиссии, занимавшейся благоустройством Струковского сада – любимого места отдыха горожан. Как меценат и благотворитель Иван Львович был избран почетным членом Самарского губернского попечительства, и что совсем невиданно для старообрядцев, официальное отношение к которым всегда было более чем прохладным, – награжден орденами Святого Станислава 2 и 3 степени, и орденом Святой Анны 3 степени. Ни Иван Львович, ни его братья и другие члены семьи, никогда не скрывали своей принадлежности к старообрядчеству и всегда активно помогали своей Церкви. Белокриницкие старообрядцы собирались в то время в моленной по ул. Саратовской (ныне ул. Фрунзе). Это было небольшое здание, которое не могло вместить всех собравшихся, особенно в праздники. Общине числом более тысячи прихожан требовался новый вместительный храм. Поэтому 3 апреля 1908 года Совет общины направил в Самарскую городскую Думу прошение о выделении под строительство храма участка земли на углу Предтеченской и Николаевской улиц. Это место не использовалось городскими властями и было, по сути, городской свалкой. «Будучи гражданами Самары (более одной тысячи человек), любя ее и принося ей пользу и безвозмездными трудами, и несением других повинностей, мы полагаем, что имеем некоторое право на таковое пожертвование, что это будет и справедливо, и в христианском духе»,3 – писали члены Совета общины. Надежды старообрядцев поддерживало и то, что незадолго до подачи ими прошения Дума с готовностью удовлетворила аналогичное ходатайство магометан, и по первой же просьбе безвозмездно выделила гораздо менее крупной мусульманской общине участок земли под строительство мечети. Еще ранее в Самаре была построена большая синагога. Однако городское и епархиальное начальство с большим недовольством наблюдали за укреплением белокриницкой общины. В том же 1908 году «Самарские епархиальные ведомости» с неприязнью пишут о росте числа «австрийцев», прежде всего за счет присоединяющихся к ним беглопоповцев. «Внешний блеск нового толка, видимая полнота Иерархии, торжественная благолепная служба новых Владык с голосистыми диаконами, – все это заставило отколоться в сторону австрийства значительную часть беглопоповцев. По всему видно... что будущее принадлежит австрийству»4, – писал представитель епархии. Поэтому неудивительно, что в октябре 1908 года Самарская городская Дума отклонила ходатайство старообрядцев. После этого Илья Львович Санин еще несколько раз обращался к властям: и от своего собственного имени, и от имени членов общины. Но все эти обращения оставались без ответа. Старообрядцы не могли понять этой чудовищной несправедливости. 24 апреля 1910 года Совет общины вновь обращается в городскую Думу – уже нового созыва. Это трогательное прошение невозможно читать без сердечного сокрушения. Напоминая о ранее отклоненном прошении, старообрядцы пишут: «Просьба наша тогда не была уважена, полагаем, причина этому та, что не было представлено на храм плана, многие из гласных предполагали, что будет построена какая-нибудь молельня, ничего из себя не представляющая. В виду этого прилагаем при сем план храма, по которому можете судить, какое будет здание»5. Далее члены Совета общины вновь указывают, что просимое ими место много лет не используется, дохода городу не приносит, служит для скопища отбросов. Строительство же храма позволит не только удовлетворить религиозные потребности общины, но и послужит благоустроению и украшению города. Старообрядцы просят принять во внимание и то, что многие из них безвозмездно служили и служат городу, а повинности отбывают наряду с православными, между тем магометане городу никогда не служили, община их гораздо малочисленнее старообрядческой, но место под постройку мечети они получили по первой просьбе. «Неужели же мы, ваши сограждане, а не пришельцы какие-нибудь, потерпим отказ в этом добром и общеполезном деле? Слишком это было бы обидно и несправедливо. Тем более несправедливо будет, что православные храмы построены на дорогих торговых площадях, некоторые занимают по несколько кварталов, а нам, как своим согражданам и верноподданным Царю и Отечеству, молим уступить маленький уголок. Не забудьте, что место просим под постройку храма Божия и школы, а не промышленного или увеселительного какого заведения»6, – взывают они к чувству и совести думцев. Поистине, надо было иметь каменное сердце, чтобы не услышать эти мольбы. Но Дума и на этот раз осталась глуха, прошение было отклонено. Глубоко уязвленный, Иван Львович писал в городскую управу: «Такое решение Думы повергло старообрядцев в столь глубокое уныние, что при объявлении его некоторые плакали, а я в особенности скорбел».7 8 сентября 1910года, на 82 году жизни Иван Львович скончался. Его вдова Мария Кондратьевна Санина в память о муже выделила три собственных участка земли. Два – под строительство бесплатных столовых для неимущих, а третий – под строительство старообрядческого храма. Общее собрание членов общины 25 ноября 1912 года единогласно решило принять дар, благодарить жертвовательницу и по возможности скорее приступить к постройке храма8. Уже 3 июня 1913 года общее собрание членов общины рассмотрело подготовленный Советом общины план храма и единогласно утвердило его9. 12 июля 1913 года в Самарское Губернское Правление поступило ходатайство Совета общины о разрешении общине произвести постройку нового каменного храма. Совет указывал, что строительство храма вызвано действительной необходимостью, так как существующий молитвенный дом «мал, низок и ветх; при большом скоплении молящихся в нем страшная духота, и кроме того, очень многим приходится стоять в сенях и во дворе, а это не всегда и не всем бывает удобно».10 Совет сообщал, что весь расход на постройку исчислен в 60000 руб., в распоряжении общины имеются 6200 руб. наличных денег, заготовлено строительных материалов на 25000 руб., а исправное поступление остальных средств община гарантирует, в том числе недвижимостью, принадлежащей общине. 30 июля 1913 года Указом Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского из Самарского Губернского Правления поступило разрешение «означенной общине» построить в г. Самаре, в 71 квартале, по улице Льва Толстого, на месте, пожертвованном вдовой потомственного гражданина Марией Кондратьевной Саниной, новый каменный храм11. На торжественную закладку храма прибыл архиепископ Московский Иоанн (Картушин). «Самарские епархиальные ведомости» так описывают крестный ход старообрядцев с закладки храма, совершенной, как сказано, «самим главой толка Московским лже-архиепископом Иоанном (Картушиным) с местным австрийским духовенством»: «Скоро действительно из-за угла показался крестный ход с блиставшими хоругвями; послышалось уверенное старообрядческое унисонное пение, исходившее из уст весьма и весьма полновесных клирошан – полновесных русских людей. Старообрядческий лже-архиепископ – глубокий, изможденный старец, по недомоганию участия в крестном ходе не принимал. К старообрядческому крестному ходу присоединилась группа православных и из интеллигентов. Многолетствовали храмосоздателей и православных (по-австрийски) христиан. И пение, и благопристойное поведение австрийцев на молитве, и речь главы «австрийщины», и проводы его на квартиру – понравились случайным очевидцам интеллигентам».12 Самарская газета «Волжское слово» в выпуске от 31 июля 1914 года сообщила читателям, что в следующем году церковь старообрядцев Белокриницкого согласия будет окончательно отстроена и освящена для богослужения. Помещение церкви рассчитано на 700 молящихся. Все это время члены общины делали пожертвования на строительство и содержание храма, и весьма значительные. Председатель Совета общины Иван Пензин несколько раз жертвовал крупные суммы на содержание церкви, покупку колокола, постройку приюта. Мария Кондратьевна Санина вносила крупные пожертвования на отопление храма, А. Ф. Темрязанцев пожертвовал более 50000 руб. на постройку и содержание школы при храме. 8 января 1916 года самарский губернатор Станкевич разрешил самарской общине старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии, открыть богомоления во вновь выстроенной в Самаре церкви. Спокойная жизнь продолжалась недолго. В 1918 году власть в Самаре перешла в руки Советов.
|
