Реалистические доктрины

Реалистические² доктрины выводят знание из реального, т.е. существующе­го независимо от нас и активно воздействующего на нас внешнего мира.

 

2.1.1. Наивный реализм

Исторически первой разновидностью этого подхода является позиция наивного реализма,распространенная среди ученых в период господ­ства классической европейской науки и вплоть по сию пору являющаяся типичной для естественной установки сознания, не склонного к философским размышлени­ям. Характерные черты этой позиции заключаются в следующем:

1) знание есть продукт отражения внешнего мира, наподобие того, как пред­меты отражаются в зеркале;

2) познавательный образ в голове человека является более или менее точной копией оригинала, а в обыденном сознании такое разведение оригинала и копии зачастую вообще не проводится;

3) источником знания являются чувственные данные, которые потом обобща­ются и систематизируются интеллектом;

4) человек познает мир как бы один на один без опосредствующего влияния социума, его культуры, практики и языка (так называемая позиция «гносеологиче­ской робинзонады»);

5) сознание человека напрямую связывается с функционированием мозгового субстрата, а иногда, как у вульгарных материалистов, мысль рассматривается как выделение мозга, наподобие того, как печень выделяет желчь.

 

¹ Для этого мы отсылаем читателя к следующим изданиям: Теория познания. В 4 т. Т. 1. М., 1989; Хилл Т.И. Современные теории познания. М., 1965.

² Не путать со средневековым реализмом как особым решением вопроса о статусе общих понятий.

В настоящее время позиция наивного реализма является достоянием истории гносеологии. Практически все ее утверждения оказались ошибочными, что стало особенно очевидным в XX столетии в ходе бурного развития экспериментальных физиологических, психологических и социокультурных методов исследования по­знавательного процесса. Ее теоретические недостатки были вскрыты еще Беркли, Юмом и Кантом, а фактически – еще элеатами и Платоном, если вспомнить их противопоставление мира знаний, основанного на разуме, миру мнений, основан­ному на чувственном опыте. Однако общая реалистическая установка, признаю­щая в качестве источника наших знаний существование объективного мира, про­должала отстаиваться в XX столетии многими философскими направлениями.

Так, в позиции научного реализма (В.Селлерс, X.Патнэм, Дж.Смарт, Дж.Марголис и др.)¹ причиной возникновения знаний в голове человека, в том числе и знаний научно-теоретического характера, признается воздействие внешнего мира. Он первичен по отношению к любым продуктам человеческой практической и познавательной деятельности. Понятиям и законам научных теорий соответству­ют реально существующие вещи и процессы, хотя здесь и необходимо учитывать конструктивную деятельность теоретика, а также влияние языка на познаватель­ный процесс. Состояния нашего сознания производны от физико-химических про­цессов в мозге, хотя и опосредствованы социокультурными влияниями. В целом научный реализм не представляет собой какого-то концептуально целостного и организационно оформленного движения, а является скорее философским отра­жением и обоснованием стихийной и массовой веры ученых в то, что они познают законы реально существующего мира и что научное знание – вовсе не продукт их субъективного творческого произвола.

С известными оговорками к современным модификациям общей реалистиче­ской установки в понимании природы знания можно отнести также целый спектр натуралистических и праксеологических доктрин.

 

2.1.2. Натурализм

К натуралистическим теориям познания могут быть при­числены те модели, которые не сомневаются в существовании объективного внеш­него мира, но рассматривают знание как нечто производное от природных про­цессов и, соответственно, считают возможным понимание сущности знания на основе познанных природных законов.

Характерными чертами всех разновидностей натурализма являются редукцио­низм (попытка свести сложные закономерности к более простым), апелляция к дан­ным естественных наук как надежной базе вынесения истинных суждений и общий (скрытый или явный) антиметафизический пафос, т.е. вера в возможность решить фундаментальные проблемы теории познания, не прибегая к философскому языку, философским методам анализа и мудрости историко-философской традиции.

Физикализм – это стремление решить теоретико-познавательные пробле­мы, переведя их на язык фундаментальных физических теорий и опираясь на

 

¹ Она сближается по многим параметрам с натуралистическими теоретико-познавательными программа­ми, о чем речь пойдет ниже. См. об основных подходах и дискутируемых проблемах в рамках научного реализма в кн.: Марголис Дж. Личность и сознание. М., 1986.

установленные физические законы. Сами по себе попытки привлечь достижения физики как фундаментальной естественно-научной дисциплины к анализу проб­лем познавательной деятельности и сознания человека являются исключительно ценными и полезными, обогатившими науку многими важными результатами. Здесь достаточно вспомнить значение корпускулярно-волновой теории света для изучения зрения или электромагнитных представлений для исследования процес­сов, идущих в нервных клетках человеческого организма.

Однако у представителей естественных наук всегда возникает соблазн пойти дальше и попытаться решить фундаментальные проблемы гносеологии, опираясь на сугубо научные понятия и методы. В качестве примера можно указать на попытки рассмотреть весь познавательный процесс взаимодействия человека с миром по ана­логии с действием информационно-кибернетической системы с прямой и обратной связью, что было очень модно во времена кибернетического бума 1960-х годов. Дру­гие, более свежие примеры – тенденции проинтерпретировать механизмы получе­ния и проверки нового знания в терминах современной синергетики; или же попы­таться дать понимание сущности сознания на основе закономерностей, открытых в теории физического вакуума, заявляя при этом буквально следующее: «Сознание с физической точки зрения является особой формой полевой (торсионной) материи»¹.

Искусственно противодействовать физикалистским программам решения теоретико-познавательных проблем невозможно и просто вредно. Однако мож­но совершенно четко констатировать, что удовлетворительно объяснить природу знания и сознания на основе физических и, шире, естественно-научных законов (пусть и самых фундаментальных) не удастся никогда. Бытие знания и сознания имеет сверхфизическое – идеальное – измерение, подчиняющееся своим соб­ственным законам. Более того, существование сознания есть необходимое условие не только формулировки любых законов физики, но вообще признания того, что физическое бытие существует. На этой важнейшей характеристике сознания мы еще остановимся ниже при анализе соответствующей темы.

Физиологический редукционизм (или научный материализм) – направ­ление гносеологических исследований, преимущественно концентрирующееся на вопросах соотношения тела и психики, мозга и сознания (психофизическая проб­лема) и считающее, что явления психической жизни человека и многие ее идеаль­но-смысловые продукты (образы, понятия, структуры языка и т.д.) можно успеш­но объяснить на основе физиологических процессов и состояний, происходящих в человеческом организме. Это направление исследований тесно связано с успехами в изучении мозга человека, его физико-химических и полевых структур. В отдель­ных случаях оно сближается с физикалистской программой.

Видными философами-теоретиками этого направления, занимавшими пози­цию предельно жесткого физиологического редукционизма, т.е. считавшими воз­можным полное сведение психических явлений к физиологическим процессам, яв­лялись Д.Армстронг и Г.Фейгль. Д.Армстронг следующим образом формулировал свое гносеологическое кредо: «Рассматривая человека (включая его ментальные процессы) как чисто физический объект, действующий согласно тем же законам,

 

¹ Акимов А.Е., Шипов Г.И. Сознание, физика торсионных полей и торсионные технологии // Сознание и физическая реальность. 1996. № 1–2.

что и все остальные физические объекты, мы постигаем его с величайшей интел­лектуальной экономией. Познающий отличается от познаваемого только большей сложностью своей физической организации»¹. Ныне распространены более мяг­кие варианты физиологического редукционизма (иногда их называют «эмерджент-ным материализмом»), принимающие тезис лишь об относительной зависимости психических процессов от мозговых и о функциональной связи между ними (со­знание – функция особым образом организованной материи в виде мозга, где полностью объяснить психические процессы на языке физиологии невозможно). Программа «эмерджентного материализма» сближается по многим параметрам с позицией научного реализма, о котором речь шла выше, и с естественно-науч­но ориентированными вариантами диалектического материализма. На Западе его видными представителями являются Д.Дэвидсон, Дж.Фодор, М.Бунге, лауреат Нобелевской премии за открытие межполушарной асимметрии мозга Р.У.Сперри²; в отечественной марксистской гносеологии – B.C.Тюхтин, Д.И.Дубровский.

Нативизм – попытка решить проблемы происхождения сознания и языка, опираясь на законы генетической наследственности. Здесь постулируется врож­денный характер важнейших элементов чувственного восприятия (вроде того, что мозг запрограммирован так, чтобы воспринимать электромагнитные и звуковые волны лишь определенной длины и частоты), категориальных структур мышления и грамматики языка. Учение о врожденных идеях в рамках европейской традиции восходит к Р.Декарту³, хотя у него врожденность имеет духовно-божественную природу. Собственно биологические интерпретации врожденного характера базо­вых структур психики, а также представления о возможности генетической пере­дачи знаний от одного поколения к другому были особенно популярны в психоло­гической и биологической литературе конца XIX – начале XX века в связи с ши­роким распространением идей дарвиновской теории эволюции и формированием хромосомной теории наследственности⁴. Тезис о врожденном характере основных когнитивных структур психики можно найти также у теоретиков психоанализа З.Фрейда и К.Г.Юнга⁵. Виднейшими представителями современного нативизма являются лингвист, основатель генеративной грамматики Н.Хомский и один из видных представителей социобиологии, лауреат Нобелевской премии Э.Уилсон. С точки зрения Н.Хомского, навыки мыслительной деятельности, а также способ­ность человека к овладению грамматикой языка являются генетически врожден­ными⁶. Э.Уилсон, в свою очередь, пишет: «Все компоненты сознания, включая

 

¹ Армстронг Д. Материалистическая теория сознания // Аналит. философия. Избр. тексты. М., 1993. С. 131.

² Краткую информацию о взглядах этих зарубежных авторов, а также о других европейских гноссологах XX века читатель может найти в следующем издании: Современная западная философия: Слов. М., 1991.

³ См.: Декарт Р. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М„ 1989. С. 472.

⁴См. историческую реконструкцию этих представлений в монографии автора: Иванов А.В. Сознание и мышление. М., 1994. С. 14–20.

⁵ Так, например, К.Г.Юнг в ранний период своего творчества считал базовые структуры психики (архети­пы в его терминологии) генетически врожденными и передающимися по наследству. «Ребенок при вступлении в жизнь уже обладает органом, готовым действовать точно так же, как действовали подобные органы в истекшие века. В мозгу заложены преформированные инстинкты. А также первобытные типы или образы, основания, со­гласно которым от века образовывались мысли и чувства всего человечества, включающие все богатство мифоло­гических тем» (Юнг К.Г. Избранные труды по аналитической психологии. Т. 3. Цюрих, 1929. С. 326).

⁶ См.: Chomsky N. The Linguistic Approach // Language and Learning: The Debate between Jean Piaget and Noam Chomsky. L., 1980.

волю, имеют нейрофизиологический базис, подчиненный законам генетической эволюции и естественного отбора»¹.

В настоящее время связь между реализацией генотипа, этапами созревания мозга и, соответственно, этапами психического становления личности не вызы­вает сомнений. Наблюдения над развитием однояйцовых близнецов, обладающих идентичным генетическим кодом, обнаружили врожденность довольно сложных психических реакций, ряда особенностей характера, творческих способностей и даже ценностных предпочтений человека. Вместе с тем гипертрофированный на­тивизм вряд ли является продуктивной позицией. Как показывают современные экспериментальные исследования, актуализация ряда важных структур генома, ответственных за формирование тех или иных участков мозга, оказывается невоз­можной без соответствующей стимуляции со стороны внешней культурной сре­ды. Человеческий геном словно предполагает наличие культурно-символического окружения для своей реализации. Так, ребенок с нормальным геномом и непо­врежденными отделами мозга, но выключенный из системы человеческого обще­ния, никогда не сможет сформироваться как полноценная личность, наделенная здоровым сознанием и способная творчески познавать мир. Феномен Маугли – это скорее из области сказок. И наоборот, дети с пораженным мозгом при надлежа­щем воспитании способны становиться полноправными членами человеческого коллектива². Эти факты говорят о колоссальной роли культурной составляющей в формировании сознания и о невозможности объяснения сущности знания на осно­ве биологически врожденных структур.

Эволюционная теория познания (эволюционная эпистемология) – это сегодня самая популярная и, пожалуй, наиболее взвешенная натуралистическая программа, утверждающая, что сущность человеческого знания может быть адек­ватно понята лишь в общем эволюционно-биологическом контексте, а законы онто- и филогенетического развития знания и познавательных способностей чело­века могут быть вполне адекватно интерпретированы в терминах эволюционной теории. При этом в эволюционно-эпистемологической парадигме учитываются позитивные результаты и физикалистских, и физиологически-редукционистских, и нативистских подходов.

Так, по мнению крупнейшего теоретика эволюционной биологии К.Лорен­ца, знание выполняет важнейшую функцию биологической адаптации человека к внешней среде. Исторический прогресс знаний может быть понят лишь с точки зрения общей филогении человеческого рода, а истоки сложнейших индивидуаль­ных познавательных способностей человека надо искать в первичных формах его физиологического приспособления к окружающей среде³. Несколько иную версию эволюционной эпистемологии развивают методологи науки С.Тулмин и К.Р.Поппер. По их мнению, рост научного знания может быть успешно интерпретирован

 

¹ Wilson E. What is sociobiology? // Sociobiology and Human Nature. An Interdisciplinary Critique and Defence. S.-Fr., Wash., L., 1978. P. 10.

² См. интересные данные об успешном воспитании нескольких английских детей с почти полным отсут­ствием мозговой ткани в кн.: Ярвилехто Т. Мозг и психика. М., 1992. С. 144–145.

³ См. знаменитую работу этого крупнейшего австрийского философа и одного из основателей науки о по­ведении живых существ (этологии) под названием «Оборотная сторона зеркала» в сборнике с тем же названием: Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 1998.

в терминах эволюционных представлений: адаптации, мутации, естественного отбора научных теорий и т.д.¹ Наиболее полное изложение сути эволюционно-эпистемологического подхода, его преимуществ и перспектив содержится в книге Г.Фоллмера «Эволюционная теория познания». Вот как этот автор излагает его суть: «Органы и поведение любого живого существа служат для его взаимодей­ствия с реальным миром. Мозг может рассматриваться как орган обработки раз­дражений и регулирования физиологическими и психическими процессами, преж­де всего познавательным процессом. Его структуры подлежат – поскольку они генетически обусловлены – биологической эволюции. Мутации и селекция ведут к приспособлению познавательных структур к реальным структурам. Этим объяс­няются достижения и ограниченность нашего познавательного аппарата»².

При всей перспективности и популярности этой программы у нее есть по крайней мере три серьезные трудности: человек породил такие виды знания и та­кие технические приспособления, созданные на их основе, которым невозможно найти биологическое, а тем более адаптивное объяснение (например, ядерное ору­жие или отравляющие газы). К тому же самые лучшие и самые значимые для на­шего духовного бытия знания, накопленные человечеством, созданы за счет чисто духовной устремленности творца к истине, красоте и благу. Они отличаются как раз наибольшей практической внеутилитарностью и внебиологичностью. Нако­нец, сохраняет свою силу аргумент против генетической врожденности базовых когнитивных структур психики.

Попытки преодолеть недостатки редукционизма, свойственные всем натура­листическим программам, предпринимаются в рамках праксеологических реалис­тических теорий познания.

 

2.1.3. Праксеологические концепции

К праксеологическим теориям познания можно отнести те, которые рассматривают знание как следствие активной предметно-практи­ческой деятельности человека в окружающем его мире. Чаще всего в основе праксеологических взглядов лежит уверенность в объективном и независимом су­ществовании внешнего мира, т.е. реалистическая установка. Однако именно прак­тическая деятельность (или практическая установка) рассматривается в качестве важнейшего условия возникновения и развития идеальных содержаний нашего сознания. Здесь знание не само по себе биологически адаптивно и целесообраз­но (как в натуралистических доктринах) и не является самоценной и самосущей реальностью (как в платонических теориях знания, на чем мы еще остановимся ниже), а выполняет инструментальную функцию посредствующего звена между миром и активно действующим в нем человеком.

Знание в праксеологической трактовке не субстанциально, а сугубо функ­ционально, хотя по мере своего развития оно способно приобретать все более ав­тономный и самоценный характер, как это особенно свойственно современной на­учно-технической цивилизации. Праксеологические доктрины могут приобретать

 

¹ См.: Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., 1983; Тулмин С. Человеческое понимание. М., 1984.

² Фоллмер Г. Эволюционная теория познания. М., 1998. С. 223.

различные метафизические контуры в зависимости от того, под каким углом зре­ния рассматривается практическая деятельность человека.

Генетическая эпистемология – ныне весьма влиятельное теоретико-по­знавательное направление, образовавшееся на стыке логико-психологических и теоретико-познавательных исследований, основанное крупнейшим швейцарским психологом и историком науки Жаном Пиаже. Ему удалось открыть инвариантные стадии интеллектуального развития ребенка (стадия сенсорно-моторного интел­лекта – стадия конкретных интеллектуальных операций – стадия формальных операций), которые возникают последовательно друг за другом, подчиняясь всеоб­щему закону структурного и функционального усложнения живых систем (в силу этого Пиаже иногда сам называет себя структуралистом).

В основе прогрессивного самоусложнения системы интеллектуальных опе­раций лежит, по данным Ж.Пиаже, активная предметно-манипулятивная деятель­ность ребенка. Формирование первичных идеальных схем и логических операций мышления – это всегда результат интериоризации (перевода во внутренний, сим­волический план) внешних предметных схем человеческой деятельности, отно­сительно одинаковых (инвариантных) в различных эпохах и культурах. К ориги­нальным достижениям работ Пиаже следует отнести не только детальное экспери­ментальное выявление того, как на основе прогресса предметно-манипулятивной деятельности у ребенка зарождаются и прогрессивно усложняются представления о величине, числе, причинно-следственных и пространственно-временных связях (генетическая психология), но и демонстрацию того факта, что стадиям интеллек­туального развития индивида могут быть поставлены в соответствие различные исторические этапы развития науки (что и составляет предмет собственно генети­ческой эпистемологии, которой швейцарский психолог посвятил последние годы своего научного творчества). «Благодаря детям, – писал он, – мы имеем наилуч­шую возможность для изучения развития логики, математики и физики»¹.

Ж.Пиаже был страстным полемистом. Известна его довольно тонкая крити­ка эволюционно-эпистемологических идей К.Лоренца², а также знаменитая очная полемика с Н.Хомским по вопросам соотношения врожденных и приобретенных познавательных структур, в которой приняли участие многие философы, физио­логи и лингвисты³.

К слабостям концепции самого Ж.Пиаже относят гипертрофированный ин­дивидуально-психологический подход к рассмотрению онто- и филогенетического развития знаний и, соответственно, недооценку роли культуры в развитии созна­ния и логического мышления индивида.

Прагматистская (от греч. pragma – «дело», «действие») гносеологическая программа восходит к американской школе прагматизма, заложенной Ч.С.Пирсом. Отдаленным же предтечей прагматизма можно считать Протагора с его тезисом о человеке как мере всех вещей и сугубой относительности наших знаний. Вполне в духе этого великого софиста классический прагматизм трактует знание с точки зрения

 

¹ Piaget J. Genetic Epistemology. N. Y., L., 1970. P. 13–14.

² См.: Piaget J. Biology and Knowledge. Chicago, 1967. Она до сих пор не потеряла своей актуальности в плане выявления взаимовлияний между биологическими и гносеологическими исследованиями.

³ См.: Language and Learning: The Debate between Jean Piaget and Noam Chomsky. L., 1980.

его практической полезности и эффективной помощи при осуществлении тех или иных человеческих действий (предметных, политических, научных). Це­лью познавательной деятельности здесь объявляется преодоление разрушитель­ных сомнений и достижение индивидом «устойчивого верования»; критерием же истинности знаний провозглашается их инструментальная полезность при реше­нии проблемных ситуаций. В сущности все знание сводится к преодолению проб­лемных ситуаций, где истина отождествляется с успехом, а заблуждение – с неус­пехом в их преодолении. Реальность внешнего мира, по Пирсу, является объектом истинного верования, ибо образует твердый прагматический фундамент для по­ступательного развития науки, хотя говорить о ее существовании безотносительно наших человеческих переживаний не имеет смысла.

Прагматизм внес серьезный вклад в развитие семиотики – науки о знаках (кстати, сам этот термин принадлежит Пирсу), а также оказал влияние на станов­ление операционалистского подхода к научному знанию, когда осмысленность введения тех или иных терминов в науку обосновывается их способностью помо­гать в осуществлении тех или иных экспериментальных или теоретических опера­ций. В частности, понятие «метр» операционально, ибо помогает осуществить ре­альную операцию измерения; термин «прагматизм» операционален, ибо помогает вскрыть существенные черты анализируемого философского направления.

К недостаткам прагматистского подхода к знанию, и особенно к истине, сле­дует отнести угрозу утилитарной вульгаризации базовых категорий гносеологии, что столь отчетливо звучит, например, в следующем суждении У. Джемса: «Ис­тинное, говоря коротко, это просто лишь удобное в образе нашего поведения»¹ и далее: «...Мы должны жить той истиной, которой в состоянии достичь сегодня, и быть готовыми назвать ее завтра ложью»². Отождествление истины с пользой и сугубо утилитарный подход к понятию практики вызвали и вызывают до сих пор серьезную критику прагматизма, в том числе и со стороны диалектического материализма.

Диалектический материализм – это, пожалуй, наиболее развитый и систе­матический вариант праксеологической доктрины. Поскольку вплоть до послед­него времени он занимал монопольное положение в отечественной философии, то мы, отсылая читателя к наиболее фундаментальным учебным пособиям по марк­систской теории познания для обстоятельного ознакомления³, позволим себе лишь вкратце охарактеризовать его гносеологическую доктрину.

Краеугольный гносеологический тезис марксизма гласит, что в фундаменте познания лежит не индивидуальная, а общественно-историческая практика людей и что отражение внешнего объективного мира человеком осуществляется им не в социальном вакууме, а во взаимодействии с другими людьми и сквозь призму общественно выработанных схем, норм и идеалов познавательной деятельности, которые меняются от эпохи к эпохе. Хотя знание и приобретает в ходе истори­ческого развития человеческого общества относительную самостоятельность,

 

¹ Джемс У. Прагматизм. Пг., 1910. С. 134.

² Там же. С. 137.

³ Гносеология в системе философского мировоззрения. М., 1983; Диалектика познания. Л., 1983; Теория познания. Т. 2. М., 1991; Алексеев П.В., Панин А.В. Теория познания и диалектика. М., 1991.

тем не менее именно материальная, а не духовная общественная практика является определяющим фактором его исторической динамики. С точки зрения марксизма, именно материальная деятельность (т.е. деятельность человека по преобразова­нию материального мира и социальных условий своего существования) является и источником возникновения, и движущей силой развития, и высшей проверочной инстанцией человеческих знаний.

Принцип практики и принцип отражения материального мира в идеаль­ных образах человеческого сознания – вот «два кита», на которых основана диа­лектическая теория познания марксизма. В сущности вся она, во всех ее будущих сильных и слабых моментах, уже как бы заложена в следующих программных словах К. Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»¹ и что «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней»².

Любопытно, что в рамках советского марксизма существовали как бы две вет­ви гносеологических исследований. Эту двойственность диалектического мате­риализма мы отмечали и в онтологическом разделе наших лекций.

Одна гносеологическая ветвь брала на вооружение принцип отражения мате­риального мира и делала упор на естественно-научных фактах, помогающих мате­риалистически осмыслить познавательный процесс. Тем самым она сближалась с западными позициями «научного материализма» и «научного реализма», о чем мы уже говорили выше.

Другая ветвь разрабатывала в первую очередь диалектические аспекты по­знания и подчеркивала особое значение принципа практики, придавая ему пре­дельно широкий и надперсональный характер. Здесь особенно привлекательной фигурой для марксистов-диалектиков был Гегель. Лидерами этого направления были Э.В.Ильенков, Г.С.Батищев и ряд других исследователей. Прямое и резкое столкновение двух этих школ в рамках вроде бы единой марксистской гносеологии произошло вокруг проблемы идеального (знаменитая полемика между Э.В.Ильен­ковым и Д.И.Дубровским).

Спор по поводу проблемы идеального, так и не получившей последователь­ного решения в рамках советского диамата, обнаружил наиболее уязвимую точку последнего – проблему происхождения и онтологического статуса явлений созна­ния. Дело в том, что у самих Маркса и Энгельса по поводу сознания и его-де иде­ального характера остались лишь отдельные отрывочные замечания; а вот в трудах В.И.Ленина – другого классика диалектического материализма – содержались два несовместимых друг с другом положения. В одном из них утверждалось, что для решения вопроса о происхождении сознания необходимо предположить, что в самом фундаменте материи присутствует фундаментальное свойство, подобное человеческим ощущениям³. В сущности это типичная пантеистическая позиция, несмотря на все оговорки диалектико-монистического характера. С другой сторо­ны, в теоретическом наследии Ленина присутствует тезис, прямо опровергающий предыдущий, а именно тезис о том, что «назвать мысль материальной – значит

 

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 3. С. 4.

² Там же. Т. 23. С. 189.

³ См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 91.

сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом»¹. На самом деле это позиция не материализма, а радикального дуализма, не совместимая с предыдущей.

Основные трудности натуралистических и праксеологических доктрин как раз и группируются вокруг феномена сознания и происхождения его базовых структур типа философских категорий, математических идей или правил грам­матики, которые в принципе не выводимы ни из каких природных процессов и ни из какой общественно-исторической практики, а предшествуют последним в качестве неустранимых условий их бытия и познания. Подобная автономия и фун­даментальная роль идеальных образований вызывает к жизни совсем иные теоре­тико-познавательные ходы мысли.

 

3. «Платонические»² теории познания

 

К ним относятся доктрины, утверждающие, что знание об­разует особый идеально-духовный мир, являющийся трансцендентным (от лат. transcendens – «выходящий за пределы») относительно индивидуального сознания. Этот объективно существующий мир знания является субстанци­альной (порождающей) основой любых конкретных продуктов человеческой познавательной деятельности, хотя, в свою очередь, способен обнаруживать себя и даже, по мнению ряда мыслителей, прирастать только за счет творче­ских актов индивидуального сознания.

Гносеологическая доктрина классического платонизма вытекает из знаме­нитого символа платоновской пещеры, противополагая мир чувственных теней, в который погружено обыденное сознание, умопостигаемому солнечному миру идей, образующему идеальную онтологическую основу бытия вечно текучего телесного мира и являющемуся истинной целью познавательных устремлений земного человека. Мир знания – это вечный, неизменный и совершенный мир истины, блага и красоты, к которому, по Платону, душа человека способна непо­средственно приобщиться лишь после физической смерти, избавившись от телес­ных оков, препятствовавших духовному созерцанию этого идеального бытия. Но мир идей может открыться душе и при жизни за счет искусства рассуждения и развитого дара умозрения, помогающих развеять магию чувственно-телесного образа мира. «Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, – пишет великий древнегреческий философ, – он, минуя ощущения, посредством одного лишь разума, устремляется к сущности любого предмета (т.е. к его идее или, точнее, к его идеальному прототипу. – Прим. авт.), пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага. Так он оказывается на самой вершине умопости­гаемого...»³.

 

¹ См.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 14. С. 231.

² Термин «платонические» мы взяли в кавычки, ибо варианты этих теорий, генетически восходя к теории идей Платона, могут в то же время существенно отличаться как от взглядов основоположника объективного идеа­лизма, так и друг от друга.

³ Платон. Сочинения. В 3 т. Т. 3. Ч. 1. М., 1971. С. 343 (532 b).

При всей, казалось бы, фантастичности и мифологичности платоновских идей, столь непривычных для современного сознания, они имеют весьма серьез­ные гносеологические основания для своего существования.

Во-первых, любое практическое действие человека, а как сейчас выясня­ется – и многие действия животных, подразумевают наличие идеального плана действий. Излюбленный образ самого Платона – горшечник, который на основа­нии идеи горшка в своей голове способен вылепить из глины множество реальных горшков, сообразуясь с их идеальным прототипом. Логично предположить вслед за Платоном, что и множество природных объектов одного и того же рода должно иметь единую сверхпространственную и сверхвременную идеальную основу для своего существования, обеспечивающую единство их свойств, несводимое к свой­ствам составных частей и остающуюся неизменной в случае гибели или распада единичных представителей этого множества. Вводя свою теорию онтологически сущего мира идей, Платон по-своему отвечает на вопросы о связи материальных и идеальных начал бытия и о причинах удивительной гармонии природы.

Во-вторых, общие понятия (числа, цвета, формы), а тем более философские категории типа времени, сущности или закона, не выводимы напрямую ни из ка­кого внешнего опыта и социального научения. Напротив, они сами только и де­лают возможным наш чувственный опыт и процесс социализации. Так, для того чтобы умозаключить о качественном сходстве (или несходстве), количественном равенстве (или неравенстве) вещей, данных нам в чувственном опыте, необходимо предварительно уже обладать общей идеей сходства и равенства. Платон в этой связи замечает следующее: «...Прежде чем начать видеть, слышать и вообще чув­ствовать, мы должны были каким-то образом узнать о равном самом по себе – что это такое, раз нам предстояло соотносить с ним равенства, постигаемые чувства­ми...»¹. Такие априорные формы опыта, как их назовет последующая традиция, Платон и выносит в мир вечных и неизменных идей.

В-третьих, знание имеет удивительное свойство, раз возникнув, приобретать как бы собственную жизнь и логику развития, не зависимые от воли и желания людей. Например, натуральный ряд чисел был известен еще в античности, а раз­личные его закономерности математики продолжали открывать спустя столетия и даже тысячелетия. Законы классической ньютоновской механики подвергаются уточнению и математической переформулировке вплоть по сию пору. Открытия в науке много раз совершались одновременно в разных уголках земного шара уче­ными, не знавшими о существовании друг друга. Воистину мир знания является каким-то особым миром («третьим миром», по терминологии К.Р. Поппера, наря­ду с миром физических процессов и миром психических состояний), словно при­зывающим под свои знамена познающего индивида и повелевающего, что, как и в какой последовательности им должно быть познано.

В-четвертых, многие видные ученые и художники искренне верят, что науч­ные открытия и художественные произведения не выдумываются и не изобрета­ются ими, а как бы уже существуют в особом «пространстве мысли» или «ланд­шафте смысла». Посредством их творческих усилий они лишь раскрываются для подлунного мира.

 

¹ Платон. Сочинения. В 4 т. Т. 2. М., 1993. С. 29 (75b).

По его собственному свидетельству, которому у нас нет оснований не дове­рять, Моцарт мог слышать сразу и целиком все музыкальное произведение, как бы сверхвременно и сверхфизически переживая его идею (или эйдос). П.А.Фло­ренский был способен видеть сразу весь математический ряд Фурье. По свиде­тельству химика Кекуле, открывшего бензольное кольцо, оно приснилось ему ночью в образе змеи, кусающей свой хвост. Точно так же многие большие поэты убеждены, что ничего не сочиняют от себя и что идея создаваемого ими стихо­творения уже как бы существует в каком-то особом пространстве, а их творческое дело – дать ей сквозь себя объективно сказаться, как бы позволить органично «истечь» в мир в соответствующих земных словах, ритмах и рифмах. С.А.Есенин именовал себя «божьей дудкой»; Марина Цветаева подчеркивала, что вынашива­ет стихотворение как живого ребенка; У.Блейк говорил, что лишь записывает то, что посылается ему свыше.

Все вышеприведенные факты объясняют удивительную живучесть платони­ческого подхода к сущности знания в науке и философии. Так, знание может трак