Процессы социализации и инкультурации

Э.Эриксон разделение и размывание материнства припи­сывал и традиционной культуре крестьянской России, где, по его словам, существовали «градации и уровни материнства», а «представителем образа матери периода младенчества» являлась бабушка. В русской доре­волюционной деревне кроме родителей непосредственное и очень значительное участие в воспитании детей принимали члены большой семьи и всего крестьянского мира. А в Совет­ском Союзе главным социализатором являлось само государство, поэтому его граждане не считали себя посторонними ли­цами и претендовали на участие в воспитании чужих детей.

В культурантропологии первыми процесс развития лич­ности стали целенаправленно изучать приверженцы теории «Культура и личность», получившей развитие в американ­ской культурной антропологии с конца 20-х —начала 30-х гг. В своем стремлении выявить связи между внутренним миром человека и культурой они опирались на классический психо­анализ 3. Фрейда. Поэтому их интересовали, прежде всего, ран­ние опыты человека: регулярность кормления, способы пеле­нания, купание, приучение к гигиене. Для некоторых исследо­вателей характерна тенденция обособленного рассмотрения одного из перечисленных элементов ухода за ребенком, напри­мер особенностей пеленания, подпадающего, по их мнению, «под рубрику тех вопросов воспитания ребенка, которые долж­ны иметь существенное отношение к образу мира целостной культуры». Так, особенности русского национального характера связывали с сохранившим­ся вплоть до XX века обычаем тугого пеленания младенцев с помощью специального свивальника (свивальник представлял собой полосу старого полотна больше метра длиной, который сверху крест-накрест перевивали поясом. Детей пеленали до тех пор, пока они не начинали сопротивляться запеленыванию — иногда до полутора лет {Зеленин, 1991. — С.ЗЗО). Из чередования почти постоянной неподвижности младенца и его кратковременного освобождения из свивальника для купания и двигательной ак­тивности Дж. Горер и его последователи пытались вывести раскачивание русских «между длительными периодами депрес­сии и самокопания и короткими периодами бешеной социаль­ной активности» и даже между «длительными периодами подчи­нения сильной внешней власти и короткими периодами интен­сивной революционной деятельности».

Такой подход критики не без иронии назвали «пеленочным детерминизмом». Действительно, неправомерно придавать столь глобальное значение одному из многих элементов ухода за младенцем, но не следует и с ходу отбрасывать его возможное влияние на развитие личности. Впрочем, и сам Горер довольствуется лишь тем, что рассматривает свивание младенцев как один из способов, который русские «информируют своих детей о необходимости сильной внешней власти».

И другие сторонники гипотезы не считают способ пеленания единственным и главным каузальным аргументом и сопоставля­ют его с другими элементами в общей конфигурации русской культуры. Так, Эриксон, осознавая, что тугое пеленание является почти универсальным в мировых культурах обычаем, утверждает, что он получил усиление именно в России из-за синхронизации особенностей ранней социализации детей с другими элементами русской культуры. В ней он выделяет несколько элементов, имеющих одинаковую форму — чередования полной пассивнос­ти и бурной эмоциональной разрядки. Так, на формирование личности русского человека, по его мнению, оказал влияние ритм крестьянской жизни в холодном климате — смена относи­тельной бездеятельности и пассивности в долгие зимние месяцы и «периодическое освобождение... после весенней оттепели».