РАЗВИТИЕ И ЗАКОНЫ ДИАЛЕКТИКИ

 

1. Развитие и детерминизм

 

В основе диалектических представлений о бытии лежат две фундаментальные философские идеи (или два принципа), неразрывно связанные между собой.

Первый принцип может быть назван принципом детерминизма, говорящим о том, что мир представляет собой упорядоченное целое, а не бесструктурный хаос (позиция индетерминизма). В нем есть устойчивость и повторяемость, внутренняя связность и единство.

Второй принцип можно обозначить как принцип развития. Он, на первый взгляд, отрицает предыдущий и утверждает, что мир есть необратимо и качествен­но развивающаяся реальность, где всегда возникает нечто новое, не бывшее ранее и не укладывающееся в рамки прежних представлений. Однако принцип развития, ясно выраженный еще Гераклитом в его знаменитой метафоре потока, куда невоз­можно войти дважды, противостоит на самом-то деле не детерминизму, а позиции его ученика Кратила, утверждавшего, что в одну и ту же реку невозможно войти даже один раз. Текущий поток является иным в каждое следующее мгновение вре­мени. Из этого тезиса вытекал, как известно, и пессимистический гносеологиче­ский вывод Кратила (персонажа одноименного платоновского диалога), что все неизменные имена человеческой речи ложны и не соответствуют мировой стихии бесконечного становления. Соответственно позиция Кратила – это типичный ва­риант индетерминизма – учения, отрицающего упорядоченный и закономерный характер сущего. Хаос кратиловского и хаос ницшеанского типа – лишь разные грани единой индетерминистской позиции.

Последовательный же детерминизм и последовательно проведенный прин­цип развития, в свою очередь, диалектически подразумевают друг друга. Мета­физические позиции Парменида и Гераклита вполне совместимы, и не только со­вместимы – они нуждаются друг в друге для своей онтологической и логической полноты, где преодолевается их исходная историческая односторонность. Обосну­ем этот важный диалектический тезис.

С одной стороны, у движения и развития должны быть какие-то неизменные всеобщие законы, иначе в их основе должны лежать какие-то еще более общие за­коны, вызывающие их к бытию, что самопротиворечиво. Следовательно, сами все­общие законы развития должны быть едины и неизменны. Об этом мы уже писали выше. Признавать же развитие, но отрицать наличие его объективных и всеобщих законов невозможно, ибо любое отрицание всеобщей закономерности само

претендует на всеобщий и закономерный характер. Отрицание же развития как тако­вого опровергается самим выдвинутым тезисом (если он нов), а если он не нов, а тривиально неизменен, значит, исключается возможность вывода из него всяких нетривиальных и интересных следствий, ведь развития-то нет! Отсюда необходи­мо заключить, что отрицать развитие невозможно, ибо это или самопротиворечиво, или тривиально, что в любом случае логически убийственно для рассуждаю­щего. Таким образом, развитие с необходимостью есть, и оно закономерно, а если закономерно – стало быть, есть и неизменные всеобщие законы развития.

С другой стороны, упорядоченность и связность бытия подразумевает, что это бытие не есть абсолютное единство, лишенное множественности и различий. В про­тивном случае в нем не было бы никаких связей, ибо для связи нужны по крайней мере два элемента, хоть чем-то отличающиеся друг от друга. Различие без всякого тождества – это абсолютная бессвязность бытия, тождественная абсолютному хао­су, а тождество без всяких различий – это абсолютная гомогенность, простота и единственность бытия. Недаром Николай Кузанский тонко заметил, что хаос и тьма запредельны для разума в силу их абсолютного несовершенства, а Бог – напротив, в силу своей абсолютной светоносности, совершенства и полноты. Поэтому прак­тически во всех теистических философских системах Богу традиционно приписы­ваются следующие предикаты: единственность, абсолютное единство и простота.

В отличие от гипотетического абсолютного хаоса и гипотетического трансцен­дентного Божественного бытия реальное мировое бытие (равно и материальное и идеальное) есть единство в различиях и связность различного. Но процесс различе­ния единого и единения различного как раз и есть наиболее абстрактное диалекти­ческое определение феномена развития. Благодаря ему бытие упорядочено различ­ными способами на различных уровнях – в границах от предельно совершенных до предельно несовершенных форм сущего, от человека до мельчайшего кварка, от высшего – сознательного – единения автономных и творческих единичностей до низшей формы единения, где внешним механическим образом соединены ка­чественно одинаковые элементы, практически лишенные различий. Так, духовное единение людей на основе общих корней и целей деятельности качественно отли­чается от единства атомов в каком-нибудь камне или целом горном массиве.

Более того, без последовательно проведенного принципа развития происхож­дение, структурная и функциональная связь между подобными, казалось бы, со­вершенно различными слоями и формами мирового целого осталась бы совершен­ной загадкой', и уж тем более лишенными смысла становятся принципиальные для нас, людей, вопросы: кто мы, откуда и куда мы идем? Без идеи направленного и всеобщего развития, без идеи прогресса (со всеми теми принципиальными ого­ворками, что были сделаны в рамках предыдущей лекции) сам мировой порядок перестает таковым быть, ибо не может быть неразвивающихся целостностей и бессмысленного, лишенного целей порядка. Таковыми могут быть только суммативные и механические системы, а также системы с органической и даже раз­умной целостностью, находящиеся в состоянии деградации и распада, но они, в подавляющем большинстве случаев, являются продуктами деятельности самого человека, забывшего о подлинных целях и ценностях существования.

 

¹ См. о моделях единства мира в лекции 10 раздела II.

Неразрывную диалектическую связь принципа развития и принципа детер­минизма, эволюции и всеобщей организованности на общенаучном уровне под­тверждают и творчески конкретизируют:

а) парадигма глобального эволюционизма с различными интерпретациями антропного принципа;

б) синергетическая парадигма с негаэнтропийными моделями эволюции и вскрытыми механизмами самоорганизации;

в) пласт ноосферных исследований, связанных с изучением новых свойств живого вещества и ролью информационных процессов в существовании и разви­тии жизни в Космосе;

г) современные модели и экспериментальные результаты в фундаментальных науках – в физике¹, биологии² и т.д.

Особенно следует отметить заслуги системного движения, где связь органи­зованности и развития была подвергнута в течение XX века обстоятельному тео­ретическому осмыслению (пионерскими здесь были работы А.А. Богданова с разработками тектологии «всеобщей организационной науки»)³, и сегодня можно говорить о существовании целого ряда подходов к исследованию системных за­кономерностей развития⁴.

Существует заблуждение, чаще всего свойственное представителям есте­ственных наук, что научные открытия способны радикально изменить наши взгля­ды на всеобщие закономерности развития. Иногда, однако, эта нотка проскальзы­вает даже в трудах таких уважаемых нами крупных теоретиков-философов, как П.П.Гайденко. Она пишет, что «современные представления об исторически раз­вивающихся системах вносят много конкретного в весьма эскизные и абстрактные идеи Гегеля. Более того, есть и такие новые аспекты, которые не были представ­лены ни в гегелевской концепции развития, ни в ее последующих разработках в неогегельянстве и марксизме. Их открыло современное естествознание – физика неравновесных процессов, нелинейная динамика и синергетика. Это идеи когеренции и кооперативных эффектов. Философские подходы, угадывающие эти харак­теристики, можно обнаружить скорее в восточных культурах, анализом которых гегельянская традиция обычно пренебрегала»⁵.

Если с утверждением о том, что современные научные исследования суще­ственно конкретизируют и обогащают гегелевские представления о развитии, можно согласиться, то утверждение об их «эскизности» вызывает возражения.

Во-первых, любые философские и научные модели эскизны, ибо, как мы пом­ним, огрубляют и схематизируют реальность. Вопрос, стало быть, не в эскизности, а в том, насколько эвристичны по своему объяснительному и предсказательному

 

¹ См., например, современные модели «темной материи», о которых мы уже упоминали. Они позволя­ют говорить о Вселенной как универсально связанной системе: Родионов Б.У. Материя Всеединства // Дельфис. 2001. № 3. См. также работу Л.В. Лескова: Лесков Л.В. На пути к новой картине мира // Сознание и физическая реальность. 1996. № 1–2.

² См.: Шелдрейк Р. Новая наука о жизни // Дельфис. 2001. № 4; 2002. № 1–4.

³ Богданов А.А. Всеобщая организационная наука (тектология). М, 1989.

⁴ См.: Урманцев Ю.А. Девять плюс один этюд о системной философии. М., 2001; Винограй Э.Э. Основы общей теории систем. Новосибирск, 1993.

⁵ «Круглый стол» журналов «Вопросы философии» и «Науковедение», посвященный обсуждению книги B.C. Степина «Теоретическое знание» // Вопр. философии. 2001. № 1.

потенциалу философские модели. Что же касается гегелевских представлений о механизмах развития, то они достаточно детально промыслены и адаптированы к весьма разнородному эмпирическому материалу, в том числе и применительно к кооперативным эффектам в биологии и социуме. Для этого достаточно перечитать гегелевскую Энциклопедию философских наук.

Во-вторых, все современные стратегические идеи типа «глобальной эволю­ции», «системной целостности», «синергии» и «когеренции» – это прямое влия­ние диалектических идей немецкой классической философии (прежде всего Геге­ля), которые только сегодня обнаруживают весь свой эвристический потенциал. Авторам доводилось беседовать с профессиональными биологами, которые ис­кренне считают, что в теоретическом плане биологическая мысль еще и наполови­ну не освоила богатства гегелевских идей о сущности жизни и эволюции.

В-третьих, только длительная история развития всех сфер культуры способ­на подтвердить, что в философском наследии того или иного мыслителя вечно, а что суетно. С этих позиций история подтвердила величие Гегеля, несмотря на беспрерывную, более чем полуторавековую критику его идей. Многие его ярост­ные недруги благополучно отошли в историческое небытие, а вот гегелевские идеи продолжают жить и стимулировать научное творчество. Никакие же данные со­временной науки, сколь бы революционными они нам ни казались, никак не опро­вергают всеобщих законов диалектического развития, в том числе и многих их аспектов, установленных Гегелем. Науке это просто не по силам в силу ее пред­мета, языка и методов.

До этого мы по преимуществу критиковали этого великого представителя не­мецкой классической философии за логический преформизм, пренебрежение дан­ными конкретных наук, спекулятивность рассуждений и т.д. Теперь же пришла пора подчеркнуть, что диалектическая концепция Гегеля, на наш взгляд, остает­ся вершиной диалектической мысли, что, кстати говоря, во многом определило и сильные стороны диалектико-материалистической модели развития, базирующей­ся на данной системе¹.

Гегелю удалось придать диалектике системный характер и выявить общие за­коны развития:оно носит спиралевидный характер, им движут диалектические противоречия, а его феноменальным обнаружением всегда будут изменения каче­ственных параметров вещей и процессов, которые возникают через скачки и пере­рывы постепенности. Большинство последующих концепций диалектики – от ее материалистических (как в марксизме) до идеалистических (как у А.Ф.Лосева и С.Л.Франка) вариантов – в той или иной форме в основу своих построений кла­дут категориальный аппарат и диалектические открытия гегелевской философии².

 

¹ В частности, существуют исследования, демонстрирующие почти полное совпадение логики первого тома «Капитала» Маркса, по крайней мере разделов о диалектике товара и денежной формы стоимости, с соот­ветствующей логикой развертывания гегелевской «Феноменологии духа».

² Вообще следует отметить, что в настоящее время наблюдается определенный ренессанс по отношению к гегелевской философии. Это отмечают и современные западные философы, о чем, в частности, говорил нам при личной встрече в январе 1998 года Х.Г. Гадамер. Он отмечал, что, с одной стороны, возвращение к Гегелю – ре­зультат своеобразного преодоления этапа увлечения постпозитивизмом К. Поппера в Германии. А с другой – от­ражение критического отношения к той волне деконструктивизма и постмодернизма, которая прокатилась по Западу и России и которая, несмотря на всю ее популярность, во многих случаях оказывается содержательно гораздо беднее концепции Гегеля, в том числе и по общим вопросам, касающимся проблемы текста, его интер­претации и восприятия.

2. Законы диалектики: материализм или идеализм?

 

Не имея возможности детально изложить диалектику Гегеля (это предмет специального анализа)¹, отметим лишь ее некоторые узловые мо­менты.

Рассматривая соотношение идеи и реальности,Гегель ставит проблему са­мой сути перехода от идеального (логического) к реальному, от абсолютной идеи к природе. В этом смысле гегелевский абсолют, или абсолютная идея – это свое­образный логический принцип, и он вовсе не существует в традиционном хри­стианском теистическом смысле как личный Бог, творящий мир волевым актом. Правда, Гегель везде подчеркивает, что это тот же христианский Бог, но только философски промысленный «на уровне понятия».

Сама абсолютная идея изначально погружена у него внутрь логического иде­ального пространства и должна каким-то образом вырваться оттуда. «Гегель об­основывает движение идеи во внелогическое пространство весьма парадоксаль­ным образом: идея именно потому, что она завершена в себе, должна сама выйти из себя и вступить в другие сферы»². Природа оказывается лишь одной из этих сфер и соответственно этапом внутреннего развития идеи. «В поисках определенности и совершенства она «высвобождает из себя» природу»³. Природа оказывается ино­бытием абсолютной идеи, ее внешним воплощением или отчужденной формой. «В природе мы не познаем ничего другого, кроме идеи, но идея существует здесь в форме овнешнения (EntauBerung), внешнего обнаружения точно так же, как в духе эта же самая идея есть сущая для себя и становящаяся в себе и для себя»⁴.

Таким образом, природа объясняется из идеи, которая изначально лежит в ее основе. Природный организм во всех его материальных проявлениях манифести­рует идеальную субстанцию, давшую ему бытие, а человеческий разум в актах по­знания совершает процедуру «идеализации» природы, т.е. выявления ее скрытого идеального номологического и функционального содержания⁵.

Безусловно, эта мысль по сути своей идеалистична, но столь ли она чужда материализму, который ведь и сам признает, что реальные законы природы сильно отличаются от той идеализированной формы, в которую их облекает познающий человеческий разум? И каков вообще онтологический статус природных законов, скажем, постоянной Планка или структурно-математических зависимостей, опре­деляющих гармонию расположения атомов в кристалле, звезд в галактике или со­вершенную форму раковин и морских звезд?

¹ Подобная работа уже в значительной мере проведена историко-философской мыслью, в том числе и отечественной. Укажем только на работу: Философия Гегеля и современность. М., 1973. Она интересна своим сопоставлением гегелевской и марксистской диалектики. Среди работ наиболее глубоких теоретических иссле­дователей философии Гегеля назовем работы В.Ф. Асмуса, А.В. Гулыги, Э.В. Ильенкова, М.Ф. Овсянникова, И.С. Нарского, М.К. Мамардашвили. Из дореволюционных авторов бесспорно центральным трудом, посвящен­ным философии Гегеля, следует признать монографию: Ильин И.А. Философия Гегеля как учение о конкретно­сти Бога и человека. СПб., 1994.

² Быкова М.Ф., Кричевский А.В. Абсолютная идея и абсолютный дух в философии Гегеля. М, 1993. С. 118.

³ Там же. С. 119.

⁴ Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974. С. 103–104.

⁵ Более подробно мы поговорим об этом гегелевском ходе мысли ниже, в рамках лекции, посвященной проблемам идеальности нашего сознания.

Какая реальность заставляет материальные частицы располагаться и взаимо­действовать именно таким образом, а не иным, ведь в самом по себе материальном веществе и поле этих структурных зависимостей обнаружить не удается? Они нам чувственно-телесно никак не даны, разве что при помощи компьютерного моде­лирования мы может зрительно увидеть отдаленный аналог того, что прозревает в природе наш конструктивный и творческий разум. Но разве хоть какая-то совре­менная наука объяснила эту чудесную «когеренцию» между идеями разума, рож­денными в тиши научных кабинетов, и самой природой?

Какая научная теория рационально истолковала удивительную невеществен­ную «кооперацию» между элементами и частями материальных систем, опреде­ляющую удивительную красоту и гармонию окружающей нас Вселенной?

Даже и давая иное, нежели Гегель объяснение вышеприведенных загадок природы и механизмов ее познания, мы все равно не можем не восхищаться ве­личественной попыткой германского мыслителя создать целостную философию природы, выявить общие законы развития общества и человеческого духа. Не счи­тая данный объективно идеалистический подход единственно возможным, нельзя не отметить, что гегелевская диалектика, опираясь на достижения всей предше­ствующей философской традиции, оказала огромное влияние на все последующее развитие науки и философии, привела к возникновению особой диалектической культуры мышления, давшей блестящие метафизические результаты. Философ­ский анализ проблем с позиции диалектики оказался одной из наиболее эффектив­ных форм философской рефлексии над миром, которая позволяет рассматривать последний как особую целостную систему, развивающуюся по специфическим универсальным закономерностям.

Одновременно диалектический метод обнаружил поразительную эффектив­ность и при решении теоретических проблем конкретных наук. Поэтому прежде чем перейти к анализу элементов диалектической модели развития, укажем на выдаю­щихся ученых, руководствовавшихся диалектическим методом и сумевших получить общезначимые научные результаты. В экономической науке это К.Маркс, в физи­ке – Н.Бор, в психологии – Л.С.Выготский, в биологии – И.И.Шмальгаузен и Дж. Бернал, в лингвистике – Ф. де Соссюр и Н.С.Трубецкой, в теории государства и права – Н.Н.Алексеев¹, в истории культуры и изучении мифологии – А.Ф.Лосев и К.Леви-Строс.

Этот список ученых можно было бы и продолжить. Для нас же важно здесь подчеркнуть тот момент, что ученый – человек прагматичный, нацеленный на конкретный научный результат. Если метод таких результатов не дает, то от него ученые попросту отказываются. Значит, диалектический метод был эффективен, невзирая на то, в какой интерпретации он использовался тем или иным мыслите­лем – в материалистической, как у Л.С. Выготского, идеалистической, как ран­него А.Ф. Лосева периода «Античного Космоса и современной науки», или же специфически восточной, как у Н. Бора. Авторы глубоко убеждены в том, что уж если между идеализмом и материализмом вообще нет никаких оснований вырывать

 

¹ Укажем на блестящий и взвешенный диалектический подход этого евразийского автора к пониманию ци­вилизационного своеобразия России в работе: Духовные предпосылки Евразийской культуры // Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М., 1998.

непроходимую пропасть, то это тем более безосновательно применительно к различным метафизическим интерпретациям диалектики.

Ее разделение на идеалистическую и материалистическую диалектику весь­ма условно. И тот и другой вариант позволяют эффективно объяснять реальное и идеальное бытие, ну разве что метафизические акценты будут расставлены по-разному. Поэтому марксистское переворачивание Гегеля с головы на ноги пред­ставляет собой лишь философское упрощение представления о бытии, которое не меняет сути концепции, но делает ее менее логичной. Это своеобразная интерпре­тация идеалистической системы в материалистическом духе. Тем не менее, если мысленно отмежеваться в одном случае от абсолютной идеи как первоначала, а в другом – от настойчивых повторов материалистических заклинаний, то оста­нется достаточно стройная система диалектических законов и категорий, которые, с одной стороны, позволяют нам успешно разрабатывать важнейшие онтологи­ческие темы, а с другой – служить эффективным средством анализа и решения вполне конкретных познавательных, социальных, ценностных и экзистенциаль­ных проблем.

При изложении законов и категорий диалектики мы будем предельно лако­ничны и ограничимся здесь в основном проблемами так называемой «объективной диалектики», как ее называли в рамках диалектического материализма. При всей относительности и спорности этого термина в нем есть определенный смысл, ибо он фиксирует направленность диалектической мысли не на исследование диалек­тики познавательного процесса и логических средств осмысления диалектически противоречивых объектов, о чем мы говорили в рамках предыдущей лекции, а на универсальные законы развития любых объектов и процессов во всех стратах бы­тия – от природной до спекулятивно-метафизической. Это, с нашей точки зре­ния, тем более оправданно, что в отечественной философской традиции давнего и недавнего прошлого накоплен гигантский теоретический материал по истории и теории диалектики¹. Кроме того, диалектическую природу категориальной струк­туры нашего мышления и принципы разумного мышления мы проанализируем в гносеологическом разделе наших лекций.

Итак, отталкиваясь от интерпретации классического гегелевского наследия, обыкновенно выделяют три всеобщих закона диалектики: закон отрицания отри­цания (или закон спиралевидного характера развития), закон перехода количествен­ных изменений в качественные и закон единства и борьбы противоположностей, который, с нашей точки зрения, точнее было бы именовать «законом взаимодей­ствия противоположностей», учитывая, что фундаментальные противоположности бытия (вроде материального и идеального, мужского и женского, левого и правого, внутреннего и внешнего и т.д.) могут и не бороться друг с другом, а напротив, до­вольно гармонично друг друга обогащать.

Законы диалектики не существуют оторванно друг от друга, а реализуются как грани (аспекты) единого процесса развития или, если изменить ракурс зрения на гносеологический, позволяют всесторонне понять и описать процесс развития.

 

¹ Весьма ценными с высоты прошедших лет видятся дискуссионные публикации в серии «Над чем рабо­тают и о чем спорят философы», посвященные законам диалектики: Диалектическое противоречие. М., 1979; Диалектика отрицания отрицания. М., 1983.

Взятые вместе, они могут быть интерпретированы как неизменная порождаю­щая матрица любых процессов развития, которые когда-либо были, есть или про­изойдут в будущем. Эти законы можно уподобить Вселенским Правилам Игры, по которым «живет-играет» Космос, наша земная цивилизация, ее отдельные нации, культуры, социальные общности, идеи или неповторимые экзистенции. Здесь экс­тенсивно конечные по числу законы порождают потенциально бесконечное мно­жество конкретных вариантов и сценариев развития на всех уровнях бытия, по-разному проявляясь на этих уровнях.

Иными словами, законы диалектики есть типичный пример конкретно-все­общего единства, не оторванного от своих особенных форм,но напротив, спо­собных обогащаться этой особенностью и потому бесконечно многообразно обна­руживать свои сущностные черты на уровне своих единичных проявлений. Ясно, что исчерпать аспекты и формы проявления этих всеобщих законов развития че­ловечество не сможет никогда, но это отнюдь не мешает ему бесконечно уточнять их всеобщее метафизическое смысловое содержание.

В плане демонстрации единства трех законов можно сказать, что любой пред­мет или явление представляет собой некоторое качество, где есть единство проти­воположных конститутивных тенденций и сторон. В результате количественного накопления противоречивых тенденций и свойств внутри этого качества возникает неразрешимое противоречие. Развитие предмета осуществляется через отрицание данного качества, но с сохранением некоторых свойств в образовавшемся новом качестве. «Почка исчезает, когда распускается цветок, – писал Гегель, – и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении пло­да цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического единства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого»¹.

Понятно, что и характер качеств, и формы разрешения противоречий, и направ­ленность развития целого будут довольно сильно разниться, скажем, в неорганиче­ской природе и в сфере человеческого духа, что, однако, вовсе не исключает прин­ципиального номологического единства между ними. Одна из бед метафизического мышления (в смысле антидиалектики) – неумение разбираться в диалектике суб­станциально устойчивого и акциденциально изменчивого, всеобщего и единичного, сущностного и явленного, необходимого и свободного. Здесь везде, как писал тот же Гегель, «удерживаются односторонние... и исключаются противоположные опреде­ления. Это вообще строгое «или – или», согласно которому утверждают, например, что мир конечен или бесконечен, но непременно лишь одно из этих двух»².

Иногда говорят, что есть основные, а есть неосновные законы диалектики, выраженные парами предельных категорий типа «сущность – явление», «не­обходимость – случайность», «возможность – действительность»,

 

¹ Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа // Соч. Т. IV. М., 1959. С. 2.

²Он же. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974. С. 139.

«причина – следствие», «форма – содержание» и т.д. Такое утверждение не столько ошибочно, сколько избыточно, ибо все философские категории, которыми опери­рует наше мышление, схватывают важнейшие противоположные стороны бытия. Путем прояснения их категориального содержания мы выявляем какие-то важные универсальные закономерности функционирования, развития и упорядоченности окружающего мира. Однако есть четко зафиксированные на философском катего­риальном языке универсальные закономерности развития, а есть категориальные онтологические смыслы (вроде выделенных выше категориальных пар), которые описывают разные аспекты бытия, но все же больше относятся к характеристике типов связей, существующих в мире.

Иногда также спрашивают: почему универсальных законов три, а не два и не пять? Вопрос достаточно схоластический и второстепенный, учитывая, что в советский период на философский факультет МГУ и в Институт философии РАН приходили от философски мыслящих граждан нашей державы целые пачки писем, где открывались четвертый и пятый или же один-единственный всеобъемлющий законы диалектики. Ценность подобных изысканий была чаще всего равна нулю. Но уж коль скоро мы задали сами себе этот вопрос, то, пожалуй, можно было бы ответить следующее: двух законов развития – мало, а четырех – уже много¹.

Три закона развития подобны трем граням тетраэдра – одному из пяти пра­вильных многоугольников Платона и минимальной (по числу граней) объемной фигуре, способной устойчиво устремляться вверх. Можно было бы ответить и сло­вами П.А.Флоренского, который, анализируя христианскую Троицу, отметил, что тройка и троичный ритм – излюбленное числовое соотношение в природе, тайна которого навсегда останется скрытой. Впрочем, нельзя полностью исключить воз­можность нахождения как четвертого закона диалектики, так и одного-единственного, к которому можно было бы свести имеющиеся. Последний и так достаточно очевиден, исходя из того, что мы говорили выше: в мире существует закон всеоб­щего совершенствования всех пригодных для этого форм. Однако конкретизацией этого единого и единственного закона в любом случае будут все те же три закона диалектики, описывающие:

а) источники и движущие силы (закон взаимодействия противоположностей),

б) механизмы (закон перехода количественных изменений в качественные),

в) общую архитектонику² (закон отрицания отрицания) развития. Поэтому пе­рейдем теперь к краткой характеристике этих законов и выводу из них некоторых любопытных следствий.

 

3. Закон отрицания отрицания

 

Данный закон утверждает, что в процессе развития каждая последующая ступень является, с одной стороны, отрицанием предшествующей

 

¹ Наподобие того, что одной субстанции для построения целостной онтологии мало, а трех – уже много. Однако в этом случае мы имеем дело с динамической закономерностью.

² Этот термин более точен, чем абстрактное понятие «направленность развития». Ясно, что развитие на­правленно и чаще всего прогрессивно, но закон отрицания отрицания вскрывает как раз общую конфигурацию и ритм любого развития.

 

ступени (через отрицание каких-то свойств и качеств), а с другой – отрицани­ем этого отрицания, так как воспроизводит в изменившемся предмете, на новой ступени и в новом качестве некоторые свойства и качества ступени, подвергшей­ся отрицанию ранее. Иными словами, в любом развитии (регрессивном или про­грессивном) на любом уровне бытия всегда диалектически сочетаются моменты разрушения старой системы и моменты преемственности, т.е. сохранения свойств старой системы в рамках вновь возникшей при обогащении их новым, пусть и самым минимальным качеством.

Закон отрицания отрицания фиксирует очень важную сторону развития – обязательное наличие в нем элементов поступательности и одновременно циклич­ности, обратимости и необратимости. Любая система¹ в своем нынешнем и раз­витом состоянии несет в себе черты своего прошлого, которые модифицируются в рамках новой целостности, но при этом могут сохранять и определенную автоном­ность в виде соответствующих свойств, частей и элементов новой системы.

К примеру, в организме человека существуют и неорганические соединения, и растительные, и животные клетки. В современном обществе можно встретить черты самых архаических укладов жизни. На острове Борнео и в джунглях Ама­зонки племена до сих пор живут на уровне каменного века. В современной культу­ре сохраняются ценности и верования, уходящие корнями в глубокую древность. Без такого сохранения и воспроизводства этапов и черт своей истории не может эффективно функционировать и обновляться новая целостность.

Совсем не случайно онтогенез особи повторяет некоторые черты ее фило­генеза, ибо эффективность и своеобразная рациональность ранних этапов онтоге­неза проверена длительным действием естественного отбора и высоко адаптивна. В обществе сохраняются волшебные сказки, старые пословицы, приметы и пого­ворки. Они исключительно полезны для воспитания подрастающего поколения и ориентации в окружающем мире, ибо в концентрированном виде хранят мудрость предшествующих поколений. Крупный теоретик всегда обращается к истории своей науки, осуществляя ее своеобразное творческое осмысление и снятие, но одновременно подпитываясь творческим богатством ее идей и логических ходов мыслей. Недаром итальянский ученый-химик С. Канницаро, с именем которого связывают завершение формирования атомно-молекулярной теории, писал: «Час­то бывает, что ум, усваивающий новую науку, должен пройти все фазы, которые прошла наука в своем историческом развитии»².

Не случайно в методологическом плане закон отрицания отрицания транс­формируется в важнейший диалектический принцип единства логического и исто­рического. Этот принцип подхода к предмету утверждает, что система в своем раз­витом состоянии несет черты своей истории и вне обращения к этой последней не может быть систематически и целостно понята. С другой стороны, именно в раз­витом состоянии предмета, в логике его функционирования следует искать ключ к рациональной реконструкции его истории и одновременно к истории его позна­ния. Реализация этого требования настоятельно необходима, когда предметом на­шего исследования становятся сложноорганизованные и развивающиеся системы

 

¹ Чем выше уровень ее организации, тем более явственен этот процесс.

² Цит. по: Джуа М. История химии. М., 1978. С. 212.

в живой природе, в обществе и в сфере духа. В частности, именно здесь кроется разгадка того, что лучшие истории философии пишутся крупными мыслителями вроде Гегеля и Кассирера, а теоретические исследования в философии невозмож­ны без обращения к ключевым историческим ходам философской мысли.

Учитывая все вышеизложенное, вполне справедливо рассматривать закон от­рицания отрицания как закон диалектического синтеза ¹. Его действие обеспе­чивает, с одной стороны, качественное преобразование систем и появление новых предметов и явлений, а с другой, сохраняет их генетическую связь с предшествую­щими явлениями и предметами.

Применительно к различным сферам действительности закон отрицания от­рицания необходимо корректировать. В наиболее явном и всестороннем виде он проявляется применительно к сфере общественных явлений и в области духов­ной жизни. Здесь наиболее явную форму имеет преемственность с периодическим возвращением к чертам прошлых этапов развития, с периодическим структурным воспроизводством когда-то уже бывших типов социальных связей, способов жиз­недеятельности и картин мира. Будучи подвергнуты отрицанию и забвению, ка­кие-то общественные структуры и институты, традиции и идеи реанимируются в новом историческом контексте, обретают новую жизнь и плоть. Наша страна по­следнего времени – самый наглядный тому пример. Гонимые при советской вла­сти частная собственность, предпринимательство и церковь (первое отрицание) приобрели после крушения СССР (второе отрицания) центральное положение. Соответственно произошла реабилитация (отрицание отрицания) того, что крити­ковалось при советской власти: успехи царской России в международной политике и экономике, решении национального вопроса и т.д.

Существует, по-видимому, и определенная историческая цикличность, когда воспроизводятся типовые конфликтные политические ситуации и дилеммы выбора грядущих путей развития, призывающие под исторические знамена опреде­ленные типажи и воспроизводящие сходные структуры действий. Так, историки отмечают, что ситуация периода распада Советского Союза конца 80-х – начала 90-х годов XX века удивительно сходна с ситуацией первой половины XIV века, когда вражда князей и забвение национальных интересов привели почти к полно­му распаду Руси, неслыханному шкурничеству и предательству власть предержащих социальных слоев. Ситуация 1991 года в России поразительно напоминает ситуацию после февраля 1917 года, с удивительным совпадением действовавших тогда и теперь главных политических типажей.

Если обратиться к духовной культуре и к науке, то и здесь широко известен феномен возвращения к идеям и концепциям, казалось бы, давно и прочно забы­тым. Так, античный атомизм был воскрешен наукой Нового времени, греческие художественные и философские идеалы воспроизвелись в эпоху Возрождения вплоть до буквальных и соз