Духовные ценности

И здесь мы не будем злоупотреблять терпением читателя и вторгаться в предметные области других философских дисциплин, в частности, таких почтенных и древних, как этика, эстетика, философия культуры и религио­ведение. К изучению религиозных ценностей самое непосредственное отношение имеет также теология (богословие), но претендовать на объективный характер она не может, ибо всегда имеет неустранимую конфессиональную ценностную окрас­ку. Это, впрочем, ничуть не умаляет значения теологии. Любое творчество и иссле­дования в сфере духовных ценностей позитивны – лишь бы не оскверняли чужих святынь и духовных ценностей.

В целом под духовными ценностями следует понимать максимы красо­ты, добра, истины, святости, мудрости и любви, сподвигающие личность к высшим формам творчества в науке, искусстве, религии, философии, а также к неустанному личному совершенствованию.

Если инверсия витальных ценностных модальностей достаточно естествен­на (принцип о «вкусах не спорят»); социальных ценностей – нежелательна, но неизбежна, особенно в период социальных переворотов (так, для эпохи царизма принадлежность к аристократии – критерий благородства, для социализма – на­против, знак всяческой социальной низости, для капитализма же принадлежность к аристократии ценностно нейтральна); то для духовных ценностей стирание граней между добром и злом, достойным и недостойным, прекрасным и безоб­разным, а тем более выворачивание ценностного мира наизнанку, когда подлец становится героем, а шут-сатирик – глашатаем священных истин, – попросту недопустимо.

 

¹ Соловьев B.C. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 454.

Еще раз подчеркнем, что одна и та же ценностная модальность (категория) может наполняться достаточно различным идеальным содержанием в разные исторические эпохи, у разных народов и в разных социальных группах¹. Речь в данном случае идет о другом: здоровое ценностное сознание (и личности, и соци­альной группы, и всего народа) всегда четко противополагает ценностное «небо» ценностному «дну», высокое – низкому, всегда сопротивляется попыткам их сме­шения. Отчасти этим занимался средневековый карнавал, ломая излишне жесткую средневековую иерархию и выполняя определенные социально-терапевтические функции. Правда, шут становился королем лишь на несколько дней в году², после чего иерархический порядок ценностного бытия восстанавливался с железной не­обходимостью. Однако «затянувшийся карнавал»³ чреват самыми разрушительны­ми для общества и личности последствиями.

В чем состоит опасность этого ценностного выворачивания мира наизнанку и к чему оно приводит, блестяще описано у П.А.Сорокина. Нынешняя стадия гло­бального кризиса лишь подтверждает правоту и прозорливость констатации вели­кого социолога. «...Масса современных психоаналитических и «научных» биогра­фий разоблачают и унижают любой персонаж, каким бы благородным он на самом деле ни был. Все, чего бы и кого бы они ни касались – Бога, благородных людей, достижений, – высмеивается как пассивное, заурядное, ненормальное или пато­логическое, побуждаемое к действию прозаическими, эгоцентристскими и боль­шей частью физиологическими стимулами. Гениальность становится разновид­ностью безумия, бескорыстная жертва объясняется только комплексом неполно­ценности, Эдиповым, Нарцисса или им подобными. Выдающиеся общественные устремления – стадными инстинктами. Половое влечение, шизофрения, паранойя становятся культурными тенденциями. Святость показывается как разновидность идиотизма... Жалость отождествляется с невежеством, моральная ценность с ли­цемерием... Человек падает с величественного пьедестала искателя правды, абсо­лютной ценности и опускается до уровня животного, которое при помощи своих разнообразных «идеологий», «рационализации» и «выводов» стремится удовлет­ворить свою жадность, аппетит и свой эгоизм. Когда он не ведает, что творит, то он всего лишь простак; когда же намеренно прибегает к таким «рационализациям», обращаясь к истине и другим высокопарным словам и понятиям, то он становится откровенным лицемером, который использует «истину» в качестве дымовой за­весы для оправдания своих «реликтов» и прочих комплексов. В любом случае ре­зультат губителен для достоинства человека, его истины и науки».⁴

Подлинная духовность всегда противостоит апологии низменного дна че­ловеческой души (всяческих ценностных «анти-»), а также гипертрофии ви­тальных ценностей. Дух – это действенная любовь и нравственное разумное

 

¹ Проблема содержательного характера так называемых «абсолютных ценностей» будет обсуждаться в рамках следующей темы.

² Здесь достаточно вспомнить мистический ужас, который пережила Русь во времена правления Ивана Грозного, когда он на достаточно долгое время провозгласил царем татарина Симеона Бекбулатовича и сам же отдавал ему шутовские почести.

³ См. о современной культурной ситуации и о перспективах выхода из этого «затянувшегося карнавала» в многочисленных публикациях одного из авторов. (Например: Миронов В.В. Наука и «кризис культуры» (или «затянувшийся карнавал»?) // Вестн. МГУ. Сер. 7. Философия. 1996. № 5–6).

⁴ Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 482–484.

творчество,каким бы конкретным и разнообразным эмпирическим идеальным содержанием ни наполнялись базовые духовные модальности в ту или иную эпо­ху и какие бы из них ни выходили на первый план, модифицируя иерархический порядок высшей сферы «царства ценностей». Так, ясно, что для древнего эллина высшая ценность – философская мудрость и красота, а главные сферы духовно­го творчества – философия и искусство. Для человека средневековья приматом были религиозные и этические ценности. Для человека Просвещения высшая ценность – научная истина. Однако в любую эпоху и в любой культуре, какие бы духовные ценности там ни доминировали, всегда жили, живут и будут жить лич­ности, воплощающие синтетические вершины духа, гармонически объединяющие все его творческие модальности. Это Платон и Сенека, Франциск Ассизский и Лео­нардо да Вийчи, Г.В.Лейбниц и В.И.Вернадский, П.А.Флоренский и П.Тейяр де Шарден, А.Швейцер и Н.К.Рерих.

Любопытно, что именно с конца XIX – начала XX века в качестве противо­стояния всеобщему кризису ценностей гипертрофированно техногенной и гипер­трофированно экономической цивилизации начинаются синтетические искания в сфере духовных ценностей и поиск механизмов гармонизации различных облас­тей культурного творчества. Кризис, поразивший все сферы общественной жизни и вызвавший бунт Ф.Ницше, породил одновременно и наметки высшего аксиоло­гического синтеза.

Существует удивительная закономерность в сфере духа: чем страшнее и опустошительнее ценностный кризис, чем более назойливыми становятся витальные, технократические и экономические фетиши, чем шире, наконец, расходятся ядовитые волны релятивизма и скептицизма, т.е. чем отврати­тельнее обнаруживается антиценностное «дно» цивилизации, тем жарче раз­гораются костры подлинной культуры и тем более яркие личности выходят на защиту высших духовных ценностей и идеалов.

 

 

3. Синтетические ценностные идеи в русской культуре. Основные аксиологические постулаты

 

Необходимо отметить выдающиеся заслуги отечественной культуры в деле защиты высших ценностей и в выработке методологии аксиоло­гического синтеза. Три имени воплощают этот дух наиболее полно и ярко, и их идейное влияние не ослабевает, а лишь усиливается со временем.

Прежде всего – это гениальная фигура Ф.М.Достоевского с его идеалом брат­ского социального единения людей на всеобщих христианских началах любви «ко всему созданию божию»¹ и соборного труда по спасительным законам красоты².

Другая величественная фигура – B.C.Соловьев с его программой построе­ния всеобъемлющей «метафизики всеединства», преодолевающей жесткие анти­номии веры и разума, истины и ценности, рационального и внерационального,

 

¹ Эта ценность воплощена великим русским писателем в образе старца Зосимы.

² Данная духовная ценностная максима вложена Достоевским в уста князя Мышкина.

родного и вселенского, земного и небесного. Закономерно, что свой синтетиче­ский духовный идеал B.C.Соловьев формулирует, как раз анализируя творчество Достоевского: «Будучи религиозным человеком, он был вместе с тем вполне сво­бодным мыслителем и могучим художником... В своих убеждениях он никогда не отделял истину от добра и красоты, в своем художественном творчестве он никог­да не ставил красоту отдельно от добра и истины»¹.

Наконец, третья крупнейшая фигура, увы, оклеветанная и до сих пор вызы­вающая странно предвзятое чувство у гуманитарной интеллигенции, – это осно-воположница теософии Елена Петровна Блаватская. Однако из всех русских писа­телей именно она оказала самое сильное влияние на европейскую и американскую духовную мысль конца XIX века² и предприняла попытку – приблизительно в одно время с B.C. Соловьевым³ – объединить достижения современной ей нау­ки, философии и религиозной мысли, причем ее творчество было основано на хорошем знании восточной духовной традиции. Можно как угодно относиться к конкретным теософским построениям Е.П.Блаватской, но общая задача теософии сформулирована ею вполне рационально в духе отечественной метафизики все­единства и в русле современных синтетических исканий, в том числе и сугубо научных⁴. «Только путем изучения различных великих религий и философий че­ловечества, – писала Е.П.Блаватская, – путем беспристрастного сравнения их непредубежденным умом, человек может надеяться достичь Истины... И не ранее, чем мы достигнем... их внутреннего содержания, мы обнаружим... что оно выра­жает некую Великую Истину Природы».⁵

Кстати, устойчивый и все возрастающий интерес к трем этим ключевым фи­гурам отечественной культуры связан с ностальгией современной мысли и по под­линному мировоззренческому синтезу, и по поиску твердых духовных оснований бытия. Что же роднит в понимании ценностей вообще и духовных ценностей в частности таких мыслителей, как Достоевский, Соловьев и Блаватская, и позво­ляет находить почти буквальные переклички с их трудами в работах столь разных философов из других эпох – неоднократно процитированных нами М.Шелера и Э.Фромма, В.Франкла и П.А.Сорокина? Что позволяет при всех оговорках сде­лать вывод об универсальности человеческой системы ценностей?

Выскажем три такие универсальные ценностные идеи, общие для трех вышеотмеченных отечественных мыслителей и принимаемые (явно или неявно) всеми крупнейшими представителями последующей аксиологической традиции (первую из этих идей раскроем и обоснуем в данной, а две другие – в последую­щих лекциях):

1) существует безусловный примат духовных ценностей над материальными, а также совершенно рациональные аргументы в пользу этого;

 

¹ Соловьев B.C. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1988. С. 305.

² Между прочим, книги Е.П. Блаватской лежали на столе у А.Эйнштейна.

³ Здесь только важно не путать великого русского философа Владимира Соловьева с его братом Все­володом – бездарным беллетристом, перу которого принадлежит насквозь лживая и тенденциозная книга о Е.П. Блаватской «Разоблаченная жрица Изиды».

⁴ Отсылаем читателя к весьма содержательной книге известного физика, показывающего близость многих физических и религиозных подходов: Владимиров Ю.С. Фундаментальная физика, философия и религия. Кост­рома, 1996.

⁵ Блаватская Е.П. Ключ к теософии. М, 1993. С. 59.

2) есть объективные и абсолютные духовные ценности не только формально­го, но и содержательного плана;

3) эти объективные и абсолютные ценности не являются бесплотными абстрак­циями и вовсе не подавляют нашу индивидуальную человеческую свободу. Они обретают реальное и действенное бытие в форме человеческих идеалов и святынь.

Первая ценностная идея включает в себя три взаимосвязанных аксиологиче­ских постулата.

Первый из них гласит, что в ситуации ценностного выбора при прочих равных условиях ¹ всегда следует предпочесть более высокие иерархические ряды ценностей низлежащим рядам, а ценности духовного плана – сообра­жениям социальной выгоды и материальной пользы. Лучшее из обоснований этого постулата принадлежит, на наш взгляд, М.Шелеру.

Второй аксиологический постулат фиксирует, что никакого параллельно­го роста материальных и духовных потребностей быть не может. Если одни растут, то другие неизбежно убывают, и если естественные (а не фетишизи­рованные) материальные потребности всегда конечны, то духовные могут расти бесконечно. Этот постулат тривиален для всей религиозной аскетики всех мировых религий, но одна из его лучших формулировок применительно к сфере повседневной жизни принадлежит С.Н. Булгакову (о чем чуть ниже).

Третий аксиологический постулат, наиболее очевидный, утверждает, что приобщение к духовным ценностям может быть только добровольным. На­сильственное приобщение к духовным ценностям всегда достигает результа­та, прямо противоположного ожидаемому, а именно – провоцирует человека на принятие антиценностных и антидуховных установок из чистого сопро­тивления насилию. Приоритет в безупречном художественно-психологическом обосновании этого ценностного постулата принадлежит Ф.М.Достоевскому, о чем мы уже писали чуть выше. Сделаем ряд разъяснений и дадим обоснование этих постулатов.

Сущность дилеммы, заключенной во втором постулате, была точно схвачена в свое время С.Н.Булгаковым, писавшим, что «в человеке непрестанно борются два начала, из которых одно влечет его к активной деятельности духа, к работе ду­ховной во имя идеала (в чем бы она ни состояла), а другое стремится парализовать эту деятельность, заглушить высшие потребности духа, сделать существование плотским, скудным, низменным. Это второе состояние и есть истинное мещан­ство; мещанин сидит в каждом человеке, всегда готовый положить на него свою омертвляющую руку, как только ослабевает его духовная энергия»².

Подтверждение этой максимы является чисто эмпирическим: о ее право­те свидетельствует вся история духовного праведничества и подвижничества во всех мировых религиях, а также биографии великих творцов в истории человече­ской культуры (ученых, художников, писателей). Быт последних в подавляющем большинстве случаев был материально непритязательным, а личный образ жиз­ни – достаточно умеренным, даже аскетичным. Многие мучились фактом свое­го богатства, как Л.Н.Толстой. Удивительным образом материальные лишения и

 

¹ Ясно, что если человек голоден, то его не заставишь читать B.C. Соловьева или слушать Моцарта.

² Булгаков С.Н. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М, 1993. С. 126–127.

жизненные трудности даже способствуют творческим взлетам, словно закаляя и сподвигая к активности творческий дух. Самые наглядные примеры тому – Мо­царт и Достоевский.

Что касается первого постулата, то можно привести чисто рациональные до­воды в его поддержку.

1. Духовные ценности бесконечны, материальные конечны. Так, избирая сте­зю творчества по законам добра и красоты, человек может реализовать их во мно­жестве жизненных актов и материальных носителей, постоянно углубляя для себя их понимание и совершенствуя свои творческие способности.

В противовес этому нельзя съесть вкусной пищи больше, чем позволяет твой организм; невозможно одновременно ездить на нескольких модных машинах; спать сразу на двух мягких кроватях и носить зараз несколько дорогих костюмов. Гедонистическая попытка придать конечным материальным потребностям челове­ка самодовлеющий и бесконечный характер ведет не только к духовному оскуде­нию вследствие роста потребительской ориентации, но, самое главное, необрати­мо разрушает человеческое тело и психику.

2. Удовлетворение духовных потребностей дает более глубокое и устой­чивое удовольствие, вернее – духовную радость. Так, даже единократное со­зерцание великой картины в каком-нибудь музее (предположим, «Сикстинской мадонны» в Дрезденской галерее) может навсегда остаться в памяти человека и при каждом мысленном обращении к запомнившемуся художественному образу дарить мгновения чистейшей духовной радости. Любой подлинный ученый и ху­дожник скажут вам, что самые радостные переживания они испытали в моменты творческого вдохновения, углубленного взаимообогащающего собеседования с близкими по духу людьми или при созерцании величественных красот природы. Память об этих духовных событиях навсегда сохраняется в глубинах человече­ской памяти.

В противовес этому телесное удовольствие от поглощения торта или аппетит­но поджаренной свиной отбивной быстро проходит, и изголодавшийся чревоугод­ник скоро начинает мечтать о новом блюде. Соответственно, модница перманент- I но мечтает о новом платье; развратник – о новом сексуальном контакте. Погоня же за все новыми и новыми удовольствиями, как хорошо известно из психологии, превращается «в бег осла за пуком сена», где кушать хочется все больше, а насы­титься никак не удается.

3. Наличие высоких и дальних духовных целей помогает личности преодо­леть локальные жизненные трудности, не потеряв смысла жизни. Если же цели низкие и близкие, то их достижение или крушение может привести личность к обессмысливанию ее бытия и даже к самоубийству.

Представьте себе человека, всю жизнь мечтавшего построить большой лич­ный дом, десятилетиями работавшего на эту свою мечту, наконец-то этот дом по­строившего, но вынужденного через некоторое время увидеть его сгорающим при пожаре. Если у человека нет более высоких духовных целей, он может счесть свою жизнь конченой и потерявшей всякий смысл. В этом плане наличие высоких ду­ховных целей является даже экзистенциально прагматичным, ибо позволяет успешно преодолевать жизненные драмы и выдерживать удары судьбы. Та-