Развитие платонической парадигмы в аксиологии
А пока - вернемся к основной дилемме европейского ценностного сознания, которую будет обсуждать германский философ в своей последней работе и которая была достаточно четко сформулирована уже в античности. Имеется в виду оппозиция скептико-софистического и платонического подходов к сущности ценностей. Прежде всего обратимся к наследию Платона. Думается, не будет большой ошибкой именно ему приписать первенство в четкой фиксации специфики ценностного отношения к миру. “... Люди всегда предаются тому, - пишет Платон в диалоге “Государство”, - что считают ценным, и пренебрегают тем, что не ценится”[972]. Это ценностное отношение, по Платону, включает в себя три элемента: Во-первых, человеческую активность в виде чувственно-телесных желаний (вожделений) и духовных стремлений. Отсюда важнейший для Платона символический образ бога Эрота в диалоге “Пир” с апологией высшей формы эротического стремления, доступной человеку, - устремленностью души к умопостигаемой небесной красоте. В-вторых, любое желание и стремление по Платону всегда связано с ощущением внутренней нехватки чего-либо, а, проще говоря, с человеческими потребностями, телесными и духовными. “И этот человек, и всякий другой, - говорит Сократ в “Пире”, - желает того, чего нет налицо, чего он не имеет, что не есть он сам и в чем испытывает нужду, и предметы, вызывающие любовь и желание, именно таковы? - Да, конечно, - отвечал Агафон. - Ну, а теперь, - продолжал Сократ, - подведем итог сказанному. Итак, во-первых, Эрот - это всегда любовь к кому-то или к чему-то, а, во-вторых, предмет ее - то, в чем испытываешь нужду, не так ли? В-третьих, существует естественная иерархия человеческих потребностей и, соответственно, иерархия целей человеческих стремлений, посредством которых эта нехватка восполняется. Эти цели и можно назвать ценностями в собственном смысле слова. Они могут быть низшими - телесными (или материальными, говоря на современном языке), а могут быть высшими - идеальными по своему статусу. Последние только и обладают истинным - объективным и абсолютным - бытием, не зависящим ни от человеческих психологических актов желания и стремления, ни от плотских бессознательных потребностей. Высшая ценность, по Платону, вершающая эту идеальную пирамиду - синтетическая идея Блага, объединяющая и теоретическую ценность истины, и нравственную ценность добра, и эстетическую ценность красоты, и социальную ценность справедливого государственного устройства, но неизмеримо превосходящая их в своей светоносной идеальной трансцендентности. Платоновская аксиологическая парадигма существования надиндивидуальных и надчеловеческих (хотя обретаемых и раскрываемых только через свободное человеческое творчество), сверхприродных и сверхсоциальных, объективных и абсолютных духовных ценностей с теми или иными конкретными вариациями непрерывной нитью пройдет через творчество неоплатоников и подавляющего большинства христианских мыслителей самой различной ориентации[974] (от Климента Александрийского до В.С. Соловьева[975], Жака Маритена[976], Н.О. Лосского[977] и К.С. Люьиса[978]); оригинально преломится в спинозовском рационалистическом пантеизме и гегелевском имперсоналистическом панлогизме, окажет несомненное влияние на трансценденталистско-феноменологическую традицию понимания ценностей, берущую начало с Канта (у которого платонические аксиологические мотивы звучат еще весьма отчетливо) и будет в ХХ веке служить объектом ожесточенной критики со стороны натурализма, марксизма и своего извечного оппонента - скептико-релятивистской европейской аксиологической традиции в лице экзистенциально-психологически ориентированных типов философствования и постмодернистского философского дискурса. Однако, несмотря на всю радикальную и зачастую весьма тонкую критику со стороны оппонентов, онтологизм платонического типа в понимании природы и функционирования ценностей продолжает существовать вплоть по сию пору и даже можно говорить о своеобразном ренессансе платонизма в философской и научной мысли конца ХХ - начала ХХI веков[979]. Существует, правда, ряд отчетливых линий исторической трансформации платонизма классического типа. К этим линиям можно отнести: а) все большее внимание к личностному началу в утверждении и познании сверхличных ценностей, что в христианстве получает отражение в доктрине “личного бога”; б) стремление избежать излишне жестких дихотомий “земного” и “небесного”, абсолютного и относительно, объективного и субъективного в ценностном бытии человека; в) попытки преодолеть нигилистическое отношение к материальным и витальным ценностям; г) все большее понимание того факта, что ценности усваиваются и применяются не только и не столько усилиями абстрактного ума, сколько творчеством воли, веры и чувства; д) особое внимание к проблемам человеческой свободы[980]. Быть может, наиболее емкое и последовательное воплощение всех этих линий платоническая аксиология в ее христианской версии получает в творчестве великого русского писателя и философа Ф.М. Достоевского - фигуры не менее значительной и влиятельной, чем Ницше. Сам его ключевой контрницшеанский лозунг “Если Бог умер, то все дозволено” оказал огромное влияние на всю последующую аксиологию[981], подчеркнув необходимость разработки и защиты всеобщих духовных ценностей культуры. Не будет ошибкой назвать аксиологическую концепцию Ф.М. Достоевского одним из наиболее последовательных и развитых вариантов персоналистического христианского платонизма. В характеристике его идей будем предельно кратки, учитывая гигантское количество современной литературы, посвященной его творчеству[982]. Главное, что надо отметить - это безусловную веру великого русского писателя в универсальные духовные ценности, не позволяющие человеку превращаться в двуногого зверя. Анализируя творчество Жорж Санд, в “Дневниках писателя” он пишет, что, будучи на словах деисткой, в своих лучших произведениях она совпадала “с одной из самых основных идей христианства, то есть с признанием человеческой личности и свободы ее... Отсюда и признание долга, и строгие нравственные запросы на это, и совершенное признание ответственности человеческой”[983]. Специфика христианской позиции Достоевского и состоит в том, что всеобщие ценности не могут быть абстрактными и формальными,[984] а должны быть непосредственно личностно воплощаемы и подтверждаемы. По мысли Достоевского, вся сила христианской аксиологии (в первую очередь этики) заключается в живом образе богочеловека Иисуса Христа, который явил образец абсолютно свободной жертвенной любви и воли к самосовершенствованию. Отсюда вытекает поразительное заявление великого русского писателя, что если бы вдруг образ Христа и истина разошлись, то он предпочел бы “остаться с Христом”, ибо “нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, мужественнее и совершеннее Христа"[985]. С личностным свободным воплощением объективной христианской истины жертвенной любви связан и социальный идеал Достоевского, быть может, в наиболее полной форме выраженный им в “Зимних заметках о летних впечатлениях»: “В братстве... не отдельная личность, не Я, должна хлопотать о праве своей равноценности со всем остальным, а все-то это остальное должно было бы само прийти к...этому отдельному Я и само, без его просьбы должно было бы признать равноценным и равноправным самому себе... Мало того, сама-то эта бунтующая и требующая личность... должна была бы все свое Я... пожертововать обществу и не только не требовать своего права, но, напротив, отдать его обществу без всяких условий”.[986] Отголоски этой ценностной максимы великого русского писателя будут впоследствии слышаться не только во французском персонализме или персонализме Н.О. Лосского, но и в весьма далеких от симпатий к Платону[987] экзистенциально-аксиологических построениях Н.А.Бердяева и Г. Марселя. Подытоживая анализ влиятельной платонической парадигмы в аксиологии, к которой мы больше не будем специально возвращаться, можно высказать следующую гипотезу: попытки найти и обосновать объективную и абсолютную систему ценностей (особенно нравственного порядка) будут предприниматься в философии всякий раз и с тем большей настойчивостью, чем кризиснее состояние общества. Особенно же остро потребность в “платоническом” обосновании всеобщих ценностей встает в атмосфере массового разгула личного и корпоративного эгоизма. Типичный пример - Рим времен упадка или, что нам намного ближе, 90-ые “перестроечные” годы в России.
|
