Глава 4. ОБЩИЕ ПОНЯТИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ЧАСТНОГО ПРАВА 5 страница-------------------------------- <1> Fouchard, Gaillard, Goldman on International Commercial Arbitration. P. 802, par. 1444.
Иногда говорят <1>, что сходное понятие "нормы права" содержится и в п. 1 ст. 28 Типового закона ЮНСИТРАЛ о международном торговом арбитраже: "Арбитражный суд разрешает спор в соответствии с такими нормами права (выделено нами. - Авт.), которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора". Российский закон "О международном коммерческом арбитраже" 1993 г. воспроизводит это положение Типового закона ЮНСИТРАЛ. Многие арбитражные регламенты также следуют этой терминологии (Арбитражный регламент МТП - п. 1 ст. 17 <2>, Регламент Лондонского арбитража - п. 3 ст. 22 <3>). -------------------------------- <1> Fouchard, Gaillard, Goldman on International Commercial Arbitration. P. 802, par. 1444. <2> Арбитражный регламент Международной торговой палаты. <3> Регламент Лондонского международного третейского суда.
Следует учитывать преобладающее мнение, основанное на материалах обсуждения проекта типового закона в ЮНСИТРАЛ, что этот типовой закон имеет в виду иное. Выражение "нормы права" должно пониматься как указывающее на возможность применения лишь некоторых транснациональных правил, например норм положений международных договоров, но не дозволяющее подчинения спора принципам lex mercatoria, общим принципам права или правовым решениям, выработанным в практике международных коммерческих арбитражей <1>. -------------------------------- <1> Holzmann Howard, Neuhaus Joseph. A Guide to the UNCITRAL Model Law on International Commercial Arbitration - Legislative History and Commentary. The Hague, 1989. P. 768; Binder Peter. International Commercial Arbitration and Conciliation in UNCITRAL Model Law Jurisdictions. London, 2010. P. 335, par. 6-008.
В любом случае Типовой закон ЮНСИТРАЛ указывает лишь на применение "права", если арбитры устанавливали применимое право на основе коллизионных норм. Пункт 2 ст. 28 указанного Закона: "При отсутствии какого-либо указания сторон арбитражный суд применяет право, установленное в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми". Это означает, что "нормы права" могут быть применены по соглашению сторон, но в отсутствие оного применению подлежит лишь "право".
4.4. Проблема квалификации в международном частном праве
Понятие квалификации. Прежде чем решить спор, суд, как и любой другой орган, применяющий право, должен оценить представленные сторонами факты, подыскать для них подходящую норму. Процесс, в ходе которого конкретные жизненные обстоятельства подводятся под абстрактные правила поведения, именуется в праве квалификацией. Результат квалификации обычно представляется в виде умозаключения, вывод из которого заключается в возможности применить норму к имеющемуся набору фактов. Например: "В отсутствие наследников имущество умершего переходит к государству; у наследодателя нет наследников; следовательно, все имущество умершего должно быть передано государству" или "Причинение вреда возмещается по законам страны места совершения деликта; деликт совершен в стране суда, значит, вред будет возмещаться по законам страны суда". Для того чтобы прийти к подобному заключению, правоприменитель накладывает на происшедшее "решетку" юридических категорий, позволяющую распознать в переплетении жизненных обстоятельств причинение вреда или же спор о наследстве. При этом признаки, благодаря которым частное происшествие обретает черты юридического факта, берутся из правовой нормы путем установления возможно более точного смысла содержащихся в них понятий. В центре проблемы квалификации помещается задача толкования юридических норм. На первый взгляд для успешного толкования достаточно иметь перед глазами текст интерпретируемого правила. На самом деле оценка фактической стороны дела и подыскание подходящей нормы представляют довольно сложный процесс, в основе которого лежат предпосылки, остающиеся порой незамеченными. Так, прежде чем извлечь смысл толкуемого правила, следует определиться с местом, которое оно занимает в ряду других норм. Установить это место возможно, располагая представлением о структуре права в целом. Кроме того, всякая норма наполняется конкретным содержанием лишь в процессе своего применения. Отсюда важно знать, как устроено судопроизводство, какова система судов. Для этого, в свою очередь, нужно иметь перед глазами общую картину государственного и политического устройства. Толкуя норму, следует отдавать отчет в целях, которые ставил перед собой законодатель, формулируя правило. Это, в свою очередь, понуждает разобраться в системе ценностей, принятых в обществе, и т.д. В конечном счете интерпретация нормы всегда зависит от того, в рамках какой традиции она выполняется, к какому обществу принадлежит толкуемая норма. Истолковать, уяснить содержание правового института нельзя в отрыве от общего контекста, в котором он существует, не учитывая исторических, экономических, религиозных, языковых особенностей, сопутствующих его развитию. Коллизии, с которыми приходится иметь дело суду, разбирающему спор, осложненный иностранным элементом, представляют собой столкновение не только и не столько законов разных стран, сколько различных правовых культур. Даже в пределах одной правовой семьи, чьи нормативные акты могут быть похожи до совпадения, сходство норм оказывается порой обманчивым. Широко известно, например, что категория недвижимости, несмотря на свою распространенность, разделяется далеко не всеми правопорядками одинаковым образом. Есть правопорядки, в которых обходятся и без нее. В тех же странах, где она используется, в нее вкладывают свой особый смысл, по-разному, например, определяя круг объектов, относящихся к недвижимому имуществу. Нет единогласия относительно того, когда следует обращаться к нормам о наследовании. Хотя сам институт преемства прав умершего в той или иной степени известен всем правопорядкам, однако взгляды на то, какие жизненные ситуации должны им охватываться, далеки от совпадения. В этой связи упоминают выморочное имущество, которое по нормам одних стран переходит к государству как к универсальному наследнику, а по правилам других - как к оккупанту, захватывающему бесхозяйную вещь. Первый же опыт обращения к иностранным терминам "наследство", "брак" или "внешнеэкономическая сделка" способен поколебать уверенность в том, что привычные понятия и институты, смысл которых кажется нам само собой разумеющимся и единственно возможным, обладают такой же значимостью и самоочевидностью и в других правовых традициях. Сравнительное правоведение постоянно предоставляет в наше распоряжение примеры того, как одно и то же обстоятельство квалифицируется противоположным образом в разных странах. То очевидное обстоятельство, что даже в сходные по форме категории вкладывается разное содержание, серьезно осложняет международную унификацию частного права. Попытки наднациональной кодификации норм вещного, обязательственного, семейного или наследственного права постоянно наталкиваются на то, что именуется часто "скрытыми" коллизиями. Последние сохраняются даже тогда, когда явные противоречия преодолены, а юридические тексты, применяемые в разных странах, совпадают буквально. Повод для коллизий, а значит, и необходимость в коллизионном регулировании сохранятся до тех пор, пока отдельные слова и фразы будут пониматься юристами разных стран по-своему. В этой связи обычно приводят наглядный пример Франции и Бельгии, гражданское законодательство которых основывается на общем акте - Гражданском кодексе 1804 г., что не мешает французским и бельгийским судам по-разному толковать и применять внешне совпадающие положения. "Если двое делают одно и то же - это не одно и то же", - говорили в подобных случаях римляне. Теории квалификации. В международном частном праве проблема квалификации отношений с иностранным элементом часто ставится как вопрос о том, право какой страны из задействованных в споре следует принимать во внимание в ходе толкования коллизионной нормы. Известно, что коллизионные правила отвечают за взаимодействие одного правопорядка с другим. Они обеспечивают контакт с внешней правовой средой, что наделяет их двойственным характером. С одной стороны, они принадлежат lege fori - той правовой системе, в рамках которой они создаются и поддерживаются, и потому должны обладать той же природой, что и любая иная норма национального права. С другой стороны, они не могут оставаться чуждыми и тому правопорядку, к которому производится отсылка, - lege causae. Коллизионная норма едва ли способна выполнить свою задачу, если не находится в отношениях подобия с той правовой системой, на которую указывает. Словно ключ в замке, ее контуры должны повторять рельеф правовой местности, с которой ей предстоит соприкоснуться. Подмеченная двойственность стала причиной давнего спора, ведущегося в доктрине международного частного права относительно того, что же следует взять за основу при толковании коллизионной нормы - правовые установки, которые свойственны закону суда, или же категории и понятия, предоставленные той правовой системой, к которой производится отсылка. Две конкурирующие теории на этот счет получили названия lex fori и lex causae. Первая настаивает на том, что коллизионная норма хотя и выделяется из ряда других правил, составляющих закон суда, остается его частью, которая должна пониматься в духе национального права. Когда в объеме или в привязке коллизионной нормы встречаются выражения "место жительства" или "неосновательное обогащение", то смысл, который в них вкладывается, заимствуется у прочих институтов lege fori. Взгляд, согласно которому коллизионную норму необходимо толковать в соответствии с критериями закона суда, сложился ранее всех остальных и до сих пор широко разделяется в доктрине, законодательстве и судебной практике. Среди авторов, придерживавшихся этого взгляда, необходимо назвать немецкого коллизиониста Кана, французских юристов Бартэна, Батиффоля. Примером законодательного закрепления такого подхода к проблеме квалификации может служить одна из старейших европейских кодификаций норм международного частного права - ГК Испании 1899 г.: "Квалификация в целях определения применимой коллизионной нормы всегда производится согласно испанскому закону" (ст. 12) <1>. Есть подобная норма и в российском праве (п. 1 ст. 1187 ГК РФ). -------------------------------- <1> Сходные по существу формулировки присутствуют в ст. 10 ГК Египта 1948 г., § 3 Указа Венгрии о международном частном праве 1979 г., ст. 3078 ГК Квебека 1991 г., ст. 3 Закона Румынии 1992 г. применительно к регулированию отношений международного частного права. См. также: ст. 6 Кодекса Бустаманте.
Другая теория исходит из того, что при толковании коллизионной нормы следует обращаться к категориям, взятым в праве, к которому она отсылает, - lex causae. Концепция lege causae возникла как реакция на недостатки теории lege fori, которая подчас игнорирует специфику отношений с иностранным элементом, мерит равной мерой неравные вещи. Главное - доктрина lege fori не способна справиться с отрицательными последствиями скрытых коллизий. Одним из наиболее известных выразителей этой теории является немецкий юрист Мартин Вольф. Специфика отношений, осложненных иностранным элементом, заключается в том, что процесс квалификации в таких случаях распадается на две хорошо различимые стадии, по мере чередования которых один и тот же набор фактов оценивается по меньшей мере дважды. Первый раз - когда подыскивается коллизионная норма для того, чтобы понять, каким правом следует руководствоваться при решении спора, второй - когда после определения применимого права, в его рамках, отыскивается подходящий институт. В доктрине эти две стадии именуются соответственно первичной и вторичной квалификациями. Теория lex fori предписывает суду, любому другому правоприменителю на стадии первичной квалификации руководствоваться только своими представлениями о праве, воспринимая случившееся по меркам своего правосознания. После того, как коллизионная задача решена, применимое право установлено, начинается стадия вторичной квалификации, когда судья, обратившись к чужому правопорядку, вынужден переквалифицировать тот же самый набор фактов, взглянув на них, насколько это вообще возможно, глазами своего заграничного коллеги. Совершить подобный переворот в сознании, отказаться от своих правовых привычек и обратиться к иностранным квалификациям правоприменителя вынуждает понимание того, что невозможно вкладывать в чужие нормы свой смысл, иначе эти нормы перестанут быть чужими, но и своими не станут. "Иностранное право применяется в соответствии с установленными в нем критериями толкования и действия его во времени", - говорит по этому поводу ст. 15 Закона о реформе итальянской системы международного частного права, устанавливая общее правило, которое повсеместно разделяется. Однако в таком случае между первичной и вторичной квалификациями назревает противоречие. То, что мы только что оценивали как наследование, может на втором шаге обернуться семейно-правовым обязательством; то, что воспринималось как договорное обязательство, превращается в деликт, и т.д. По ходу рассмотрения дела судье приходится менять свои представления о нем порой самым решительным образом, что отнюдь не способствует разрешению дела. Скрытые до поры коллизии проявляются и именуются в международном частном праве конфликтом квалификаций. Причиной этого является прямолинейное следование принципу lege fori. Обращение к теории lege causae, напротив, позволяет, казалось бы, избежать неблагоприятных следствий скрытых коллизий. В самом деле, если на обеих стадиях процесса квалификации - на первичной и вторичной - использовать категории одного и того же правопорядка, то столкновения квалификаций не произойдет. В качестве этого правопорядка следует признать не закон суда, а применимое право, которое берет на себя основную нагрузку в разрешении спора. Критерий места заключения контракта не обманет нас в последующем, если изначально воспринимать его по английскому правилу "почтового ящика" как место отправления акцепта, а не место его получения, как велит собственный закон. Однако воплотить в жизнь принцип lege causae мешает одно препятствие. Дело в том, что потребность в квалификации возникает сразу, как только суд приступает к решению спора, содержащего иностранный элемент. В этот начальный момент он еще не знает, право какой страны ему предстоит применять, с какими правопорядками у данного контракта, деликта или наследования установлена связь и есть ли она вообще. Не случайно процесс определения применимого права образно называют "прыжком в темноту". Оценивать правоотношение, подбирать подходящую коллизионную норму, устанавливая ее смысл, сферу действия и т.д., приходится в условиях, когда lex causae еще не установлен, в лучшем случае о нем можно лишь догадываться. Квалифицировать приходится тогда, когда иного права, кроме собственного, в распоряжении суда не имеется. Пороки, которыми страдают обе концепции, не позволяют раз и навсегда отказаться от одного из принципов толкования в пользу другого. Вместо этого предпринимаются попытки установить довольно сложный баланс приемов и способов, примиряющих оба начала. Дальше всех по этому пути ведет теория автономной квалификации. Ее сторонники предлагают искать решение проблемы толкования коллизионной нормы не посредством выбора между lege fori и lege causae, а путем сравнения категорий и конструкций, которые в них используются, с тем чтобы на почве совпадений и сходств на основе сравнительно-правового анализа создать особую, "автономную" квалификацию, наилучшим образом приспособленную для целей регулирования трансграничных отношений. Эту теорию наиболее активно разрабатывал и отстаивал немецкий коллизионист Э. Рабель. Если брать за основу квалификации правопорядок страны суда, следует в его рамках разработать и использовать терминологию, отличную от той, которая используется в других институтах национального права. Поскольку коллизионная норма, условно говоря, находится на положении "своей среди чужих", то и категории, в ней используемые, должны использоваться повсеместно. Последний взгляд нашел отражение в одной из современных кодификаций - Кодексе международного частного права Туниса 1998 г. Вслед за декларированием принципа lex fori как исходного следует оговорка: "При квалификации надлежит учитывать различные международные юридические понятия и особенности международного частного права" (ст. 27). К толкованию коллизионных норм вполне могут применятся принципы, сходные с теми, которые имеют место в международном праве, чьи положения должны пониматься с оглядкой на их интернациональный характер. При всей своей привлекательности возможности автономного толкования коллизионных норм не беспредельны, иначе последние рискуют вступить в противоречие с другими отраслями и институтами собственной правовой системы. Стремление коллизионистов разных стран выработать собственный универсальный язык, даже если оно когда-нибудь воплотится в жизнь, может привести к тому, что представители смежных дисциплин перестанут их понимать. К тому же нет простого ответа на вопрос о том, на какие органы должна быть возложена задача обобщенного толкования, как должна выглядеть подобная процедура, не подкрепленная необходимыми средствами. В частности, опрометчиво было бы заставлять суд, разбирающий и без того сложный спор о заграничном наследстве, проводить глубокий сравнительно-правовой анализ различий и сходств, существующих в разных правопорядках относительно основных категорий наследственного права. Очевидно, что процесс создания общего понятийного аппарата коллизионного права возможен прежде всего посредством международной унификации, требующей значительных затрат времени и сил. Толкование объема коллизионной нормы. Очевидно, что процессу толкования коллизионной нормы свойственны те же трудности, которые можно наблюдать в любой другой отрасли, будь то гражданское или уголовное право, среди которых выделяется проблема отграничения норм друг от друга, попытка определиться с тем, где заканчивается действие одного коллизионного правила и начинается действие другого. Задача отягощается явлением, которое в международном частном праве называют расщеплением, когда единое правоотношение расслаивается и подчиняется действию нескольких правопорядков. От интерпретатора требуются подчас серьезные аналитические усилия, чтобы в споре о заключении сделки выделить то, что относится к статуту формы, а что - к содержанию договора. То, что сферы действия различных коллизионных норм пересекаются, не имея четко выраженных границ, может не только затруднить, но и поспособствовать разрешению конфликта. В опытных руках квалификация объема коллизионной нормы может оказаться действенным средством, позволяющим добиться применения нужного статута, тем самым влияя на исход дела. Практике американских судов известны случаи, получившие в литературе название "квалификационный трюк", когда квалификация использовалась преднамеренно с целью достичь желаемого коллизионного эффекта. В ряде так называемых телеграфных дел суд штата Арканзас признал требования о компенсации морального вреда - причиненного ненадлежащей передачей телеграфных сообщений, расценивая заявленные иски как деликтные. Это позволило обратиться к закону места причинения вреда, праву Арканзаса, которое давало защиту таким требованиям. Если бы суд, как можно было ожидать, квалифицировал отношения между адресантом и телеграфом в качестве договорных, пришлось бы применять другую привязку, отсылающую к праву штата места заключения нарушенного договора, которое не признавало подобные иски. Наоборот, в деле Килберга против Северо-восточных авиалиний истец, которого не устраивал невысокий предел взысканий с перевозчика по законам штата, где произошло крушение самолета, пытался ссылаться на более лояльное к нему право штата места приобретения авиабилета, понуждая тем самым суд отнестись к происшедшей аварии не как к причинению вреда, а как к нарушению договорного обязательства. Суд, не согласившись с навязываемой квалификацией, тем не менее удовлетворил требования истца, посчитав, что вопросы, связанные с причинением вреда, относятся к процессу, а не к материальному праву, и, значит, к ним следует применять закон суда, который в той ситуации совпадал с законом места заключения договора <1>. -------------------------------- <1> Трюком с квалификацией воспользовалось в свое время английское правосудие, разбирая дела о признании прав бывших собственников на имущество, изъятое по декретам о национализации, проведенной российским правительством в 1918 г. Не прибегая к оговорке о публичном порядке, суды добивались похожего результата, отказывая в экстерриториальном действии актов другой страны, разглядев в них карательный, конфискационный характер.
В описанных случаях правоприменитель шел навстречу потерпевшим по принципу наибольшего благоприятствования слабой стороне. Тем не менее свобода, с которой суды общего права обращались с квалификацией спорных фактов, не встретила одобрения в странах цивильного права. Легко представить себе, насколько далеко может зайти суд, злоупотребляя своими возможностями, проявляя известную склонность не столько отстаивать интересы лица, чье право нарушено, сколько уклоняться от обременительной обязанности применять иностранное право. В силу того, что скрытые коллизии относительно признаков и состава недвижимого имущества встречаются довольно часто, для их устранения в международном частном праве многих стран была введена норма, подобная той, которая содержится в § 31 австрийского Закона о международном частном праве: "Правовое подразделение вещей... определяется согласно праву того государства, в котором вещи находятся". Такое правило носит вспомогательный характер, оно как бы присоединяется к коллизионной норме, при квалификации которой большинство слов и выражений, будь то "право собственности" или "место нахождения", берутся из закона суда, до тех пор, пока не встречается указание на недвижимое имущество. Тогда собственные квалификации отставляются в сторону, а на их место подставляется категория, заимствованная у lege causae, который в данном случае совпадает с законом места нахождения вещи. В результате вместо простого коллизионного правила образуется сложная конструкция, состоящая из разнородных частей, взятых из разных правовых систем. В российском праве положение, обязывающее при делении вещей на движимые и недвижимые применять квалификации закона места нахождения вещей, помещено в п. 1 ст. 1205 ГК РФ. Особенно остро вопрос о квалификации имущества как движимого или недвижимого стоит в наследственном праве. В силу того, что коллизионные нормы нередко предусматривают расщепление наследственного статута, когда среди всей наследственной массы обособляется недвижимость, следующая особым правилам, правоприменителю приходится определиться с тем, что следует понимать под этой категорией. В зависимости от того, как он истолкует понятие недвижимости, решится судьба всего наследства. Доверяться при этом лишь своим собственным квалификациям, заимствовать их из закона, практики и доктрины страны суда не всегда дальновидно. Наследственная масса может быть расположена за рубежом, рассеяна на территории разных стран, в каждой из которых могут быть свои представления о составе и признаках недвижимого имущества. Вполне возможно, что морское судно, которое суд подведет под категорию недвижимости, в стране его флага воспринимается как движимая вещь, к переходу прав на которую никаких изъятий не предусматривается. Особое внимание к переходу прав на земельные участки, здания, сооружения и другую недвижимость, как правило, приводит к тому, что в стране суда предусматривается для этих случаев специальная привязка. Квалификация института, неизвестного праву суда. В ходе первичной квалификации может сложиться так, что факты, требующие правовой оценки, облечены в форму, инородную правовой системе суда. Такая ситуация может возникнуть, если предметом спора являются отношения из траста, известные общему праву, но чуждые lege fori, относящемуся к системе цивильного права, не признающей института доверительной собственности. Отыскать подходящую привязку и определить применимое право можно, лишь предварительно установив природу этих отношений: являются ли они вещными, требующими применения вещного статута, или же мы имеем дело с особого рода обязательством, подпадающим под действие статута обязательственного. При этом оказывается, что закон суда не всегда в состоянии предложить не только тождественный, но даже близкий по существу институт. Настаивать в таких обстоятельствах на аналогии закона или права суда часто означает допускать подмену понятий, вкладывать в содержание правоотношения чуждый ему смысл. В таком случае оправданным может стать обращение к правовой системе страны, где используются искомые категории, где они развиты. Прием, в результате которого суд при решении спора с иностранным элементом, взяв за основу свои квалификации, заимствует в чужом праве отдельные категории, знаком многим правопорядкам. В Указе о международном частном праве Венгрии он выражен следующим образом: "Если какой-либо правовой институт не известен венгерскому праву или известен с иным содержанием либо названием и его нельзя определить с точки зрения толкования норм венгерского права, правовая квалификация производится с учетом иностранного права, регулирующего этот правовой институт". В едва измененном виде это положение повторяется в п. 2 ст. 1187 ГК РФ <1>. -------------------------------- <1> См. также: ГК Армении (ст. 1254); ГК Белоруссии (ст. 1094); ГК Казахстана (ст. 1085); ГК Киргизии (ст. 1168); ГК Узбекистана (ст. 1159); Закон Украины о международном частном праве (ст. 7); ГК Квебека (ст. 3078).
Толкование коллизионных привязок. До сих пор речь шла преимущественно о толковании категорий, содержащихся в объеме коллизионной нормы. Но не меньшие трудности вызывает придание смысла тем коллизионным признакам, которые содержатся в формуле прикрепления. Как известно, в основе международного частного права лежит стремление к предсказуемости, стабильности гражданского оборота, в котором присутствует иностранный элемент. Достичь желаемого возможно, если один и тот же спор будет разрешаться одинаковым образом независимо от суда, в котором он будет разбираться. На первый взгляд достичь желаемой цели помогает международная унификация коллизионных норм, использование в разных правовых системах одинаковых привязок к сходным случаям. Цель кажется тем более достижимой, если учитывать, что набор коллизионных признаков невелик. Но и тут международной согласованности решений мешают утвердиться скрытые коллизии. Какой бы используемый в привязке критерий ни попал в поле зрения, первое же сравнение двух и более правопорядков позволяет выявить его неоднозначность. Хорошо известно, что английское понятие домициля не соответствует континентальному понятию места жительства. Если в странах цивильного права под последним понимается место, где гражданин постоянно или преимущественно проживает, то для представителя страны общего права домициль - это место, в котором он может и не проживать, но куда он намерен вернуться, когда оказывается вне его. Двусмысленностью обладает и другой традиционный коллизионный признак: место заключения договора, под которым понимают как место получения, так и место отправления акцепта. Разночтения, существующие относительно внешне одинаковых привязок, ставят определение применимого права в зависимость от выбора суда. Зная об этом, истец может заранее рассчитать, куда лучше подать иск. Подобная спекуляция на международной подсудности, известная больше как forum shopping, приводит к неопределенности положения ответчика, повышает и без того высокие риски и издержки участия во внешнеэкономическом обороте. В борьбе с неблагоприятными последствиями forum shopping помимо международной унификации действенными оказываются другие меры, когда коллизионные признаки детализируются, простые нормы уступают место сложным, учитывающим все возможные нюансы отношений с иностранным элементом. Если раньше коллизионное регулирование деликтных отношений ограничивалось нормой, без разбора отсылающей к закону, где имело место противоправное действие, то теперь суду доступен более широкий диапазон - от закона места действия, места наступления вреда до общего личного закона потерпевшего и делинквента. Еще дальше по этому пути идут гибкие коллизионные нормы, отсылающие к закону, наиболее тесно связанному с правоотношением <1>. Подход, позволяющий установить действительную связь между фактическим составом и искомым правопорядком, смягчает скрытые коллизии, возникающие часто в силу механического, жесткого подхода к определению применимого права. Споры в отношении того, где заключается договор - в месте ли получения или направления акцепта - утрачивают свою остроту, коль скоро место заключения является лишь одним из возможных критериев, и притом, как правило, не самым решающим. Вместо этого полезнее переключиться на иные признаки (место поставки, платежа, ведения переговоров, нахождения продавца и пр.), в совокупности образующие более или менее объективную картину, складывающуюся вне прямой зависимости от того, какой суд, английский или российский, станет рассматривать спор.
|
