По наросту не бейте!

 

Тетка, та самая, что впустила меня в квартиру и поселила здесь, нависала надо мной и светила в лицо керосиновой лампой. За спиной у нее кто&то стоял. Может, Вера вернулась? — успел подумать я. Но это не была Вера, это были студенты. В руке моей был кусок мяса, я так и заснул, зажавши его в ладони. Я поспешно затол& кал мясо обратно за пазуху.

 

— Вам пора уходить, — сказала мне тетка. — Деньги все вышли. Двести — это такая мелочь, что не стоит и говорить. А там не было даже двухсот.

 

— Больше нет.

— И я тоже не могу здесь никого держать себе в убыток.

— Может, Вера приходила, пока я спал?

— Здесь никого не было.

— И не звонила тоже?

— Телефона давно нет, — сказала тетка.

Но тут же словно в опровержение ее слов в коридоре зазвонил телефон.

— Вера!

 

— Это Рашиду, — покачала головой женщина. — Здесь больше никому не звонят.

— Вера!

 

— Что он все о Вере? — обернулась тетка к студентам. — Он явно прикрывается Верой, а сам собирается жить, не платя.

 

— Непорядок! — сказал один из них. Тот, что рассуждал про кино на бумаге.

— Действительно, — подтвердил другой.

— Мама сразу сказала, что он проходимец, а я не поверила, — сказала тетка.

Ко мне придвигались, на меня наступали. Я вскочил, отбежал в сторону.

 

— Я — слабая, одинокая женщина, живу без мужского внимания, так каждый теперь норовит облапошить меня!

 

— Я не норовлю ничего такого, я сестру жду!

 

— Сестру! — грустно сказала та. — Принес конфету и думает, что может этим кого&то обвести вокруг пальца.

 

— Где она? — крикнул я и выбежал из комнаты.

 

За мной ринулись студенты, да и тетка тоже вышла и стала светить своей лам& пой. Коридор был темен, и если бы не лампа, так там не было бы видно ни зги. Я шарил по полочке.

 

— Она была, — сказал второй студент. — Мы ходили, смотрели. А потом при& шли — а ее уже нет!

 

— Да, все так, как он говорит! — важно сказал первый студент.

— Хорошая такая конфета!

— Большая.

— Даже огромная.

— А куда она потом делась…

— Черт ее знает!

— Просто чудо какое&то!

— Я сестре принес! — глухо сказал я.

— Ну, сестре… — развел руками первый студент.

— Не все сестры конфеты любят!

 

НЕВА 12’2014

 

16 / Проза и поэзия

 

— От конфет зубы портятся.

 

— Эмаль сходит.

— И не восстанавливается.

— Мы студенты, мы знаем.

 

Неподалеку Рашид бубнил что&то в телефонную трубку. На Рашидовом своем языке.

— Вера! — позвал я.

— Рашидушка! — сказала тетка.

 

Узбек запнулся на полуслове. Положил трубку и тут же появился, с жуткими черными провалами вместо глаз в неверном керосиновом свете.

— Денег не плотит и съезжать не съезжает, — сказала тетка.

— Здесь конфета моя была, — упрямо сказал я.

— Да, может, и не было никакой конфеты, — возразил один из студентов.

— Поди теперь проверь: была, не было! — подхватил и другой.

— Конфеты просто так на полках не валяются!

 

Узбек подошел молча. Взял меня за воротник. Как&то так ласково взял. Я даже подумал, что он хочет погладить меня. Быть может, он поверил мне, а не студен& там. Но он взял меня еще за пальто в области поясницы и поднял. Поднял так, что я едва мог дотянуться до пола ногами. И понес.

Нет, пожалуй, я ошибся: гладить меня он не собирался.

— А мясо мое где? — тихо спросил он.

— Я не брал мяса!

 

— В кармане, — подсказал первый студент. Он бежал впереди нас с Рашидом. Тетка светила фонарем сзади.

 

— Может, уже съел, — сказал и второй.

— Ничего! — сказал узбек. — Всякое бывает!

— Оно уварилось! — снова крикнул я. — Мясо уваривается.

— Да, уварилось. Было шесть кусков — стало пять. А нас четверо.

— Шесть на четыре не делится, — пробормотал я, задыхаясь.

— Пять тем более, — ответил узбек.

— Это вообще не его дело! — возмутилась тетка.

— Мы сели покушать, а там мяса не хватает.

— А мы не брали, — сказал первый студент.

— И никто не брал, — добавил второй.

 

Я подумал, что узбек совершенно напрасно подозревает меня в том, что я съел его мясо. Оно, конечно, я действительно его съел, но все равно не стоило бы про меня думать всякие гадости да глупости. Человеку нужно быть выше какого&то там съеденного мяса.

 

Мы уж были в прихожей. Студент с готовностью распахнул дверь перед нами, узбек перехватил меня получше и вытолкал на площадку. Я стал отряхиваться и поправлять на себе пальто. Я решил объяснить им все про сестру, они поймут, они не могут не понять, ведь это все&таки люди, и человеческий язык им не чужд, сказал себе я, а я иногда умею объяснять убедительно. Вот и теперь я буду убеди& телен. Но тут узбек с силой толкнул меня, я оступился, хотел было ухватиться за перила, но не нашел их, и покатился по лестнице кубарем. Дверь в квартиру за& хлопнулась.

 

Я прокатился целый лестничный марш и ударился головой о стену. Вернее, на& ростом. Тот смягчил удар. Он у меня похож на мягкую кость, он не болит, он не бес& покоит, просто его не должно быть. Берет слетел с головы, я тут же отыскал его и натянул на голову. Я не могу без берета. Сестра, сестра! Лучше думать о сестре, а не о наростах. Я сидел на полу, прижавшись спиной к стене. Если бы я был понастойчи&

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 17

 

вей, я наверняка мог бы что&то разузнать о Вере. Несомненно, тетка что&то знает о ней. Возможно, знают и студенты, и узбек. Он, конечно, темный узбекский чело& век, но это не значит, что — совсем уж неосведомленный.

Так я поселился на лестнице.

 

Прежде всего я доел мясо. Спать лег на площадке, лег, прижавшись к стене и по& ложив голову на ступень. Думал я о сестре. Ни о чем другом думать не мог.

 

Чем я питался? О, это совсем просто! Одна дура со второго этажа кормила бро& дячую кошечку, выставляла на площадке миску с булочкой и с молочком. Я ел ко& шечкину еду. Первый раз съел — смотрю: через час миска снова полная. Я снова съел. И сказал тихонечко: мур, мур! Смотрю: в миске снова молочко с булочкой по& явилось. Правда, и настоящая кошка приходила. Но я наказал эту сволочь. Долго гонялся за ней по этажам, приманивал, потом изловил, шваркнул об стену (для по& рядку), спустился вниз, открыл дверь и вышвырнул эту вопящую тварь на середи& ну проезжей части.

Но все&таки она меня всего перецарапала.

 

Потом еще кошки приходили. Их впускали жильцы. Дуру со второго этажа зна& ли все кошки округи. Но здесь уж расправа была коротка: за шкирятник — и вон из парадного! Еды все равно не хватит на всех — на меня и на кошек. Значит, кем&то придется поступиться!

 

И была ночь. С обычными ее подразделениями — с ужасом, темнотой, курси& вом, соболезнованиями, двенадцатым кеглем, паллиативами, эндшпилями, тоской и беспамятством. С последним — так более всего.

 

Днем вверх&вниз ходили жильцы, я провожал их глазами. Я надеялся увидеть сестру.

Узбек проходил.

— Здравствуйте, — говорил узбек. Я сидел на полу на площадке.

 

— Здравствуй, узбек, — отвечал я тому мрачно. — Что сестра моя? Не появля& лась ли? Не звонила?

 

— Ничего не знаю, — заторопился узбек.

— Ты — узбек, ты должен знать! — крикнул я.

— Не знаю, — забормотал тот.

 

Он совершенно не страшен — этот узбек. При свете дня узбеки не страшны. Появился Олег Олегович. Я был с ним груб.

 

— Что — сестра? — спросил он.

— Кому какое дело!

— Ты же сказал: встретишься и вернешься!

— Сказал.

— Ну и… не встретился и не вернулся!

— Не вернулся.

— А теперь здесь сидишь.

— Сижу.

— Давно сидишь.

— Не так, чтобы очень.

— И где она?

— Кто?

— Сестра.

— Нет.

— А может, ее вообще нет?

— Кого?

— Сестры.

Тут я дал ему в морду. Точно в морду. Иначе не назовешь.

 

НЕВА 12’2014

 

18 / Проза и поэзия

 

— Сестра есть, есть! — кричал я и бил его по скуле. — Она… особенная!

 

Олег Олегович много больше меня, он мог спустить меня с лестницы, рас& квасить мне нос, разбить губу, он мог затоптать меня ногами. Но он опустил руки, пока я его колотил, скривил свое немолодое лицо и заплакал. Когда я остановил& ся, весь сгорбился и молча пошагал вниз. Внизу тихо&тихо притворил за собой дверь.

 

Ну и хорошо! Зато теперь можно спокойно думать о сестре. А при нем нельзя думать спокойно.

 

Через день пришли полицаи. С дубинками и с пистолетами в кобурах. Я лежал себе на площадке, ни к кому не приставал, никого не гневил, никому не препятство& вал. Кошку выкинул из парадного незадолго до того. Но что — кошка? Кошка — тварь бесполезная и языка нашего не разумеет. Не из&за кошки же полицаи при& шли! Из&за кошек полицаи не ходят!

— Сидишь? — спросил один, ткнувши меня дубинкой в плечо.

— Сестру жду.

— На тебя жильцы жалуются, — добавил второй.

— Они врут, им заняться другим нечем.

— Что за сестра?

— Моя сестра.

— Я здесь всех знаю — здесь ничьи сестры не живут! — вставил второй.

— Моя особенная — она живет.

— А что у тебя там, под беретом? — треснул меня дубинкой по наросту тот.

— Мой нарост, — коротко ойкнул я.

— Опухоль, что ли?

— Нарост! — горделиво сообщил я. — Неизвестного происхождения.

— А ну покажи!

Я отвернул берет.

 

— Ну вот, он неизвестного происхождения, а ты по нему дубинкой! — укорил полицай своего товарища.

 

— А может, туда вишневая косточка попала, и теперь дерево растет?

— Так то ж у оленя было, — сказал первый.

— Да, он явно не олень.

— Будь он олень, так и вопроса бы не возникло!

— Ты ведь не олень?

— Нет.

— Да ну, какой он — олень?! — бросил первый.

— А у меня еще почки нет! — похвалился я.

— Покажи!

 

Я расстегнул пальто, выпростал одежду, показал свой темный, свежий рубец. Полицаи осмотрели его. Один даже хотел вложить персты. Но все&таки не вложил.

— Кто ж тебя так? — спросил первый.

— Не знаю. Когда пришел в себя, это уже было.

— Твое счастье. А то мы уж собирались тебя хорошенько отделать.

— По наросту не бейте! — попросил я.

— Болит? — сочувственно спросил первый.

 

— Нет, но поскольку он неизвестного происхождения, то лучше не надо. Тут я даже сам подивился своей рассудительности.

 

— Да, по неизвестному происхождению лучше не бить, — согласился другой. Разговор наш, кажется, стал складываться в мою пользу.

 

— Ну, так что, я буду сестру ждать? — спросил я.

— Вали&вали, на улице ждать станешь!

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 19

 

— На улице холодно, я пропустить могу.

 

— Шагай, покуда по неизвестному происхождению снова не схлопотал! Полицаи вытолкали меня из парадного. И пошли себе восвояси.

 

Я потоптался. На другой стороне дороги стоял Олег Олегович, смотрел на меня

 

взглядом, полным благоприобретенного оппортунизма и застарелого, простона& родного мракобесия.

— Прости, — сказал он. — Я позавидовал тебе, потому и сказал, что сестры нет.

— Сестра есть.

— Конечно, есть!

— И она особенная!

— Да. И красивая тоже! — сказал он.

— И красивая!

— Таких сестер больше ни у кого нет — только у тебя.

— Да, — сказал я. И поглядел на него.

 

Черт его знает, как я на него поглядел. Каким&то, не иначе, Хаубенштоком&Рама& ти. А как еще мне было на него глядеть?!

 

Возле дома сестры я постоял некоторое время, не решаясь зайти снова.

— Что? — сказал Олег Олегович.

— Ничего, — сказал я и зашел в парадное.

 

Спутник мой увязался за мной. Мы посидели на ступенях между вторым и тре& тьим этажами. Потом Олег Олегович ушел. Вернулся через полчаса, принес пива.

— На остатки денег, — сказал он.

 

Мы выпили пиво. Чтоб сделать ему что&то приятное, я отдал ему кошечкины молочко и булочку с блюдечка. Олег Олегович поел. Я сказал: мур, мур! Мы спря& тались. Вскоре появилось новое молочко. Тогда и я поел. В животе у меня заурча& ло от молока и пива, и у Олега Олеговича тоже заурчало, сначала у него заурчало, потом у меня, так мы сидели и урчали животами.

 

Мы не говорили, говорить было не о чем. Разве что о сестре. О моей сестре, ра& зумеется. Ну, так мы о сестре урчали животами. Я — трепетно, да и Олег Олегович трепетно, насколько мог. Хотя совсем уж трепетно у него не получалось: он же не знал мою сестру. А на одних домыслах далеко не уедешь.

И тут появилась тетка.

Она перла кошелку. Со всякой продуктовой дрянью.

— Я сестру жду, — глухо сказал я.

— Нет никаких сестер! — недовольно ответила тетка, останавливаясь.

— Может, она вчера приходила?

— Не приходила.

— Может, она пришла так, что никто не слышал?

 

— Я не глухая. Я все слышу. Когда кто пришел, когда кто ушел, когда кто сортир занял — меня не проведешь.

 

— Может, она хоть звонила?

— Очень кто&то тут ее звонков дожидается!

— А это вот Олег Олегович, — для чего&то сказал я.

Тетка стрельнула в него глазами и сказала:

— А я — тетя Тамара.

 

Тут Олег Олегович словно преобразился. Он подскочил со ступеньки, поправил свой не вполне чистый подшлемник, развинченной походочкой приблизился к тетке, изогнулся и вдруг пропел масленым голосом:

 

— Тетенька Тама&арушка, ах какая у вас тяжелая кошелочка! Позволю себе пред& ложить в качестве мужеской услуги дотащить оную до вашего етажа!

Тут в животе у него громко проурчало.

 

НЕВА 12’2014

 

20 / Проза и поэзия

 

Тетка засмущалась, покраснела, но Олег Олегович склонился еще ниже и поце& ловал потную ее руку с кошелкой.

 

— Ох, Олег Олегович, какой вы, честное слово! Но отдала кошелку с охотой.

 

Олег Олегович сделался словно гуттаперчевым. Он шел впереди, похихикивал, потрясывал подшлемником, отпускал комплименты тетке.

 

Я сделал шаг вслед за ними, но остановился. Что мне идти следом, если там нет сестры? Смотреть на эти жалкие ухлестыванья Олега Олеговича и убогое теткино кокетство мне не интересно.

 

Дверь этажом выше открылась, и тетка вошла. После закрылась, было тихо, и я ожидал, что Олег Олегович вернется.

 

Но Олег Олегович не вернулся. В животе моем проурчало.