Надпись на футболке. По непонятной причине людям на этой неделе страшно хотелось вырезать из меня фонарь, как из тыквы

 

По непонятной причине людям на этой неделе страшно хотелось вырезать из меня фонарь, как из тыквы. Может, оттого, что на носу Хэллоуин.

Как обычно это и бывает с ножами, мне было больно. Молясь, чтобы никого не пристрелить, я налетела на Мими, которая споткнулась о Куки. В защиту Куки надо сказать, что на улице лило как из ведра.

Когда мы рухнули ошалевшей кучей внизу у ступенек, Ангел навалился на дверь – благослови Господь его маленькую сумасбродную гангстерскую душу! – и захлопнул ее перед самым носом Злого Мертафа. Дверь закрылась с громким грохотом, и нож, лязгая, полетел по ступенькам.

– Молодец, Ангел! Шикарно! – крикнула я, стукнувшись сотрясенной головой о колено Куки. Будет знать, как падать передо мной.

– Да бегите же! – раздраженно рявкнул Ангел. С чего вдруг он стал таким вспыльчивым?

Сердце билось у меня в горле, когда мы, сумев-таки подняться на ноги, бросились по переулку туда, где было темнее всего. Будь у Злого Мертафа, как я и подозревала, пистолет, то ему не составит труда перестрелять нас по очереди, если мы побежим в сторону улицы. Там слишком ярко горели фонари, чтобы можно было где-нибудь укрыться. Я планировала обогнуть здание и добраться до кафе. У Нормы, само собой, окажется ключ, чтобы закрыть двери, а включившийся сигнал тревоги в приюте привлечет внимание спасательной кавалерии.

Куки дико оглядывалась набегу. Когда надо, эта женщина превращается в чертову газель. Но не успели мы пробежать и шести метров, как дверь распахнулась и ударилась о внешнюю кирпичную стену. Мими закричала. Что на этот раз меня несказанно порадовало – вдруг кто-нибудь не услышал оглушительный звук сирены.

– Бегите, – сказала я им и повернулась, прицеливаясь.

Это оказалось не так легко, как я ожидала, потому что ливень ручьями тек у меня по лицу. Я выстрелила наугад, заставив преследователя нырнуть обратно внутрь здания, чем дала Куки и Мими время унести ноги с линии огня. Как можно быстрее я побежала к ним.

– Что мне делать? – спросил Ангел, снова превращаясь в кузнечика на сковородке.

– Все, что в твоих силах, солнце.

Я обогнала своих спутниц, чтобы проверить, сможем ли мы укрыться в узком переулке между приютом и конфетной фабрикой по соседству. Темное пространство было заставлено ящиками и коробками, но мы втроем вполне могли там спрятаться, а нежелательные сейчас препятствия станут неплохим укрытием, когда возникнет необходимость.

К сожалению, необходимость возникла слишком скоро. Раздался выстрел, и Мими, пискнув и прикрыв руками голову, упала на землю. Я прицелилась и выстрелила, хотя Злой Мертаф тоже успел выпустить еще две пули.

Впервые в жизни я оказалась в перестрелке. В самой что ни на есть настоящей перестрелке с плохим парнем. Судя по всему, мы с ним оба лажали. Я целилась в голову, а

пристрелила фонарь, под которым он стоял. Понятия не имею, куда целился он. Может быть, разбить все окна в здании конфетной фабрики – это хитрый стратегический отвлекающий маневр. Куки и Мими бежали к мусорному контейнеру. Злой Мертаф бросился к нам, но Ангел сбил его с ног. Злой выронил пистолет, который по инерции проехал по земле в сторону.

– Забери его пушку! – завопила я Ангелу, после чего бросилась через аллею к мусорному баку, за которым уже спрятались Куки с Мими.

Ангел уставился на меня и поднял руки вверх:

– Не получится.

О господи! Неужто еще и правила какие-то есть?

– Вы не ранены? – едва дыша, спросила я, присаживаясь на корточки за контейнером.

– Кажется, нет, – отозвалась Мими. – Как думаешь, много времени понадобится копам, чтобы сюда добраться?

– Больше, чем у нас есть, – честно призналась я.

Ангел умудрился отпинать пистолет подальше, но у Злого Мертафа всего несколько секунд ушло на то, чтобы найти пушку и пойти вслед за нами.

Мы оказались в ловушке между мусорным контейнером и забором. Бежать было некуда. Я протиснулась мимо Куки и Мими, чтобы посмотреть, не найдется ли прохода в этом заборе. Однако удача мне не улыбнулась. Забор уходил метра на три в высоту. А поскольку он был из шлакоблока, я очень сомневалась, что способна пробить его насквозь без предварительного разбега в несколько километров. Если бы мы забрались на мусорный бак, то смогли бы перелезть через забор, но это означало сделаться чудесными мишенями для Злого Мертафа. А пуль у него в запасе наверняка больше, чем у меня.

– Мне очень жаль, Мими, – проговорила я.

Она скрывалась не без причины, а мы взяли и привели плохого парня прямиком к ней.

Молодец, Шарлотта.

– Нет-нет, не извиняйся, пожалуйста. – Мими расплакалась. Она так дрожала, что у меня сжалось сердце. – Вы с Куки ни в чем не виноваты. Это все я, я одна.

Я быстренько осмотрелась. Злой Мертаф почти добрался до нас. В руке он держал свой пистолет, готовый выстрелить в любую секунду. Я могла бы его пристрелить, если бы он подошел на расстояние вытянутой руки и совсем-совсем не шевелился.

– Если бы двадцать лет назад я поступила правильно…

– Мими, – оборвала ее Куки и прижала к себе.

Чтобы не успеть передумать, я подняла пистолет и вышла из-за контейнера, чувствуя себя голой, как никогда. Даже считая тот раз в Мехико. Чертова текила.

– Ты меня ударил! – крикнула я, стараясь перекричать дождь.

Выбора не было – надо было звать Рейеса. Не люблю досаждать, тем более когда его пытают и все такое, но…

Лицо моего противника исказила злая ухмылка, и я поняла, почему в эти дни он известен в миру как Злой Мертаф.

– Рейазиэль…

Не медля больше ни секунды, Злой выстрелил. Минуточку! Я же не закончила. Но мир замедлился, и пуля повисла в воздухе прямо передо мной.

– Разве мы не договорились, что ты будешь лучше выбирать время?

Справа от меня стоял Рейес. Плащ клубился вокруг него волнами, словно сам Рейес был

океаном. Я снова посмотрела на яростное лицо Злого Мертафа, на капли дождя, застывшие в воздухе, на пулю, которая медленно пробиралась ко мне сквозь пространство и время, игриво расплескав по пути одну из капель. Я почти видела, как вибрирует вокруг пули воздух. Она была всего в нескольких сантиметрах от моего сердца. Если бы время не остановилось, если бы замерло секундой позже, пуля попала бы в цель.

– Как такое возможно? – спросила я у Рейеса и краем глаза заметила, как он пожал плечами.

– Так происходит, когда кто-то стреляет в упор. – Его глубокий голос успокаивал меня даже теперь, когда обстоятельства были более чем напряженными.

– Я не об этом. Все замерло. То есть замедлилось. Сильно замедлилось.

– Это мир, в котором мы живем, Датч. – Он смерил меня взглядом и наклонил голову в капюшоне, словно ему было любопытно. – Ну так как? Хочешь, чтобы я о нем позаботился?

Я хотела. Очень хотела. Но между нами, как выбившаяся из свитера ниточка, все еще висела одна неразрешенная проблема. Мне хотелось потянуть за ниточку, но я знала, что рискую распустить весь свитер. Что для меня было в одном ряду с чихуахуа и оружием массового поражения. Но я не могла оставить все как есть.

– Ты собираешься сказать мне, где ты?

– Хочешь вернуться к этому прямо сейчас?

– Да.

– Тогда нет.

– Значит, я сама обо всем позабочусь.

И в тот момент, когда я это сказала, в тот самый момент, когда слова слетели с моих губ, я поняла, что в слухах о моей психической нестабильности куда больше правды, чем я привыкла верить. Разве сам факт, что я позвала Рейеса, не говорил о том, что мне нужна его помощь?

– Уверена?

– Сто процентов.

Теперь это официально. Я психопатка.

Рассердившись, он с рычанием, от которого мурашки по спине поползли, отвернулся от меня.

– Ты самая упрямая…

– Я? – перебила я, ушам своим не веря. – Это я упрямая?!

О да. Закройте меня, пожалуйста, на замок и выкиньте ключ. Он снова оказался передо мной.

– Как ослица.

– Потому что не хочу, чтобы ты наложил на себя руки? Поэтому я упрямая?

Он навис надо мной, так близко, что мне даже лицо его было трудно рассмотреть.

– Сто процентов.

Плагиатчик. Я скрипнула зубами.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Ладно. Разве что немного вот так… – Просто ткнув пальцем мне в плечо, Рейес сдвинул меня левее от пули. – В следующий раз пригнись.

Каждый раз, когда после замедления мир возвращается, у меня возникает ощущение, которое можно сравнивать разве что с врезавшимся в меня скоростным грузовым поездом. Из легких вышибло весь воздух, какофония обрушившихся на меня звуков ударила в грудь,

отдалась эхом в костях, но я все-таки увидела, как пуля продолжила свой путь с того места, где остановилась, и, не причинив никакого вреда, пролетела мимо. Меня повело в сторону, но мне хватило времени оглянуться и заметить, как удивленно заморгал Злой Мертаф, снова прицеливаясь в меня.

Если бы я была внимательнее, если бы рев грозы и ливня не был таким оглушительным, я бы услышала, как к нам приближается автомобиль. Наверное, Злой Мертаф тоже бы услышал. Тем не менее, мы оба очень удивились, когда к нам подъехал черный джип. Водитель ударил по тормозам, машину закружило, и она, как торнадо, сбила Злого Мертафа, впечатав его в стену конфетной фабрики, в то время как я осталась целой и невредимой.

Я так и стояла, пытаясь проморгать потоки, заливающие глаза. Взвизгнув покрышками, джип остановился. С заднего сидения на улицу выскочил Ульрих – один из трех мушкетеров

– и помчался к Злому Мертафу. Стекло с пассажирской стороны опустилось. За ним оказался ухмыляющийся мистер Смит:

– Клянусь, сочная мисс, с вами случается больше неприятностей, чем с моей двоюродной бабушкой Мэй, а у нее давным-давно старческий маразм.

Я оглянулась на Ульриха. Он проверил пульс Злого Мертафа, а потом врезал ему ногой, как я поняла, на всякий случай. Испытывая явное облегчение, Ангел рухнул на колени, а потом грохнулся в фальшивый обморок, изображая самую драматическую версию «Смерти

[27]

коммивояжера»

из всех, что мне приходилось видеть.

– Как вы нас нашли? – спросила я у Смита.

– Мы уже долго ищем этого парня. Проследить за вами было самым логичным решением.

– Вы копы?

– Вот уж нет.

Тогда какого черта? Вдалеке я услышала сирены и была готова биться об заклад, что мушкетеры скоро уедут. Я взглянула на мистера Чао. Вот ведь каскадер выискался.

– Уверены, что с вашими ранами стоит садиться за руль? Ульрих снова пнул Злого Мертафа.

– Теперь он безмозглый тупица, – прокомментировал Смит.

– Я сваливаю, – сообщил Ангел, отсалютовал мне и испарился.

Салют мне понравился. Надо сделать его в офисе официальным приветствием.

– Чарли, ты в порядке? – из теней спросила Куки. Сомневаюсь, что она при этом тоже отсалютовала мне.

– Лучше всех. Оставайся на месте.

Я по-прежнему не имела понятия, кто эти люди. Они могли хотеть добраться до Мими не меньше, чем Злой Мертаф.

Мистер Чао выбрался из машины и пошел на голос Куки. Я опередила его и загородила собой зазор между контейнером и забором. Если ему нужна Мими Джейкобс, придется иметь дело со мной. На что у него уйдет пять седьмых секунды. Плюс-минус.

Наклонившись в сторону, мистер Чао заглянул мне через плечо. Судя по всему, увиденное ему понравилось. Он посмотрел на меня. С его волос уже капала вода. Когда он поднял руку к моему лицу, я дернулась, но только потому, что подумала, будто он сломает мне шею или еще что-нибудь. В последнее время такая фигня случается со мной постоянно. Однако он всего лишь провел пальцами по моему лбу, убрав с глаз мокрую челку. Потом едва заметно поклонился и вернулся за руль.

– Она жива, – сказал он Смиту, и я поняла, что это он о Мими.

– Полагаю, вы не собираетесь рассказать мне, на кого работаете? – поинтересовалась я.

– Скажем так, – отозвался Смит, – на большую шишку.

– На Бога?

Он усмехнулся:

– Берите рангом ниже.

– Тогда это имеет отношение к Сенату.

– В некотором смысле.

– Черт возьми, а они времени даром не теряют. Погодите, так за всем этим стоит Кайл Кирш?

Смит отвел глаза и пожал плечами:

– Поищите подальше на севере.

– Да ладно вам! Неужели это все?

Его брови поползли вверх от недоумения.

– Мы только что спасли вам жизнь. Я фыркнула:

– У меня все было под контролем. Ухмыльнувшись, Смит покачал головой:

– Должен признать, это самое интересное задание, за которое я когда-либо брался. – Его глаза смотрели на меня с сожалением. – Мне будет вас не хватать. И вашего домашнего гардероба. – Посмотрев мимо меня, он добавил: – Отвезите эту женщину в полицию. Ей есть что рассказать.

Наградив Злого Мертафа еще одним мощным пинком, Ульрих кивнул мне, проходя мимо, и забрался на заднее сиденье. Меня посетило подозрение, что больше я никогда их не увижу. Когда джип отъехал, из своего убежища вышли Куки и Мими, и через мгновение я стала участницей самых крепких групповых объятий из всех, в которых мне доводилось участвовать.

 

 

 

Стены зданий окрасились отсветами синих и красных огней, когда переулок загородила куча машин полиции и неотложки. Два медика загружали в карету скорой помощи скованного наручниками Злого Мертафа. Еще один осматривал Халка, у которого, как выяснилось, тоже было сотрясение. Он много стонал. Кто-кто, а я-то знала, каково ему сейчас. Только я вышла вперед, чтобы еще раз взглянуть на Злого, как ко мне подошли двое в костюмах с иголочки. Что-то в последнее время перебор с такими костюмами. Наверное, в

«Диллардсе» распродажа.

– Мисс Дэвидсон? – спросил один из них.

Я кивнула. Теперь, когда все закончилось, спина саднила. Злой Мертаф испортил идеально сидящую на мне куртку, оставив заодно нечто вроде трещины поперек позвоночника. Я скорчилась, пытаясь хоть немного уменьшить дискомфорт.

– Мы из ФБР. Я агент Фостер, – он протянул мне удостоверение, – а это специальный

агент Пауэрс.

 

Я фыркнула:
– Ага, слыхала я такое.
На лице агента Фостера не дрогнул ни один мускул.
– Мы об этом осведомлены. Поэтому хотели переговорить с вами, перед	тем	как

допросить того человека.

Я посмотрела на скорую, в которой лежал Злой Мертаф.

– Кажется, вам придется потрудиться.

– Ни на минуту нельзя тебя оставить, – проворчал дядя Боб, подходя ко мне.

– Видимо, я еду в участок, – сказала я агентам.

– Встретимся там, – ответил Фостер.

– Ты ранена? Как твоя голова? – забеспокоился Диби. Он такой душка.

– Лучше, чем твоя. Ты не думал об электрошоковой терапии? Он глубоко вздохнул:

– Все еще злишься на меня, значит.

– Да неужели?

 

 

 

Выяснилось, что Злой Мертаф и Злой Риггз родственники. Вроде как двою- или троюродные братья. Новость века. Оба были родом из Миннесоты и попадали в неприятности всю свою жизнь. Однако ничего похожего на убийство. По крайней мере, у нас такой информации не имелось.

К нашему приезду участок напоминал тающий ледник старых и новых дел. На горизонте уже прожигало себе путь утро. Мими давала показания в комнате для допросов. Куки была рядом, чтобы поддержать ее. Обеим дали по одеялу и по чашке горячего шоколада. Учитывая обстоятельства, со стороны обе казались спокойными. Приехали и родители Мими, которые тоже находились в комнате для допросов. Не в силах отпустить ее, отец продолжал обнимать Мими, отчего ей, вероятно, было неудобно пить какао, но не думаю, что она была против. Нельзя быть слишком взрослой, чтобы отвергнуть отцовские объятия. Я же просто наблюдала и могла с уверенностью утверждать, что за это время распаковали немало старых чемоданов, из которых посыпались горы грязного белья.

Дядя Боб работал над тем, чтобы с Уоррена сняли обвинения. А еще он позвонил Кайлу Киршу, который должен был появиться с минуты на минуту.

– Маловато им заплатили, – заявил Диби, подходя ко мне с пачкой документов в руках. Я наливала сливки в чашку с кофе и пыталась удержать на плечах одеяло, чтобы скрыть порез на спине. – На банковских счетах кузенов Кокс по пятьдесят тысяч баксов.

– А кто такие кузены Кокс?

Он вздохнул. Это было забавно.

– Люди, которые тебя похитили. Один из них сегодня пытался тебя убить в темном переулке. Арт и Уильям Кокс. Припоминаешь?

– Само собой. Просто хотела, чтобы ты еще раз сказал «Кокс». И, учитывая их

решительный настрой, – я отпила кофе, – им наверняка пообещали больше, когда все будет сделано.

– Не сомневаюсь. Но мы не можем проследить, откуда присылались деньги. Кстати, мертвый стрелок из мотеля был их тюремным приятелем. Его финансовые отчеты сейчас проверяются.

Я отвернулась, когда заметила, что в участок спешит Кайл Кирш с двумя телохранителями. Я узнала его по плакатам предвыборной кампании. Он остановился возле дежурного, чтобы о чем-то спросить, и в тот же миг из комнаты для допросов появилась Мими, которая помчалась прямо в его объятия.

– Ты в порядке? – спросила она.

– Я? – поразился он. – Это у тебя надо спросить. Что произошло?

– Тот человек пришел за мной, а Куки и ее начальница, Чарли, спасли мне жизнь.

Я съежилась. С ее стороны было мило не упоминать о том, что вообще-то мы и были причиной, что ее чуть не убили.

Дядя Боб подошел к ним и протянул Кайлу руку, поздоровавшись:

– Конгрессмен.

– Вы детектив Дэвидсон? – спросил Кайл, пожав руку Диби.

– Да, сэр. Спасибо, что приехали. Могу я вам что-нибудь предложить, прежде чем мы начнем?

Кайл согласился дать показания, настаивая на том, что ему нечего скрывать. Он еще раз обнял Мими и с печальной улыбкой сказал ей:

– Вот, кажется, и все.

– Рано или поздно мы должны были это сделать.

– Верно.

Арестуют ли их за то, что не пришли раньше? Я надеялась, что нет. В этой истории они тоже были жертвами.

– Это Чарли Дэвидсон, – сказала Мими, заметив меня. Кайл взял меня за руку:

– Я вам очень обязан.

– Уоррен! – Раньше, чем я успела увидеть, Мими оказалась в руках мужа, который выглядел все таким же измотанным, каким я его помнила.

Я снова посмотрела на Кайла и пробурчала себе под нос:

– Очень неприятно вам это говорить, но довольно долгое время я считала, что за всеми этими убийствами стоите вы.

Он понимающе улыбнулся.

– Я вас не виню, но уверяю, – он повернулся к дяде Бобу, – я к ним никакого отношения не имею. Я виноват, да, но не в убийствах. – Он достал сотовый. – Я знаю, меня вызвали на допрос, но вы не будете против, если я позвоню матери? Я не могу дозвониться до отца. Наверное, он поехал на рыбалку – туда он сотовый никогда не берет. Я только хочу рассказать им, где я и что происходит, до того, как они увидят это в новостях.

– Разумеется, – отозвался Диби.

– Спасибо, – проговорил Кайл, уже собираясь отойти от нас. – Мама навещает бабушку в Миннесоте.

Мы с дядей Бобом застыли. Шагнув вперед, я опустила руку Кайла, в которой он держал прижатый к уху телефон.

Нахмурившись, он закрыл сотовый.

– В чем дело?

– Кайл… Конгрессмен…

– Можете называть меня Кайл.

– Наши подозреваемые были наемниками из Миннесоты. Вы рассказывали о том, что произошло в Руисе, вашей маме или бабушке? Или хотя бы о том, что Томми Запата собирался сознаться в содеянном?

Кайл удивленно моргнул, переваривая мои слова, а потом отвернулся от меня. Он был потрясен.

– Кайл, каждый, кто был в ту ночь в комнате с Ханой Инсинья, мертв. Кроме вас с Мими. И поверьте мне: Мими сейчас не было бы здесь, если бы те люди до нее добрались. – Я мягко коснулась его плеча. – Получается, что остаетесь только вы.

Он прикрыл глаза рукой и глубоко вздохнул.

– Ваша мама случайно не одалживала у вас недавно сто тысяч долларов?

– Нет, – ответил Кайл с выражением смирения на лице. – Моя мать из обеспеченной семьи. Ей никогда не было нужды занимать у меня деньги.

Теперь понятно, откуда такой роскошный дом, где она жила с шерифом в отставке.

– Как по-вашему, она способна на…

– Поверьте, она более чем способна. – В голосе Кайла звучала холодная, неумолимая горечь. – Я рассказал ей все, что произошло, в ту же ночь, двадцать лет назад. Она заставила меня поклясться, что я не проговорюсь отцу. Уверяла, что меня арестуют, что люди станут винить меня так же, как остальных. Как только начались летние каникулы, она отправила меня к бабушке.

– То есть все это время она знала? – переспросил дядя Боб. Кайл кивнул:

– Когда я рассказал ей, что собираюсь во всем сознаться вместе с Томми, она вышла из себя. Сказала, что ничто не имеет значения. Важен только Сенат. А потом и пост президента. – Его смех был горьким и грубоватым. – Так или иначе, это невозможно. Рано или поздно общественность узнала бы о моем прошлом. И о моей жизни. Таких, как я, в президенты не берут. Но мама настаивала, чтобы я попытался. И начал с Сената. – Он серьезно посмотрел на меня. – Эта женщина не в себе.

– Предлагаю прямо сейчас и взять у вас показания, – сказал дядя Боб и повел Кайла в отдельную комнату для допросов.

Я осталась. У меня в голове все еще пульсировали ритмы, только теперь Пятая симфония Бетховина сменилась «Summertime» Гершвина. Но мне было лучше хотя бы по одной причине: моя мачеха хоть и ненормальная, но точно не убийца. По крайней мере, я ничего такого о ней не знаю.

Выпив две таблетки ибупрофена, я уселась на стул в приемной. Волей-неволей мои веки тяжелели, но мне хотелось дождаться Куки и узнать, что удастся выяснить дяде Бобу. Мне казалось, что мы только что разгадали загадку целой серии убийств, но моим слипающимся глазам было до лампочки. Мир расплывался, мутнел, кружился, вставал с ног на голову… И тут появился папа. Наверное, он узнал, что произошло, и пришел меня проведать.

– Привет, пап. – Я кое-как поднялась со стула и неуклюже обняла его. Я не виделась с ним с самого нападения, а значит, я плохая дочь.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, крепко обнимая меня.

– Мм-м, а ты что здесь делаешь?

– Я еще не подал заявление о нападении.

– А. – Склероз не за горами.

– Почему ты в одеяле? В чем дело?

– Пап, все хорошо. Расследую дела, как обычно.

– Чарли, – раздраженным тоном начал он, – тебе нужно найти другую работу.

Я усмехнулась и в тот же миг заметила, как в участок входят Дениз и Джемма.

Появление старой доброй мачехи и сестры меня озадачило.

– Почему ты здесь? – спросила Дениз и повернулась к отцу, наградив его вопросительным взглядом: – Я думала, ее не будет.

Папа стиснул зубы. Похоже, ведьма проговорилась.

Джемма махнула мне левой рукой и зевнула. Выглядела она такой же уставшей, какой я себя чувствовала.

– А почему меня не должно было быть здесь? – спросила я папу. Он покачал головой:

– Мы ничего важного не планировали. Я подумал, что ты не захочешь терять на это время. – Я заметила, как сорвался его голос. Вот это уже интересно. – Твои показания должны взять позже. Я не хотел мешать тебе или влиять на твое мнение.

– Значит, нам повезло, – я широко улыбнулась. – Раз я уже здесь, с удовольствием присоединюсь к веселью.

Папа поиграл желваками, наблюдая, как к нам идет дядя Боб.

– Конгрессмен дает письменные показания, – сказал Диби мне. – Это займет какое-то время. А мы пока можем пройтись по записям.

– По каким еще записям? – Ни сном ни духом я ни о каких записях не знала.

– По записям разговоров Карузо с твоим отцом. Лиланд их записывал. Но, брат, – он повернулся к папе, – может, Дениз и Джемме не стоит это слышать?

– Еще как стоит, – отозвалась Дениз и проплыла мимо всех в конференц-зал. Папа казался совершенно разбитым. От его вида мне стало не по себе.

– Это обалденно, – заявила я, следуя за Дениз вприпрыжку, – убить двадцать семь зайцев одним выстрелом. Кто бы знал, что один визит в участок может быть таким чертовски продуктивным.

– Она все еще немного дуется, – предупредил папу Диби.

Судя по всему, намечалось общественно важное событие. Мы, то есть я, моя семья и двое других детективов, сидели вокруг стола в конференц-зале, в то время как вдоль стен расположились копы всех форм и размеров. В основном, симпатичные и очень симпатичные. Даже Тафт нарисовался. И это было любопытно, потому что у меня не имелось ни малейшей догадки, с чего вдруг все, а особенно Дениз и Джемма, с таким нетерпением ожидают, когда прокрутят эти записи.

– Кого мне убить сначала, Дэвидсон? – спросил говоривший на записи, Марк Карузо. У него был приятный тембр, хорошее произношение. Чуть-чуть бы поработал над интонацией, и было бы ясно, в каком он настроении. – Чья смерть поставит тебя на колени? – А вот это открытие. Надо же, он явно репетировал перед звонком. – Чья смерть низвергнет тебя в глубокую черную дыру, из которой ты уже никогда не выберешься?

Любому понятно, что вопрос был риторическим, а вовсе не задан из подлинного любопытства. Все присутствовавшие исподтишка бросали на папу пронзительные взгляды,

надеясь заметить, какие эмоции вызвал у него Карузо. Происходящее с невероятной точностью объясняло, почему реалити-шоу пользуются такой популярностью. У людей разыгрывается неутолимый аппетит, когда появляется возможность увидеть чужую трагедию, заметить тонкую грань между болью и страданием, понаблюдать, как эмоции искажают обычно улыбчивое лицо. Это не их вина. Болезненное любопытство заложено внутри каждого из нас как часть биологического макияжа, как часть нашей ДНК.

– Может быть, начать с твоей жены, Дениз? – поинтересовался Карузо, словно спрашивал разрешения.

Как только прозвучало ее имя, мачеха тихо ахнула и поднесла руку ко рту. Из ее глаз послушно брызнули слезы. Но я собаку съела на чтении эмоций и была уверена на все сто, что она сполна наслаждается сочувствующими взглядами, скользящими в ее сторону. Однако я почувствовала и ее облегчение, когда глаза Дениз остановились на мне – в конце концов, Карузо пришел за мной, а не за ней. Честно говоря, я не могла ее винить, но вполне могла бы обойтись без внимания, на которое она напросилась за мой счет.

Карузо молчал, ожидая какой-то реакции.

– Нет, – сказал он наконец, будто покорился чему-то. – Нет, нет и нет. Ты должен потерять дочь, как я потерял свою. Как насчет красотки Джеммы?

Все это время Джемма и так почти не шевелилась, но теперь застыла, как статуя. Ее лицо побледнело, она надолго задержала дыхание и только потом посмотрела на папу. Сжав его ладонь, Дениз прильнула к нему, предлагая наигранную поддержку. Но он не обратил внимания ни на Джемму, ни на проявление заботы со стороны жены. Он замкнулся где-то внутри себя, став похожим на оболочку, в которой когда-то был мой отец. К моему удивлению, он покрылся потом. Почему сейчас? Все кончено. Чувак за решеткой.

А на записи папа по-прежнему молчал. Все ждали, зная, что будет дальше. Зная, чье имя звонивший назовет следующим.

– Или, может, лучше заняться твоим вторым выродком? – спросил Карузо таким тоном, что было ясно: он наслаждается моментом. – Как же ее зовут? Ах да… Шарлотта.

Мое имя он произнес медленно, словно смакуя каждый звук, каждую согласную, стекавшую с его языка. Я почувствовала, как все взгляды в комнате метнулись ко мне, но опустила голову и продолжала сидеть так. Особенно ясно я почему-то ощущала дядю Боба. Когда речь заходит обо мне, он становится мягким, как мед. Чем я без зазрения совести пользуюсь, как только представляется возможность.

Внезапно на пленке заговорил папа. Ясным и чистым голосом, четко проговаривая каждое слово, выделяя каждый слог. Ни слова не сказав, когда Карузо упомянул Дениз и Джемму, он сломался, когда прозвучало мое имя.

– Прошу тебя, – проговорил папа хриплым от подавляемых эмоций голосом, – только не Чарли. Умоляю, только не Чарли.

У меня остановилось сердце. Воздух в помещение сгустился, и я решила, что сейчас задохнусь. Истина только что произошедшего ударной волной накрыла меня, вызвав такой шок, что с минуту я сидела в полном отупении, прежде чем смогла поднять глаза. Теперь все собравшиеся бросали сочувствующие взгляды на моего отца. Они видели страдающего человека. Я же видела бывалого копа и детектива, который принял решение.

Папа опустил голову и искоса печально поглядывал на меня. Сказать, что его просьба на записи ошеломила меня, было бы преуменьшением века. Я ощущала отголосок эмоции, которую он изо всех сил старался держать под контролем. И это был не болезненный страх.

Его подавляло чувство вины. Папины глаза встретились с моими. Молча, одним только взглядом он просил у меня прощения. От возмущения, которое в этот миг поглотило меня целиком, я вскочила, опрокинув стул.

Забыв об одеяле и обо всем остальном, что слышала на записи, я выпрямилась в полный рост и обвела глазами присутствующих. Дениз потрясло, что муж умолял за мою жизнь, а не за ее. Узколобое представление о действительности не оставило ей шанса заглянуть глубже и охватить истину. Наверное, приятно жить и видеть мир таким одномерным.

Но дядя Боб все понял. Он сидел с отвисшей челюстью и так смотрел на папу, словно тот спятил. И Джемма тоже все поняла. Джемма. Единственный на планете человек, за чье сочувствие я бы гроша ломаного не дала.

К счастью, слезы, которые могли хлынуть из моих глаз от того, что отец фактически нарисовал у меня на лбу мишень, скрывались за стеной замешательства. Легкие оставались парализованными, как будто кто-то ударом вышиб из меня весь воздух. В груди начало гореть, поэтому я заставила себя сделать вдох, хотя была уверена, что ошеломленное выражение моего лица не изменилось ни на йоту.

Мой отец, пропахавший в управлении полиции Альбукерке двадцать лет, был слишком умен, чтобы совершить такую несусветную глупость. И дядя Боб прекрасно это знал. Я видела, как в его карих глазах смешиваются шок и ярость. Он был так же поражен, как и я.

Папа выглядел виноватым. Бестолковое выражение лица мачехи, которая то и дело переводила взгляд с него на меня и обратно, могло бы меня рассмешить. И все же в комнате было три человека, до кого дошло все и сразу. Дядя Боб – это я еще могла понять. Но не могла поверить, что Тафт тоже все понял. Он смотрел на меня, и в его взгляде читалось удивление, граничащее с извинениями.

Однако недоверия на лице Джеммы я просто не могла вынести. Она сверлила папу тяжелым взглядом, представляя собой классический образ крайнего изумления. Что ж, ее степень в психологии окупилась. Она поняла, что отец предпочел мне ее. Предпочел мне нашу мачеху.

Ноги самостоятельно стали отступать назад, пока я не почувствовала, что уперлась в дверную ручку. Протянув руку за спину, я повернула ее как раз в тот момент, когда с места поднялся папа.

– Чарли, погоди.

Я бросилась через дверь, попав в море столов с трезвонящими телефонами и щелкающими клавиатурами. Я спешила к выходу.

– Чарли, прошу тебя, остановись! – раздался позади папин голос.

Чтобы он увидел кучу соплей, в которую я превратилась? Ни за что на свете.

Однако он оказался проворнее, чем я ожидала. Поймав меня за локоть длинной худой рукой, он развернул меня лицом к себе. Тогда-то я и поняла, что слезы снесли стену и уже текут у меня по щекам. Папа расплывался передо мной, поэтому я сморгнула слезы в глазах и стерла их со щек свободной рукой.

– Чарли…

– Не сейчас. – Я выдернула руку и снова направилась к выходу.

– Чарли! – повторил папа и снова схватил меня за руку, когда я уже выходила на улицу.

Он втащил меня обратно внутрь, я освободила руку. Он схватил меня снова, я снова освободилась. И так еще и еще раз, пока я не дала ему такую звонкую пощечину, что звук эхом прокатился по участку. В помещении повисла тишина, и все взгляды устремились к

нам.

 

Папа потрогал щеку, по которой я ударила.

– Я это заслужил, но позволь мне все объяснить.

Мы стояли и смотрели друг на друга, но боль предательства и обиды не давала моим

ушам слышать, что он говорит. Я закрылась. Его слова отскакивали от меня, будто меня окружало невидимое защитное силовое поле. Изобразив самый лучший гневный взгляд, на какой сейчас была способна, я отвернулась и снова попыталась уйти. В основном потому, что увидела, как к нам подходят Дениз с Джеммой. От одной мысли, что придется иметь дело с их безразличием, я чувствовал себя по-настоящему больной. Я тяжело сглотнула, пытаясь избавиться от горького комка, застрявшего в горле.

На этот раз папа меня не хватал. Он просто уперся рукой в стену, перекрыв мне дорогу, наклонился и прошептал мне на ухо:

– Если придется надеть на тебя наручники и силком потащить в ту комнату, я это сделаю.

Я наградила его яростным взглядом. Дениз тоже разозлилась и ускорилась, оказавшись возле нас быстрее, чем я думала.

– Она тебя ударила? – потрясенно спросила она.

Больше, чем когда-либо в жизни, мне захотелось хорошенько ее пнуть. Где носит Ульриха, когда он так нужен?

– Что ты собираешься с этим делать? – снова спросила Дениз папу. Моего папу.

Смутившись, что офицеры видели мою истерику, она огляделась по сторонам. – Лиланд…

– Заткнись, – отозвался он тихим, угрожающим голосом, лишив Дениз дара речи.

Наконец-то.

Ее рука легла на горло, словно так ей было легче проглотить папины слова. По закону, любой офицер, который видел, как я ударила папу, был обязан меня арестовать. Но никто не сделал ни шага в нашу сторону.

Папа возвышался надо мной в полный рост своей худой фигуры, но я знала, какой он крепкий и сильный, и не сомневалась: если ему взбредет в голову поволочь меня в конференц-зал, он это сделает. Но тогда он дернет кошку за хвост. Без боя я не сдамся, и этот бой он забудет нескоро.

– Да пожалуйста, – сказала я так же тихо и угрожающе, как он, – надевай на меня наручники. По собственной воле в ту комнату я не вернусь, потому что не имею ни малейшего желания видеть жалость всех, кто в курсе, что ты послал психа убить собственную дочь.

Вздохнув, папа ссутулил плечи.

– Я этого не делал.

– Не делал? – резко переспросила Джемма, выходя вперед. – Именно это ты и сделал, папа.

– Нет. Я хотел сказать…

– Она особенная. Неповторимая. – От слов Джеммы я затаила дыхание. – Она представляет собой намного больше, чем даже тебе о ней известно. И ты послал его к ней?!

– Джемма, – подала голос Дениз, и я почувствовала, что она считает, будто ее предали,

– о чем ты говоришь? Он умолял того человека не причинять вреда Чарли.

Похоже, Джемма с трудом сохраняла спокойствие. На несколько секунд закрыв глаза, она повернулась к нашей мачехе.

– Мам, неужели ты ничего не слышала?

– Я слышала каждое слово, – с горечью проговорила Дениз.

– Мама, – Джемма положила руки ей на плечи, – открой глаза. – Ее голос был мягким, потому что она не хотела ранить чувства ведьмы.

У меня таких порывов не было:

– Это невозможно.

Дениз злобно скрипнула зубами и повернулась к папе, тыча в меня пальцем, на случай, если он не заметил:

– Видишь?

Меня до сих пор беспокоила реакция Джеммы. Честно говоря, не думала, что ей вообще есть до меня дело.

Державшийся все это время позади дядя Боб шагнул к нам.

– Может, пойдем все ко мне в кабинет?

– Я ухожу, – сказала я, чувствуя себя выжатой, как лимон. Казалось, меня вот-вот стошнит. Я снова шагнула к выходу.

– Я знал, что у него ничего не выйдет, – еле слышно проговорил мне вслед папа. Я остановилась. Обернулась. Ждала продолжения.

– Я знал, что все закончится, как с остальными.

С какими остальными? О скольких случаях ему известно? Папа подошел ко мне и умоляюще посмотрел мне в глаза.

– Солнышко, ну подумай. Если бы он пришел за Дениз иди Джеммой, они были бы уже мертвы.

Он был прав. Но это не уменьшало моей боли от того, что он сделал. Ужасная, жгучая боль, какой мне еще никогда не доводилось испытывать, прожигала дыру у меня в груди, стеной росла передо мной, пока я снова не почувствовала, что задыхаюсь. А потом это случилось опять. Чертовы слезы. Господи, неужели можно быть еще более жалкой?

Папа погладил меня по щеке.

– Я з