POV Джунмён. Путь в родительский дом лежит через лес в черту города

Путь в родительский дом лежит через лес в черту города. На дворе подбегает к концу октябрь, но большинство деревьев вдоль кромки леса хотя и жёлтые, красные, оранжевые, но всё же в листьях. Машина едет беззвучно, я внимательно слежу за дорогой, хотя мыслями я далеко не здесь. Мыслями я снова и снова возвращаюсь к той ночи. В голове неизменно звучат его слова: «Там всего одна пуля. Это русская рулетка. У тебя всего три попытки. Не угадаешь, и я не дам тебе следующего шанса, Ким Джунмён». Кажется, это я не дал тебе шанса, ни единого.

Интересно, скольких этим я сделал несчастными? Как минимум двоих, как максимум четверых – и это только те, кого я знаю. Я съезжаю на обочину и торможу. Нужно немножко проветрить голову. Выскальзываю их машины и спускаюсь к кромке леса, недалеко, так, чтобы машина была в поле зрения. Ковёр из листьев толстый, я буцаю их, запустив руки в карманы чёрного пальто, и задумчиво запрокидываю голову вверх. Темнеет, но в лесу видно из-за включенных фар на машине, что я оставил. Я делаю ещё несколько шагов вперёд и замираю под раскидистым дубом, прислоняясь к нему. Срываю один засохший жёлудь и долго держу его в пальцах, а потом вздрагиваю, когда откуда-то справа слышится хруст сухих веток. Я резко оборачиваюсь, но никого там не обнаруживаю. Показалось? Чёртов параноик.

Я приседаю на корточки, собирая в ладошку несколько кленовых листьев за тонкие хвостики. Мама любила осень больше остальных времён года. Говорила, что только осенью есть такое разнообразие чувств, красок и цветов. По спине неожиданно бегут мурашки, я от неожиданности выраниваю все листья из рук и медленно вскидываю глаза вверх и вперёд. На меня глядят два кроваво-красных зрачка и я сглатываю. Очень вовремя, когда я без оружия, по сути, в лесу, один. Я медленно поднимаюсь и пячусь назад, понимая, что ухожу дальше, глубже в лес, но инстинкт сохранения работает только на то, чтобы оказаться как можно дальше. Из тени деревьев меня теснит в два, наверное, раза, больше, чем обычные ликаны, грязно-серый зверь с толстым шрамом на левом глазу и я охаю – Отшельник. Ликаны, называемые Отшельниками, отличаются от безмозглых оборотней только тем, что могут думать, но они большую часть своего отшельничества проводят в звериной форме, и некоторые из них со временем больше не могут принять человеческую форму. Обычные ликаны изгоняют таких сверх кровожадных тварей из своих кланов. Обычный ликан, если жрать нечего, может перебиться ланью или медведем, Отшельник же питается только человеческой плотью и кровью, от этого он больше и сильнее обычного ликана.

Отшельник теснит меня всё дальше в лес, а я продолжаю думать, как мне сбежать от него, или как отбиться, что в принципе, кажется невозможным. Я снова вздрагиваю, только теперь от тихого гортанного рыка, и устремляю взгляд назад, туда, куда пячусь спиной. Взгляд цепляется за ещё одну пару алых глаз. Именно алых, а не кроваво-красных, с другой стороны из тени дерева ко мне направляется другой ликан, угольно-чёрный, крепкий, сильный, с блестящей шерстью, и где-то под ложечкой сосёт. Я дёргаюсь, как от пощёчины, и буквально охаю. Это же?... Не может быть…

Отшельник тоже срывается на рык, увидев второго ликана, а у меня внутри всё холодеет. Угольно-чёрный выходит вперёд и замирает между мной и отшельником, а потом поднимается на задние лапы, в чём и есть одна из схожестей ликана с человеком. Ликан – это не волк, но его помесь с человеком. В то время, как охотник – это помесь человека с волком, но разница в том, кто и в ком преобладает.

Сжимая кулаки покрепче, я буквально затаиваю дыхание, а потом охаю, потому что угольно-чёрный ликан устремляет взгляд алых глаз на меня, а затем меня ловким ударом сильной лапы просто отбрасывают на несколько метров. Я чудом не здороваюсь спиной с каким-то деревом. Я приподнимаю голову с земли, ожидая, пока пройдёт головокружение, и вижу смуглую высокую фигуру в джинсах.

Я снова прикрываю глаза от сильного удара, потому что головокружение снова настигает, взгляд плохо фокусируется. Надо мной кто-то наклоняется, я распахиваю глаза и охаю ещё раз. Это… это Джонин?!
- Слишком сильно… - растеряно и виновато выдыхает он, касаясь рукой моего лба, а потом щеки. Он хватает меня за руку и кое-как сажает. – Слушай меня внимательно. Ты сейчас встаёшь и… - он не успевает договорить, его жестоко хватают за ногу, и выбрасывают, словно ненужную вещь, куда-то в бок. Я вижу, как о ствол дерева бьётся человеческое тело, но срываясь к Отшельнику, с лап его сбивает уже ликан. Они кубарем откатываются к деревьям. Слышится только вой, рык и огрызания. Отшельник снова срывается ко мне, когда я понимаю, что встать достаточно сложно из-за того, что ужасно болит спина. Джонин устремляется следом, сбивая его на землю, и валит на спину. Я едва успеваю кое-как подняться, когда он вырастает передо мной, Отшельник замирает напротив в человеческом виде.
- Маленький волчонок… - тянет Отшельник. Джонин откидывает с лица длинную чёлку и разгибается. На нём одни только джинсы, на крепком торсе несколько глубоких царапин, которые зарастают буквально на моих глазах.
- Кто сказал, что я маленький? – я слышу, как он усмехается.
- Обманчиво молод, но обманчиво силён. – Отшельник скалится. Даже в человеческом виде его улыбка напоминает оскал. - Не мешай мне охотиться, детка. – Отшельник глядит на меня, а я всё ещё в непонятках.
- Это моя добыча. – выдыхает Джонин.
- Она помечена? – Отшельник фыркает.
- Это моя добыча. – повторяет Джонин, чеканя слова да из его груди вырывается гортанный рык.
- И что?
- А то, что если ты попробуешь покуситься на неё, пиши – пропало. – Джонин заметно напрягается, это видно по точёным мышцам спины и рук. В воздух эхом по лесу поднимается заливистый смех.
- От тебя-то я получу по загривку, а, малыш?
- Я никому не позволю причинить ему боль. – вот теперь-то я по-настоящему охаю. Отшельник снова фыркает, и они опять срываются друг к другу, на ходу трансформируясь.

Меня в очередной раз роняют на землю, в этот раз уже Отшельник. Огромная пасть нависает сверху и мне приходится кое-как отвернуться и крепко зажмуриться, а потом его просто сдёргивают с меня так, словно он был одеялом. Крепкое волчье тело отлетает на несколько метров вперёд, сквозь ветви деревьев. Слышится негромкий жалобный скулёж.
- Ким Джунмён, ты ещё не понял? – Джонин разворачивается ко мне, падая на землю и держась за целый на первый взгляд бок. – Пошёл вон отсюда! Живо!
- Но… - я теряюсь. Он пытается защитить меня, безоружного от Отшельника, чтобы убить самому, или преследует другую цель?
- Без «но»! – рявкает он на меня так громко, как только может. Впереди слышится движение. Мы устремляем глаза вперёд. – Уходи, Мён! Сейчас! – ещё раз просит он, а потом сам срывается вперёд как раз в тот момент, когда оклемавшийся Отшельник срывается навстречу. Два крепких волчьих тела снова встречаются. Меня рвут изнутри противоречия. Он сошёл с ума? Окончательно? После того, как я едва не убил его? Это благодарность? Что это, чёрт побери?

Я снова пытаюсь встать, но тщетно – ноги немеют, я понимаю, что останусь так лежать на земле до тех пор, пока кто-то из них не падёт мёртвым. Угольно-чёрный ликан падает рядом, изгибаясь в неестественной позе и совсем тихо, жалобно воет. Он кое-как поднимается на лапы, а потом разгибается в полный рост, стоя на двух. Я всё ещё пытаюсь встать, хватаюсь за свои коленки, потом за голени и ойкаю от неожиданности. Рука встречается с металлом, и я готов счастливо смеяться, когда вынимаю из кобуры на голени двух калиберный револьвер. Всё это левой рукой. Я совсем забыл о нём, а ещё о том, что моя правая ладонь не может держать серебряного оружия. Я снова пытаюсь встать, держась за дерево и, замирая в вертикальном положении, тут же вскидываю руку, которая жжёт, когда я перекладываю оружие. Как только Отшельник снова оклемается… Но не тут-то было!

Крепкая когтистая лапа хватает за шиворот и легко ставит на ноги полноценно, угольно-чёрный обхватывает меня поперёк груди, закрывая собой и становясь полубоком. Впереди показывается Отшельник. Он низко рычит, берёт разгон и направляется точно к нам. Я успеваю только дёрнуться, Джонин хорошенько замахивается. Слышится хруст сломанной шеи и два выстрела. Всё затихает и замирает. Я крепко зажмуриваюсь, а потом падаю вместе с Джонином.
- Что…? – гляжу удивлённо на свою руку и на лежащего рядом Джонина. Угольно-чёрный ликан сворачивает отшельнику шею одним ударом сильной лапы, когда в этот момент я дёргаюсь от неожиданности, и он пытается меня удержать, я стреляю, поскольку держу палец на курке. - Как…?
- Это ожидаемо. – Джонин поднимает голову, глядя на свой голый, окровавленный бок. Кожа шипит и плавится. Это серебро. Я поспешно прячу револьвер и оглядываюсь по сторонам. – Иди сюда. – Джонин манит к себе, учитывая, что мы оба лежим на земле. Я удивлённо гляжу на него, когда он хватает за руку и укладывает к себе на грудь.

Чувствую, как моя одежда пропитывается его кровью. Он крепко сдавливает мои рёбра, давая им хорошо захрустеть, и я напрягаюсь, потому, что действительно больно, а потом выдыхаю и понимаю, что спина больше не болит. Значит, я просто повыбивал суставы и кости. Я быстро встаю, потягиваясь, и помогаю ему сесть.
- Что ты делаешь? Брось… - зовёт он. Я помогаю ему встать на ноги и без слов перекидываю его руку через свою шею, а второй подхватываю под руку, чтобы не дать ему упасть. Он хромает, ему тяжело идти и дышать, но благо это всего лишь окраина леса. До дороги всего ничего и я безумно радуюсь, когда всё же обнаруживаю ключи от машины в кармане пальто. Быстро открываю дверь заднего сидения и помогаю ему лечь, а сам устремляюсь за руль. До родительского дома всего ничего.
- Ты с ума сошёл. – шипит он сквозь зубы, когда я и протягиваю руку, помогая выскользнуть из машины. Мы кое-как доходим до дома. Я открываю дверь и толкаю ногой, Джонин вваливается в коридор и падает на колени. Больше не может стоять. Я снова подхватываю его, помогая подняться, и веду хотя бы в гостиную, укладывая на диван, а сам спешу за аптечкой в ванную. Он лежит с закрытыми глазами, тяжело дыша, я усаживаюсь рядом, устраиваясь у него за спиной, и поспешно открываю аптечку.
Бинты и перекись убирают кровь, и я могу видеть весь уровень повреждений. Я осторожно обрабатываю рану, замечая, как он неотрывно глядит на меня.
- Регенерация не работает? – спрашиваю я, чтобы как-то отвлечь его.
- Серебро действует на кровь ликана, как яд. Оно убивает в ней возможность к регенерации. Ликан умирает не потому, что охотник выстрели ему в лоб или в сердце. У каждого ликана свой допустимый порог. Ты никогда не думал, почему одному ликану хватает пули, а другому мало пяти? Кровь перестаёт нести в себе целящие свойства, когда в ней слишком много для конкретного ликана серебра. И тогда спасение становится смертью. – Джонин шипит сквозь зубы, когда я раскрываю зажимом рану.
- Какой порог у тебя? – спрашиваю я.
- Обычно после второй пули я начинаю слабеть. – говорит он. – Тем более я ещё не слишком и оклемался после нашей предыдущий встречи. – он слабо улыбается. – Мне всегда хотелось выстрелить в охотника, чтобы вы прочувствовали это на себе. Не потерю возможности к регенерации, а это чувство, когда что-то со скоростью света разрывает плоть.
- Ты, наверное, знаешь, что от проклятья оборотня никто не застрахован. – я обрабатываю щипцы и заговариваю ему зубы. - Если охотника укусил оборотень, он должен выстрелить в себя серебряной пулей. – я хватаюсь хорошенько за вторую пулю поглубже, когда незаметно для него уже достал первую.
- Что? Как? – удивляется он, и я в этот момент резко внимаю её. – Сволочь ты. – шипит он сквозь зубы.
- Серебро убьёт в охотнике зверя, но пулю нужно будет вынуть прежде, чем она навредит охотнику, как человеку.
- Так вот почему ты так умело справляешься с щипцами. – он хмыкает. Я обрабатываю рану и заклеиваю
- Как новенький. – я встаю, подхватывая инструменты и аптечку и ухожу в ванную, чтобы их помыть, а когда возвращаюсь его уже нет, и только открытая дверь балкона в гостиной.