РАЗВИТИЕ, ПОРЯДОК, СВОБОДА

 

1. Принцип детерминизма.

Детерминизм и индетерминизм

 

Перед философами всех времен и народов всегда вставал важ­нейший онтологический вопрос, без которого нельзя было построить цельного и рационального мировоззрения: является ли бытие неким упорядоченным образова­нием или же мир предстает не как целостный Космос, а как кипящий хаос? Уже во всех мифологиях этот мотив борьбы хаоса и Космоса, божественного порядка и сти­хийного беспорядка мира звучит весьма отчетливо. В сущности архаический миф и ритуал ставят своей главной задачей поддержание мирового порядка и защиту его от натиска хаотических стихий и энергий. Особую роль здесь играют оппозиции центра и периферии, верха и низа, где с первыми частями оппозиций связываются светоносные и гармоничные, а с нижними – темные и хаотичные начала мирового бытия. В тех пространственно-временных рамках, которые отвоеваны у мирового хаоса, господствует универсальный детерминизм, всеобщая связность и возмож­ность взаимного превращения вещей: лягушка здесь может стать царевной, герой способен в мгновение ока перенестись за тысячи километров, попасть на девятое небо или в царство мертвых. В мифе вещи и животные говорят, природа чувствует и живет, все связано со всем неразрывными чудесными нитями и все значимо, ибо за каждым мельчайшим явлением бытия таится великий и целостный вселенский смысл. Вот как описывает П.А.Флоренский это целостное архаическое видение мира, сохраняющееся еще и впоследствии в рамках народной культуры: «Вся при­рода одушевлена, вся жива, в целом и в частях. Все связано тайными узами между собою, все дышит вместе друг с другом. Враждебные и благотворные воздействия идут со всех сторон. Ничто не бездейственно: но, однако, все действия и взаимо­действия вещей-существ-душ имеют в основе род телепатии, изнутри-действую­щее, симпатическое сродство. Энергии вещей втекают в другие вещи, и каждая живет во всех, и все – в одной»¹. П.А.Флоренский отмечает, что это живое мифологическое видение полноты и связности мира во многом утрачивается в по­следующей рационалистической традиции. Суть этой рационалистической детер­министской программы, противостоящей детерминизму мифа, совершенно отчет­ливо выражена уже Демокритом: «Ни одна вещь не происходит попусту, но все в силу причинной связи и необходимости»².

 

¹ Флоренский П.А., священник. Сочинения. В 4 т. Т. 3 (2). М, 1999. С. 151.

² Цит. по: Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 188.

Философский и научный детерминизм любое явление рассматривает как ре­зультат действия некоторых причин, приведших к его возникновению, также как и само это явление может исследоваться как причина других явлений. При этом философские позиции здесь могут значительно отличаться друг от друга, особен­но когда речь заходит о предельных основаниях обусловленности мира. У одних философов существование мира связано с естественными причинами, у других творцами его являются Бог или мировой разум. И даже если сам Бог в силу сво­ей трансцендентности пребывает вне действия принципов детерминизма, тем не менее сотворенный им мир таковым с необходимостью подчиняется. В против­ном случае ни о Боге, ни о мире вообще нельзя было бы ничего рационально по­мыслить и внятно сказать. При этом, конечно, в религиозной картине мира обя­зательно присутствует чудо, неизъяснимое произволение Божие, вторгающееся в привычный порядок вещей. Однако и само это Божественное вторжение нельзя признать недетерминированным, ибо в нем, по учению теологов и религиозных философов, всегда есть высший смысл и целесообразность. Исключением здесь является теологическая позиция Тертуллиана с его «верую, потому, что абсурдно», да философский окказионализм Мальбранша, где все события в мире оказываются скрытыми актами Божественной воли.

Таким образом, любая, будь то идеалистическая или материалистическая философская системы, построенные на принципах рационального объяснения бы­тия, с необходимостью признают закономерный характер всеобщей обусловленно­сти явлений и процессов в мире. Даже индетерминизм, который рассматривается в качестве альтернативы детерминизму, реально, как правило, либо базируется на отрицании какой-либо одной характеристики детерминизма, например, причин­ных связей, либо считает, что данный принцип не имеет всеобщего объективно­го характера¹. Последовательных индетерминистов в истории философии было немного. Кроме Тертуллиана и Мальбранша к ним можно отнести Шопенгауэра, Э.Гартмана, Ницще, да и то с известными оговорками, а также скептико-софистическую античную традицию. Современное постмодернистское умонастроение также можно в целом квалифицировать как индетерминистское. Своеобразный ва­риант индетерминизма, где не отрицается закономерная упорядоченность бытия, развивает И.О.Лосский. Для него в мире нет никакой объективной внешней де­терминации (это – иллюзия познающей науки), а есть только свободные акты вы­бора многочисленными монадами траекторий своей личной эволюции. Эти акты свободного выбора осуществляются ими на основе объективно сущего идеального слоя мирового бытия², содержащего логические, математические и номологические зависимости, определяющие жизнь мирового целого.

Чаще же всего отрицание объективного характера связей и взаимовлияний проводится относительно общественных процессов и человеческого бытия, свя­занного со свободным выбором. Такая позиция прослеживается уже у Канта: для него в природе господствуют жесткие и необходимые связи (правда, при­вносимые туда конструктивной деятельностью нашего рассудка), а человеческое поведение – область свободного выбора и внутреннего морального законодательства.

 

¹ См.: Алексеев П.В., Панин А.В. Диалектический материализм. М, 1987. С. 276.

²См.: Лосский Н.О. Свобода воли // Лосский Н.О. Избранное. М., 1991.

тельства. Близкая разновидность индетерминизма свойственна В.Виндельбанду, который в «Свободе воли» жестко разводит причинное теоретическое объяснение природных процессов и свободное волеизъявление личности, совершающей акты выбора и оценки. Индетерминизм во взглядах на общественную жизнь проявляется у Т.Карлейля и Н.К.Михайловского, в интерпретации культуры и духовных фено­менов – у Н.А.Бердяева. Последний вводит представление об Ungrund – темной бездне бытия – источнике человеческой свободы наряду с Божественным поряд­ком. Вне причинных и иных детерминистических сетей оказывается экзистенция в построениях Сартра и Ясперса. О человеческой свободе мы еще поговорим в рамках следующей лекции.

Однако индетерминизм подпитывается не только со стороны философских изысканий, но и структурами научного дискурса, особенно начиная с последней четверти XIX века. В качестве его источников следует указать на стохастические процессы в термодинамике, на принцип неопределенности в квантовой механике, причем в интерпретации Копенгагенской школы прямо использован этот термин. В биологической же науке источником индетерминистских идей служит непред­сказуемый характер мутаций, в современной синергетике – особая роль хаоса в процессах самоорганизации. Абсолютизация роли последнего Ильей Пригожиным даже вызвала в свое время полемику среди самих разработчиков синергетической парадигмы¹.

Однако нигде индетерминистская установка не приобретает в науке жесткого характера. Везде можно скорее говорить о диалектическом расширении принципа детерминизма и окончательном научном преодолении той его метафизической раз­новидности, которая получила название «лапласовского детерминизма» по имени его крупнейшего и авторитетнейшего теоретика.

Лапласовский детерминизм в качестве своего философского праобраза имеет детерминизм демокритовского типа, однако вызывается к жизни не натурфило­софскими размышлениями, а реальной практикой науки XVII–XVIII столетий, развивающейся под знаком безусловного господства классической механики Нью­тона. К отличительным чертам лапласовского детерминизма относятся:

– сведения всего многообразия связей бытия (и, соответственно, форм де­терминации) к причинно-следственным связям;

– утверждение, что любое следствие порождается одной-единственной при­чиной, что получило название «монокаузализма»;

– отрицание случайных явлений и связей в природе и отождествление слу­чайности с тем, необходимой причины чего мы не знаем;

– понимание свободы как познанной необходимости.

Самым большим недостатком лапласовского детерминизма является неиз­бежно вытекающий из него фатализм, ибо если все явления и события однозначно и необходимо определены прошлыми причинами, тогда ни о какой свободе вы­бора в настоящий момент времени не может быть и речи. Мы абсолютно жестко преддетерминированы в своем поведении. Однако этот неприемлемый для нашего нравственного и творческого сознания вывод – не единственный недостаток

 

¹ См.: Пригожин И. Философия нестабильности // Вопр. философии. 1991. № 6; Князева Е.Н., Курдю­мов С.П. Синергетика как новое мировидение // Вопр. философии. 1992. № 12.

лапласовского детерминизма. В нем есть один парадокс, который был подмечен еще в античности противниками демокритовского детерминизма¹. Если в мире все не­обходимо, то отсюда следует, что все в мире одновременно и абсолютно случайно, ибо никакой разницы между ежедневным движением солнца по небосклону и, ска­жем, грязным куском бумаги, гонимым порывом ветра, не существует. Это равно необходимые, но, значит, и равно случайные события, между которыми невозмож­но установить онтологической разницы. В результате мир лишается глубины и ие­рархичности, а, значит, и смысла, превращаясь в механическую мешанину причин и следствий. В сущности здесь совершается одна принципиальная ошибка – из абсолютно верной посылки, что нет беспричинных явлений, делается ложный вы­вод, что эта причина действует с необходимостью.

Последующая научная и философская традиции опровергли все вышеприве­денные пункты лапласовского детерминизма. Это тот редкий случай в истории, когда случилось почти полное отрицание системы прежних идей. Большую роль в таком опровержении сыграли органицистские идеи Лейбница и Гете, диалекти­ческий подход к проблемам детерминизма в немецкой классической философии и в марксизме, а также философские индетерминистские представления второй половины XIX – начала XX века вкупе с теми научными фактами, которые мы приводили выше. Сегодня можно говорить о качественно новом, диалектическом понимании принципа детерминизма, существенно обогащенного умеренными ин-детерминистскими идеями. Главное в нем – взгляд на мир как на многоуровневую развивающуюся целостность, где не только есть место для человеческой свободы и творчества, но последние должны быть признаны важнейшим детерминирую­щем фактором существования и эволюции этой целостности, по крайней мере ее земного фрагмента. К специфическим чертам современной детерминистской уста­новки может быть отнесено:

1) признание объективного характера случайных связей в природе и обще­стве, которые не могут быть противопоставлены необходимым связям, а образуют с ними неразрывное диалектическое единство. Хаос и неопределенность являются атрибутами самого бытия и выступают объективной онтологической основой че­ловеческой индивидуации, свободы и творчества, хотя в них же коренятся возмож­ности безмерности и произвола;

2) понятие «детерминизм» шире понятия «причинность», так как сюда вклю­чаются непричинные типы обусловливания. В качестве примера непричинного обусловливания можно указать на другие типы связей (или форм детерминации), существующих в мире, а именно на функциональную, системную и целевую де­терминацию. По поводу количества и качества форм детерминации в мире среди авторов разных философских школ существуют разночтения. Одна из самых под­робных типологий, полезных даже в плане критического рассмотрения, дана ка­надским философом М. Бунге²;

3) разные формы детерминации имеют разное значение на разных уровнях мирового бытия. Так, значение целевой детерминации возрастает от уровня к

 

¹ Оппоненты говорили, что «Демокрит считает причиной распорядка во (всем) сущем случай» (цит. по: Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 189).

² См.: Бунге М. Причинность. Место принципа причинности в современной науке. М, 1962.

уровню и приобретает особое значение в человеческом существовании и в обще­стве. Функциональные и системные связи начинают играть особую конструктив­ную роль на уровне биологических систем;

4) один и тот же тип связей проявляется по-разному в разных слоях мирового бытия. Характер его действия на каждом более высоком слое становится все более сложным и опосредствованным другими типами связей. Так, на уровне обществен­ных процессов системная детерминация не может быть оторвана от многочислен­ных функциональных зависимостей, определяющих взаимодействие элементов в системе, а также от причинных и ценностно-целевых детерминант;

5) причинные связи как главные в мировом бытии носят нелинейный (ветвя­щийся и вероятностный) характер и, рассмотренные в единстве с другими форма­ми детерминации, требуют нелинейной – сценарной – логики научного мыш­ления ¹ как современного варианта проявления диалектического мышления. Одним из первых мыслителей, который теоретически предугадал ее появления и сам практически ею пользовался, был П.А.Флоренский. Вот как он образно опи­сывал это «сетевидное» или «синархическое» мышление: «Темы набегают друг на друга, нагоняют друг друга, оттесняют друг друга, чтобы, отзвучав, уступить потом место новым темам. Но в новых – звучат старые, уже бывшие. Возникая в еще не слыханных развитиях, разнообразно переплетаясь между собою, они по­добны тканям организма, разнородным, но образующим единое тело: так и темы диалектически раскрывают своими связями и перекликами единство первичного созерцания. В сложении целого каждая тема оказывается так или иначе связанной с каждой другой: это – круговая порука, ритмический перебой взаимопроникаю­щих друг друга тем. Тут ни одна не главенствует, ни в одной не должно искать ро­доначальницу. Темы не нижутся здесь последовательным рядом, где каждое звено more geometrico (геометрическим способом. – Прим. авт.) выводится из предыду­щего. Это – дружное общество, в котором каждый беседует с каждым, поддержи­вая, все вместе, взаимно научающий разговор. Связующие отношения тут много­кратны, жизненно-органичны, в противоположность формальным, исчислимым и учитываемым связям рациональных систем (ясно, что Флоренский имеет здесь в виду рациональность классического типа. – Прим. авт.), причем самые системы напрашиваются на уподобление канцелярскому механизму, с внешними и скудны­ми, но точно определенными заранее отношениями. Напротив, та ритмика мысли, к которой стремится автор, многообразна и сложна множественностью своих под­ходов; но во всех дышит одно дыхание: это – синархия»².

 

2. Основные детерминационные связи

 

Мы не будем здесь детально описывать различные формы де­терминации. Целевую и системную детерминацию мы уже отчасти разбирали на

 

¹ Огромную роль в становлении нелинейной логики современного научного мышления сыграло форми­рование аппарата нелинейной математики, позволяющей анализировать и просчитывать различные варианты развития («ветвления») событий, исходя из характера переплетающихся факторов, действующих в настоящий момент. Многие теоретические обобщения синергетики являются прямым следствием математических нелиней­ных моделей.

² Флоренский П.А. У водоразделов мысли. Т. 2. М., 1990. С. 29–30.

предыдущих страницах. Дадим ниже лишь краткую характеристику причинных и функциональных связей, а также ряда категориальных пар, описывающих важней­шие качественные и количественные свойства различных типов связей¹.

Понятие причинных связей является центральным в детерминизме и высту­пает как «генетическая связь между явлениями, при которой одно явление, назы­ваемое причиной, при наличии определенных условий с необходимостью порож­дает, вызывает к жизни другое явление, называемое следствием»². Главным при­знаком причинных взаимосвязей выступает порождающий характер причины по отношению к наступающему следствию и то, что причинно-следственные отноше­ния реализуются в определенной пространственной и временной непрерывности. «Любое причинное отношение при внимательном его рассмотрении фактически выступает как определенная цепь причинно связанных событий»³. Переносимое вещество, энергия или информация изменяются при взаимодействии с другим объектом, что является фактором появления новых явлений и предметов. Соответ­ственно на разных уровнях бытия существенное значение имеет качественная и количественная специфика информации, скорость ее передачи и характер воспри­нимающего объекта. Отсюда вытекает понимание многообразия типов причинной связи и соответственно форм детерминации.

При возникновении любого явления действует комплекс причин, которые получили название условий, хотя среди них всегда можно выделить главную при­чину, которую иногда именуют специфицирующей причиной. Однако даже при наличии главной причины и всего комплекса условий следствие все же может не наступать. Для этого нужен своеобразный «спусковой крючок» причинной цепи под названием «повод». Его сознательный поиск или, наоборот, устранение – важнейший элемент человеческого бытия, будь то политика с поиском поводов к войне или к заключению мира, сфера социальных или бытовых отношений. Поиск причин и условий возникновения каких-то явлений и событий – главная задача любой науки. Причинное объяснение как важнейший элемент рациональ­ного бытия человека противостоит иррациональному поиску знамений, вере в приметы и прочим суевериям, которыми, увы, так богато бытие современного человека.

Важнейшим типом связей является также функциональная (или корреля­ционная) связь явлений. Здесь нет отношений субстанциального порождения, а есть взаимная корреляция и взаимовлияние явлений или предметов. Может быть временная корреляция вроде ритмической смены дня и ночи, годовых, двенадцати­летних, шестидесятилетних, шестисотлетних и прочих циклов. Может быть про­странственная корреляция вроде отношений симметрии. Весьма важное значение имеют корреляционные зависимости внутри какой-то системы, скажем, общение студентов внутри студенческой группы; коррелятивная двигательная активность рук человека; взаимная корреляция различных частей генома и т.д.

 

¹ Все категории, о которых речь пойдет ниже, получили обстоятельную разработку в советской марксист­ской философии. Некоторым из них, вроде «необходимости» и «вероятности», посвящены десятки монографий. Этот материал изложен и в учебниках, в том числе в уже не раз упоминавшихся совместных учебниках А.В. Па­нина и П.В. Алексеева.

² Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. М., 1997. С. 406.

³ Они же. Диалектический материализм. М., 1987. С. 281.

Наиболее наглядное и вместе с тем точное воплощение функциональная зави­симость получает в математике вроде математической зависимости у = f (x). Здесь задан общий логико-математический принцип разворачивания множества единич­ных значений ряда и одновременно корреляции между этими значениями. Вот что писал по поводу функциональных отношений в научном познании один из теоре­тиков неокантианства Э.Кассирер: «Против логики родового понятия, стоящей... под знаком и господством понятия о субстанции, выдвигается логика математиче­ского понятия функции. Но область применения этой формы логики можно искать не в одной лишь сфере математики. Скорее, можно утверждать, что проблема пе­ребрасывается немедленно и в область познания природы, ибо понятие о функции содержит в себе всеобщую схему и образец, по которому создалось современное понятие о природе в его прогрессивном историческом развитии»¹. Действительно, масса законов в различных науках устанавливает важные функциональные зави­симости, например, между падением атмосферного давления и близостью непо­годы, ростом температуры тела и заболеванием, возрастанием количества разво­дов и общим социальным неблагополучием социума. Огромное значение имеют функциональные связи при проектировании и создании технических устройств, а также контроле за их деятельностью. Функциональный, а не причинный характер носит взаимодействие между мозгом и психикой, физическим «телом» символа и его идеальным значением. Функциональное объяснение при этом не противостоит причинному (субстанциальному) объяснению, как думалось Э.Кассиреру², а орга­нически дополняет последнее в рамках диалектического, нелинейного подхода к процессам детерминации в целом.

Этот широкий и постоянно развивающийся детерминистский подход к ана­лизу любых явлений действительности составляет важную часть уже отмеченной нами особой диалектической культуры мышления и философской рефлексии в целом. Дальнейшая диалектическая конкретизация принципа детерминизма и его органическое сращение с принципом развития осуществляется через систему пар­ных категорий, имеющих давнюю традицию философского осмысления и отра­жающих находящиеся в единстве противоречивые стороны и тенденции бытия.

 

3. Категории детерминизма

 

Анализ мы начнем с категории «закон». С одной стороны, все закономерное всегда противостоит всему хаотичному и бессистемному, а в предельном случае – и беззаконному,когда порядок сознательно разрушается ложно и порочно ориентированной свободной волей человека. Соответственно

 

¹ Кассирер Э. Познание и действительность (Понятие о субстанции, понятие о функции). СПб., 1912. С. 34.

² Показательно, что зрелый Кассирер уже после создания своей знаменитой «Философии символических форм» и прямой полемики с М. Хайдеггером 1929 года в г. Давосе (раннее творчество последнего в духе «Бытия и времени» Кассирер расценил как знак иррационалистического и индетерминистического кризиса европейской философии) прямо говорит о своем все возрастающем влечении к Гегелю. См.: Cassircr E. Symbol, Myth, and Culture. Essays and Lectures of Ernst Cassircr, 1935–1946. New Haven, 1979. P. 235. В настоящее время наблю­дается возрождение интереса к творчеству этого выдающегося мыслителя XX века. Теоретическому вкладу Э.Кассирера в философию посвящена статья одного из авторов данных лекций: Иванов А.В. Философская судьба Э.Кассирера // Вестн. МГУ. Сер. 7. Философия. 1990. № 2.

под законом в самом широком и абстрактном смысле понимается существенная, устойчивая и повторяющаяся связь явлений и процессов в мире. Законы могут быть самыми различными и отличаться друг от друга по степени общности (от наиболее общих философских до конкретно-эмпирических), по сферам действия (законы неорганической и органической природы, социальные и психологические законы), по качеству детерминационных отношений (статистические или динами­ческие) и т.д. Правда, в строгом смысле слова в мире ничто буквально не повто­ряется, а уж в сфере живых организмов, общественной и духовной жизни челове­ка – тем более. Это, однако, вовсе не дает нам оснований подобно Канту жестко разделять природную естественную необходимость и человеческое свободное по­ведение. Законы природного бытия, как показывает современная наука, носят ве­роятностный характер и могут претерпевать эволюционные изменения, а в челове­ческом духовном существовании есть свой порядок и своя внутренняя устойчивая логика, о чем у нас пойдет разговор в разделе «Аксиология».

Более того, как мы отмечали выше, сегодня есть все основания считать, что природные, социальные и духовные законы представляют собой грани прояв­ления единых диалектических закономерностей развития, в чем нас все больше убеждают современные научные результаты из самых разных областей знания. Другое дело, что законы духовной жизни, во-первых, проявляют общемировые закономерности наиболее просто, зримо и полно, ибо все высшее делает простым и явным то, что носит скрытый и сложный характер на низших уровнях суще­ствования; и, во-вторых, эти законы касаются каждой неповторимой человече­ской судьбы и имеют живое личностное измерение, а, стало быть, носят даже не столько за-конный (внешний, находящийся за кругом существования), сколько ис-конный – внутренний и интимный – характер, коренящийся в самых глу­бинах человеческого существа. В этом плане нельзя не признать и определенной правоты Канта, что есть сфера внутренней исконной детерминации, связанной с автономным нравственным выбором и свободой жизненного самоопределения человека. Это – сфера ценностной жизни и ценностной детерминации. В этом смысле у категории «закон» есть как бы два бинарных полюса – низший, где за­кон противостоит всему неупорядоченному и беззаконному, и высший, где внеш­няя детерминация противостоит исконной, внутренней, связанной со свободным ценностным выбором и целеполаганием.

Философские категории необходимости и случайности характеризуют сте­пень жесткости и безальтернативности детерминационных отношений в мире. С одной стороны, причинная, функциональная, системная формы обусловленно­сти базируются на необходимости наступления тех или иных следствий, событий, корреляционных эффектов и т.д. С другой стороны, в мире всегда присутствует фактор случайности. В истории философии это приводило к прямо противопо­ложным концепциям: либо создавались философские системы, в которых абсо­лютизировалась роль необходимости (типа лапласовского детерминизма), а слу­чайность рассматривалась как выражение конкретно-исторической непознанности объектов; либо, напротив, абсолютизировалась роль случайности и спонтанности появления вещей и событий в мире, что вело к отрицанию детерминизма в мире и, как следствие, к отрицанию его познаваемости.

С диалектических позиций случайность и необходимость взаимосвязаны и представляют собой две стороны одного процесса развития. Развитие не носит од­нолинейного характера, оно осуществляется в реальном мире, и на него могут воз­действовать как внутренние причины, так и внешние обстоятельства. В этом плане можно было бы сказать, что наличие случайности в мире необходимо. Без этого нет свободы и свободного исконного выбора. Без случайности бытие приобретает фаталистический и статичный, а в конечном счете и самопротиворечивый характер. Так, уже Гегель отмечал, что данные категории нельзя мыслить друг без друга, они предполагают другу друга. Любой процесс развития, выступая как необходимый, т.е. подчиняющийся законам, реально осуществляется через массу случайных от­клонений. Таким образом, необходимость означает, что обусловленное законами событие обязательно наступит, его «нельзя обойти», а случайность – это «нечто такое, что может быть и может также и не быть, может быть тем или иным... Пре­одоление этого случайного есть вообще... задача познания»¹.

Случайность определяет время и форму проявления событий, отражает фак­тор неоднозначности и многофакторности развития, которое выступает как целый спектр возможностей и вариантов реализации каких-то всеобщих и необходимых закономерностей.

Что же касается экзистенциальной диалектики необходимости и случайно­сти, то следование каким-то необходимым нравственным принципам подразуме­вает умение творчески применить их в каждой конкретной ситуации, т.е. брать поправки на случайный характер обстоятельств и характер людей, с которыми тебя сводит жизнь. Подобное поведение как раз и говорит о том, что принципы у чело­века достойные, а сам он мудр и наделен диалектическим разумом.

Возможность и действительность. Данная пара категорий затрагивает еще один важный аспект диалектики мирового бытия. Действительность – это все то, что нас окружает, то что уже существует, или, как отмечал Гегель, это «наличное бытие объекта». Можно сказать, что это актуальное бытие. Возможность же – это потенциальное бытие, то есть нечто еще нереализовавшееся, не сбывшееся. Это некоторая тенденция развития, которая может реализоваться, а может и не реа­лизоваться. Возможность и действительность взаимосвязаны. С одной стороны, действительность содержит в себе самые разнообразные возможности развития того или иного процесса, его потенциальное будущее. С другой стороны, сама дей­ствительность есть результат реализации одной из возможностей. Количественная оценка возможности осуществления случайных событий связана с категорией ве­роятности как своеобразной меры возможности, когда мы можем говорить о на­ступлении того или иного события и формах его проявления с определенной долей вероятности. Категория возможности всегда связана с целевой детерминацией, представляя собой набор целей, определяющих траектории изменения настояще­го. Чем отдаленнее будущее, тем шире спектр открывающихся возможностей, а чем будущее ближе, тем спектр этих возможностей уже.

Обсуждение нереализовавшихся возможностей беспредметно, ибо случив­шееся невозможно изменить. Оно имеет какой-то рациональный смысл только в

¹ Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974. С. 318.

плане неповторения прошлых ошибок. С другой стороны, систематический и трез­вый анализ перспектив реализации будущих возможностей – важнейшее условие развития настоящего в нужном и желательном для нас русле.

В своем антропологическом измерении эта диалектическая пара категорий также весьма важна. К примеру, возраст человека – это отнюдь не только его био­логическая характеристика. Известно, что могут быть люди пожилые, но произво­дящие впечатление удивительной душевной молодости и свежести. И наоборот, встречаются молодые люди, напоминающие духовных стариков, лишенные всякой энергии и дерзания. Одной из причин этого является то, что у духовно здоровых людей всегда есть спектр притягательных возможностей, к реализации которых они устремлены. Завтра для них всегда лучше, чем вчера. У человека с потухшим взором жизнь превращается в сплошное унылое настоящее. Он закрыт для живи­тельных ветров будущего и, соответственно, для самообновления.

Человек, открытый новым возможностям и не смиряющийся с окружающей действительностью, проявляет тем самым и одну из фундаментальных черт свобо­ды. К анализу этого сложнейшего понятия мы теперь и переходим. В сущности все обсуждение проблем детерминизма и так постоянно выводило нас на эту важней­шую метафизическую категорию, столь значимую для человеческого бытия.

 

4. Сущность и грани свободы

 

Безусловная ценность свободы признается всеми людьми. Гораздо сложнее сказать, чем она является по самому своему существу: спектр мнений здесь колеблется в диапазоне от наивного «что хочу, то и делаю» до знаме­нитой «познанной необходимости». Ситуация осложняется еще и тем, что о сво­боде публично высказываются в основном политики и журналисты – люди, за­частую не только слабо знающие вопрос, но и лично далеко не свободные. Не слу­чайно поэтому разговоры о свободе в лучшем случае сводятся к ее политическим аспектам; те, в свою очередь, – к свободе устного и печатного слова, а последняя нередко отождествляется со свободой журналиста писать все, что ему заблагорас­судится. Любые же покушения на абсолютную свободу прессы расцениваются не иначе, как тоталитарные покушения на свободу как таковую. Получается, что жур­налист вроде как свободен по определению, а вот читатель от его «свободы» сво­боден быть не может. Лучшее, что ему, читателю, предоставляется – так это право выбирать: читать или не читать ту или иную газету; смотреть или не смотреть тот или иной телевизионный канал. Это подобно рекомендации прохожему перейти на другую сторону улицы, если на этой его оскорбляет хулиган или пожеланию городского главы своим согражданам не ходить под крышами, ибо на голову им может упасть сосулька. Во всех приведенных выше примерах ни о какой свободе речь идти не может, ибо человеку под предлогом свободы выбора предлагают смириться с чужой безответственностью или произволом.

Поэтому так важно вновь и вновь возвращаться к философско-метафизическому осмыслению сущности свободы и природе ее так называемых «превращен­ных» (или иллюзорных) форм, иначе этим великим словом и впредь будут

прикрываться вещи, со свободой никак не совместимые. Еще Э. Кассирер, анализируя фашистскую мифологию, проницательно заметил: «Свобода представляет собой один из самых неясных и противоречивых терминов не только в философии, но и в политике. Как только мы начинаем размышлять о свободе... то тут же оказываемся в запутанном лабиринте метафизических проблем и антиномий. Что же касается политической свободы, то все знают, что это один из самых общеупотребительных и вводящих в заблуждение лозунгов. Все политические партии стремятся убедить нас, что именно они являются подлинными представителями и «рулевыми» свобо­ды. При этом они всегда определяют этот термин специфически и используют его в своекорыстных интересах»¹.

Учитывая гигантскую литературу по проблеме свободы, мы, конечно, не смо­жем осветить все ее нюансы и аспекты, равно как и претендовать на сколь-нибудь полное теоретическое решение вопроса о природе свободы. Лекция есть лекция. Помимо знаний она должна нести и методологический и воспитательный заряд, тем более что это лекция философская, да еще по одной из самых жизненно значи­мых человеческих проблем. Поэтому мы ставим здесь перед собой двоякую цель.

Во-первых, дать синтетическое определение категории свободы, наглядно продемонстрировав эвристические и методологические возможности диалектиче­ского метода, о чем много писали на предыдущих страницах. Здесь диалектическое движение мысли должно вскрыть существенные стороны исследуемого объекта, двигаясь от его наиболее абстрактных к конкретным свойствам, от периферии к центру, ничего при этом не теряя из предыдущего содержания, но каждый раз обо­гащая наше понимание каким-нибудь новым аспектом существования свободы.

Во-вторых, учитывая неразрывную связь проблемы свободы и с экзистенци­альным, и с социальным, и с политическим измерениями человеческого бытия, мы постараемся быть предельно актуальными и даже политизированными. Есть философские проблемы, даже в метафизике и даже в онтологии, где невозможно рассуждать отвлеченно. Здесь с необходимостью рождается тот тип знания, кото­рое выдающийся русский мыслитель С.Л. Франк назвал «живым знанием»: «Свое­образие такого живого знания в том и состоит, что в нем уничтожается противо­положность между предметом и знанием о нем: знать что-либо в этом смысле и значит не что иное, как быть тем, что знаешь, или жить его собственной жизнью»². Представления человека о свободе (точно так же как его представления о творче­стве, о любви, об истине и благе) относится именно к такому типу знания. В силу этого онтологический ракурс анализа свободы будет соседствовать у нас и с позна­вательными, и с аксиологическими аспектами свободы. И мы вынуждены будем вернуться к некоторым из тех тезисов, что будут сформулированы нами ниже, в последующих разделах курса.

Сразу скажем, что нами принимается тезис об объективных онтологических основаниях свободы в виде случайных и хаотичных явлений в мире. Их наличие и значимость в процессах развития детально обосновывает современная синер­гетика. Никакой фатализм и предопределенность невозможны даже на уровне микромира, не говоря уж о социальном и творческом бытии человека. Всегда и

¹ Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Вестн. МГУ. Сер. 7. Философия. 1990. № 2. ²Франк С.Л. Предмет знания. Душа человека. СПб., 1995. С. 362.

везде есть выбор и разны