ВОЗВРАЩЕНИЕ МУМИЙ 3 страница– Значит, у вас есть и карта. Эвелин метнула строгий взгляд в сторону брата, и тот лишь пожал плечами. – Что касается карты, старик, – начал Джонатан, не рискуя приблизиться к решетке, – боюсь, нам с ней не повезло. Получилось так, что часть ее сгорела... причем именно та часть, которая нас интересует, – Подойди поближе Джонатан, – попросил О'Коннелл, натянуто улыбаясь и маня молодого человека пальцем. – Я тебя плохо слышу... Но Джонатан только сделал еще шаг назад. – Вы же были там, – снова вступила в разговор Эвелин. – Значит, вы помните туда дорогу. – Да, и могу взять вас с собой, – кивнул Рик. – Каким образом? – Ну, вы могли бы начать хотя бы с того, что... Она приблизилась к прутьям: – Ну? Говорите же! – С того, что вытащите меня отсюда, черт возьми! Эвелин отпрянула: – Только не стоит при этом сквернословить, мистер О'Коннелл. – Простите. В таком месте забываешь про приличие и этикет. – Значит, вам действительно хочется узнать, как можно попасть туда? – Да, конечно. Он жестом попросил ее подойти поближе, взглядом давая понять, что он побаивается, как бы охранник не подслушал их беседу. Эвелин придвинулась вплотную к прутьям, и в этот момент Рик изловчился и поцеловал девушку в губы. Затем он распутно подмигнул ей и усмехнулся: – Вытащи меня отсюда, милая, и мы вместе отправимся навстречу восхитительным приключениям. От охранника, разумеется, не ускользнула такая недопустимая развязность во время свидания с посетителями, и пока О'Коннелл разговаривал с Эвелин, грязный сонный охранник уже приближался к нему, готовый снова ударить Рика о прутья. Но на этот раз О'Коннелл быстро развернулся, вцепился в араба и вдавил его в прутья лицом так, что у того глаза полезли на лоб. Через мгновение к Рику уже подскочили другие охранники и, ругаясь, поволокли его из камеры. – Было приятно познакомиться! – выкрикнул напоследок заключенный. В следующую секунду он исчез за углом, в темноте зловонной тюрьмы, увлекаемый в ее недра грязными арабами-охранниками. Неожиданно возле Эвелин снова возник начальник тюрьмы. – Боже мой! – воскликнула девушка. – Они его сейчас будут бить? – Нет-нет, мисс Карнахэн, – сладко запел Хасан. На это у них уже не остается времени. – Не остается времени? Какого времени? – Его сейчас повесят. – Повесят?! – Ну да. Он дезертировал из Иностранного Легиона. Я же говорил вам. А за такой проступок полагается смертная казнь через повешение. – Но Французский Легион не имеет здесь никаких полномочий, – вступил в разговор Джонатан. – Это же не Алжир, слава Богу... – Мы с вами цивилизованные люди, мистер Карнахэн. Мисс Карнахэн, у нас с ними... как бы лучше выразиться? Взаимная договоренность, что ли. Легион платит нам по пятьдесят ваших фунтов за человека, и мы помогаем им, освобождаем от всех трудностей и официальных процедур, связанных с выдачей дезертиров. Ну а теперь прошу меня извинить. Я должен присутствовать при казни. Это, конечно, просто пустая формальность, но я приверженец строгих порядков и выполняю все, что от меня требует закон. – Возьмите меня с собой, – попросила Эвелин. – Сестренка, это еще зачем? – застонал Джонатан. – Об этом не может быть и речи, замотал головой начальник тюрьмы. В моей стране женщинам не разрешено присутствовать при казни. Девушка снова гордо вздернула подбородок: – В вашей стране женщины носят паранджу. Вы видите ее на моем лице? Я англичанка, в конце концов. Хасан только пожал плечами: – Если хотите. Но, в отличие от вашего лица, повешение – штука вовсе не такая уж приятная, моя дорогая.
* * *
Вскоре Джонатан и Эвелин в сопровождении Хасана очутились на балконе, выходящем в другой двор тюрьмы. У зарешеченных ниш толпились заключенные, взглядам которых открывалась виселица, поставленная посреди двора. Эшафот не был ничем закрыт, поэтому можно было видеть, как тело повешенного будет извиваться в последних конвульсиях. Начальник тюрьмы не был садистом, но считал, что иногда заключенным стоит развлечься. Таким же развлечением можно было считать и появление Эвелин. Из-за всех решеток на нее таращились узники. Однако вполне ожидаемых свистков с их стороны не последовало. Заключенные, с лицами, обезображенными шрамами, косматыми бородами, одноглазые, с гнилыми зубами, молча смотрели на нее. Они напоминали стаю голодных шакалов, увидевших свежее мясо. – Женщина без паранджи, – пояснил начальник тюрьмы, приподнимая бровь, словно хотел добавить: «Я же вас предупреждал». – Вы могли бы с таким же успехом прийти сюда и вовсе без одежды. Эвелин не обратила внимания на его замечание, поскольку не сводила глаз с заключенного, которого выволокли на тюремный двор те же охранники, которые так грубо обошлись с ним и конце их свидания. Рика втащили на эшафот и поставили на люк. Палач в маске, обнаженный до пояса, в широких штанах, накинул петлю заключенному на шею и туго затянул ее. В этот момент О'Коннелл увидел на балконе Эвелин и Джонатана. Сначала он нахмурился, потом улыбнулся. Начальник тюрьмы занял свое место, и Эвелин села рядом с ним. Джонатан предпочел стоять. – Я вам дам на пятьдесят фунтов больше, чем заплатил за его смерть Легион, но только оставьте этого человека в живых, – обратилась Эвелин к Хасану. Джонатан даже не поверил собственным ушам. Сто фунтов за этого обормота? Правда, он мог бы привести их в Хамунаптру... Нос начальника тюрьмы задергался, как у возбужденного кролика: – Я сам бы заплатил сто фунтов только за то, чтобы посмотреть, как повесят этого дерзкого поросенка. – Тогда двести, – не отступала девушка. – Двести фунтов? – переспросил Джонатан. Он не выдержал и тяжело плюхнулся на скамейку рядом с сестрой. – Двести фунтов, – подтвердила Эвелин, кивая. Но начальник тюрьмы отрицательно мотнул головой и поднял руку: – Начинайте! – крикнул он палачу, который стоял возле смертоносного рычага. На лбу у О'Коннелла от напряжения выступили капли пота: он слышал каждого слово переговоров между Эвелин и начальником тюрьмы. – Триста фунтов! – продолжала девушка. Джонатан вцепился в плечо сестры и торопливо зашептал: – Ты что, спятила? Это все наше годовое пособие! И ты согласна отдать его за этого мерзавца? Эвелин строго взглянула на брата и одними губами беззвучно произнесла: «Хамунаптра». Однако начальник тюрьмы даже не стал отвечать на последнее предложение девушки. А там, внизу, возле виселицы, палач уже спрашивал О'Коннелла: – У тебя есть последнее желание? – Да, конечно. Нельзя ли перенести это мероприятие, например, на завтра? У меня после вашего супа из рыбьих голов появилась какая-то тяжесть в животе. Палач замер на месте. Ему до сих пор не приходилось слышать ничего подобного. Он повернулся к балкону и прокричал просьбу осужденного, обращаясь к Хасану, хотя и начальник тюрьмы, и его гости прекрасно слышали каждое слово О'Коннелла. – Нет-нет, – нетерпеливо отмахнулся начальник тюрьмы. – Никто не будет ждать до завтра. Продолжайте! Смущенный палач пожал плечами, глядя на О'Коннелла, словно хотел сказать: «А я-то тут при чем?», и схватился за рычаг, раскрывающий люк под ногами осужденного. Джонатан закрыл лицо руками. Начальник тюрьмы посмотрел на Эвелин, затем крикнул палачу: – Подожди! – и снова взглянул на девушку: – Вы говорите, пятьсот фунтов? – Да. Хасан положил руку на ногу Эвелин, чуть выше колена: – Я соглашусь, если вы предложите мне другое вознаграждение, нефинансовое... если вы будете добры ко мне. Понимаете, я одинокий человек, и у меня очень тяжелая работа... Эвелин убрала руку Хасана, брезгливо приподняв ее средним и большим пальцами, как будто пыталась отделаться от какого-то омерзительного насекомого. Затем она отвернулась и пару раз кашлянула, выражая этим свое отвращение. Начальник тюрьмы оказался человеком гордым, и его сильно ранил безумный смех заключенных, которые стали свидетелями такого жестокого отказа. Опустив вниз большой палец – жестом, достойным Нерона, – он приказал палачу довести дело до конца. И тот немедленно повиновался. Люк под ногами О'Коннелла распахнулся, и одновременно с диким криком Эвелин: «Не-е-е-ет!» бывший капрал Иностранного Легиона рухнул вниз, натягивая веревку. Тело его дернулось... ...но при этом он остался жив и принялся отчаянно лягаться и извиваться, болтаясь в воздухе! – Надо же, какая удача! – игриво покачал головой начальник тюрьмы, складывая пальцы рук вместе. – Редкое явление. У него не сломалась шея. Так что мы сможем еще некоторое время понаблюдать за тем, как он будет дергаться, пока не задохнется окончательно. Остальные заключенные отреагировали на случившееся по-разному. Кого-то предсмертные муки О'Коннелла развеселили. Отовсюду раздавался одобрительный хохот. Другие, напротив, проявили свое недовольство. Наверное, они были возмущены тем, что осужденному приходится так долго страдать. Или они были разочарованы, что им не удилось понаблюдать за тем, как у человека ломается шея? Джонатан, разумеется, не получил никакого удовольствия, глядя на несчастного, лицо которого сильно покраснело от прилива крови. О'Коннелл продолжал отчаянно вертеться на веревке, борясь с удушьем. Эвелин что-то прошептала на ухо начальнику тюрьмы. Джонатан вздрогнул: конечно же, она не намерена предложить этому типу... – Хамунаптра? – широко раскрыв глаза от удивления, переспросил Хасан. – Вы лжете! – Я никогда не лгу! Я добропорядочная женщина. Хасан нахмурился: – Так значит, этот грязный поросенок знает, как найти Город Мертвых со всеми его сокровищами? – Да…и если вы прикажете обрубить веревку, мы предложим вам... пять процентов. О'Коннелл, задыхаясь, но все же продолжая слушать разговор Эвелин и Хасана, каким-то образом умудрился прохрипеть: «Пять процентов?» Глаза его были выпучены, как полагал Джонатан, из-за того, что он был поражен жадностью Эвелин. Но, наверное, еще и потому, что он задыхался и был близок к смерти. – Ну, хорошо, – продолжала Эвелин. – Десять процентов. – Пятьдесят, – отрезал начальник тюрьмы. – Двадцать. – Уступите... уступите же ему... – хрипел О'Коннелл, и лицо его стало приобретать синюшно-багровый оттенок. – Сорок, – проговорил Хасан. – Тридцать. – Я... я умираю! – раздался прощальный стон О'Коннелла. – Двадцать пять, – снизил свою долю начальник тюрьмы. – Согласна! – воскликнула Эвелин, и они пожали друг другу руки. Начальник тюрьмы одарил ее своей незабываемой улыбкой, обнажая зеленые зубы, и что-то выкрикнул палачу на арабском. Тот взмахнул кривым мечом, разрубил веревку, и О'Коннелл рухнул на землю. Полумертвый, Рик покатился по гравию двора, все еще задыхаясь и откашливаясь. Но теперь он стал героем дня: все заключенные ликовали. Они, аплодировали ему, одобрительно свистели и смеялись от радости. Правда, сам Рик еще не мог прийти в себя, а потому не сумел по достоинству оценить вновь обретенную свободу. Джонатан сейчас чувствовал себя немногим лучше О'Коннелла. Надо же! Им придется отдать двадцать пять процентов! Ну, теперь уж они точно должны дойти до Города Мертвых... Эвелин поднялась со скамьи и, перегнувшись через перила балкона, улыбалась своему новому партнеру. – Мне тоже очень приятно было познакомиться, – сообщила она. В это мгновение О'Коннелл потерял сознание. Глава 6 «Ночь на Ниле» Нил с его двумя рукавами – Белым и Голубым – самая длинная река в мире и единственная, насколько знал Ричард О'Коннелл, текущая с юга на север. Все в этой идиотской стране теснились к его берегам и идущим от русла каналам. И в Каире, и дальше, к югу, где долина Нила раскинулась на пять миль в ширину. Под жарким палящим дневным солнцем река казалась полосой блестящего сатина, оттенком чуть темнее безоблачного неба. То тут, то там на берегах возвышались пирамиды. По спокойной глади изящно скользили лодки с пассажирами и грузом, а их паруса напоминали распростертые крылья чаек. Умиротворенность этого пейзажа сводила на нет суета, царящая на мостках пристани рядом с причалами порта Гизы. Там сквозь толпы арабов в тюрбанах и одеждах, похожих на ночные рубашки, проталкивались туристы и группы путешественников. Повсюду мельтешили торговцы и наперебой предлагали простакам вещицы, якобы добытые при раскопках гробницы Тутанхамона. И, конечно же, вездесущие попрошайки требовали «бакшиш». Это слово, означавшее «дайте что-нибудь», стало буквально национальным гимном. Его почти пропевали. О'Коннелл с джутовым рюкзаком на плече игнорировал все просьбы. Даже на мальчика, скулящего «папа-мама умер, живот пустой», он не обратил ни малейшего внимания. Рик достаточно долго прожил в Египте и знал: стоит подать монетку одному, как тут же набросится вся свора. Получится, как с той ехавшей на бал женщиной, вздумавшей подать милостыню у паперти Нотр-Дам. Благодаря двадцати фунтам, которые О'Коннелл выпросил у своей спасительницы мисс Эвелин Карнахэн, чтобы кое-что приобрести, он превратился совсем в другого человека. Гладковыбритый, подстриженный и причесанный, он выглядел великолепно и прекрасно сознавал это. Белоснежная рубашка без намека на круги от пота под мышками, брюки, заправленные в начищенные сапоги, и коричневый шейный платок, закрывающий след от веревки, делали его поистине неотразимым. Он сразу заметил в толпе своих компаньонов. Эвелин была в белой широкополой шляпе и голубом платье. Покрой его мог бы показаться старомодным, но соблазнительные формы, которые оно подчеркивало, заставляли забыть об этом. Ее брат красовался в пробковом шлеме и костюме цвета хаки. Брат и сестра тащили тяжеленные саквояжи, умудряясь одновременно держаться с достоинством, придерживать головные уборы и следить за сохранностью кошельков. Это было нелишне, учитывая орду нищих и торговцев, через которую им приходилось продираться. Они направлялись к пароходу «Ибис», пришвартованному возле пристани. Нагоняя своих спутников, О'Коннелл услышал их спор. – Как мы можем быть уверены в том, что он вообще появится здесь? – говорила Эвелин. – Сейчас он, скорее всего, где-нибудь в баре пропивает мои двадцать фунтов. – Это больше похоже на меня, сестренка, чем на О'Коннелла. Он обязательно придет, вот увидишь. Эти американцы все считают себя настоящими ковбоями. Они парни честные и всегда держат свое слово. Потому что больше у них за душой ничего нет. – Ну, что касается меня, – высокомерно заявила Эвелин, – я считаю, что он просто неопрятный, дерзкий и нахальный тип. Он мне ничуточки не понравился. – Я с ним, случайно, незнаком? – внезапно поинтересовался О'Коннелл, возникая рядом с девушкой. Она широко раскрыла глаза от удивления и смущения. О'Коннелл сразу понял, что вовсе не прочь с головой окунуться в эти глаза. А ее губки, такие пухлые и чувственные... Рик спохватился: ему не хотелось доставлять девушке удовольствия от осознания того, что ею восхищаются. Однако сам он даже не заметил, что она тоже не скрывает своего восторга при виде такого элегантного джентльмена. – Добрый день, О'Коннелл, – обратился к американцу Джонатан, одновременно беря его под руку и кивая в сторону девушки: – Ты не обращай внимания на слова сестры. Она вспоминала какого-то другого нахала. – Мне показалось, что это просто отвратительный экземпляр, – заметил О'Коннелл, чуть заметно усмехнувшись. – Здравствуйте, мистер О'Коннелл, – нервно улыбнулась Эвелин, делая вид, будто не поняла, что он ее поддразнивает. – Они подошли к трапу парохода. Их начали обступать нищие, которые вопили но весь голос: «Бакшиш!» – Великолепный день для того, чтобы отправиться навстречу приключениям, – заметил Джонатан, кладя руку на плечо О'Коннеллу. – Действительно, – кивнул О'Коннелл, после чего отделался от руки Джонатана и, остановившись на пару секунд, проверил, на месте ли его бумажник. – Дорогой мой, – Джонатан вздохнул и прижал ладонь к сердцу, словно его оскорбили в лучших чувствах. – Я никогда не стал бы ничего красть у партнера. – Приятно узнать, что у тебя в этом деле есть какая-то система. Как твоя челюсть? Кровоподтек от удара О'Коннелла переливался на щеке англичанина всеми цветами радуги, как неизвестный экзотический цветок. – Забудь об этом, приятель, – бодро отозвался Джонатан. – Со мной такое частенько происходит. – Охотно верю. Эвелин с громким стуком уронила тяжелые сумки на причал, так, чтобы привлечь внимание обоих мужчин. Откашлявшись, она нарочито официально начала: – Мистер О'Коннелл, как вы знаете, у нас впереди длительное путешествие... – Да, мэм: день пароходом и два на верблюдах. – Совершенно верно. И вот пока мы не пустились в наше опасное путешествие, обрекая себя на дискомфорт и неудобства, не говоря уже о расходах... Можете ли вы посмотреть мне в глаза и убедить меня в том, что наше предприятие отнюдь не авантюра и не имеет своей целью избавить меня от денег? – Что? Миловидное лицо Эвелин зарделось. Из-за тени, отбрасываемой полями шляпы, оно приняло какой-то синеватый оттенок. Она надменно задрала подбородок и свысока взглянула на американца. Подобное выражение, по мнению Рика, ей совершенно не шло. – Несмотря на то, что вы, возможно, могли предположить, мы с братом вовсе не богачи. Поэтому у нас нет никакого желания рисковать жизнью и своими скромными доходами из-за… как там говорится? О'Коннелл вопросительно поднял бровь: – Журавля в небе? – подсказал он. – Да, что-то в этом роде. Я понимаю, что человек, оказавшийся у подножья виселицы, вполне мог опуститься до обмана, чтобы спастись. Если именно это и произошло, то я даю свое разрешение и даже благословляю вас… – Если уж вы хотите знать все до конца, то скажу вам честно, – О'Коннелл сделал несколько шагов к той, которая осмелилась говорить с ним столь высокомерно, и почти столкнулся с ней. Ее глаза расширились, а ресницы затрепетали, как крылья испуганной бабочки. – Послушайте, леди. Я и мой батальон в двести человек во главе с полковником прошагали всю Ливию и часть Египта, чтобы очутиться в вашем драгоценном Городе Мертвых. Так они нашли его и присоединились к «жителям». Все, кроме меня. Теперь я и сам горю желанием отправиться туда, потому что эти проклятые пески взяли надо мной верх. И на этот раз я намереваюсь победить. Я отправлюсь туда с вами или без вас. Вообще, вам самой лучше бы остаться в Каире, а мы с вашим братом рискнем. Эвелин не отпрянула, а осталась на месте, хотя О'Коннелл находился на непозволительно близком расстоянии от нее. – Нет уж, спасибо. У меня свой интерес. Отступив на шаг назад, Рик пожал плечами, совершенно одурманенный ее духами с запахом сирени. – Ладно, расслабьтесь. Я позабочусь о вашем багаже. Закинув на плечо рюкзак, О'Коннелл подхватил ее сумки и направился к сходням. Он не слышал, как Джонатан шепнул сестре: – Пожалуй, ты права, сестренка. Это действительно нахальный тип, и восхищаться нм нечего. И тут О'Коннелл услышал голос, который предпочел бы не слышать больше никогда. Обращаясь к Карнахэнам, его обладатель пропел: – Позвольте пожелать вам доброго дня. Рик, дошедший уже до середины трапа, резко обернулся. Однако Эвелин среагировала раньше, чем избавила присутствующих от пары крепких выражений. – Что вы здесь делаете? Начальник каирской тюрьмы галантно приподнял потертую шляпу с загнутыми полями, которая несколько странно дополняла его заляпанный костюм. – Я пришел, чтобы защищать свои инвестиции, – важно заявил Гад Хасан. – Мой народ хорошо знает, что англичане говорят вежливо, но всегда готовы выхватить землю буквально из-под ног. Поклонившись, Хасан с саквояжем проследовал на палубу «Ибиса», по дороге дружелюбно улыбнувшись О'Коннеллу, который бросил в сторону жирного маленького ублюдка гневный взгляд. – Забудем о прошлом, – буркнул начальник тюрьмы. О'Коннелл поставил сумки и, потирая шею, зловеще заметил: – Если тебе понадобится галстук, только попроси. Хасану не понравилось предложение американца, и он поспешил убраться куда-то на нос парохода. Рик доставил багаж Эвелин Карнахэн к двери ее каюты и отпросился осмотреть судно. – Делайте все, что считаете нужным, мистер О'Коннелл, – четко произнесла девушка. – Я вам не начальник. – Ну и не забывайте об этом, – ответил он, и Эвелин, фыркнув, удалилась в каюту. – Эви всегда слишком прямолинейна, – понимающе высказался Джонатан, волоча свой багаж. – Не обращай на нее внимания. Ее поведение означает только то, что ты ей очень поправился. – Она выбрала занятный способ продемонстрировать это. – Но так поступает большинство женщин, разве нет? Во всяком случае те, с которыми стоит иметь дело. Увидимся за ужином. – Увидимся за ужином. Пароход представлял собой ветхое деревянное сооружение двадцати футов шириной и ста пятидесяти длиной. Этакая славная двухпалубная пассажирская лохань. Нижнюю палубу занимали каюты для пассажиров, а верхняя служила для размещения багажа. Часть верхней палубы была затянута тентом, под которым располагались столики со стульями, откуда пассажиры могли любоваться проплывающим мимо зелено-бежевым пейзажем. Пароход шел со скоростью шесть миль в час, управлял им рулевой-нубиец с небольшой бородкой, в тюрбане и бурнусе. Курс он прокладывал так, что посудина двигалась от одного берега к другому, словно змея. Следом за собой пароход тащил сбитую из грубых досок баржу, предназначенную для перевозки лошадей, верблюдов, а также пассажиров второго и третьего классов. Люди прихватили с собой циновки, на которых и должны были спать прямо на палубе. В столовой на пароходе в восемь часок накрывали табльдот. Кроме О'Коннелла, все явившиеся пассажиры были в вечерних костюмах. Гостей элегантно обслуживали официанты-нубийцы в белых одеждах с красными кушаками. О'Коннелл сидел за столом вместе с Карнахэнами и не спускал глаз со своего рюкзака. Они ни словом не обмолвились о предстоящей им миссии, предпочитая держать само название «Хамунаптра» при себе из-за множества посторонних. Кроме них за столом находился начальник тюрьмы Хасан, пара миссионеров, несколько коммивояжеров и группа охотников на крупную дичь. Еда оказалась отменной. Пассажирам были предложены прозрачный бульон со специями, вареная рыба, только что выловленная в Ниле, рагу из дичи, жареная баранина с мятной подливкой, рис, бобы, салат из томатов, пудинг и фрукты... О'Коннелл с волчьей жадностью принялся поглощать все это, да так торопливо, что Джонатан не удержался и заметил: – Боже мой, приятель, мне кажется, еще немного, и ты примешься поедать даже скатерть. – Я рекомендую тебе делать то же самое. Учти, что в пустыне нам такого ужина никто не предложит. Джонатан на секунду задумался и последовал совету О'Коннелла. После ужина Рик вышел на нижнюю палубу и некоторое время любовался луной, которая в свою очередь наслаждалась собственным отражением в переливающихся и сверкающих водах Нила. По обоим берегами реки простиралась пустыня, тихая и умиротворенная, цвета слоновой кости. В такие минуты О'Коннелл вспоминал, почему он решил оставить Чикаго и отправиться на поиски приключений. Но в этот момент его словно ужалили, и он поспешил в бар, находившийся в передней части парохода. За центральным столом, где устроились четверо американцев и Джонатан, полным ходом шла игра в покер. О'Коннелл некоторое время стоял рядом и молча наблюдал за картежниками, положив свой рюкзак у ног. Здесь никто ни с кем не знакомился, так как покер не предусматривал подобных любезностей и утонченных манер. Но очень скоро О'Коннелл и сам догадался, что американцы направлялись на какие-то раскопки. В экспедиции был и египтолог, доктор Чемберлен, мужчина лет пятидесяти, с тонкими белыми усиками и ясными голубыми глазами. С виду он очень походил на профессора университета. Остальные мужчины представляли собой грубых и неотесанных молодцов, каждому из которых было лет под тридцать или чуть больше. Все эти горячие сердца, искатели приключении на свою голову, напомнили О'Коннеллу его самого: и светловолосый Хендерсон, громогласный и чуточку надменный, и спокойный, задумчивый смуглолицый Дэниэлс, и Бернс, простодушный и всегда веселый. Правда, ему постоянно везло, и возле него на столе уже образовалась солидная кучка долларовых купюр и монет разного достоинства. Бернс тщательно протирал носовым платком свои очки в тонкой оправе. С полминуты назад Хендерсон шлепнул перед ним на стол колоду карт. – Господи, Бернс, ты прекрасно все видишь! – прорычал Хендерсон, не вынимая изо рта толстой сигары. – Сколько можно? Снимай колоду! Бернс надел очки и ответил: – Чтобы снять колоду, ее надо, прежде всего, увидеть. – Присоединяйтесь к нам, мистер О'Коннелл, – предложил Джонатан, жестом приглашая Рика присесть на свободный стул. – Устраивайтесь. Мы можем принять еще одного игрока. – Нет, спасибо. Игрок из меня никудышный. – Позвольте вам не поверить, – заметил Хендерсон, ухмыляясь и раскладывая карты в руке веером. – Только отчаянный человек и истинный игрок может отправиться на поиски Города Мертвых. – Что-что я, по-вашему, должен искать? – Вы прекрасно слышали мои слова, О'Коннелл. Неужели вы никогда не играли и даже не бились о заклад?
– На деньги? Не приходилось. – Жаль. Потому что я, например, имею пятьсот монет и готов поспорить на них, что наша милая компания доберется до Хамунаптры быстрей вас. О'Коннелл попытался изобразить на своем лице улыбку: – А, так вы, значит, отправились на поиски Города Мертвых, да? – И мы его обязательно найдем. – И, как вы уже сказали, по-вашему, я тоже намерен отыскать его? Хендерсон рассмеялся: – Вот именно. – Это кто же вам сказал? – Вот этот маленький лорд Фаунтлерой, – и Хендерсон небрежно ткнул большим пальцем в сторону Джонатана, который нервно улыбнулся, затем, встретившись с суровым взглядом О'Коннелла, опустил глаза и, насвистывая, с самым невинным видом продолжил изучать сданные ему карты. Хендерсон оскалился, демонстрируя желтоватые зубы: – Ну, так как же, О'Коннелл, что скажешь насчет нашего спора? По рукам? О'Коннеллу было наплевать на этого коренастого потного американца, но только человек, который бежит из родного города для того, чтобы вступить в Иностранный Легион, вряд ли проигнорирует тот факт, что ему сейчас, но сути дела, бросили самый настоящий вызов. – Согласен, – коротко ответил Рик. Египтолог доктор Чемберлен уже давно изучил свои карты и теперь внимательно разглядывал О'Коннелла, словно перед ним находился таинственный иероглиф, который ему следовало расшифровать. – Почему вы так уверены в себе, молодой человек? – поинтересовался он, обращаясь к Ричарду. – А почему он так уверен? – в свою очередь спросил О'Коннелл. кивая в сторону Хендерсона. Тот выпустил изо рта колечко дыма и, прищурившись, усмехнулся: – А может быть, в нашей команде имеется человечек, который раньше там бывал. – Где «там»? – Ну, а ты сам как думаешь? В самом Городе Мертвых. В Хамунаптре. – Послушайте, – вмешался в разговор Джонатан. – Это какое-то совпадение. Между прочим, у нас тоже... Но он так и не закончил фразу, потому что как раз в этот момент О'Коннелл, подняв с пола свой рюкзак, ловко перекинул его через плечо, «случайно» больно ударив им Карнахэна по ребрам. – Ой! – вскрикнул Джонатан, но тут же пришел в себя и бодро спросил: – На чем мы остановились? Чья очередь делать ставку, джентльмены? О'Коннелл в это время уже направлялся на палубу. – Помните, что вы поспорили со мной! – крикнул ему вслед Хендерсон. – Помню, джентльмены. Спокойной ночи. Он сделал шаг вперед и услышал радостный возглас Бернса: – А у меня опять фул, джентльмены! – Тебе сегодня просто везет, как никогда, – хмуро отозвался Хендерсон. – Ничего, вечно это продолжаться не может, – успокоил товарища Дэниэлс, впервые подавая голос. Ветерок из пустыни дул не просто прохладный: его смело можно было назвать холодным, что, впрочем, характерно для ночей на Ниле. Очень скоро О'Коннелл обнаружил, что на верхней палубе никого нет, кроме Эвелин Карнахэн. Луна светила достаточно ярко, и, пользуясь этим, Эвелин читала книгу. Сейчас молодая женщина была без шляпы. Она устроилась за плетеным столиком, на котором стояла чашка чая, и увлеченно поглощала произведение Форстера «Путешествие в Индию». О'Коннелл бросил свой рюкзак рядом с ней, и она вздрогнула от неожиданности. – Простите, – тут же извинился Рик. – Я не хотел вас пугать. Гордо подняв подбородок, Эвелин тут же заявила: – Единственное, что меня пугает, мистер О'Коннелл, так это ваше полное незнание правил этикета. Рик неопределенно пожал плечами: – Простите, я действительно не захватил с собой ни одного вечернего костюма. – Я имела в виду совсем другое. – Что же?.. Надеюсь, вы не обиделись за то, что я вас чмокнул тогда, в тюрьме?
|
