Глава двадцать седьмая. Джек надолго припал к бутылке с водой, пока мужчина счищалбарный стул рядом с ним и

Джек надолго припал к бутылке с водой, пока мужчина счищалбарный стул рядом с ним и

садился.

– Думал, ты отвалишь меня.

Катлер улыбнулся. Он все еще был в том же костюме, несмотря на время; было рано, а

настроение лучше.

– Ты шутишь? Везде, куда бы я ни пошел, меня находят по телефону.

Джек улыбнулся.

– Но думаю, в этот раз они немного милее, когда ты отвечаешь.

– Может быть, – Катлер кивнул бармену. – Джек Дэниелс с кокой и еще одну бутылку то-

го, какой бы хренью ни была его выпивка.

Бросив десять фунтов на стойку, Джек опередил наличку Катлера.

– Я угощаю. – Он посмотрел на детектива. – Давай назовем это угощением на прощанье. –

Он замолк. – Я так понимаю, ты покидаешь Кардифф? И не едешь на Оркнейские остро-

ва?

– Ты верно понимаешь. – Засунув деньги обратно в карман, Катлер прильнул к стойке. –

Вызвали обратно в Лондон. Кажется, шумиха вокруг меня улеглась.

– Поздравляю.

Они чокнулись каждый своей тарой, и звук звонко прозвучал в полупустом баре.

– Спасибо. Хотя поздравления излишне, не так ли? Ничего из этого ко мне никакого от-

ношения не имеет.

Джек внимательно посмотрел на него.

– Но ты раскрыл дело и положил конец террору Кардиффского вспарывателя.

Катлер засмеялся.

– О, ну конечно. Я это сделал.

– Так пишут в газетах. Должно быть правдой. Муж Марии Бруно признался под давлени-

ем о своих долгах и из-за постоянного унижения и угрозах развестись убил свою жену,

вырезав самые важные для нее органы. Но перед этим он попрактиковался на парочке

других, бродя по улицам Кардиффа в плотном черном плаще с капюшоном, выискивая

жертв и зверски убивая их. Но жажда крови росла и даже после безжалостной расправы

над женой Мартин Мелой не смог остановиться. – Джек распахнул глаза, усиливая эффект

своих слов; его голос был полон нот карнавальной мелодрамы викторианской эпохи. – И

тогда инспектор Катлер аккуратно расставил сеть, приближаясь к нему. Когда провали-

лась последняя попытка убийства, он выбрал трусливый путь и покончил собой, оставив

только жалкое послание: "Мне жаль. Я во всем виноват".

Бровь изогнулась в дугу. А бутылка взмыла, салютуя полицейскому.

– Если так говорится в прессе, должно быть правдой, – Катлер покрутил стакан в руках. –

Я рад, что тебя это забавляет.

Джек вздохнул.

– Иногда нужно видеть и светлые стороны. Иначе темнота сведет тебя с ума. Прими это к

сведению от того, кто знает.

– Бедный Мелой.

– Нет, – Джек помотал головой. – Он мертв. Его это не ранит.

Катлер не казался таким уж убежденным в этом.

– Знаешь, что по-настоящему забавно? – неожиданно спросил он.

– Ну-ка.

Джек видел морщины и складки на лице мужчины рядом с собой. Много их пролегало че-

рез лоб и щеки и через пару лет им не хватило бы места. Ни одна из морщин не казалась

порожденной смехом.

– Задумайся. Я вонзил нож в свою карьеру, притворившись, что подделал улики, а теперь

восстановил карьеру, на самом деле подделав улики и подставив мертвеца. ДНК Мелоя

обнаружат на каждом месте преступления или на каждой жертве, просто если кто-то ре-

шит доказать его невиновность, – он покачал головой. – И мою руку направлял Торчвуд в

обоих случаях. – Проведя рукой по беспорядку песочного цвета волос, покрывавших его

голову, он встретился взглядом с Джеком. – Так что ты можешь поздравлять меня, сколь-

ко душе угодно, но мы оба знаем, что все это чушь. Тут нет правды и правосудия. Все

фарс. Совсем как тогда.

Джек помотал головой.

– Ты ошибаешься. Ты не считаешь случившееся с Райаном Скоттом и пришельцем право-

судием? И ты серьезно думаешь, что мир готов к правде о Рифте и всем, что оттуда выле-

зает? – Катлер не отвечал. – Конечно же нет. Если бы думал, не молчал бы все эти годы.

Просто это не так легко как черное или белое, правильное или ошибочное, хоть иногда с

моей работой легче было бы ужиться, будь все так. Правда – это то, как ты воспринима-

ешь ее. Правда изменчива.

– Правда всегда есть, Джек. Скрыта в самом внизу. Ты знаешь об этом. Ты просто дела-

ешь выбор и надеешься, что он был лучшим, – улыбнулся Катлер. – И я тебя за это ува-

жаю. Но не думаю, что я мог бы жить по этому правилу.

Они пили в тишине, каждый погрузившись в собственные мысли. Тишину нарушил Джек.

– А ведь я мог бы сделать это правдой. – Он искоса посмотрел на полицейского. – Я мог

бы сделать так, чтобы ни одна из правд не происходила на самом деле. А написанное в

газетах стало бы реальностью. – Он замолк. – У нас есть нечто. Что-то, что облегчает па-

мять. Убирает ненужное. И поверь мне, обычно это к лучшему.

– То есть, так вы поступаете с неудобными людьми вроде меня? – Катлер помотал головой.

– Это не делает все более правдивым. Оно делает все правдивым только для меня. А это

совершенно разные вещи. Я сохраню мозг нетронутым. Если ты не против. Огорченным и

запутанным – таким я люблю быть.

– Я полагал, что ты так ответишь. Но было бы грубо не предложить.

– И я благодарен тебе за предложение, – Катлер оттолкнулся от стола. – Вот схожу в ком-

нату для маленьких мальчиков. А потом куплю тебе хороший напиток. Правильный. С ал-

коголем и всем остальным, – он замолк. – Хорошо бы было служи ты в полиции, Харкнесс.

Джек ухмыльнулся.

– Я бы перехватывал их.

– Ты и так перехватываешь.

Двенадцатью минутами позже Гвен стояла в дверях бара с руками по бокам, ее тонкая фи-

гура отсвечивала в огнях. Только когда она прошла внутрь, Джек увидел две морщинки

между бровями. Джеку стало интересно, будет ли он знать ее, когда эти морщины посе-

ляться там навсегда. Все было неопределенно. Все могло измениться. Сколько Гвен оста-

лось? Будет ли ее жизнь длиннее, чем у Тошико или у Оуэна или всех других, которые

умерли у него на глазах во имя Торчвуда? Во рту появился горьковатый привкус.

Гвен смотрела на привалившегося к бару полицейского, уронившего светлую голову на

руки. Межу его лицом и отполированной поверхностью издавался сопящий храп.

– Я так понимаю, виновата не выпивка?

– Нет, – помотал головой Джек.

– Не думаю. – К ним присоединился Янто. Его аккуратный костюм представлял собой

противоположность катлеровскому, рубашка которого выбилась из штанов на спине. –

Реткон?

– Аха, – Джек поднялся. – Я бросил его в напиток, когда он отошел в уборную.

– Почему? – разочарование Гвен было на лицо, но Джеку не хотелось ничего слышать. Он

знал, что ей нравился Катлер. Также он знал, что образ застывшего на барной стойке Кат-

лера было своего рода предчувствием ее собственного будущего. Если Торчвуд не убьет

ее, всегда есть вероятность, что это сделает что-нибудь другое. Гарантий ни у кого не бы-

ло. Да и реткон был по-своему смертью.

– Он был в Хабе. Тесно с нами сотрудничал. – Мускулы челюсти Джека болезненно натя-

нулись. Порой он ненавидел свою работу. – Если бы он оставался в Кардиффе, возможно,

был бы полезен, но его перевели в Лондон. Он будет слишком далеко, чтобы отслеживать

его. Он может создать проблем.

Джек выбирал слова аккуратно и абсолютно ожидал, что Гвен вызверится на него из-за

использования термина о "бесполезности" Катлера. Но она не стала. Вместо этого он уви-

дел, как она внимательно рассматривает его прекрасными темными глазами. В ровном не-

оновом свете она казалась очень юной, и Джек в очередной раз подивился этим людям,

которые следовали за ним в ситуациях, которые могли принести смерть им, но никогда

ему. Что он сделал, чтобы заслужить их верность?

– Возможно, самое лучшее решение, – наконец сказала она.

– Куда его отвезти? – Янто устроил тело в сидящем положении, стараясь устроить одну

руку на его шее.

Джек достал связку ключей из кармана спящего детектива.

– К нему домой – он засунул маленький колок бумаги в свободную руку Янто. – Вот адрес.

Один из новых домов вниз по заливу.

Янто кивнул. С минуту он не двигался, и Джек чувствовал его беспристрастный, внима-

тельно изучающий взгляд на себе.

– Это было правильно, Джек, – неожиданно сказал он. – Единственно правильное.

Джек кивнул. Он знал это. И все же знание не заставляло прекратить думать, что он толь-

ко что убил человека, того, кто ему нравился и кого он уважал. Катлер может стать дру-

гим после этого, счастливее или нет, но Джек принял решение за него.

Гвен вытянула руки.

– Спорим, мерзко быть боссом.

– В точку.

Приблизившись, она неожиданно импульсивно обняла его, наполняя душу Джека теплом.

– Мы будем через десять минут. И тебе, черт возьми, лучше быть здесь, когда мы вернем-

ся. Ты не единственный, кому нужно выпить. Правда, Янто?

Высокий молодой мужчина кивнул. Его лицо вытянулось под тяжестью крепкого, спяще-

го тела.

– Я выпью, как только доставлю его домой, – он фыркнул, стараясь сохранить равновесие.

– Он тяжелее, чем кажется.

– И потом, – добавила Гвен с улыбкой. – До зарплаты еще неделя, так что ты платишь. –

Она замерла на полпути, идя за Янто. – Ты ведь в порядке, да, Джек?

Он улыбнулся.

– Да. Конечно. А теперь валите отсюда, иначе пока вы вернетесь, я выпью ваше пиво.

***

Джек подождал, пока Гвен уйдет, прежде чем согнать улыбку с лица. Его собственное

одиночество вгрызлось чуть сильнее во внутренности, и он подумал, возможно, пустота в

нем такая же глубокая, как и та, что он увидел в кричащей пасти пришельца. Он бы не

был удивлен. Темнота своего рода засела в нем, и он знал, что ничего поделать с ней не

может. Такой вот неизбежный эффект его необычной жизни. Выбора, который ему прихо-

дилось делать в длинной и, казалось, бесконечной жизни.

Вздохнув, он допил теплые остатки воды в бутылке и почувствовал шипение в груди. Че-

рез несколько часов детектив Катлер проснется с небольшой головной болью и все знание

о Джеке Харкнессе, Торчвуде и Торчвуде Один будет стерто из его воспоминаний. Мо-

мент, который определили его карьеру и выявил так многое о силе его характера, будет у

него отнят и заменен сжигающим стыдом. Но положительным станет то, что он будет ду-

мать, что только что раскрыл дело о самом брутальном серийном убийце в Кардиффе, и,

может быть, это как-то поможет отпустить себе грехи за подделку много лет назад улик

для осуждения другими.

Правда Тома Катлера изменилась. И, вероятно, с новой станет легче жить. Единственное,

что точно знал Джек – знание не всегда полезно для

души.

Наблюдая, как бармен моет стакан Катлера, благополучно удаляя все свидетельства о рет-

коне, Джек вздохнул. Титульная страница лежащей сбоку бара "Вестерн Мейл" была вся в

фотографиях бледного лица Мартина Мелоя, его глаза смотрели озлобленно, словно осу-

ждая Джека из могилы. Правда Мартина Мелоя тоже изменилась. Знающие его еще дол-

гие годы на званых вечерах будут лакомиться историями, о том, что "в нем всегда было

что-то странное, он никогда не казался нормальным". И придумают таких небылиц, в ко-

торые по прошествии времени сами же поверят. Правда была такая – текучая и непосто-

янная. Возможно, еще только один человек во вселенной, кроме Джека знал об этом, но он

был очень далеко, переживая собственные приключения.

Джек мог бы быть с ним прямо сейчас. То был человек, который знал о сложных решени-

ях и носил в себе одиночество, которое могло побить даже одиночество Джека. Позвав

бармена, Джек подумал о пришельце и поющем мальчике, слитых воедино, находящихся

наверняка уже далеко во вселенной. Он позволил себе полуулыбку.

Из этого могло получиться что-то хорошее, даже если мир никогда не узнает.

– Пиво, водку и диетическую колу, – он замолк. – И бренди для меня. Без ничего.

Гвен и Янто скоро вернутся и поднимут ему настроение своим несокрушимым позитивом.

Джеку повезло, что они у него были, повезло найти их, и ему нужно было держаться за

эти хорошие времена, даже если они грозились промелькнуть в одночасье. Однажды ему

понадобится память о них, и он не станет разбрасываться радостью от настоящего, если ее

можно получить.

Потому что это был двадцать первый век. Когда все меняется. И капитан Джек Харкнесс

намерен быть готовым.

Конец