Чертовы актерки

 

Спал и смерти не боялся — редкая ночь! И даже сестра почти отпустила меня. Последнего я не хотел, последнего я трепетал, но ничего не мог с этим поделать. Мы не властны над теми, кто нас порабощает, привязывает. И уж тем более над теми, кто выпускает нас на свободу. Вообще — свобода не для меня, она и не для че& ловека, человек не понимает свободы, он ею тяготится. Приведите ко мне подряд пятьсот человеков, и я всякому укажу на его несвободу. Несвобода — главное в че& ловеке, несвобода — лучшее в человеке, несвобода — святейшее, сокровеннейшее в нем. Несвобода — бог человека.

Проснулся я от света. И от хождения людей. Подвал будто преобразился.

 

В подвале, кроме нас, было еще человек шесть или десять, среди них одна жен& щина, тощая, лет сорока. Еще кого&то ожидали, это сразу чувствовалось, самого главного. Это к Евгению Лукичу, говорил кто&то, это решает Евгений Лукич, согла& шался другой, вот его&то все и ожидали. Но и тощая здесь решала вопросы, она была главной после Евгения Лукича. Ее звали Лизаветой Вилевной. Это я услышал от Олега Олеговича.

 

Свет был от фонарей на стойках. На полу были размотаны черные кабели. Тощая заметила, что я проснулся.

 

— Здравствуйте! — звучно сказала она. Я посмотрел мимо нее.

 

Она протянула мне руку.

— Лизавета.

 

Руку&то я ей пожал — мне не жалко. Даже встал с поддона. Она со мной оказа& лась одного роста. Кишка такая! Тогда я сел снова.

 

— Надеялась услышать ваше имя, — усмешливо сказала тощая. Я снова посмотрел мимо нее.

 

Тут всунулся Олег Олегович.

 

— Он не помнит своего имени, а я называю его «другом», — куртуазно сказал мой товарищ.

 

— И что вы предлагаете написать в титрах? Друг? Дружок? Милый друг? Шер ами?

 

— Можно выдумать какой&то псевдоним.

 

— Вот и выдумайте! — сказала она и тут же переключилась на остальных. Среди них был человек с камерой.

 

— Угол и постель крупным планом! Постель подбить! Чтоб была еще беспоря& дочней! Все эти ватники! Остальное, когда Евгений Лукич придет!

 

Человек стал снимать.

 

— Скоро мой подвал станет знаменитым! — приосанился Олег Олегович. — Вы мне должны за эксплуатацию интерьера.

 

Тощая снова обратилась ко мне.

— Скажите: «Мне все равно!»

Я промолчал. Я хотел, чтобы от меня отвязались поскорее.

— Только три слова: «Мне все равно!» — повторила тощая.

 

— Скажи! — шепнул Олег Олегович.

— Скажи! — велел мне еще какой&то киношник.

— Все равно.

— Нет, не «все равно», а «мне все равно»! — поправила меня Лизавета Вилевна.

— Он может! Он хорошо говорит! — вертелся ужом Олег Олегович.

 

НЕВА 12’2014

 

42 / Проза и поэзия

 

Этого лизоблюда теперь здесь только не хватало!

— Зачем?

— Мы просто послушаем.

— Мне идти надо! — сказал я, вставая.

 

— Что ты! — подскочил ко мне Олег Олегович. — Куда тебе может быть надо идти?!

 

— Ты знаешь! — хмуро сказал я.

— Искать сестру?

— Да, как ни странно.

 

— Поиски могут подождать до вечера, не правда ли? — заволновался мой то& варищ.

 

— Это твои поиски могут подождать до вечера, — сказал я.

 

— Есть много способов поиска сестры, — сказал Олег Олегович. — Снимаясь в кино, ты тоже можешь ее искать. Ты снимешься, станешь знаменитым, сестра уви& дит тебя и сама захочет тебя разыскать.

 

— Олег Олегович прав. Есть разные пути к Богу. И есть разные способы поиска сестры… и нужно только самому близкому вашему человеку, вашей сестре, также дать шанс помочь вам ее отыскать! — вмешалась вдруг тощая.

 

— Мне все равно! — сказал я.

 

— Что? — запнулась тощая. — Уже почти хорошо. Повторите еще раз эти самые три слова, а вечером, после съемок мы все вместе попробуем поискать вашу сестру!

 

— Ты понял? — сказал Олег Олегович. — Все будут искать твою сестру.

 

— Не надо, чтоб все искали. Я сам должен ее искать. Остальные пусть ищут сво& их сестер!

 

Тут было явление. Пришел Евгений Лукич, режиссер. Он сразу заполнил собой все помещение, все как&то подобрались, все устремились в его сторону.

 

— Это и есть тот, другой? — бросил режиссер. — Как он?

— Своенравен, анархичен, а так — ничего! — быстро ответила Лизавета Вилевна.

— Нам только его своенравия не хватало!

— Зато какой типаж! Ни малейшего сравнения с двоими вчерашними.

— А вчера были совсем другие песни!

— Утро вечера мудреней.

— Снимите берет! — коротко приказал мне режиссер.

— Я без него не хожу! — крикнул я.

 

Олег Олегович, напряженно улыбаясь, притиснулся ко мне и вдруг коротко са& данул меня кулаком в бок. Ему явно не нравилось мое поведение.

Приблизилась и тощая.

— Я только поправлю, — сказала она.

 

Лизавета Вилевна поправила мой берет. Сдвинула его в сторону, а потом поса& дила прямо.

— Так это и есть знаменитый нарост? — сказал Плачевный.

 

— Происхождение его неизвестно, — умильно сказал Олег Олегович. Человек с камерой стал снимать меня.

 

— Поехали! — бросил Плачевный.

 

Все засобирались. Погасили фонари. Подвал Олега Олеговича тут же съежился и будто бы уполз в сторону. Люди стали сматывать кабели. Режиссер пошел к вы& ходу. Я сел на поддон.

— А вы куда сели? — удивилась тощая. — Вы едете с нами!

— Зачем?

— Как это зачем? На съемки.

— Мне не надо съемок! — крикнул я. — Мне другое надо!

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 43

 

— Да&да, найти сестру, мы это уже обсуждали.

 

— Да, найти!

— Он пойдет, пойдет! — умоляюще говорил Олег Олегович.

 

Я взглянул мимо Олега Олеговича, как мимо пустого места. А еще товарищ на& зывается. Тьфу! Не надо таких товарищей! Можете себе их забрать.

 

— Дорогой мой… — начала женщина.

— Я не дорогой!

— Ну, не дорогой! — с крахмальной усмешкой сказала та.

— Я никакой, меня вообще нет!

 

— Хорошо&хорошо, — терпеливо сказала еще. — Я уговорила Евгения Лукича взять вас вместо двух обалдуев, что мы отсматривали вчера. Хотя в принципе и они подходили. В какое положение вы ставите меня своим отказом! Съемочный день короток, и где мне теперь искать вам замену?

— Где сегодня съемки, Лизавета Вилевна? — кротко спросил Олег Олегович.

— В Сестрорецке.

 

Я насторожился. Я вдруг услышал что&то безмерно знакомое, что&то очень близкое.

 

— Где? — глухо спросил я.

— В Сестрорецке. Так художник решил. Подходящее место.

— В Сестро&рецке? — запнувшись, повторил я.

 

— Красивый курортный город, там течет река Сестра, — сказала Лизавета Ви& левна.

 

— Куда она течет?

— В Финский залив, — сказала Лизавета Вилевна.

— Мы увидим Сестру?

— Конечно. Будем проезжать мимо.

— А там точно она течет?

— Сами убедитесь! — усмехнулась женщина.

 

Тут они с Олегом Олеговичем поволокли меня к выходу. Я, впрочем, не упирал& ся, я сам шел. Я хотел увидеть Сестру. Пускай она даже и река.

 

На улице стояли три микроавтобуса. Все уже расселись, ждали только нас.

 

И еще напротив дома, на другой стороне улице, стоял старикашка, державший большую&пребольшую картонку у себя на груди. На картонке было начертано: «Он ищет сестру». Старикашка был Федором Григорьевичем.

 

Видать, он всю ночь простоял так. Проклятущий Федор Григорьевич! Прокля& тущий и Олег Олегович, разболтавший все проклятущему Федору Григорьевичу!

 

Мы забрались в автобус. Олег Олегович сидел поодаль. Хорошо! Он прилип& чив, как скарлатина. Чуть ближе сидела тощая. А еще сидели актеры с актерками.

 

Окно запотевало. Я протирал его кулаком, но оно запотевало снова. Лучше было глядеть в окно, чем на актеров с актерками.

 

Я хотел увидеть Сестру. По&моему, мы ехали долго — пора бы уж ей появиться. И тут чудо! Мы остановились на мосту. Впереди были машины, ехать мы не

могли. Я заволновался.

— Это Сестра? — спросил я.

 

— Нет, дорогой! — сказала Лизавета Вилевна. — Это Черная речка. Мы даже не выехали из города!

 

Вот незадача! А где же Сестра?

 

Я стал смотреть в пол. Город рассматривать я не хотел, актеров с актерками — тем более. Что еще оставалось? Смотреть в пол.

 

Олег Олегович точил лясы с актерками. Взглянул бы на себя, так вел бы себя поскромнее. Люди редко знают свой действительный вид, и оттого среди них за&

 

НЕВА 12’2014

 

44 / Проза и поэзия

 

водятся такие вот олеги олеговичи. Но актерок, кажется, не смущал ни подшлем& ник Олега Олеговича, ни его неопрятный вид, ни его запах после вчерашних возли& яний, который ощущал даже я.

Чертовы актерки!

 

Может, мне рассказать им о том, что я ищу сестру? Вот только что это даст? Да и поймут ли они? Что вообще понимают актерки? Быть может, они не понимают ничего! Загадочный народ — все эти лукавые дряни!

 

Мы наконец выехали из города. Будь что будет, решил я. Мне вдруг на миг пока& залось, что мне нужно прильнуть, приникнуть к этой реке — Сестре. Пускай теперь хладно и пасмурно. Омочить в ней лицо и ноги, и, быть может, спокойствие тогда снизойдет на душу мою. Но хороша ли будет душа моя со снизошедшим спокойствием. Не знаю, не уверен! Может, и отвратительной. Все души отврати& тельны.

 

Тут автобус наш свернул с шоссе и остановился возле большого стеклянного дома с террасой.

 

— Кофе&брейк, кофе&брейк! — загалдели актеры с актерками, выметаясь из ав& тобуса.

 

— Пошли! — подтолкнул меня к выходу Олег Олегович.

 

На террасе не было никого, мы пошли внутрь дома. Там смешались разные запа& хи: дивные и тошнотворные. Пахло супом и кофе, пахло рыбой и пирожками, там было светло и чисто, между столиками бегали тетки в передниках.

Наша ватага шумно расселась за несколькими столиками.

 

— Вы правда никогда не снимаете берета? — спросила меня одна из актерок. Я хотел запустить в нее чем&нибудь. Вилкой или салфеткой.

 

— Никогда! — важно ответил за меня Олег Олегович.

 

Сам он тоже сидел в подшлемнике. Со мной за компанию. Хотя, если вдумать& ся, все равно он — говнюк! Что мне его компания!

 

Тетка в переднике и с блокнотом обходила нас.

— Кофе черный или с молоком? — спрашивала она.

 

— Черный и восемь кусочков сахара, — ответил Олег Олегович. — Сахар мне нужен для моего мозга.

 

Ну что, разве он не говнюк? После этаких слов. Что вообще у него за мозг такой!

— А вам? — спросила она меня.

— Меня от кофе тошнит, — сказал я.

— Может, молока или сока?

— Воды!

 

— За это тебе не надо платить! — склонившись ко мне, тихо сказал Олег Олего& вич. Впрочем, все равно, конечно, все слышали.

 

— Минеральной? — терпеливо спросила тетка.

— Из&под крана, я ее пью.

— И еще принесите ему рогалик! — велела Лизавета Вилевна.

Передник мелькнул, тетка исчезла.

 

Я не хотел этого мира, я не хотел этой жизни, этих разговоров с актерками, этих бесед о высоком, этих тщеславий. Я не хотел Олега Олеговича, сидящего рядом, я не хотел присутствия тощей, то насмехавшейся надо мной, то будто бы выручавшей. Может, мне встать и уйти? Но я даже не знаю, где я. Я не знаю, куда меня завезли.

 

Всем принесли кофе, мне принесли воду и рогалик. Рогалик достался мне одно& му. Стало быть, перепал он мне лично от тощей. Не жду ничего хорошего от этих внезапных рогаликов.

Половину рогалика я съел, остальное засунул в карман.

— Тебе повезло: первая роль — и сразу со словами, — рассуждал Олег Олегович,

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 45

 

громко прихлебывая. — А я вот в двух картинах снялся, прежде чем мне эпизод до& верили со словами. Всего с двумя. И слова&то! Тьфу! «С... менты!»

 

— Олег Олегович — молодец! — ввернула Лизавета Вилевна. — В четвертой кар& тине снимается. Скоро пора будет ему заслуженного артиста давать!

 

— Ух ты — Коза какая проказливая! — мармеладно ответствовал мой товарищ. И изобразил двумя своими прямыми пальцами некоторую видимость действи&

тельной природной козы, как мне почудилось.

 

Тут все стали подниматься, потянулись к выходу. Я тоже поплелся за всеми. Возле дверей мы сошлись втроем: я, режиссер, тощая. На улице тяжелые тучи ело& зили по низкому небу, поддувал ветер.

— Не жалеете, что едете с нами? — вдруг весело спросил режиссер.

— Я хочу увидеть Сестру, — сухо сказал я.

— Вашу сестру?

— Там такая река протекает!

 

— Увидим! — взглянул на часы режиссер. — Отснимемся быстро — можем зае& хать на полчасика! Устроим небольшой пикник на берегу. Я знаю неплохое местеч& ко. Лизавета Вилевна, запиши, дорогая, желающих и организуй после съемок.

 

— Запишу, организую!

 

Мы расселись по автобусам. До съемок мне дела не было. Зато я сегодня увижу Сестру. Правда, пока только реку. Но река приближает меня к моей сестре, думал я.

К тому ж и половина рогалика. Она тоже была причиной моей бодрости.

— Вот она, ваша Сестра! — вдруг сказала Лизавета Вилевна.

— Что? — встрепенулся я.

 

Автобус как раз выехал на мост. Я прильнул к окну, потом подскочил на месте, чтобы лучше видеть, и ударился наростом о перекладину, ойкнул и плюхнулся об& ратно на сиденье.

 

Река была неширока, но живописна, с каменистыми берегами и с довольно из& рядным течением. Она, конечно, не имела ничего общего с моей сестрой, но все равно хотелось на нее (на реку) смотреть! Будь моя воля, так я бы остался здесь прямо теперь.

 

Место, где мы высадились, тоже оказалось вполне себе выразительным и гипо& тетическим, хотя, в общем, ничего особенного. Дома, улица, рядом сквер, скамей& ки, мохнатые сосны, прочие же деревья голые, и еще — тысячи ворон в небе, но& сившихся огромным кричащим облаком.

 

Началась суета. Выгружали всякое оборудование, подъехала грузовая машина, на которой стоял бак, полный мусора, этот бак сняли с машины и поставили прямо у меня перед носом. Полицаи оцепили место съемок. Я сел на скамейке возле му& сорного бака.

 

Вся киношная толпа держалась поодаль. Актеры с актерками ходили из сторо& ны в сторону, потом возвращались и снова начинали так же ходить. Где&то там же был и Олег Олегович. Тощую же я не замечал.

 

Зажглись прожекторы, актеры с актерками стали ходить собранней, Плачев& ный что&то покрикивал в мегафон, но слов я не разбирал. Я хотел на берег реки.

 

Должно быть, меня передумали снимать, решил я. Ну, и правильно! Я бы на их месте такого не стал снимать никогда в жизни! Разве мало у них молодых, краси& вых, ухоженных, обаятельных, артистичных, таких, что если надо заплакать — за& плачут, если надо рассмеяться — будут хохотать во все горло, таких, что если надо быть философичным, так ум будет светиться в их глазах, во лбу, в лице, умом бу& дут светиться их длинные пальцы, тонкие запястья, все их чертовы артистические конечности. Разве есть у меня хоть сотая доля их талантов? Нет у меня ни сотой, ни тысячной доли их талантов!

 

НЕВА 12’2014

 

46 / Проза и поэзия

 

Олег Олегович, конечно, предатель, коллаборационист, киношники загипноти& зировали его, они ему нравятся, он получает здесь удовольствие.

 

Актеры с актерками ходили, потом перестали расхаживать. Я съел половину рогалика. От нечего делать стал рассматривать мусорный бак, даже немного поко& пался в мусоре. Один из полицаев, стоящих в оцеплении, посмотрел на меня. На всякий случай я перестал копаться в мусоре, уселся снова на скамью.

 

Река ведь не может перестать течь, пока я здесь сижу? Ко мне подошел полицай из оцепления. Молодой.

— Ждешь? — спросил он.

— Нет.

— Ты тоже из этих? Я видел, ты с ними приехал!

— Приехал.

— Тебя будут снимать?

— Мне все равно.

 

— А я вот хотел бы в кино сняться, я три раза видел, как снимают, в оцеплении стоял, но сам не снимался ни разу. Даже не предлагали.

 

— А, — сказал я.

— Ты уже в гриме? Выглядишь как настоящий.

— Я такой и есть.

— А, — сказал полицай.

— Да.

Полицай ушел к своим выгородкам и разноцветным лентам.

 

Тут толпа киношников ринулась в мою сторону. Быстрым шагом шли Плачев& ный, оператор, тощая, еще какие&то люди, впереди всех вприпрыжку бежал Олег Олегович.

 

— Чувак, — воскликнул он еще издали, — и до тебя дошла очередь! Меня окружили.

 

— Поди, заждался уже, дорогой мой? — звучно сказал Плачевный.

— Мне все равно!

 

— Правильно. Эти самые слова мы и будем сейчас произносить. Запылите ему берет! — бросил он своему окружению.

 

Мне стали сыпать на берет муку или тальк, потом растерли порошок рукой. Какая&то тетка стала рисовать кисточкой прямо у меня на лице. На скулах и под глазами.

 

— Все&все, достаточно! — сказал режиссер. — Вот это твоя партнерша, позна& комься! — сказал он.

 

Вдруг подвернулась какая&то женщина, актерка, лет тридцати, наверное. Или двадцати двух. Я мельком взглянул в ее сторону.

 

— Привет! — сказала она.

— Ага! — понуро сказал я.

 

Поначалу я назвал ее про себя Селедкой. Но потом, увидев, что она молода и даже миловидна и что вообще не так страшны актерки, как их малюют, я тут же ласкательно (и лилейно) переименовал ее в Селедочку.

 

— Представь! — стремительно заговорил режиссер. — Эта женщина идет по улице. У нее только что произошло… я не буду тебе рассказывать, что произошло, для этого нужно рассказать весь фильм. Произошло, в общем, ужасное, крушение, и вот она идет и натыкается на тебя. Пару слов о тебе! Вот стоит небольшая помой& ка. А ты джентльмен в несколько стесненных обстоятельствах. И потому можешь позволить себе чуть&чуть покопаться в помойке, не правда ли? Не бойся, мусор чи& стый, отходы, конечно, но специально собранные, они не гнили неделю, в них не копались крысы. Копайся спокойно. И тут подходит она. Натыкается! И тут самое

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 47

 

интересное! Она смотрит на тебя, ты — на нее: всего мгновение! Она оценивает тебя, ты — ее! У вас разные обстоятельства, разные статусы. Она мешает тебе делать свое дело. Ты, может быть, оскорбляешь ее достоинство, ее веру в человека! Она произносит тираду, три фразы. Что за тирада, неважно, мы ее уже отсняли, не сегодня и в другом месте. В кино так бывает: снимают в разное время, в разных местах, а кажется, что это здесь и в то же самое мгновение. Короче, она го& ворит, а ты ей отвечаешь: «Мне все равно!», и она уходит. Гневно, стремительно, отчаянно! Уходит так, как должна уйти. Но это не важно, мы это уже тоже от& сняли…

— И все? — спросил я.

 

— Великолепно! — вскричал режиссер. — Вопрос Фомы Неверного! Знаешь, сколько ты будешь на экране? Целых одиннадцать секунд! И все это время ни на мгновение не будет ни малейшего штукарства, тебе не придется ничего делать ли& цом. Если я увижу штукарство, мы немедленно расстанемся, и сцену нам придется переснимать с другим артистом. Только естественность! И вместе с тем это будет сугубый, загадочный кадр. Я знаю, у зрителя в этот момент будет ком в горле, ощу& щение тайны. Почему она заговорила с этим оборванцем? Что ей до него? Зритель будет думать, что тот — не случайный человек в ее жизни. Что тот — кто_то в ее жизни? Может, друг, с которым она рассталась давным&давно, бывший муж, лю& бовник. Может, родственник! Брат, дядя…

 

— Брат? — переспросил я.

 

— Пусть будет брат! — согласился Плачевный. — Мы вместе с тобой можем придумать сейчас любую версию, и она останется между нами. Больше мы никому

 

о ней не расскажем. Это будет одной из тайн фильма.

— Значит, она — сестра? — спросил я.

— Кто?

— Если я — брат, значит, она мне сестра?

— Разумеется! Если ты ей брат, значит, она тебе сестра!

 

— Нет, она не сестра, сестра не такая, она просто Селедочка, пусть молодая и даже хорошенькая, но все же только Селедочка, сестра… не согласен, не согласен! — забормотал я.

 

— Хорошо&хорошо! Мы будем думать, что ты просто ее старинный знакомый, бывший преподаватель университета, у вас с ней был скоротечный роман в годы ее студенчества, но потом ты ушел из университета, стал пить, опустился, потерял квартиру, тебя преследовали неудачи, и вот ты вынужден копаться в помойке. От сумы и от тюрьмы, как говорится… Тебе нравится такая версия?

 

— Да! Но только не сестра!

— Не сестра, напрасно я вообще заговорил о ней!

— Да.

— Отлично, мой дорогой! Можем приступать! — сказал Плачевный.

 

Тут он подвел меня к остальным. Лизавета Вилевна смотрела на меня как&то особенно, как&то по&женски. Как&то по_тощему.

 

— Значит, Селедочка? — с усмешкой шепнул мне Плачевный. — Надо запом& нить!

 

— Главное, не сестра!

 

— Дивная, чудная помоечка! — сказал режиссер. — Сам бы с удовольствием по& копался! Открою секрет: в мусоре закопано несколько раритетов. Например, тран& зисторный приемник советского производства. Чрезвычайно винтажная штучка! Отыщешь — он твой! Толкнуть такой раритет коллекционеру — так можно дня два жить, ни в чем себе не отказывая. Прожить королем среди других джентльменов, находящихся в стесненных обстоятельствах. Ты знаешь это, ты увлекся своей ра&

 

НЕВА 12’2014

 

48 / Проза и поэзия

 

ботой, а тут эта… женщина. Она заговаривает с тобой, она даже стыдит тебя! И ты говоришь: «Мне все равно!»

— Мне все равно.

— Начали! — сказал режиссер.

— Тишина на площадке! — сказал кто&то в мегафон.

 

Я сунул руки по локоть в мусорный бак. Поначалу мне попались картофельные очистки в пластиковом пакете. Рядом была стопка журналов, тоже в пакете. Были засохшие кисти, пакет со строительным мусором. Интересно, если я найду что&то ценное, помимо приемника, это тоже отдадут мне? Мне&то ничего не надо. Но я могу подарить это Олегу Олеговичу, он хорошо распорядится находкой. Олег Оле& гович — практичный человек, мне не чета! Зато у меня есть сестра, у него — нет, хоть какое&то преимущество! Подошла Селедочка, остановилась, взглянула на меня укоризненно. Я смерил ее взглядом и сказал:

 

— Мне все равно!

Селедочка посмотрела на меня и пошла прочь.

— Еще! — скомандовал Плачевный.

 

Я снова вернулся к картофельным очисткам. Теперь мне попалось еще колесо от детского велосипеда. Но это же не может быть раритетом? Селедочку я отшил злее прежнего:

 

— Мне все равно!

 

Как Селедочка вернулась на исходную позицию, я не видел. Я занимался мусо& ром. Мне попалось полпачки ячневой крупы, вероятно, просроченной.

 

— Мне все равно! — сказал я прицепившейся ко мне Селедочке. Она, кажется, чуть не расплакалась. Так ей были обидны мои слова.

 

Потом мне стало жаль Селедочку. Она ведь не виновата в том, что она Селедоч& ка. И я сказал «Мне все равно!» мягче прежнего. Будто извиняясь. Я больше никого не замечал, ни Плачевного, ни тощую, ни Олега Олеговича, ни прочих киношников, не замечал и камеры. Помойка? А что — помойка! Помойку я уже почти любил. Но транзисторный приемник так и не находился.

 

— Мне все равно!

 

Я произносил эту фразу и сверкая глазами, и устало, и равнодушно, и дерзко, и беззастенчиво. Произносил и вовсе без выражения. Слова эти сделались будто де& ревянными, они почти выламывались из меня. Я думал швырнуть чем&нибудь в Селедочку, когда она снова подойдет ко мне. Лучше всего подходило колесо от ве& лосипеда. Но можно, конечно, и картофельными очистками.

 

— Мне все равно! — сказал я, обдумывая свой план.

 

На всякий случай я положил колесо поверх очистков. Селедочка, ничего не по& дозревая, снова подошла ко мне. Тут я распрямился, и в руках моих было колесо. Я перехватил его поудобнее и сказал:

 

— Мне все равно!

В следующий раз непременно запущу в нее колесом, сказал себе я.

 

То&то они удивятся! Особенно, конечно, Селедочка удивится! Удивится и обидит& ся. Может, даже заплачет. Особенно если я попаду ей в голову. Мне, конечно, не веле& ли кидаться колесом, но могу ведь я что&то сделать самостоятельно, не правда ли?

 

Если я попаду в Селедочку колесом, меня, разумеется, прогонят, может, даже на& костыляют, это я понимал, но мне было все равно. Всякому человеку время от вре& мени должны костылять, его иногда должны прогонять, даже из самого мира и из самой жизни, это ему полезно. Так он острее будет чувствовать в себе свое челове& ческое.

 

Итак, я теперь держал колесо наготове…

— Снято! — сказал Плачевный.

 

НЕВА 12’2014

 

Станислав Шуляк. Без сестры / 49

 

Я почувствовал себя разбитым и усталым. Наверное, им придется переснимать все это. Завтра или еще в другой день. Мне, конечно, не скажут, что все это никуда не годится. Но мне это все равно!

 

— Молодец! — бросил режиссер и коротко потрепал меня по холке. Все стали собираться.

 

— Эх, мне бы покопаться в этой помоечке! — вожделенно сказал Олег Олегович. Тощая услышала и лишь усмехнулась.

 

— Сейчас едем на берег Сестры! — сказала она.

— Правда? — глухо спросил я.

— Правда.